Друзья?

Алекс его игнорирует. Снова. Зак вздыхает, тяжело опускаясь на соседний стул. Не гонит из-за общей парты и ладно. Но это вот все... сколько можно уже? — Серьезно, Алекс? Какая сегодня причина? Пыхтит и смотрит прямо перед собой, пока обкусанные пальцы с остервенением кромсают бумажный листок на кусочки, больше напоминающие белую пыль. Зак голову в руки роняет и ладонями изо всех давит виски, чтобы хоть немного унять этот гул, разрывающий изнутри, как торпеда. Еще немного, и тонкие кости черепа не выдержат, лопнут. Еще немного, и его взрывающийся, закипающий мозг окажется вот в этих руках. Еще немного... Как же он устал от всего. — Алекс? — Все хорошо, — ровно-ровно, безжизненно, на автомате. Тот, кто ночью извивался под ним, чьи выкрики, стоны Зак глушил своими губами, выпивая до капли каждый выдох и звук. Алекс стабильно срывается в школе, а дома, когда Зак приходит, и они остаются вдвоем... Что, если он — не больше простого лекарства? Что, если Алекс так вот глушит свой страх?.. — У тебя как будто раздвоение личности. Слушай. Если ты устал, мы можем все прекратить... Ты будешь снова бегать за Джессикой, которая любит другого. Я буду провожать Хлою до дома и изредка ходить с ней в кино. Мы ведь дружим, что бы ты там себе ни придумал. — Можем. Если ты хочешь, — и снова, как бездушная кукла. Робот, повторяющий слова, согласно заложенной кем-то программе. Заку хочется треснуться головою о стол. Вместо этого он берет Алекса за холодную руку и сплетает их пальцы в замок. — Я с тобой. Мы в этом дерьме замешаны оба. Слышишь, Алекс? Я с тобой до конца. — Мы убили его. Зак, мы сделали это. — Он свалился с пирса и утонул. После того, как я сломал ему ноги. Ты здесь вообще ни при чем. — Это я. Тот, кто столкнул его. Зак, ты же знаешь... — Вспомни, скольких он толкал за черту. Ханна, Джессика, другие девчонки. Блять, да каждый из нас... все, что случилось с тобой... Алекса такая сильная дрожь пробивает, будто сквозь него пропускают электрический ток. Зак, он не справляется тоже, но Стэнделл... Зак все еще помнит пулю в шкафчике и пистолет. Скол на кафеле в ванной Алекса, который там так и остался. Он помнит опутанную проводами фигуру на больничной кровати с перемотанной головой. И врачей, которые не давали прогнозов. Он помнит панику, топящую изнутри, он помнит, как стали ватными ноги... — Я знаю про все, что он сделал с тобой. Алекс вздрогнет, как от удара, и ответит, втянув голову в плечи. Дернет рукой, будто пытаясь натянуть капюшон, которого нет. Выдавит сипло: — Мы с ним дружили. — Он ни с кем не дружил. Только использовал. Алекс... мы должны все забыть. Его нет. Его нет, но ты не прекращаешь просыпаться ночами от кошмаров, бросающих тебя в ледяной пот. Ты просыпаешься, но порою не можешь выбраться из вязкого, бесконечно нечто. Сон засасывает тебя, держит крепко. Ты воешь и стонешь, ты плачешь и говоришь. Я обнимаю тебя и к себе прижимаю. Я шепчу тебе, как люблю. Я забрал бы память обо всем, если б мог. Я убил бы его снова и снова, если б было, кого убивать. Он мертв. И ты в безопасности, Алекс. — Зак. Оставь меня просто в покое. — Как скажешь, — отодвинет с шумом свой стул. Уже выходя из опустевшего класса, поймает спиной тревожное: — Ну... ты же придешь? Вечером ко мне, как обычно? Кивнет зло и резко, скрываясь за дверью, разбивая костяшки о твердый косяк. Он придет, потому что не может иначе. Совсем не может жить без него. "Ты не сломан. Мы не сломаны оба. МЫ не сломаны, а все это — пройдет".