Приторный

Улыбка. Очень-очень яркая. Добрая. Слишком приторная. Такая родная. Он видит Айзаву и улыбается еще шире (это вообще возможно?). Машет ему рукой. Он тянется к Тошинори, но рука упирается в стекло. Тошинори находится на расстоянии метра, но его лица не видно. В темноте сияет лишь улыбка и светло-голубые глаза. Айзава подходит вплотную к стеклу, прижимается лбом к холодной поверхности. Что-то говорит. Но это не помогает. Тошинори не слышит. Он лишь видит движение губ Айзавы, поэтому приближается к стеклу. Чем ближе он становится, тем более изнуренным он выглядит. Ужасно худой и уставший. Впалые щеки, глаза, затянутые черной пеленой, одежда, висящая мешком. Друг, тебе бы на пенсию, – думает Айзава, сочувственно. И сразу вспоминает, что пенсии у героев нет. Есть только... Тошинори, наконец, тоже касается стекла. Проводит рукой. Айзава тоже поднимает руку, касается места, к которому с обратной стороны приложена большая ладонь. Стекло трескается. Беззвучно ползет паутинка трещин от их рук. Айзава отшатывается назад. В ужасе смотрит, как трещины расползаются, но почему-то концентрируются рядом с тем местом, где у рядом стоящего Тошинори находится давняя рана, – на левом боку, где шрамы тоже расходятся некой паутиной. Темнота окутывает Тошинори. Или это темнеет в глазах Айзавы? Айзава просыпается в холодном поту. Ужасно болит голова, так, что боль отдается во всем теле. Он откидывает с лица волосы, глубоко вдыхает. Опускает голову на место рядом на кровати. Привычной белобрысой макушки не видно. В голове что-то щелкает. Айзава вздрагивает – почему-то становится очень холодно. Айзава встает, пошатываясь, заходит на кухню. Пусто. Идет в другую комнату. И там пусто. Опять щелчок в голове. Айзава хватается за голову, по стенке спускается на пол. Ноги обжигает холодом – на нем лишь рубашка и белье (видимо, слишком был уставший, когда пришел домой, чтобы переодеваться). Пульс бешено бьет в висках. Конечно, – истерически всхлипывает Айзава. – Конечно же это все сон. Тошинори нет. Нет. Нет... Он впивается пальцами в голову, слегка дергает волосы. Упирается лицом себе в колени. Все очень странно. Он не понимает. Уже не понимает. Ничего. Тошинори. Сейчас Айзаве особенно нужен был он. Но его нет. У Айзавы начинается истерика. Мысли заполняют голову и все обрывками. Ему плохо. Очень-очень плохо. Ему нужен Тошинори. Айзава идет в ванную. Включает кран, нагинается. Подставляет голову под холодную воду; волосы сразу становятся ужасно тяжелыми. По лицу текут ледяные капли. Айзава разгибается, теперь и рубашка у него тоже мокрая. Выключает воду. Идет, отставляя мокрые следы на полу. Выходит на лестничную площадку. Спускается по ступенькам, ощущая босыми ступнями каждую щербинку. Если бы кто-то его сейчас увидел, подумал бы, что у тихони-Айзавы наконец сорвало крышу. Он даже бы не отнекивался. Да и крышу у него сорвало уже давно. Он сел на ступеньки у подьезда. Ему вдруг подумалось, как он смог так много нафантазировать себе. Обратную сторону Всемогущего – Тошинори. Тошинори, который совсем не похож на героя. Которому, кажется, тоже нужна помощь. Но который все равно помогает Айзаве. Что же делать? Черт возьми, что же делать? Это слишком даже для Айзавы. Кажется, его все же довели до ручки. – Сдаюсь. – шепчет он.