***
Чимин стоит у воды и с кем-то разговаривает по телефону. У него голос ровный и спокойный, при этом он говорит довольно резкими интонациями. Чонгук с Сокджином тоже недалеко, они иногда поглядывают в сторону Пака, а потом многозначно переглядываются. – Очаровательный, – улыбаясь, выдает Джин, заставляя брови Чона поползти вверх. – Прости, что? Ты же сам говорил о трех табу, а теперь называешь его «очаровательным»? Джин жмет плечами и улыбается. – То, что он, как зверь опасен, может вполне сочетаться с его очаровательностью. У него приятная внешность, от этого мне совсем не по себе. Прекрасный убийца. Такое только в страшных сказках можно увидеть. «Прекрасный убийца», – повторяет Чонгук в своей голове и внимательнее приглядывается к Чимину, который забавной маленькой рукой прижимает мобильник к уху. – Он может быть хотя бы на треть таким опасным, как о нем говорят? – Думаю, что реальность еще страшнее. В прошлом году зампредседателя SF пропал. Это случилось после крупной ссоры с Пак Чимином. О бедняге до сих пор ничего не известно. Чон закусывает губу. Сейчас, когда Чимин стоит в нескольких шагах, все эти слухи кажутся Чонгуку еще более нелепыми. Не может же Пак своими маленькими ручками творить нечто столь ужасное. – Если все так плохо, почему полиция не возьмется за него? Я имею ввиду, не все же на свете решает власть и деньги. С доказательствами даже Пак Чимин поспорить не сможет. Сокджин усмехается, делает глоток из бутылки с лимонадом в своей руке и переводит внимательный взгляд на Чонгука. – А что делать, если доказательств нет? Что делать, если Пак Чимин еще никогда не ошибался и не оставлял улик? – В этом случае, я не понимаю, с чего все взяли, что все это творит он? – Он в открытую угрожает. Твоему отцу тоже угрожал, сотню раз. Но твой отец не слабак, поэтому Чимин так просто избавиться от него не сможет. Более слабые фигуры он без труда сбрасывает с шахматной доски. Он не знает границ, - Джин делает очередной глоток и глубоко вздыхает. – Но он, по-прежнему, очаровательный. Ужасно, правда? Как человек столь ангельской внешности может планировать такие сценарии в своей голове, – он трясет бутылку, в которой ничего не осталось и поворачивается к Чонгуку. – Я пойду за водой. Тебе принести что-нибудь? Чонгук отрицательно качает головой и остается один. Чимин уже закончил говорить по телефону и теперь просто смотрит на темную озерную воду. У него слегка напряженный вид, но, когда он неожиданно оборачивается и сталкивается с Чоном взглядом, натягивает улыбку и в несколько шагов преодолевает расстояние между ними. – Нравится здесь? – Здесь здорово, – Чон трет шею, потому что не знает, куда себя деть. Он еще помнит, с каким лицом Чимин встретил его, поэтому Чонгуку неловко. – Мне приятно, что ты не забыл о нашей компании. Чимин кивает, потому что не знает, о чем говорить с этим парнем. Казалось бы, он должен знать о Чоне все, но это не так. Как бы активно Чимин за Чонгуком не следил, он в его душу залезть не может, поэтому разговор откровенно не клеится, это понимают оба. – Не сложно быть главой такой крупной компании в твои годы? Чимин улыбается, сердце Чонгука пропускает удар. Это как колесо обозрения. Ты спокойно сидишь в своем кабинете, вроде ничего особенного, а потом замечаешь нечто прекрасное и все – это конец, ты пропал. – Нет, если знать, как себя вести. – Ты знаешь? – Знаю, – кивает Чимин и смотрит Чонгуку в глаза. Он хочет поговорить о другом. Например, о том, как скучал все эти годы, как места себе не находил. Как наслаждался случайными фото, которые присылали его люди из Пекина. Чонгук же вообще говорить не хочет, потому что то странное чувство, которое родилось и умерло на следующий день, кажется, снова воскресает, иначе Чон не может объяснить, почему так сильно потеют его ладони, почему сердце делает сальто, когда Чимин начинает говорить, почему замирает, когда улыбается. Он хочет уйти, но не может даже пошевелиться, его сковывает само чиминово присутствие, он будто в железных тисках, которые не дают расслабиться, вздохнуть или выдохнуть. Еще у него маниакальная идея выслушать его мнение насчет тех слухов, что о нем ходят, но, опять же, спросить не решается, чувствует, что это будет слишком, это будет лишним. Он не хочет выглядеть в глазах Чимина идиотом. В своих глазах – тоже. – Мы не виделись больше семи лет, а за последние дни встретились уже дважды, – вдруг говорит Чимин, заставив Чонгука улыбнуться. – Кажется, за все школьное время мы разговаривали меньше, чем за эти две встречи. Чон удивленно приподнимает брови, будто хочет возразить, будто все совсем не так, но в памяти не может отыскать моменты их общения с Паком, будто их кто-то специально вырезал. Ему казалось, что они иногда общались. Ни в коем случае не были близки, но точно иногда переговаривались. На ум не идет ничего, и Чонгуку остается только кивнуть. – Я казался странным? – напрямую спрашивает Чимин, заставляя Чона растеряться на секунду, а потом снова кивнуть. – Прости, но, кажется, это слово хорошо характеризует тебя в то время. Но ты изменился, я с трудом узнал тебя. И ты стал более общительным. Раньше я и представить не мог, что ты можешь первым начать разговор, – Чон смущенно улыбается. В его памяти всплывает образ Чимина, милого парнишки с пухлыми щеками и огромным рюкзаком за спиной. Чимин тоже смущенно улыбается и отводит взгляд. Он, в самом деле, был в то время таким? Он даже не подозревал, что производит такое впечатление. – Ты тоже изменился. Я плохо помню тебя со школьных времен, – врет Чимин, чтобы у Чонгука было меньше поводов подозревать его в любви к себе. Это может показаться идиотским, но у Пака стойкое чувство, что Чон способен догадаться о его чувствах. Чимин пытается себя обезопасить и страстно желает, чтобы предмет его обожания исчез с его глаз, потому что смотреть на него вот так, в открытую, становится невыносимым. Казалось бы, Чимин радоваться такому раскладу должен, только почему-то не может. Ему было удобно любить Чонгука на расстоянии, он мог лишь мечтать о чем-то большем, но даже вслух не думал произнести то, чего так всецело жаждет. Ему в своей голове с Чоном было хорошо, будто по-настоящему, взаправду. Быть так близко к Чонгуку Чимина пугает, потому что он чувствует себя слабым. Чимин не привык к этому, он всегда четко осознавал свою власть над людьми, но сейчас, когда Чон так близко, Паку кажется, что этот парень управляет им, его словами, жестами, настроением. Чимин еще не понял, ужасно это или прекрасно. – Босс, ты идешь? Пак оборачивается на голос Юнги, Чонгук тоже непроизвольно переводит взгляд. – Там все готово, все собрались, без тебя не хотим начинать. Скажешь пару слов? Чимин кивает и возвращает взгляд на Чона, выдавливая из себя дружелюбную улыбку и по-товарищески хлопая парня по плечу: – Идем? Тот кивает, и парни следуют за Юнги. Пак Чимин выпивает за всех, кто почтил их отдых своим присутствием. Он не говорит много, всего лишь благодарит, просит расслабиться, забыть о повседневных проблемах, полностью отдаться отдыху и наслаждаться едой и природой. Его речь сопровождается аплодисментами, Чимин благодарно кивает и осушает пластиковый стаканчик, который до середины наполнен соджу. Он ненавидит соджу, предпочитая ей более элитные спиртные напитки, но Юнги сказал, что для поддержания имиджа, соджу будет самое то. – Я бы хотел тоже выпить за всех собравшихся, – вдруг говорит Намджун, поднимая свой стакан. – На моей памяти, в PD еще не было такой крупной совместной вылазки, поэтому я хотел бы поблагодарить председателя, Пак Чимина, за эту замечательную возможность – отдохнуть во время рабочего сезона. Чимин улыбается и коротко кивает Намджуну, когда раздаются очередные аплодисменты. Он такого не ожидал, потому что они с братом придерживаются нейтралитета, полностью игнорируют существование друг друга на людях. Чимин не знает, как расценивать эту выходку, поэтому сначала напрягается, но, заметив, что все благополучно приступили к еде, расслабляется. – Я планировал в эти выходные пойти по магазинам с женой, – вдруг говорит Джин, пихая в рот мясо, завернутое в лист салата, – вернее, это она планировала, поэтому, можно считать, что Вы меня спасли, председатель Пак, – смеется мужчина, заметив непонимающий взгляд Чонгука, которому странно такое поведение начальника, учитывая, что сам Ким предупредил Чона о трех табу. Чимин улыбается, ничего не отвечая, прекрасно понимая, что это подкат, каких в своей жизни он перевидал уже. Подкат, чтобы не портить отношения между компаниями, ведь от Чимина многое зависит. Пак считает идиотами тех, кто думает, что это с ним сработает. Ким Сокджин на идиота не похож, но ведет себя, тем не менее, странно. – Все нормально? – спрашивает подошедший Юнги, заметив сосредоточенное лицо босса и усаживается рядом. – Следи за Ким Сокджином, – тихо бросает он и любезно улыбается Джину, встретившись с ним взглядом. – С Чонгуком как? – Не произноси этого вслух, – сухо отвечает Пак и заполняет пластиковый стакан соджу. – Я собираюсь пережить эти два дня, - он бросает взгляд на Чона, который сидит в полутора метре и что-то особо важное обсуждает с начальником. – А потом напиться. Юнги усмехается, потому что под «напиться» Чимин вовсе не алкоголь имеет ввиду, это довольно странно, но жажду и голод он утоляет не так, как обычные люди. У него свой, неповторимый метод, от которого у других кровь стынет в жилах, а его только это одно способно удовлетворить в целом мире. – Господин Пак, – неожиданно обращается к Чимину член совета директоров, Со Индже. – Как протекает дело вашего отца? Чимин не смотрит на мужчину. Делает короткий глоток, чувствуя, как несколько десятков глаз уставились на него, в том числе ничего непонимающий Чонгук. – Дело давно закрыли. Отца признали мертвым. – Но тело ведь не было найдено! Ваш отец, то есть, простите, отчим, – мужчина делает акцент на последнем слове и переводит взгляд на Намджуна, – отец директора Кима несколько лет числился пропавшим без вести. Почему дело так внезапно закрыли? Чимин поднимает взгляд, тот самый, самый опасный в его арсенале, тот, который он не может контролировать, он прорывается сам, сквозь все старания Пака, будто восстает из самой адовой бездны, чтобы уничтожить все на своем пути. Юнги это замечает, достает смартфон и печатает в заметках «Со Индже». Первая жертва определена. Взгляд Чимина все сказал за него. – Срок давности – тринадцать лет, не знали? Или это единственное, что Вас тревожит? – Меня тревожит будущее компании! Вы так халатно относитесь к поискам отца, который пропал много лет назад, даже не пытаетесь что-то предпринять. А ведь он признал Вас сыном, благодаря ему Вы сейчас председатель! Чимин сжимает кулаки под столом, Чонгук наблюдает за этим всем и сглатывает. Это впервые, когда он видит, как сущность Пака лезет наружу, а он силой подавляет ее, потому что еще немного и Пак набросится на Со Индже, перегрызет ему внутренности, заставив подавиться собственной кровью. Намджун тоже видит, что брат выходит из себя, у Чимина глаза едва ли не кровью наливаются, атмосфера вокруг становится невыносимо тяжелой. Пак придавливает своей энергетикой, прихлопывает, всех сидящих за импровизированным столом. Он улыбается, и улыбка эта кажется всем сидящим самым ужасным, что есть в этом мире. Намджун решает не ждать, когда взорвется Везувий, и пытается вмешаться, сгладить ситуацию. – Господин Со, мы приложили все силы, чтобы найти отца, были люди, которые утверждали, что он был проездом в Пусане, но это оказался ложный след. Мы потеряли слишком много времени и моральных сил. И мы больше не можем заниматься этим. Если отец однажды найдется, мы будем рыдать от счастья, так, Чимин? Братья переглядываются, Намджун кивает, намекая, что Пак должен поддержать его. И Пак поддерживает, несмотря на то, что у него по венам вместо крови сейчас течет желание убивать. Пак ненавидит то, что не может сделать это прямо сейчас, потому что руки зудят, а вокруг так много различных приборов, которыми он может обеспечить господину Со неповторимую в своем роде смерть. – Верно. Мы будем жить своими жизнями, но, если отец вернется, это будет самое большое счастье.***
– Я не знал, что его отец пропал, – признается Чонгук, когда после ужина он, Сокджин и Тэхен спускаются к озеру. – Он сказал, что срок давности – тринадцать лет, это значит, что это время уже прошло, верно? – он и Тэхен переводят внимательные взгляды на Сокджина, а тот лишь кивает. – Думаю, это было около десяти лет назад. Даже если срок еще не вышел, думаю, что он подходит к концу. Примерно тогда Намджун занял пост председателя, а спустя несколько лет, когда Чимин окончил университет, он сместил брата и занял его место. – Междоусобица, – хмыкает Тэхен и, достав из кармана пачку сигарет, закуривает. – Он такое страшилище, когда злится, – говорит он и ловит непонимающие взгляды Чонгука и Джина. – Я о Пак Чимине. Когда тот старик начал злить его, вы видели, как изменилось его лицо? Это было жутко. Сокджин переводит взгляд на Чонгука. – Теперь жди беды. Со Индже унизил Чимина перед всеми. Такое председатель Пак не прощает. Сам увидишь, что произойдет. – Почему бы тогда заранее не сообщить в полицию? – На каких основаниях? Думаешь, там станут слушать? У них работы по горло, а доказательств, что с Со что-то произойдет у нас нет. – А как же деньги? Вы сами говорите, что все решают деньги, что Пак Чимин – король, потому что у него есть деньги и власть. – А кто станет на это тратиться? – усмехается Джин и тянет ладонь к тэхеновой сигарете, чтобы затянуться разок. – Ты станешь тратить такие деньги на какого-то Со Индже? Чонгук тяжело вздыхает и закатывает глаза, чувствуя, что его голова сейчас просто взорвется от обилия идиотизма, процветающего вокруг. – Так разве вы все не хотите остановить то, что, по вашим словам, творит Пак Чимин? – Пока меня не трогают, моя хата с краю, – пожимает плечами Сокджин и возвращает сигарету Тэхену. – Таким принципом живут все. Никто не хочет терять свои денежки, поэтому и появились три табу. Не упускать из виду председателя Пака, – мужчина складывает ладонь в кулак и выгибает указательный палец, – чтобы хотя бы отдаленно знать о его планах. Не подпускать слишком близко, – выгибает средний палец, – чтобы он не узнал слабостей и не воспользовался ими, когда это понадобится. Не злить, – выгибает безымянный и заливисто смеется, – с этим, мне кажется, после сегодняшнего и так все ясно. Чонгук закусывает губу и отворачивается. Ему ничего не ясно, абсолютно ничего, потому что Чимин все равно не кажется ему чудовищем. Взгляд у Пака всегда был пугающим, но ведь всякое бывает, это не причина считать его столь ужасным. Он вообще слышал мало фактов, все как-то сумбурно, вилами по воде.***
– Ты слышал, что сказал этот выживший из ума старик? – усмехается Чимин и делает глоток красного сухого из бокала. – Благодаря отцу я сейчас председатель, – он смотрит на Юнги и заливисто смеется. Юнги тоже усмехается, потому что утверждение, действительно, нелепое. – Ты отдыхай, я разберусь с ним сам. Таких, как он, я предпочитаю уничтожать своими руками.