Monster?

      Детектив Мин очень любит кофе. Может пить по пять — шесть кружек в день, и совсем не обращать внимания на недовольство Джина, в очередной раз разглагольствовавшего о вреде его употребления в больших количествах. Вот и сейчас Мин сидит за своим рабочим столом, который завален всевозможными документами, фотографиями и папками, будто бы лениво попивая горький напиток без молока и сахара, но на самом деле глубоко утонув в своих размышлениях. Худые длинные пальцы сжимают стаканчик, выдавая легкую нервозность, обычно сдержанного молодого человека.       Дело ему поручили не из лёгких, как собственно и всегда, с надеждой, что уж он-то сможет докопаться до истины и распутать этот сложный клубок. Однако сейчас Юнги переживал состояние стагнации* и это жутко напрягало. Ему не нравилось чувствовать себя бесполезным, но как назло, ни одна дельная мысль в голову не шла. По горячим следам, когда обнаружили первую жертву, преступника найти не удалось, а после, — в течение трех месяцев, — этот психопат убил ещё троих. Он будто издевался над полицией, оставляя тела, то в парке, то на площади, возле фонтанов и других людных мест. Убийца явно заявлял о себе, как бы говорил, вот он я, поймай меня, если можешь.       Раскрыв очередную папку со скудным набором информации, детектив постарался, опираясь на имевшиеся факты и наблюдения, нарисовать черты характера, контуром провести мотив и составить примерный психологический портрет.       Каратель, — как его окрестили СМИ, — убил уже четверых за четыре месяца: парня двадцати пяти лет, мужчину тридцати девяти лет, молодую девушку двадцати двух лет и совсем ребёнка — мальчика одиннадцати лет. Все были найдены спустя примерно месяц после их пропажи, в людных местах, с вырезанной надписью «Rotten»* на груди и перерезанным горлом. К первой жертве маньяк оставил записку с напечатанным текстом: «Всякому приходится расплачиваться за свои грехи»*. Что он хотел донести этим? Какие грехи он имеет в виду? Или же это не следует понимать буквально? И метод убийства весьма своеобразен и придает убийце некую индивидуальность. «Rotten» может означать, например, что человек скатился, пошел по неверному (в понимании маньяка) пути и прогнил душой. Но информация, собранная по убитым, не подтверждает гипотезу Мина.       Жертвы между собой никак не связаны — разные районы проживания, возраст, пол, внешний вид, социальное положение. Мужчина один раз привлекался за пьяный дебош на улице, жил не бедно и не богато, имея жену и дочь шестнадцати лет. Окружающие характеризовали его как вспыльчивого, но доброго человека, быстро отходчивого. Всегда был рад помочь.       Парень был из обычной семьи со средним достатком, единственный ребёнок, состоял в отношениях с одногруппницей старше его на год, не привлекался. Он был спокойный, немного замкнутый, но абсолютно безобидный.       Девушка же, напротив, была активисткой, участвовала во всевозможных конкурсах, состояла в нескольких кружках и имела отличную успеваемость. Из нормальной семьи, у отца свой «стартап» в строительном бизнесе, а мать юрист в его фирме.       В смерти мальчика же вообще нет смысла. Чем мог успеть так нагрешить десятилетний ребёнок, живущий с матерью и, по словам окружающих, будучи отзывчивым добрым и имеющий хорошо развитый не по годам ум?       Собрав все материалы по этому делу в стопку, Юнги со вздохом поднялся и направился в подвал. Ему требовалась помощь одного пришибленного идиота, к которому, в другой ситуации, Мин пошёл бы, разве что под страхом смерти, и то вряд ли. Но сейчас, ситуация была явно не та. Ему нужно с кем-то обсудить маньяка-психопата со странными своеобразными понятиями, мотивами, и лучшего кандидата, чем местный псих, с не менее ёбнутым мышлением, разве что людей не убивающим, не найти.       Открыв дверь с ноги, детектив с порога выдал: — Хосок, тащи сюда свой конченый зад. Есть разговор, — и бесцеремонно скинув папки с файлами на аккуратно убранный стол, плюхнулся на диван, тут же разваливаясь на нём всем телом и прикрывая глаза.       Послышался негромкий шум и из проема в шкафу появился вышеупомянутый нарушитель психического спокойствия Мина. — Мой милый Юн, ты нахуя дверь с ноги вышибаешь, блять? У тебя руки закончились? — радушно встретил его красноволосый. — Они были заняты. Этим, — не открывая глаз, детектив тычет пальцем в стол, на котором разбросал документы. — Я только навел порядок! Чёрт, в обуви на мой диван! Детектив Мин, ты такая свинья, ты знаешь? — раздраженно проговорил криминалист, взяв со стола один из листков. — Что это за макулатура? — Дело, что я веду сейчас. — Насколько помню, его открыли ещё четыре месяца назад. Я думал, ты уже разобрался с этим. — Все оказалось немного сложнее, — неопределенно ответил Юн, не желая признавать, что, похоже зашел в тупик. — Этот серийник очень тщательно продумывает все детали преступлений. Ни улик, ни годных следов. Из тех, что могли бы нам помочь, по крайней мере. — Гений значит? А у тебя-таки настал творческий кризис? Я всё думал, когда ты сдуешься, — задумчиво почесал подбородок криминалист. Убийца, не оставляющий следов, не мог не заинтересовать его чересчур любопытную персону. Он проводил вскрытие жертв, но сильно не углублялся в дело. Желая подробностей, Хосок начал копаться в разбросанных файлах, поглощая информацию с жадностью оголодавшего дикого кота.       Юнги скосил на приятеля уничтожающий взгляд, но не произнес ни слова. Он хорошо изучил парня за годы совместной работы и знал, что тот провоцирует и язвит не из желания задеть или обидеть, а просто, потому что по-другому не может. У него эта функция была встроена при рождении и активировалась в подростковом возрасте для самозащиты от нападков, — он же не виноват, что родился смазливым и имел изящные манеры, из-за которых его часто сравнивали с девчонкой, ещё не зная такого определения, как «аристократичная утонченность» — какими часто сопровождаются цветущие годы юности каждого второго ребенка, и с тех пор, так и не отключалась. — Записка явно о чём-то говорит. Кроме того, что он, явно поклонник Арбитра Петрония*. Но думаю, вряд ли стоит искать тут глубинный смысл. Фраза вполне чётко дает нам понять, что он видел в жертве грешника и покарал того за грехи. Но парень, судя по словам родных и друзей, был чуть ли не божий одуван. В чём его грех? И послание на груди. «Rotten». Это также указывает на то, что парень был не таким, каким его описали нам. Тут либо все нам врут, скрывая что-то об этом парне… Что-то, что может очернить его и память о нём или выставить их самих в дурном свете, показав их собственное грязное бельё. Либо, парень очень тщательно скрывал ото всех другую сторону своей жизни. С остальными, может быть та же самая история, но вот ребёнок… Это заводит меня в тупик. Ребёнок не вписывается, — рассуждал Юнги, сокрушённо качая головой и пересаживаясь на стул, ближе к столу с бумагами. — Дети бывают куда более жестоки, мой милый детектив, — медленно изрек Хосок, выуживая несколько фото из-под завалов. — У всех несчастных перерезано горло и, судя по глубине раны, резали их скальпелем. Им же и вырезали метку. Довольно ювелирно. Но ты уже прочёл это в моих отчётах, верно? Всех жертв усыпляли точно выверенной дозой барбитурата*, а это говорит о том, что наш псих тщательно изучил особенности организма каждой жертвы и близко знаком с медициной. Чуть-чуть переборщить с дозировкой и человек может впасть в глубокую кому или умереть. Убийца же держал всех жертв живыми и убивал, спустя месяц. — Насколько я знаю, барбитураты выводятся из организма примерно за пару суток. А анализ ты проводил спустя месяц, там бы не осталось следов вещества, — скептично глядя на криминолога произнес Мин. — В волосах и ногтевых пластинах токсические элементы сохраняются до трех месяцев, лопушок, — усмехается Хосок. — Я тебе не дилетант какой-нибудь и свое дело знаю. Когда вы, бабуины несчастные, не можете задержать преступника по горячим следам, на сцену выхожу я. Не мешай моему соло, зайчик. — Не разводи зоопарк, Чон. Ближе к делу, — затыкает обнаглевшего парня Юнги. — Он колол барбитурат, чтобы жертва не сопротивлялась. Девушку последний раз видели заходящей в подъезд, парня тоже, мужчина пропал после посиделок в баре, а мальчик шёл на занятия по музыке, но так и не дошёл. Но, блять, неужели никто из прохожих не заметил ничего подозрительного?! Куда люди смотрят вообще? — Юнги искренне негодовал от невнимательности людей и абсолютного безразличия к тому, что их окружает. Кто их окружает. — О, я раскрою тебе секрет, мой суровый друг. Сейчас все смотрят в небольшой экранчик с дебильным контентом и котиками, — и для убедительности достал из кармана свой телефон и повертел им перед носом детектива. — Меня больше волнует другое. Почему месяц? Зачем ему понадобилось удерживать жертву живой в течение месяца? Следов насилия не было обнаружено, значит, его не интересовало нанесение увечий и вымещение злости путём избиения или чего-то подобного. — Для задушевных бесед, — мрачно хмыкнул Юн. — Только где он их держал? Судя по твоему отчету, найдены частицы бетонной пыли под ногтями и в лёгких… Обитание в сырости? Это что-то заброшенное, возможно, какой-то подвал. Но, чёрт! Таких мест в Сеуле хоть жопой жуй! — Детектив раздраженно выдохнул и запустил пальцы в отросшую шевелюру выцветшего пепельного цвета, бывшего когда-то оттенком холодного металла, продолжив мысль, — Убийца явно достаточно умён, и я почти уверен, не имеет проблем с социальной составляющей. Держу пари, он прекрасный лжец. Для того чтобы так подробно узнать нюансы жизни своих жертв, он должен был долгое время находиться рядом, следить или даже вступать с ними в контакт, входя в круг доверенных лиц. Ведь если моя теория верна, то он знал о жертвах то, что так кропотливо скрывалось от посторонних глаз. Он должен был хоть где-то мелькнуть. Он же не невидимка, чёрт возьми. Мне нужно тщательнее покопать под этих четверых. Мы явно упускаем то, что не упустил Каратель. Думаю, что у каждого найдется по паре скелетов в шкафу. — Отличная идея, Юн. Видишь, со мной твои мозги снова активизировались. Не хочешь мне сказать спасибо? — Отвали, — нехотя отмахнулся Мин, не собираясь признавать вслух, что Хосок действительно ему помог в какой-то мере. — Ты такая сволочь, Мин Юнги, ты знал? — наигранно обиженно протянул Чон, прекрасно зная паршивый характер этой бледной поганки. Знает, что Мин благодарен на самом деле, но не скажет об этом. Слишком смущающе для него. Юнги не силён на демонстрацию своих эмоций, зато готов доказать поступками своё хорошее отношение к человеку. А ещё Мин хороший слушатель. Его редкие, но бесконечно ценные советы и высказывания режут больно, но правильно, прямо в цель. Туда где гноит, кровоточит. Ранит своим излюбленным оружием — словами. Прямолинейно, без прикрас выскажет всё как есть, назовёт идиотом, похлопает по плечу и уйдет спокойным. А человек останется сидеть в одиночестве. Обдумывая его слова и понимая, насколько же Мин прав. — Ты говоришь это, каждый чёртов раз, когда мы видимся, — закатывает глаза детектив. — Видно, мало говорю — больше буду. Сволочь ты! — И Юнги смеётся открыто, обнажая дёсны, а Хосок любуется. Не часто он удостаивается лицезреть искреннюю улыбку и смех этого доброго на самом деле человека. Как и все остальные, в принципе, кроме, наверно, Сокджина.

***

      После разговора с криминалистом Юнги, не раздумывая, направился к семьям жертв, собираясь, как и планировал, разузнать о скрытой стороне прошлого и разворошить их уютные гнездышки.       Около двух месяцев у парня ушло на вынюхивание информации и более детального изучения семей убитых. Как и ожидалось, никто не собирался охотно выкладывать ему всё на блюдечке. Итог был неоднозначный. С одной стороны, детектив и правда, нашел подтверждение своей гипотезы, а с другой — то, что он узнал, было… Мерзко.       Выяснилось, что мужчина не раз насиловал собственную дочь, а та боялась рассказать об этом даже матери, запуганная отцом до чёртиков. У девочки наблюдалось явное психическое расстройство, что не удивительно. Когда она через слезы и всхлипы, борясь с собой и со своими страхами, рассказала доброму дружелюбному (ох, сложно ему далась эта роль) детективу Мин Юнги о том, что творится в их семье на самом деле, тот был ошарашен. Его будто прикладом по голове ударили. На смену шоку пришла ярость. Он едва сдерживал себя, представляя, как начистил бы морду этому ублюдку, не имевшему права называться человеком, попутно между ударами разъясняя этому куску дерьма прописные истины. С чувством так, с толком, с расстановкой. А затем уложить его в сырую землю, чтоб озноб пробил, и закопать аккуратно. К сожалению, тот сдох раньше. Привлечь его к ответственности, увы, уже не представлялось возможным.       С девушкой история также вписывалась в логику и суждение Карателя о грехе и гнили. Она была яркой, обеспеченной девушкой, но склоняла более слабых закомплексованных «серых мышек» к интимным утехам с парнями и мужчинами. Обычно она приглашала их на вечеринки, притворяясь подругой, затем либо просто спаивала бедолаг, либо подмешивала в сок наркотик, если девочка отказывалась пить алкоголь. После чего жертва в почти бессознательном состоянии и эйфории была готова сделать что угодно, начиная с простого секса с незнакомцем, заканчивая групповым порно с жестокостью и уклоном в BDSM. Затем, выполнив «заказ», та получала хорошие деньги, а жертва, приходя в себя, обычно не доставляла проблем, прибывая в глубоком шоке от совершенного (если помнила) и виня саму себя в своей порочности, ветрености, не подозревая, что была жестоко обманута. Одна даже покончила с собой на почве стресса, угрызений совести и чувства всепоглощающего стыда. Мерзко. Юнги пришлось немало пообщаться с заказчиками этой самой особы и собрать всю свою выдержку и профессионализм, чтобы не спугнуть уродов и не выдать себя. С ними он разберется обязательно. Но чуть позже.       Парень был спокойным и рассудительным, по рассказам близких, но в семье было не всё так радужно, как казалось со стороны. Отец был изменщиком, завсегдатаем местного публичного дома и стабильно посещал его два раза в неделю. Юнги пришлось посетить бордель, не показывая удостоверение, чтобы не вызвать подозрений и лишнего внимания, поболтать с местными работницами, что были не прочь посплетничать за небольшое вознаграждение. Мать из-за постоянных загулов мужа стала часто выпивать и забила на сына. Тот был предоставлен сам себе. Росший всё детство в любви и заботе, парень испытывал ломку, резко её лишившись. Нехватку чувства он пытался заполнить, начав встречаться с девушкой, но отношения не складывались. Парень всё равно ощущал себя одиноко, заботы матери и поддержки отца сильно не хватало, а девушка не давала ему тех ощущений материнской любви. Отец же перестал интересоваться сыном и пропускал мимо ушей рассказы парня об успехах и успеваемости, попытки завязать разговор. Он чувствовал себя надоедливой мухой, которая никому не нужна. Только мешает. Временное спасение он нашёл в наркотиках. Забыться на время и не чувствовать пустоты в душе, казалось ему наилучшим вариантом. Но связавшись с дурной компанией и повязнув по самую макушку, он перестал ощущать грань разумного, раз за разом сдвигая черту дозволенного. Родители не замечали изменений в поведении сына и пагубного влияния новых друзей. Попробовав себя в мелком уличном хулиганстве и разбое, он ощутил, что так можно спускать накопившуюся агрессию. Понравилось. Чувствовалось освобождение от цепей, что сковывали его социумом. Затем пошло воровство. Запугивание парней и девушек дарило чувство превосходства и силы над другими. Не остановившись на этом, парень начал отлавливать по ночам запоздавших парней и избивать, выплескивая злость на невинных. Но последней каплей стало изнасилование. Вместо очередного слабого подростка его жертвой стала молодая девушка, что была похожа на его собственную, с которой тот поругался на досуге. Не осознавая, что творит, прибывая как обычно, в состоянии эйфории из-за действия наркотиков, он обошелся с ней особенно грубо. Девушку нашли на следующий день, всю в крови, одежда была разодрана в клочья, с мириадами гематом, ссадин, следами удушья и сломанными ребрами. Внутренняя сторона бёдер была вся в крови, анальное отверстие было сильно разорвано. На девушке почти не осталось живого места, но вспомнить или опознать виновника она не могла. Было слишком темно. Она пребывала в состоянии тяжелейшего шока, депрессии и психологической травмы. Постоянно повторяла только три фразы: «Не надо, хватит, пожалуйста». Психологи и психиатры не питали больших надежд на её полное выздоровление, объяснив Юнги, что после подобного девушки часто замыкаются в себе и перестают контактировать с внешним миром, видя везде угрозу.       Этими откровениями с детективом поделилась девушка погибшего, которую тот с трудом нашёл, потому что та переехала не задолго до пропажи парня. Оказалось, что они решили расстаться из-за разногласий и непринятия девушкой нового образа жизни парня. Она называла его монстром и была уверена, что в изнасиловании виноват он.       Про мальчика же удалось выяснить совсем немного, но и этого детективу хватило. Казалось, добрый милый ребенок с развитым умом на деле был весьма жесток, хладнокровен и расчётлив. Ему нравилось душить детей, заклеивая им рот и нос скотчем или изолентой, чувствуя, как трепыхаются маленькие тельца в его руках. Он хорошо входил в доверие к людям и часто предлагал последить за малышами, чем очень выручал занятых родителей, которые совсем не видели в нём угрозы. Обычно до убийств не доходило, мальчик выпускал малыша, когда тот был почти готов отойти в мир иной. Подобное маниакальное безумство не замечали долго. Только одна слишком дотошная дамочка пришла к матери мальчика, с порога обвинив его в жестоком обращении с её ребенком. Разумеется, ей не поверили, но с тех пор мать начала ненамеренно присматриваться к сыну, замечая некоторые странности в поведении, однако, не находя в этом ничего выходящего за рамки. Мальчик казался очень наблюдательным и мог подолгу внимательно наблюдать за малышами и их родителями, но более ничем не отличался от других. Разве что, был спокойнее и рассудительнее своих сверстников. Но спустя две недели в их районе был найден труп двухгодовалой девочки, брошенный в большой мусорный бак. Внешних причин, указавших бы из-за чего умер ребёнок не наблюдалось, поэтому было решено провести вскрытие, где было установлено, что девочка умерла от асфиксии*. Того, кто это сделал так и не нашли, но одна женщина утверждала, что это сделал мальчик, потому что однажды видела, как он, заклеив дыхательные пути её сыну, держал ему руки и наблюдал за метаниями малыша. Оправдался он перед ней тем, что так играл с мальчиком и не сделал бы ему больно. Но после всё отрицал, из-за чего доказать его причастность не смогли, но Юнги, поговорив и с ней, и с матерью самого маленького убийцы, склонялся к тому, что парнишка виновен. Истории этих четверых жертв («а жертв ли?» — безжалостно подумал Мин), натолкнули Юнги на определенные мысли, над которыми стоило поразмышлять позже.       Будучи морально выжатым и истощенным потрясениями, детектив шёл к кабинету своего хорошего друга — начальника Сокджина. Тот уже почти год просит Мина взять себе в напарники хоть кого-нибудь, даже не из-за того, что так положено, а чтобы разгрузить Юнги, поселившегося на работе и уже пустившего тут корни. Он переживал за друга, но тот совсем не прислушивался к стенаниям Джина, каждый раз повторяя, что знает как ему лучше и когда ему на самом деле понадобится напарник, он выберет его сам.       Пройдя в небольшой кабинет, он опустился на удобное кресло напротив стола и вперился взглядом в начальника. — Ну? Звал? — ровно начинает детектив, нетерпеливо качая ногой, обтянутой как всегда, в чёрные штаны с немыслимым количеством карманов. — Тебе нужен напарник. — С места в карьер. Юнги не удивлён. Он предполагал, зачем его вызвали, но, тем не менее, не упустил шанса закатить выразительно глаза. — Юнги. Хотя бы просто просмотри характеристики. Я тщательно отбирал кандидатов. Они все — профессионалы своего дела. За исключением одного, он — новенький, но подает большие надежды и уже имеет неплохую статистику.       Детектив смотрит на Джина долгим нечитаемым взглядом, вероятно решаясь, взвешивая необходимость, затем едва заметно кивает. Ким повернул монитор в его сторону, раскрыв файл с первым кандидатом и делая рукой движение, мол «листай». Самых опытных Мин отсеял сразу, даже не дочитав до конца, а вот на новеньком задержался чуть дольше, перелистывая страницы с начала до конца и возвращаясь обратно несколько раз. «Заинтересовал?» — думает Сокджин удивленно, но молчит, молясь, чтобы выбрал, наконец. И Юнги выбирает. Кивает на файл того самого молодого детектива с по-детски милым лицом и, насколько позволяет рассмотреть фото, крепким телосложением, для пущей убедительности тыкая в экран пальцем: — Этот. Он подходит, — и смотрит как-то сквозь, явно пребывая где-то не здесь. — Новенький? Ты уверен? Он ещё зелёный — не боишься, что намучаешься с ним? — Я уверен, Джин, — молчит какое-то время, а потом проговаривает задумчиво, — Я смотрю, у него в прошлом были определённые трудности с законом, — ироничная ухмылка, в которой ни намёка на что-то хорошее, — как и у меня. — Ну, точно.       Джин смотрит на него, не скрывая скептицизма во взгляде, затем кидает взгляд на профайл новенького и понимающе улыбается Мину: — Знаешь, почему ты лучший детектив? — Потому что действую вразрез правилам? — Усмехается тот, игнорируя суровый взгляд в свою сторону, и высокомерно добивает, — но, согласись, мои методы гораздо эффективнее. — Нет. Потому что ты жутко дотошен до мелочей, — вздыхает Сокджин, понимая, что абсолютно не способен бороться с этим упрямцем. — Ты не успокоишься, пока не сложится твоя собственная логичная картинка. Этот новенький — Чон Чонгук. Он такой же. Поэтому ты выбрал его? — И в его взгляде блеснула маленькая искорка то ли радости от догадки, то ли надежды. А, может, и то, и другое. — Я думаю, что он сможет распутать этот клубок, — загадочно изрек Мин, сбивая начальника с толку. — Ты о чём? Вы будете работать вместе. Ты же не хочешь свалить это дело на него одного? Он ещё неопытный совсем! — У него неплохая раскрываемость, — пожимает плечами как ни в чём не бывало и ведет указательным пальцем по подбородку, переводя взгляд в окно и снова о чём-то задумываясь. — Не имеет значения! Те дела не идут ни в какое сравнение с нынешним. Мин Юнги. Что бы ты там не задумал, не смей, слышишь? Раз согласился взять себе напарника — должен нести за него ответственность! — разъяренно кипит Джин, пиная друга по военному ботинку под столом.       Тот медленно поднимается на ноги, поправляя чёрную футболку, под такой же чёрной ветровкой и направляется к двери, игнорируя гневные тирады начальства, потому что: «Я, блять, ещё не всё сказал! Сядь на место, Мин Юнги!». Обернувшись у самого выхода, детектив бросает короткое: — Я рассчитываю на его сообразительность и живой ум. Его прошлые «заслуги» и «таланты» могут быть весьма кстати, — и, улыбнувшись, выходит, оставляя растерянного Кима гадать, что это значит. Как всегда. В этом весь Мин Юнги. Кажется, его хобби — выводить Джина из себя. — Козлина бледная.