Не истинная пара

Следующие за этой встречей шесть дней Гарри вспоминать стыдно. Он больше не может отмахиваться от навязчивых мыслей и образов, как делал это раньше. Отвлекать себя делами выходит плохо, не думать о Снейпе не получается вообще. Теперь Гарри знает, чего он желает: Снейп показал ему это. Хочется его объятий, его рук на плечах — и не только. Везде, их хочется везде. И чтобы говорил, как никогда раньше, вот как тогда: тихо, взволнованно. Что там несколько капель крови, Гарри готов отдать пинту, лишь бы увидеть, дотронуться. Днем Гарри еще терпит, заставляет себя заниматься, гуляет на улице, один раз летает на метле, но это не приносит ни спокойствия, ни удовольствия. А вот ночью начинается страшное. Снейп снится бесконечно. Ему и делать ничего не надо в этих навязчивых снах. Ему достаточно просто смотреть: черно, немигающе, пристально. Когда Гарри впервые просыпается с мучительным стояком, он не верит сам себе, наверное, даже смущается. Одно дело — утренняя ежедневная физиология, практически рутина, и совсем другое — вот это. И очень старается не думать, двигая рукой по напряженному члену. Ни о ком старается не думать. Потому что о реальной причине — позорно, а о красивых полураздетых девчонках из колдожурналов, что всегда прекрасно помогало — не хочется. Потом приходится признаться: «Я дрочу на Снейпа». Обреченно, уже не отрицая, что проиграл себе, своему телу, артефакту, Снейпу — всем. Тогда же Гарри впервые пробует на вкус его имя: «Северус». Холодное, мятное, мучительно желанное. В те дни Снейп становится Северусом раз и навсегда. Конечно, никто не догадывается об этом, да и кто бы не заподозрил его в безумии, узнав, что вот этот самый «Северус» доводит Гарри до оргазма раз за разом. Гарри помнит слова Снейпа о том, что стена уз не только серьезно промахнулась с выбором пары, но и почему-то усилила эффект от невыполнения пунктов договора. «Значит, после свидания должно стать легче», — полагает Гарри и желает этого нестерпимо. И свидания, и облегчения. На пятый день, понимая, что еще чуть-чуть — и он, наплевав на все, сам отправится к Снейпу по каминной сети (за своей смертью, не иначе), Гарри решает позвать в гости друзей. Но и тут не везет. Рон извиняется и совсем никак не может прийти, а Гермиона не очень хорошо себя чувствует, но не прочь просто поболтать. Поэтому вечером пятого дня Гарри сидит на ковре перед огнем и разговаривает с Гермионой. О самочувствии («Гарри, ты неважно выглядишь». — «Ты тоже, Герм».), о погоде, о скором начале занятий. А потом Гарри вспоминает про неувязку во всей истории своего несуразного партнерства: — Скажи, так бывает, что у одного узор появляется раньше и проступает быстрее? — Конечно. Ты бы хоть книги о партнерстве почитал — чем ты там занимаешься целыми днями?! — Тебе лучше не знать, — усмехается он невесело. — Ну-ну. Тот, у кого узор появляется раньше и быстрее, более открыт для партнерства. Даже не представляю как объяснить… да открой ты книжки! Он быстрее принимает этот факт и не слишком сопротивляется. Ну, вот Рон с Ромильдой. У него уже ползапястья в цветочках, а у нее только-только начинается. Так вспомни, как он за ней бегал уже после заключения партнерства, а она от него нос воротила. Да и у меня тоже медленнее было, чем у Маркуса: все-таки предубеждение против Слизерина — сильная вещь, — Гермиона задорно смеется, — но сейчас уже все в порядке, конечно, узоры одинаковые. — Слизерин, это да-а-а, — задумчиво тянет Гарри, прощается с подругой и остается сидеть на ковре перед огнем. Слова Гермионы наталкивают на новые преступные мысли. Снейп больше открыт для партнерства? Мерлин и Моргана! То есть, может быть, и он вот так же думает о Гарри, видит сны, просыпается и… нет, Гарри, иди-ка ты полетай на метле еще раз. …Перед сном Гарри внимательно рассматривает свою руку. Появились еще две завитушки. Похоже на буквы, и, кажется, это будет слово. С ума сойти, огромная редкость! * * * Утром шестого дня прилетает сова с запиской от Снейпа. В ней время встречи и координаты аппарации. Коротко и по делу. Недолгие сборы, резкий разворот — и Гарри появляется на опушке леса. Тепло, но пасмурно, похоже, будет дождь. Неподалеку уже стоит Снейп — такой же пасмурный — прячет руки в складках мантии. — Идемте, Поттер, — говорит он безо всякого приветствия, разворачивается и шагает по тропинке вглубь леса. Остается только пожать плечами и двинуться за ним. В молчании они идут довольно долго, пересекают небольшие овражки, пробираются через заросли странных растений. Гарри помнит предупреждение профессора и старается близко к нему не приближаться. Желаемого облегчения пока нет и в помине, лишь нарастают тревога и ожидание. Гарри видит пень, сплошь усыпанный сиреневыми фосфоресцирующими грибами, наклоняется рассмотреть необычную композицию. Снейп, видимо, спиной чувствует, что Гарри отстал, поворачивается и наконец-то заговаривает. Удивительно, но начинает он не с ругани, а с объяснений: — Это сиреневые поганки. Основной ингредиент для умиротворяющего бальзама. — Мы за ними сюда пришли, профессор? — Нет, нам чуть дальше, — он направляется вперед, и снова Гарри разглядывает его не слишком широкую спину под черной тканью мантии. В конце концов они оказываются на поляне, заросшей полынью. Горький полынный запах едва заметен, Гарри он совсем не нравится, и небо все темнее: сейчас вот-вот пойдет дождь. — Поттер, давайте поторопимся, нам нужно успеть до дождя, — у Снейпа в руках два холщовых мешочка, и Гарри становится любопытно, как он собирается передать один из них ему, если не намерен приближаться. Но Снейп выходит из ситуации с честью: он левитирует мешочек прямо Гарри в руки. — Срывайте только макушки, нужны самые молодые листья. Гарри рвет листья, запах полыни становится резче, густеет, оседает горечью на языке. «Хорошенькое свидание, — усмехается он про себя, — на второе, пожалуй, не стоит соглашаться». Не то чтобы Гарри рассчитывал на что-то, но собирать вонючую полынь — это лишь Снейп мог придумать. Свидание, мать его! Руки Снейпа регулярно появляются в поле зрения Гарри, и в очередной раз, когда тот чуть дальше тянется к кустику, Гарри видит обнажившееся запястье, перевязанное широкой черной лентой. — Что это у вас? — ему не просто любопытно, ему действительно становится не по себе оттого, что с узором Снейпа может быть что-то не так. — Зачем вы наложили повязку, сэр? У вас болит рука? Этими вопросами Гарри нарушает шаткое перемирие, и Снейп, кажется, рад сорваться: — Это не ваше дело, Поттер! Снова суете свой нос куда не следует? — о да, он сделал это, и Гарри чувствует, как открылся шлюз, через который можно выплеснуть все то, что копилось в нем последние две недели. Невыносимое, темное, горько-полынное. Как приятно отшвырнуть мешок с мерзкой травой в сторону. — Это мое дело! Ты понял? Все, что происходит с тобой сейчас — мое дело! Это ты тогда в министерстве сказал, что соглашение ерунда, что ничего серьезного, что следовать ему не надо! Это ты был в «Химерах», а не я, это ты там с кем-то… был. Да от этого сдохнуть можно! Теперь это свидание. Да какое это свидание, к черту эту полынь! Тебе от этого свидания легче? Легче или нет? Что у тебя с узором? Гарри кричит, наступает на Снейпа, топчет несчастную полынь. Снейп стоит остолбеневший. Когда давно, на шестом курсе, Гарри вот так же в ярости орал ему вслед: «Ты трус!», он просто повернулся и недолго думая вырубил Гарри заклятием, а тут стоит и молчит. Гарри в бешенстве, он хочет сделать Снейпу больно. Гарри хватает его одной рукой за перемотанное запястье, другой за мантию на груди и… целует его. * * * И Снейп отвечает. Сразу же, без раздумий. Тут же вцепляется своими пахнущими полынью пальцами в лохматые волосы и целуется как последний раз в жизни. Гарри, впрочем, тоже так целуется, потому что отпустить, подумать, ужаснуться происходящему нет сил. И желания нет. Да и возможности нет тоже: никто еще не прижимал его к тебе так сильно (ну не Алиса же!). И только сейчас, во время этого разделенного безумия, Гарри понимает, что целоваться — не просто приятно, как было всегда до того. Это — необходимо. Отчаянно, жизненно необходимо. За спиной Снейпа, в трех шагах от них, растет дерево, огромное, высокое — эдакий страж леса. В его широченный ствол они и впечатываются, так и не отпустив друг друга. Все то, о чем Гарри грезил в последние дни, стало так близко и доступно. Окончательно теряя связь с реальностью, он делает совсем уже дикое: дергает, теребит, развязывает мешающий шейный платок и приникает губами к шее, покрывает ее поцелуями, едва ли не вылизывает уродливые шрамы и стонет уже вовсе неприлично громко. Теперь он знает ответ на свой самый первый, заданный себе почти во сне вопрос: да, Снейп чувствует, когда его шрамов касаются. Он стоит, запрокинув голову и закрыв глаза, хрипло дышит, закусывает губу и все вжимает и вжимает в себя бедра Гарри. Тот чувствует через свое невыносимое возбуждение, что со Снейпом происходит то же самое. Если сейчас не прижаться, не потереться об него, это же целый мир рухнет и не оставит в живых никого. Гарри прижимается. Три толчка друг в друга, и волна оргазма накрывает Гарри с головой — если бы он не держался за Снейпа так крепко, он, наверное, свалился бы в полынь, которая пахнет уже совсем не горько. Снейп тоже дергается, не произнося ни звука, и теперь уже сам склоняется к плечу Гарри и стискивает так крепко, что трудно дышать. Минуту они стоят так, замерев, успокаивая дыхание. Потом Снейп шевелится, размыкает объятия, достает палочку и, морщась, шепчет очищающее заклятие. Судя по тому, что применил он его к ним обоим, тот оргазм у них был общий, один на двоих. — Что же ты творишь, Поттер, что мы творим? — он водит губами по волосам, — ты же это не забудешь. Ты не сотрешь память, как узор, ты будешь это помнить. Ладно я, это моя природа, но у тебя будут девушки... Гарри его не слушает. Сейчас он уверен, что это с ним на всю жизнь, что ничего лучше произойти уже не может. Он все водит ладонями по складкам мантии и сюртука, и не может нагладиться, и думает, что Снейп пахнет полынью. Потом вспоминает причину своего срыва: — Северус, — да! Вот так! — Что у тебя с узором, болит? Или что? — Нет, не болит. Ты знаешь, что это будет слово? — Я знаю, у меня, правда, только две буквы, не могу прочесть. Ты поэтому закрыл узор, чтобы я не увидел? — Снейп усмехается так, что становится понятно — да, поэтому. Они еще стоят, обнявшись, но эйфория постепенно отступает, значит, Снейп через секунду снова замкнется, а Гарри станет неловко за произошедшее. Но один вопрос Гарри еще успевает задать: — Почему твой узор появляется быстрее? — он не рассчитывает на ответ, тем более откровенный. И безмерно удивляется, услышав: — Может быть, ты мне нужен больше, чем я тебе, — Гарри удивленно смотрит Снейпу в глаза, но усмешка, похожая на гримасу, исчезла — все, того Снейпа уже нет. Сосредоточенный, собранный, он расцепляет руки Гарри на своей шее: — Собирайся, Поттер, сейчас начнется дождь. Небо и правда черно, свищет ветер, шумят деревья. Только что оба они этого не замечали, никакой стихии не под силу было заставить их разорвать объятия. — Когда зелье будет готово, я сообщу. Если станет хуже, придется встретиться еще раз (вот так вот, Поттер — придется!), — раздает последние инструкции Снейп. Гарри не хочет уходить и расставаться. Он не желает запоминать, что в последние минуты Снейп был холоден и замкнут. — Можно, я приду к тебе? — Ни в коем случае! Я закрою камин. Поттер, даже не пытайся! — ну да, разве была возможность всерьез рассчитывать на какие-то перемены после сегодняшней встречи? Гарри прощается и аппарирует домой. * * * Уже три дня Гарри не выходит из дома. Более того, он и по дому передвигается мало и неохотно. Лежит в кровати, лежит на диване; подолгу, не шевелясь, может сидеть в кресле. Кричер волнуется за него, думает, что хозяин заболел, и самовольно пытается лечить его, предлагая то зелья, то травяные отвары. Но Гарри чувствует себя нормально, он просто бережет свои лесные воспоминания. Он боится резко встать, куда-то пойти и растерять свое сокровище. Он всей душой и телом переживает заново то, что произошло тогда. Хотя действительно стало легче: соглашение, вероятно, посчитало свидание удавшимся. Гарри постоянно думает еще об одном — чем в данный момент занят Снейп. Сознание подбрасывает как вполне невинные картинки, вроде приготовления зелья и чтения книги, так и абсолютно непристойные, от которых тяжелеет в паху и шумит в ушах. Приходится бежать в душ и решать эту проблему. То быстро, то медленно, молча или шепча его имя, под фантазии о том, как Снейп раздевается (особенно сводит с ума неторопливое расстегивание пуговиц на рубашке), как выглядит обнаженным, как принимает душ, как лежит в кровати и трогает себя точно так же, как сейчас это делает Гарри. Как Снейп занимается сексом, представить пока не удается, капризное воображение отказывается показывать ему это. Но именно в эти дни табу на секс двух мужчин перестает существовать для Гарри Поттера. Увлекшись своими ощущениями и переживаниями, Гарри совершенно забывает о скором начале учебного года и спохватывается, только когда Рон зовет его пройтись по Косой аллее, купить необходимое для занятий. Гарри уже стоит в дверях: все-таки решил немного пройтись и проветрить тяжелую голову, но его задерживает неизвестная сова, которая долбит в окно, как заведенная. Отвязав тяжелый пакет и отпустив несчастную, Гарри садится в кресло и разворачивает послание. И видит зелье. Красивое, плавно меняющее цвет с фиолетового на розовый и обратно. К зелью приложена записка с описанием и дозировкой: «Зелье Радости. Для хорошего настроения примите пятнадцать капель. Эффект длится два часа. Для приятных снов на всю ночь — двадцать капель». Без подписи. Без объяснений. После внимательного осмотра зелья и перечитывания записки приходит озарение. Это подарок! Тот самый, по соглашению. Значит, встречаться Снейп не хочет и решил выкрутиться вот так. Гарри и досадно, и приятно одновременно. «Надо тоже ему что-нибудь подарить, — решает он, — вот сейчас и куплю». И торопится уйти из дома, чтобы успеть до встречи с Роном приобрести подарок. На улицу Гарри выходит с мыслью: «Неужели Снейпу снова так плохо, что без подарка никак не смог обойтись?» Гарри-то чувствует себя терпимо. Косая аллея оглушает гомоном толпы. Перед началом учебного года здесь, как всегда, суетятся ученики Хогвартса, наметанный глаз сразу выхватывает из толпы первокурсников. Чуть более солидно выглядят студенты. Гарри кивает знакомым, здоровается с приятелями, вполуха выслушивает последние новости и пробирается вглубь Косой аллеи, минуя многолюдные магазинчики со школьными товарами. Обойдя магазин мадам Малкин и какую-то подозрительную лавку магических амулетов, он останавливается перед вывеской «Подарки и сувениры», пожимает плечами, толкает дверь с разноцветными витражами и входит внутрь. Никто не мешает ему прогуливаться между полок и разглядывать товар. В лавке никого нет, а продавец, выяснив, что молодой человек «только посмотрит», тактично растворяется в глубине помещения. «Как в Выручай-комнате», — думает Гарри. Лавка доверху набита самыми разнообразными вещами и вещицами, кое-что даже сложно отнести к категории подарков, хотя мистер Уизли наверняка бы оценил лампочки и выключатели. Гарри проходит мимо книг, мимо самых разных магических и маггловских сувениров, аккуратно огибает полку с украшениями и вдруг останавливается. Среди заколок, шпилек и цепочек он видит застежку для мантии в виде паука. Гарри не знает, из чего она сделана, не знает, сколько она стоит, но понимает: это единственное, что он смог бы подарить Снейпу. И почему-то совсем не к месту всплывают в памяти слова Рона: «сидит в своей лаборатории, как паук...» «Надеюсь, он меня за это не проклянет. Понятно, что отправлю совиной почтой, но мало ли», — думает Гарри и нервно улыбается, расплачиваясь с продавцом. Самая неудобная часть покупок выполнена, и можно возвращаться в толпу, в круговерть знакомых лиц и неотложных дел. * * * Купив все необходимое из длинного школьного списка, оттоптав ноги и облегчив кошельки, два друга, Гарри и Рон, сидят в Дырявом котле и заканчивают длинный, суетливый день кружкой пива. — …Вот так, схожу с ума по полной программе, — завершает свой монолог Гарри. Пиво развязывает язык, а близость надежного верного друга делает исповедь чуть менее мучительной. — Как будто влюбился, только хуже. Говорит Гарри, конечно, не все: самое драгоценное воспоминание — лесное, полынное — он оставляет при себе. Про бешеные фантазии тоже умалчивает. Но общую степень своего сумасшествия описывает правдиво. Рон звание лучшего друга снова оправдывает полностью: не ужасается, не смеется, а сразу верит и спокойно принимает. — Ну, я так и думал, сказать по правде, — Рон закидывает в рот соленые орешки, — не было еще такого, чтобы стена ошиблась. Кого бы она ни сводила, быть им вместе. Знал бы ты, как на меня Ромильда орала. Прокляла даже один раз так, что пришлось в Мунго обращаться. И ничего, сейчас любовь-морковь. Или вот Малфой, — Рон подается вперед, а на его лице — предвкушение какой-то пакости, — мне Перси проболтался. Такой скандал устроил в министерстве! Апелляцию подавал, жалобы писал. Из страны уезжал даже, а его потом обратно притянуло. Ну и что? Через месяц уже своей Луне сам редиски покупал для ожерелий, и Ксено теперь частенько заходит к ним на чай. Со своей настойкой лирного корня, не иначе, — нет, все-таки ржать так заразительно, как Рон, мало кто умеет. Отсмеявшись, Рон продолжает рассуждать: — А что он с тобой встречаться не хочет ни под каким предлогом, это он правильно. Вот все равно — гадом был и будет — а правильно. Посмотри на свой узор. Две буквы? Это оттого, что не нужен он тебе. Это в данный момент — магия, а проведут ритуал — ты и себе потом не простишь, и его виноватым назначишь. Гарри категорически не согласен сейчас с Роном, но спорить с ним — показать, что с головой у Гарри и правда совсем плохо. Даже с лучшим другом так лучше не рисковать. — Ладно. А как думаешь, мне потом снова пара найдется? — пока эта мысль совершенно не воодушевляет. — У каждого должен кто-то быть, и у тебя будет. Кого ты хочешь? Чтобы волосы — во! Сиськи — во! — Рон уже дурачится, значит, пора заканчивать встречу. Друзья прощаются, и Рон, прихватив покупки, аппарирует домой, к Ромильде. Гарри уменьшает свои учебники, рассовывает их по карманам. Снейповского паука уменьшать не поднимается рука, да он и не мешает. Так, сжав застежку в кулаке в кармане мантии, он вспоминает слова Рона о том, что у каждого должен кто-то быть. «Да, — думает Гарри, — а у Кричера так никого и нет». И решительно направляется к магазину волшебных существ и тварей. — Кричер, ты где? Иди сюда! — Гарри с грохотом сгружает на стол многочисленные покупки и осторожно ставит клетку с кем-то внутри. — Хозяин звал Кричера? — домовик тут как тут, все такой же несчастный и неприкаянный. — Кричер, у меня для тебя подарок, — Гарри чувствует себя по меньшей мере Сантой, — и поговорить сможешь, и шерсть с ковров убирать не надо! Смотри! — и открывает клетку. Гарри и подумать не мог, что кошка способна произвести такое неизгладимое впечатление на домовика. Ну да, необычная, но чтобы так… Круглые, навыкате, глаза эльфа становятся еще круглее и больше, Кричер с хлопком закрывает их ладонями и в ужасе шепчет: — Хозяин Гарри, за что, за что?! За что хозяин Гарри заколдовал этого домовика? — Да ты что, Кричер, опомнись, какой домовик, это кошка! Просто без шерсти совсем. Ты же сам не хотел шерсть убирать, — Гарри добавляет в голос солидности, с Кричером это всегда работает. — Редкая порода, маггловская. Чрезвычайно умная. Смотри, какие уши! Кошке редкой маггловской породы надоедает сидеть в клетке, она встает, потягивается, перебирает длинными лапами и спрыгивает на пол. Кричер отшатывается в священном ужасе. — Хозяин Гарри не смеется над бедным Кричером, это точно не заколдованный домовик? У Малфоев живет такой, очень похожий, Аска. Это он? — Балбес ты, Кричер. Это кошка, девочка. Зовут Птичка Певчая, представляешь? Мне так сказали. Магглы, знаешь ли, назвать нормально не смогли. А теперь она уже привыкла. Ну что? Кошка и домовик внимательно вглядываются друг в друга, шевеля ушами. «Уши-то как похожи, — удивляется Гарри, — и глаза. Ну, просто истинная пара», — усмехается про себя. — Годится, — выносит вердикт домовик. — Когда-нибудь хозяин Гарри тебя расколдует, а пока будешь так. — Да не заколдованная она, — Гарри рад за оживившегося Кричера, — заботься о ней. — Да уж буду, — к домовику стремительно возвращается вредность, — и любить, и заботиться. Не то что хозяин Гарри, хоть бы раз… о своей паре… как же… — голос домовика, уносящего редкую кошку, стихает где-то в недрах дома. А Гарри, вздохнув, достает из кармана застежку-паука.