***
Чонгук выходит с ванны последним, сушит волосы полотенцем, идет в сторону кухни, где Чимин, сказал, будет находиться, и находит его там. Парень стоит у плиты, что-то готовит, матерится, когда капля масла отскакивает от сковородки и попадает на кожу руки. – Осторожней там, – бросает Чонгук и усаживается за стол. – Не знал, что ты умеешь готовить. – А я и не умею, не видно разве? – недовольно бурчит Пак, пытаясь перевернуть панкейк. – Намджун много работает в последнее время, готовить не успевает. Я ел, что придется, но не гоже фигней гостей кормить. Хотя не уверен, что моя стряпня далеко уйдет от «фигни». – А я крался, боялся встретиться с Намджуном. – Он ушел уже, – Пак тянется за тарелками и принимается раскладывать еду. – Тебе сок или чай? – Чай, если можно, – бормочет Чон и смотрит на красивый затылок Чимина. – Кстати, а почему ты сам не на работе? – У меня больничный, – Пак берет тарелки и проходит с ними к столу, ставит. Потом возвращается за напитками и усаживается напротив Чонгука. – Подожди, какой больничный? – У меня была простуда, ничего серьезного. Ешь. – Точно? – Точно. Надеюсь, ты не отравишься. – Я тоже, – усмехается Чонгук и принимается за еду. Все оказывается не так уж плохо. Невкусно, но съедобно, а если запивать чаем, то вообще отлично. Самому Чимину, зависимому от вкусной еды, откровенно не нравится. Он не съедает и половины, отодвигает и переходит к печеньям с соком. – Кстати, Чимин. Когда мы поговорим? Пак замолкает, смотрит в стол, начинает нервно кусать губы, но, когда холодная ладонь ложится на его теплую, легонько сжимая, парень успокаивается, поднимает на Чона глаза коротко и улыбается, говорит: – Спрашивай. Спрашивай, если тебя что-то интересует. – Ты можешь найти какие-то другие методы разборок с теми, кто тебе не нравится? Я имею ввиду, искать на них управу, копать под них, давить морально, если это необходимо, но только не убивать? Это возможно? Чимин задумывается на пару секунд, проводит указательным пальцем по краю стакана, откровенно нервничает, но кивает. – Да, я могу. С некоторыми людьми непросто договориться, ты ведь знаешь. – Но ты попробуешь? Ты же понимаешь, что это неправильно? Чимин снова кивает, но на этот раз – лжет. Он не понимает. Он знает, что поступает плохо, что для окружающих он – плохой, и, скорее всего, так и есть, он согласен с этим, он – плохой. Он просто признает это. Но не понимает. – Я постараюсь. Не хочу, чтобы мы ссорились. Чонгук довольно улыбается, тянется за поцелуем, садится обратно и доедает с любовью приготовленный завтрак.***
Чон уходит на работу ближе к двенадцати, хочет остаться, но слишком много дел, которые не на кого переложить. Обещает в течение дня писать, звонить, долго обнимает Чимина перед уходом, нарекает принять лекарства и не перетруждаться. Пак с Чоном тоже не хочет расставаться, крепко держит его за талию, утыкается носом в шею, вдыхает его запах, улыбается, чмокает в открытый участок кожи, нехотя отрывается и тоже обещает рассказывать обо всем, что будет делать. Намджун заходит домой на обед, приносит кимбапы, жареный рис и сладкий картофель из районного кафе. – Захотелось домашней еды, – оправдывается парень, заметив вопросительно вздернутую бровь брата, когда тот, сложив руки, внимательно смотрит на принесенную еду. – Не помню, как давно не ел чего-то подобного. – Иногда это полезно. И вкусно. Ты же не можешь этого отрицать? Пак жмет плечами, садится за стол и принимается распаковывать еду. Намджун, тем временем, бежит за тарелками. – Не помню, когда мы в последний раз ели вместе, еще и на кухне, – замечает старший, откусывает кимбап, а потом разглядывает, что в нем внутри. – Здесь и огурцы, представь! Чимин усмехается, закатывает рукава и тоже приступает к еде. Ему эта домашняя стряпня кажется вкусной, он даже расстраивается, когда сладкая картошка заканчивается слишком быстро. – Кстати, можно тебя кое о чем попросить, – говорит Чимин, когда убирает посуду в раковину. – Эта твоя девушка, как там ее… – Инха. – Да, Инха. Разве она не в спецотделе работает? – он вытирает руки и возвращается за стол, где старший уже пьет чай. – Да, ее перевели несколько лет назад. Благодаря ей я так легко встречался с Юнги, когда его содержали под стражей. Чимин задумчиво кивает, а потом выдает: – Она может кое-что сделать для меня? Мне нужно поднять документы по делу убийства На Бомина. – На Бомина? – Намджун задумывается, сводит брови, а потом вспоминает: – разве это не твой одноклассник? – Да, это он. Я хочу все изучить, возможно, там есть какие-то зацепки. И еще, если для нее это возможно, пусть поднимет из архивов все дела Golden group. Наверняка, кто-то подавал на них в суд. С помощью этих документов я смогу поймать верхушку компании. – Подожди, стой. Разве На Бомина убил не ты? Чимин чешет затылок и закатывает глаза. – Нет. Я же сказал, что это не я. И просил не приписывать ко мне каждую дохлую собаку, – он замолкает, а потом возвращается к теме: – Юнги смог нарыть что-то, но этого недостаточно. Срок давности по делу еще не прошел. Все может получиться, если твоя подружка нам поможет. Намджун кивает. – Я передам ей. Если это будет в ее силах, она все сделает. Только будь осторожен, мне не нравится твоя война с Чоном. Раньше никто не смел в открытую выступать против тебя. – А мне не нравится, что этот ублюдок скупил наши акции и сейчас пытается диктовать манеру поведения. Я смотрел последние отчеты, это жесть. – Я знаю. Я надеялся, ты не увидишь их. – А я увидел. Я за всем слежу. Я работаю, даже когда болею. – Ага, бездельник. Сколько ты уже дома торчишь? – Бездельник? – возмущается Чимин и с силой толкает брата в плечо. – Эй! Не смей, я слишком много работаю, дай мне несколько дней передышки. – Что за «эй»? – недовольно говорит Намджун, делает глоток чая. – Между прочим, я старше, ты должен уважать меня. Ты можешь хотя бы один раз назвать меня «братом»? Пак закатывает глаза и встает с места. – Не занудствуй, мы не в прошлом веке. И я по статусу выше! – последнее предложение он бросает уже из комнаты, сам заваливается на диван и принимается строчить Чонгуку сообщение, в котором рассказывает, как славно поел с Намджуном.***
Вечером Чонгук пишет, что допоздна придется задержаться на работе, поэтому увидеться они не смогут. Зато на следующий день приезжает с букетом роз, довольно улыбается и пытается протиснуться в дверь с цветами и пакетами вкусностей. – Что за хуйня? – недовольно спрашивает Чимин, наблюдая за тем, как Чон протягивает ему розы. Второй молчит, лыбится, как придурок, смешки пропускает, смущается, но цветы упорно продолжает тыкать в грудь Пака, ожидая, когда тот, наконец, примет подарок. Чимин лишь сверлит своего парня взглядом и повторяет: – Что за хуйня? – Это не хуйня! – возмущается Чонгук, тянет Пака за предплечье и укладывает в руку цветы. – Это розочки. Красота! Чимин смотрит зло, его глаза молнии метают, кажется, он вот-вот взорвется, а лава затопит и сожжет все на своем пути. – Ты дебил? – Да почему?! Ты цветы не любишь? – Я баба, по-твоему? – злится Пак и пихает букет обратно Чону. – Какого хрена ты покупаешь мне такие нелепые подарки? Ты, кажется, что-то перепутал. Чонгук тяжело вздыхает и оглядывается в поисках вазы. – А я думаю, что любой знак внимания – приятно. Что у тебя за стереотипы? Почему я не могу порадовать тебя цветами? Чимин закатывает глаза и уходит на балкон. – Потому что меня бесит это! Чонгук, наконец, находит вазу, наливает воду, ставит цветы и идет к Чимину, который стоит на холоде в одной кофте и курит. – Эй, ты не можешь гробить свое здоровье при мне, – бурчит Чон и выхватывает зажатый между чужих губ фильтр. – Нель-зя, – по слогам говорит он, глядя на возмущенное лицо парня. Чимин достает из кармана еще одну сигарету и зажигалку. Пытается прикурить, но не успевает, потому что Чон ловко выхватывает из его руки серебристую зажигалку и принимается разглядывать ее, в то время, как Пак зло сверлит его глазами. – Ух ты, именная. Красивая. – Намджун подарил на день рождения. Он в выборе подарков такой же лох, как и ты. – Эй, ну не злись, – мямлит Чонгук, обнимает Чимина со спины, целует в щеку, а зажигалку в карман кладет. – Верни! – Нет! Хватит уже здоровье портить, отвыкай. Цветочки вон лучше нюхай. Чимин еще некоторое время возмущается, но в теплых чонгуковых объятиях быстро успокаивается, сам начинает ластиться и тянуться за поцелуями. Но во что-то большее эти поцелуи не перерастают, Чон говорит, что ему нужно заехать домой за документами, которые забыл забрать, а потом на работу. Обещает, что скоро со всем разберется и будет больше времени проводить с любимым. Парни снова долго прощаются, обнимаются, не хотят отпускать друг друга. В конце концов, Чон уходит и заезжает домой. Заходит в комнату, где постоянный бардак, потому что из-за работы он попросил прислугу не убираться, и проходит к столу. Нагибается к ящикам, чувствует, как что-то в кармане больно впивается в ногу и вскрикнув, выпрямляется. Лезет в него, достает зажигалку, коротко улыбается, проходится взглядом по красивой надписи: «Пак Чимин», и бросает вещицу на стол. Снова прячется под столом и выглядывает из-под него, когда слышит, как в комнату кто-то входит. Джин. Мужчина проходит внутрь без приглашения и улыбается. – Я заехал к твоему отцу. Решил поздороваться. С тех пор толком и не разговаривали. У тебя все нормально? Чон продолжает рыться в ящиках стола, на начальника взгляда не поднимает, чувствует себя не ахти в его компании. – С каких пор? С тех самых, когда ты Чимина подставить хотел? – Подставить? – возмущается Сокджин. – Кого я хотел подставить? Я хотел, чтобы восторжествовала справедливость. Я очень справедливый человек, ты же знаешь. – Ты играешь не по правилам. Ты бьешь исподтишка, это не по-мужски. – Твой Пак Чимин – убийца. Ты знаешь, где убийцы должны сидеть? Не знаешь? Чему там в Пекине учат? – говорит Джин и бросает случайный взгляд на стол, где среди вороха бумаг его внимание привлекает серебристая вещица с именной гравировкой. – Это тебя не касается. Если у тебя есть доказательства, иди с ними в прокуратуру или еще куда-то. А если нет – не прыгай выше головы, не бросайся словами. – Зачем мне доказательства, когда все и так понятно? Все и так знают, что Пак Чимин безжалостно избавляется от тех, кто ему неугоден, – болтает Сокджин, а сам заглядывает за стол, убеждается, что Чонгук увлеченно роется в бумагах. – Никого не интересуют сплетни. Значение имеют только доказательства. Джин в это время незаметно хватает зажигалку со стола, сует в карман, губу закусывает, по сторонам смотрит. Чонгук, найдя нужную папку, выпрямляется, смотрит в глаза начальника и улыбается. – Важно: есть доказательства или нет. У тебя их нет, верно? Джин кивает. – Верно. Но я найду их. – Разве не ты говорил: «моя хата с краю?» Ты ведь говорил, что пока тебя не трогают, тебя все это не интересует. Сокджин пожимает плечами, кладет руки в карманы, улыбается. – Ты ближе всех знаешь Чимина, ты должен понимать, если Пак Чимин захочет меня тронуть или тронуть твоего отца, например, это закончится для нас плачевно. А учитывая, что наш контракт с PD скоро истекает, лучше заняться им сейчас. Чонгук злится, губу до крови закусывает, но сдержать себя все равно не может, хватает мужчину за ворот пиджака и говорит: – Отстань от Пак Чимина. Я сам разберусь со всеми делами Golden group и PD. Не выводи меня. И отцу передай, что я не позволю ему доставать Чимина. – Передам, – кивает Джин и убирает от себя чужие руки. – А ты передай Чимину, что мы обязательно его поймаем. Обязательно.