Друзья?

Он не сломан. Зак готов говорить ему каждый день, доказывать, если надо, расшибая лоб об непробиваемую упертость мальчишки. Он не сломан, и Зак его не жалеет. Бережет, быть может, чуть больше, чем кого-то еще. Но на эту заботу у него есть причина. Простая, как невозможность жить без того, чтоб дышать: "Я не могу тебя потерять". Сегодня его день рождения, и Алекс зол, как сто тысяч чертей. У них в планах были видеоигры и чипсы, безделье вдвоем в комнате Алекса за дверью, которую разрешено закрывать только, если Зак где-то внутри. Зак для семейства Стэнделл — он как ангел-хранитель. Вместо этого — зал видеоигр, и Алекс дергается на каждое слово, скалится на родителей, шипит на друзей. Алекс раз за разом скидывает руку Зака с плеча и велит ему отъебаться. Пойти куда-нибудь, например, отдохнуть. "Как вариант, со своими невъебенными мудаками из футбольной команды". Зак поймает момент и тут же ухватит за руку, так медленно пальцем проведет от запястья к ладони. Он чувствует, как под кожей ускоряется пульс, и венка долбится прямо в подушечку пальца. Выдох. Рывком опускает ресницы. Сейчас, Алекс сейчас. Такая неуместная _н е ж н о с т ь_, и ноги будто не держат. И много, так много чего-то под ребрами. Здесь, очень близко, внутри. Звонок телефона — по нервам, как плетью. Один лишь взгляд на дисплей, и настроение катится в жопу, а черная ярость долбит в затылок. Как будто тяжелым, железным мячом. Пытаясь пробить изнутри его кости. — Это... мама. Я должен ответить, прости. — Конечно. Какие проблемы. Зак отвернется, прикрывая трубку ладонью, уже слыша льющийся в ухо приторный яд. — Ты очень плохой мальчик. Ты меня не послушался, Зак-к-ки. И я очень... очень-очень очень сердит. Черт, да я просто в бешенстве, _б р а т_... — Не время для дурацких шуток, Монти. Я занят. — Поздравляешь с днем рожденья принцессу? Не помнишь, что случается с теми, кто забирает _м о е_? Посмотри на Алекса, Зак-к-ки... что, если в следующей коробке с подарком он получит патрон? Еще до исхода вечера, детка. А дома его будет ждать холодный ствол под подушкой... И он доведет до конца то, что не вышло однажды. Хочешь, чтобы он умер? Хочешь взять и помочь? Хочешь, чтобы его голова разлетелась на кусочки, ошметки мозгов и костей. Правда этого хочешь? — Сука, ты... только попробуй. — Я тебя не принуждаю к чему-то. Но Заки... заднеприводный в команде — это ведь тотальный пиздец. Это крест на нашей спортивной карьере. Даже если ты будешь пялить мальчишку. Терять игрока мы сейчас не готовы... Да, и еще... Ты думал, что скажет на это миссис Демпси? А Брайс? Они одобрят твой выбор? — Пошел нахуй... — Как скажешь, пра-а-ативный. В трубке гудки, и пальцы мелко трясутся. Теплая ладонь на плече, которую хочется обхватить и прижаться щекою. Остро пахнет колой, картошкой. Кто-то в другом конце зала играет в стрелялку. Заку кажется, снаряды рвутся прямо у него в голове. — Я не хочу, чтобы ты себя заставлял. Ты можешь просто вернуться домой. И вообще, вся эта дружба... понятно, что она вызывает вопросы, сомненья. Конечно, он слышал. Стоял очень близко. Конечно, отмазка про маму не прокатит даже с натяжкой. Конечно... какая впрочем разница? Сука. — Монти — больной уебок, не больше. Я... давай просто не будем обо всем этом дерьме? Сегодня у тебя день рождения. — Это больше похоже на поминки, не на праздник. Давай, может, уедем домой? Если, конечно, тебе еще не пора... — А как же твои родители? Джесси и Клэй? — Мама с папой и слова не скажут, ну, а ребята поймут. Я правда устал от людей. Их слишком много. — Тогда почему бы и нет? Хорошо. * Они не больше, чем просто друзья, что вместе ходят повсюду. Зак просто его бережет, пытается гонять тараканов, что толпами бродят у того в голове и нашептывают какие-то дикие мысли. Прибить бы их скопом всех нахуй. Сразу стало бы легче дышать. Они не больше, чем просто друзья, но когда входят в дом, свет зажечь не попробует ни один. Лишь рука в темноте на ощупь найдет его руку. Тепло. Так тепло, и что-то в горле... как будто бы спазм. И лестница кажется Эверестом. И каждый шаг, как борьба — со страхами, с природой, с собой. Скрип на четвертой ступеньке. На самом верху — комок от сбившегося под ногами ковра. — Посмотрим, может, "Звездные войны"? — чужим голосом. Такой напряженный. Как струна, что натянута до предела и лопнет вот-вот, и дрожит. — Конечно. Так сипло, совсем не узнать. Но пальцы держатся друг за друга, сплетаются мертвой хваткой. Дверь поддается со скрипом. Ногой ее — за собой. Грохот — по затихшему дому. Губами, обмирая и обжигаясь, — в мягкие, такие послушные губы. Выдох — один на двоих, общий стон. — Мы не... — Конечно, мы не... Не мешай и целуй. Как связно мыслить, когда ты вот так в руках замираешь, когда опускаешь ресницы и всем телом подаешься вперед? Когда раскрываешь губы и язык мой впускаешь? Когда отдаешь себя сразу и без остатка. Всего до конца. Алекс... Выдох и вдох. Алекс. Руки уже под футболкой. Алекс. Я. Тебя. Никому. Не. Отдам. Алекс... Зачем мы тянули так долго? Целуй... все остальное — потом. Целуй — я останусь с тобой. И никуда тебя не пущу. Все, что прошу, это просто — целуй.