«Ночная пташка, Сидни Мур?»
Я больше не думала ни секунды: сгребла папки в кучу, наспех пихая их в шкаф, даже не задумываясь над тем, почему они не вставали ровно, и, крепко сжимая в руке пистолет, вылетела в коридор. Сердце билось у горла, и я затормозила лишь у двери в свою комнату — через которую пролетел Аноним, покидая место преступления. Слёзы солёным комом подступали к корню языка, и я с трудом сглотнула, зачем-то выставляя руку с оружием вперёд. Я не умела им пользоваться — если не считать снятие с предохранителя и спуска курка на выдохе, на этом мои знания заканчивались. Раньше мы каждую субботу ходили с мамой в тир, где она выбивала все мишени и получала большую плюшевую игрушку, а я за десять попыток в лучшем случае трижды попадала по яблоку, но это было давно — сейчас я сомневалась, что попаду в слона с двух метров. Мое дыхание перехватило, когда я аккуратно носком кеда толкнула дверь вперёд. Видимо, ее захлопнуло сквозняком из открытого окна, которое оставил преследователь. Именно оно и бросилось первым делом мне в глаза. Я ударила по выключателю сильнее, чем нужно — хлопок оказался слишком громким, и свет залил комнату. Пусто. Я опустила руку с пистолетом, наглухо закрывая за собой дверь, а позже и окно. Тревога дрожала под моей кожей, будто сквозь меня снова и снова пускали напряжение, и мне лишь после долгих вдохов и выдохов удалось забраться на постель, прижимаясь спиной к двум стенам сразу — кровать занимала место в углу моей комнаты. Я подтянула к себе колени, принявшись всматриваться в темноту, будто прямо из нее на меня сейчас мог выпрыгнуть убийца. Металл пистолета жёг руку, которой я его сжимала до побеления костяшек. Мне казалось, что сейчас на любой посторонний звук я могла бы выпустить всю обойму. Глаза начали зудеть, несмотря на включенный свет, который я знала, что не выключу всю ночь, я прислонилась затылком к стене и, незаметно для себя, уснула. Только если вскакивания каждые двадцать минут с чувством, будто мне не хватает воздуха и кто-то душит меня за горло, можно было назвать сном.***
С утра мне удалось подняться с трудом. Я даже не сразу поняла, что это утро, пока, в очередной раз распахнув глаза, не заметила, что теперь свет поступал в комнату не только от лампы, так и продолжавшей гореть под потолком, а из большого окна. Чувство, будто я сижу на пороховой бочке, не отпускало меня, даже когда я поднялась с кровати, ступив ногами на пол. Пистолет лежал рядом на цветастом покрывале, которым была заправлена моя постель. Мозги плавились — иначе я и думать не могла, потому как меня посетила мысль взять его с собой в школу. Насколько я была напугана, если всерьез задумалась над этим? Однозначно, очень сильно. Я хмуро смотрела на оружие, пока не решила засунуть его глубоко в изголовье кровати. Часы на кухне показывали конец первого урока, и я не особо жалела, что пропустила его — ненавистную мне биологию с мистером Тейтом, который ходил между партами, заглядывая в тетради учеников, и наклонялся настолько низко, что я думала, как скоро его острый нос поцарапает парту. Но несмотря на мою душевную предрасположенность не посещать его урок, это взбесило Кевина — иначе как я могла объяснить одиннадцать звонков с его номера? Он даже оставил мне сообщение на автоответчике, которые ненавидел. Я включила его сразу же, как сдернула с вешалки джинсовку. Мне было необходимо держать свои прогулы в норме, чтобы не навлекать неприятности: вызвать маму в школу было бы плохой идеей. Недовольный голос друга зазвучал на другом конце провода, когда я захлопнула дверь дома и убрала ключи в рюкзак. — Хей, Сидни, это Кевин, твой бывший лучший друг, которому просто надо было выплеснуть свои эмоции, а тебя не оказалось в школе, но теперь тебя это, конечно же, не волнует, потому что ты бросила меня одного к мистеру Тейту и… — голос Келлера прервался. Видимо, время, отведенное под запись, вышло. Я покосилась на телефон, оценивая степень гнева Кевина, который на меня обрушится, когда я приду. Друг оставил мне ещё с десяток сообщений на фейсбуке, но мне не хотелось вчитываться в их содержание, поэтому я просто ускорила шаг, двигаясь по ровному тротуару. Улица была пустой. Лишь чья-то собака лаяла вдалеке. И я уже хотела свернуть в нужную мне сторону и отправить мобильник в рюкзак, как он неожиданно разразился вибрацией в моей руке. Я понапрасну решила, что это снова Кевин, но адресат говорил сам за себя — номер не определялся, и мое сердце насквозь пронзили иглой. Я буквально почувствовала, как в моем животе начинает работать мясорубка.«Хорошо спала, Сидни Мур?»
Я поежилась, отводя телефон от глаз, и закрутилась на месте, пытаясь увидеть хоть кого-то. Пусто. Улица, выводящая меня на центральную дорогу Ривердэйла спустя два дома, была абсолютно пуста. Дети не играли во дворах, и никто не дергал жалюзи. Даже собака, недавно лающая, замолчала.«Ты такая милая, когда спишь»
Я сама не заметила, как сорвалась с места: даже не думала, что могу так быстро передвигаться, потому что спустя четыре минуты я влетела в большие школьные двери своим корпусом, толкая их вперёд. Сердце билось в моей груди так быстро, что никакому доктору не составило бы труда поставить мне диагноз — тахикардию. Я тяжело дышала, восстанавливая дыхание, упёршись ладонями в колени. Мой дом — место, служившее мне крепостью — больше не был безопасным. Мне было страшно. Казалось, будто за мной наблюдают изо всех кабинетов и шкафчиков сквозь дырочки вентиляции. Я больше не была в безопасности. Мне негде было скрыться.«Смешная Сидни Мур»
Я с силой дернулась в сторону ряда шкафчиков, влетая в них спиной. Урок ещё не закончился, поэтому коридоры были пусты, и каждый мой шаг громко отдавался эхом.«Ты ещё не поняла?»
Минутная пауза показалась мне вечной.«Тебе от меня не убежать»
Все ниточки внутри меня дернулись. Я могла поспорить, что в этот момент мое лицо было перекошено от ужаса, но ничего не могла с собой поделать. Страх захватил меня полностью. Если бы не вчерашнее проникновение в мой дом, если бы не угрозы в сторону Кевина, если бы не его знания обо мне я бы не поверила. Я бы сочла это настоящим бредом съехавшего с катушек сериаломана, но теперь… Я понимала, что это правда. Мне не убежать. Я не знала, сколько по времени, я простояла, вжавшись спиной в шкафчики, крепко обхватив свой телефон рукой. Звонок, находившийся чуть правее у меня над головой, прозвенел, и с этой громкой трелью коридоры наполнились учениками. Даже в толпе я чувствовала себя уязвимой, будто прямо сейчас кто-то отделится от группы футболистов и накинется на меня с ножом. Страх когтистой лапой держал меня за горло, пока кто-то не постучал мне по плечу. Вопреки моим ожиданиям, что я подпрыгну на месте и вскрикну, мне удалось удержать себя в руках — я обернулась, отрешённо смотря перед собой. — Черт, Сид, ты выглядишь просто… — Кевин не успел договорить, как я скользнула к нему в объятия. Я поняла, что меня трясет, только когда руки друга легли мне на спину. Слёзы жгли мне глаза, но я глубоко втянула воздух, стараясь не разреветься на виду у всей школы. Могу поспорить, Реджи был бы рад. И не успела я об этом подумать, как голос Мантлы выделился из всей толпы гудящих школьников. — Эй, Келмур, снимите номер! Гогот футболистов долетел до моих ушей, и впервые мне было все равно на смешки в мою сторону. Я стояла, прижимаясь к другу сильнее, и чувствовала знакомый запах чайных листьев и лаймового геля для душа. Не уверена в конкретной цифре, но полперемены мы так простояли точно — я могла это судить по тому, как поредело количество людей в коридоре, когда я отстранилась от клетчатой рубашки Кевина. Взгляд друга все ещё оставался обескураженным, и я могла прочитать немой вопрос «что случилось?» в его глазах. — Я… Я просто… — я поняла, что не могу подобрать слова, когда в третий раз открыла и закрыла рот. — Прости, Кев. Брови Келлера собрались над переносицей. — «Прости, Кев»? — переспросил он, обводя взглядом коридор, а потом снова смотря на меня. — Ты выглядишь, будто по тебе проехался трактор, Сид. Что случилось? Я сглотнула, понимая, как глупо поступила. Рассказать другу все сейчас было бы… Неправильно? Подвергать его опасности было бы неправильно. И я выбрала из двух зол меньшее: рассказала ему о маме. О том, что она не вернулась домой ещё два дня назад, не берет телефон и о моей лжи шерифу. Говорить правду оказалось легче, чем я думала: слова буквально вырывались из меня сами, и из всей истории я умолчала только о проникновении в мой дом. Друг слушал внимательно, даже не думая перебивать меня, за что я была ему благодарна. Он будто впитывал каждое слово, думая, что мне ответить. Закончила я, когда первый звонок на урок уже прозвенел, и в коридоре стало совсем пусто. Кроме нас, не считая парня, пытавшегося кому-то дозвониться, и ещё двух девушек, никого не было. Друг смотрел на меня, закусив губу, а я понимала, что теперь, когда я все это сказала вслух, я действительно приняла этот факт. Моя мама пропала. — Сидни, — Кевин отмер, сверля меня взглядом, в котором я могла прочитать растерянность и сожаление — все, что угодно, только не осуждение. — Это было так глупо. Я знала, что Келлер так говорил только из страха за меня: он бы не осудил даже самый мой плохой поступок. И мне было нужно это. Его поддержка. И я не успела сообразить, как Кев снова налетел на меня с объятиями. Только длились они пару секунд, потом он отстранился и пристально всмотрелся в мое лицо — этот взгляд был похож на тот, которым одаривают старые фотографии. На них смотрят, будто они что-то родное и несущее тепло прошлых лет. Друг смотрел на меня также. Только теперь к этому прибавился ещё и немой вопрос. Но не «ты в порядке?», а «ты выглядишь сейчас, как человек, переживающий потерю, или как человек, собравшийся прыгнуть с крыши?». Я не была уверена, что нахожусь уж так далеко от второго варианта. — Ты должна будешь рассказать, Сид, — наконец сказал Кевин, поджимая губы. — Моему папе или Стиву. Лучше сделать это самой, чем если… Если они узнают сами. А они узнают. Я покачала головой. Я знала это. Знала ещё с самого начала, но никак не могла себя заставить это сделать. И сейчас в нашей компании Кевин был голосом разума. — Сид? — А? — Мы сделаем это, — Келлер кивнул, и я почувствовала, что сейчас снова расплачусь. Только этого не хватало. — Сделаем вместе. Я сглотнула ком, вставший у меня посреди горла, и сделала несколько шагов — но не по направлению к другу, а в сторону кабинета. Самое глупое, что можно было сейчас придумать, идти на урок, но именно туда я и собиралась. — Сегодня вечером? — мне хватило сил предположить, когда все произойдет, едва мы двинулись с места. Кевин как-то странно вздохнул и, закинув руку мне на плечо, выдавил подобие улыбки. Только вышла она печальной. — Нет, Сидни, если бы ты не прогуливала уроки и отвечала на телефон, то знала бы, что Дилл отменил наше свидание. Я застыла на месте, приподнимая брови. Радоваться в такой момент было бы неправильно, и я просто качнула головой, принимая информацию. Я: — Мне жаль. Кевин: — Неправда. Я, закусив щеку изнутри: — Да, неправда. Мы стояли на развилке, прямо как в те дни, когда ходили вместе домой или возвращались из «Попса». У меня сейчас было обществознание, а у друга углубленная история Америки. Мне даже страшно представить, сколько часов она занимает у него в неделю. — Но не спеши радоваться, Сидни, — уголки губ Кевина на секунду дрогнули в улыбке. — Он перенес его на сегодня. У кого-то будет горячая ночка в кинотеатре, — друг поиграл бровями, и я притворно скривилась, делая вид, что это знание доставляет мне физическую боль. — Боже, я обойдусь без подробностей, — прикрыв глаза рукой, сообщила я. Очередное волнение ударило меня по коже тысячей иголок, словно я отсидела ногу. То, что я знала, что этого парня зовут далеко не Дилл, отнюдь не прибавляло мне уверенности. Но Кевин светился от счастья, и я понимала, что не могу все разрушить. Не теперь. С другом мы разошлись под трель второго звонка. Келлеру бы следовало поторопиться, потому что миссис Дороти, которая вела историю, была женской версией мистера Саммерса, считающего опоздание смертным грехом. Я же не торопилась, зная, насколько часто опаздывает наша учительница обществознания. Если наш урок начинался в пятнадцать минут после звонка — это была удача. Я зашла в кабинет, сразу примечая свою пустую парту — третью первого ряда. Оттуда было удобно ничего не делать и смотреть в окно, за которым сейчас футболисты нарезали круги по полю. Могу поспорить, перед игрой тренер Клейтон гонял их до изнеможения. Я расположилась на своем месте, доставая пенал и толстую тетрадь в 98 листов. На этом предмете я всегда сидела одна, потому что свободных мест было предостаточно, и никто не горел желанием разделить одну парту со мной. По всему классу только четверо сидело в парах: и один из них был Джагхед Джонс. — Эй! — прежде чем я смогла подумать, позвала я, помахав рукой. Но парень продолжал сидеть, углубившись в чтение чего-то на экране ноутбука. — Джагхед! Джагхед дернулся, выискивая источник крика, и улыбнулся, наткнувшись на меня. Именно по этому выражению лица я поняла, что не сильно ему помешала. А ещё потому — что он собрал свои вещи и пересел ко мне. — А он не будет против? — я кивнула в сторону парня с подстриженными ёжиком волосами. Кажется, он всегда сидел вместе с Джагхедом. — Клэй? — парень на секунду обернулся, смотря на бывшего соседа по парте. — Нет. За те два года, что мы сидели вместе, он сказал мне только три слова. — «Одолжишь мне ручку»? — предположила я. — «Что за шапка?». Я прыснула. Джагхед казался мне расслабленным, и с ним, на долю секунды, я почувствовала, что тоже могу выдохнуть.***
Миссис Чайфилд пришла спустя двадцать минут от урока, оправдывая это тем, что ее дети неожиданно заболели, и ей пришлось везти их в больницу. Я буквально кожей чувствовала, как все в кабинете закатили глаза, но принялись слушать новую тему урока — ответственность за деяния. Я не знала, как именно, но учительнице всегда удавалось коснуться за минимально короткое время всех тем общества и до основной мы добирались лишь к самому концу. Теперь она говорила что-то о том, что любое противозаконное действие — будь то убийство, взлом (даже преследования) — наказуемо. Казалось, будто мир смеялся надо мной. Такой беспомощной и жалкой Сидни Мур, готовой совать голову в песок при малейшей угрозе. — Вы все знаете, что социальные конфликты регулируются. У нас есть органы власти и… Я сильнее сжала в руке карандаш, чувствуя, как он чуть ли не скрипит под моей хваткой. У кого-то пропищал телефон, и я дернулась так сильно, что ударилась локтем о спинку стула. На секунду мне показалось, что это мой. И от этой вспышки в животе завязался узел, а все поджилки задрожали. Это уже не было нормально. На какую-то минуту я вспомнила о доме — пустой оболочке из кирпичных блоков и стен, а не крепости, в которой можно спрятаться. У меня больше не было дома. Я почувствовала лёгкий толчок вбок и обернулась на Джагхеда, когда поняла, что не слышу посторонних звуков — всё шумело у меня в голове. Парень говорил — я видела это по движущимся губам и, только потому как смотрела на них, смогла прочитать свое имя. Он звал меня. На секунду я зажмурилась, и шум в голове сменился писком. Таким, который издает телефон, переключаясь на автоответчик. Я тряхнула головой, пытаясь прогнать это чувство, но у меня ничего не вышло. — Сидни? — голос Джагхеда долетел до моих ушей, будто из медного таза. Я перевела взгляд на класс, видя, как многие из учеников пялятся на меня. Парень, сидевший за последней партой второго ряда, что-то сказал, но я ничего не услышала. И вместо того, чтобы снова тряхнуть головой, я почувствовала, как что-то капнуло на мою тетрадь, и по чистому листу, стирая клеточки, растеклось красное пятно. Я поднесла пальцы к носу, смазывая с него кровь, и резко вскочила с места. Стул, откинувшись назад, с грохотом повалился на пол, и это я услышала. — Прости… Простите… — язык заплетался, пока я бежала на выход из кабинета. Его ручка никак не хотела поддаваться. — Мне надо… Я должна… — наконец я услышала спасительный щелчок и вывалилась в коридор. До меня все ещё долетал противный писк металлодетектора, когда я быстрым шагом двигалась к туалету, держась рукой за нос. Кровь все ещё обильно из него лилась, и было бы очень неприятно запачкать ей свою мятную рубашку. Не подрассчитав силу, я громко хлопнула дверью туалета, выкручивая кран чуть ли не на полную мощность сразу — струя воды хлынула на меня, а брызги оставили на ткани темные пятна. Кровь, постепенно становясь розовой, уносилась в водосток. Резкая вибрация телефона заставила меня замереть на месте. Теперь я была уверена, что это мой. Сердце с силой билось о ребра, и мне с трудом удавалось дышать — чувствовала я себя так, будто пробежала суточный марафон в погоне за золотом и проиграла. У меня не оставалось выбора, кроме как развернуть новое сообщение.«Давление, Сидни?» «Или, может быть, нервы?»
Я всматривалась в экран с таким выражением лица, словно мне прислали фото с места убийства и несколько растерзанных трупов, а мои губы дрожали — я видела это в большом зеркале над раковиной, застыв, словно статуя. Что-то, будь то страх или все ещё приступ, державший меня с самого побега из класса, мешало мне двинуться. Мои руки уже начали побаливать от согнутого положения, и я опустила их вниз, когда дверца кабинки позади меня скрипнула. Из нее вышла Вероника Лодж, поправляя идеальные черные волосы на плечах — я видела ее отражение в зеркале и, судя по выражению лица, могла понять, что меня она здесь тоже не ожидала увидеть. Мне резко стало некомфортно, будто я вторглась на чужую территорию и теперь злоупотребляла положением. С чего-то я даже решила, что Вероника может разозлиться, хотя и понимала, что это глупо. Мы с ней даже не общались, но я знала, кто она такая, по рассказам Кевина: друг нередко мне жаловался, что новенькая захватила всё внимание Бетти. Больше я удивилась, когда поняла, что она знает меня. Вероника назвала меня по имени. — Сидни? — повторила она, когда подошла к соседней раковине. — Всё в порядке? У меня в горле будто застряла кость, мешавшая говорить, и мне удалось только кивнуть: по крайней мере, так казалось на первый взгляд, потому как Вероника повела бровями. — Я тебя имею в виду. Я же правильно произнесла твое имя? Ты же Сидни Мур? Дочь помощника шерифа? Я откашлялась в кулак, чувствуя неловкость из-за создавшегося положения. Мне совсем не хотелось ее игнорировать, хотя мы обе понимали, что вопрос, все ли у меня в порядке, подразумевает положительный ответ без долгих рассуждений. — Да, — мой голос оказался хриплым, будто я молчала больше суток точно, поэтому я повторила более четко: — Да. — На какой из вопросов? — улыбнулась Вероника, давая понять, что все нормально. Однако, я чувствовала, что говорит она со мной, как с самоубийцей, стоящим на крыше: одно лишнее слово, и я кинусь с многоэтажки. — На все, — кивнула я, поджимая губы. Было странно, что Вероника знала мое имя, а если учесть последние обстоятельства, то это должно было вгонять меня в ужас. Любые люди, знающие обо мне то, чего не должны в меру своего положения, пугали меня теперь с особой силой. Видимо, это отразилось на моем лице, потому как Вероника кивнула вперёд, оборачиваясь к зеркалу. — Когда мы только въезжали в город, у нашей машины лопнуло колесо и у нас не было запасного… Пришлось вызвать помощника шерифа, и твоя мама приехала за восемь минут. По сравнению с Нью-Йорком, это лучший результат. Я кивнула, окончательно сглатывая ком в горле. Моя мама была потрясающей. Я любила ее. И я прекрасно знала, что не увижу ее, когда вернусь домой. Вероника, продолжая улыбаться, достала из сумки помаду странного во флакончике пепельного цвета и открутила крышку с аппликатором. Чтобы не болтаться без дела, я вновь включила воду, смачивая руки холодной водой. Кровь из носа больше не бежала, но я чувствовала ее противный металлический запах. — Я, кстати, Вероника Лодж, — девушка закончила с губами, умудрившись вычертить ровную форму с первого раза, и обернулась ко мне, протягивая руку. Я пожала ее. — Наслышана. — Значит, не успела я и побыть новенькой, как стала Нарцисс старшей школы Ривердэйла? — по виду Вероники я бы не сказала, что ей жаль, поэтому пыталась найти обходную тактику разговора. — Было бы странно, будь иначе. Это не было шуткой, но Вероника испустила смешок. Она перекинула сумку на другое предплечье и двинулась на выход, взмахнув своими волосами цвета вороного крыла. У самого выхода она снова обернулась на меня. — Надеюсь, еще увидимся, Сидни. Например, на вечеринке у Дарлы Хемсворт — я слышала, именно у нее собирается большая часть классных парней. Дверь за Вероникой закрылась прежде, чем я успела сказать, что не хожу на такие мероприятия, а кричать ей это вслед было бы ещё более нелепо. Поэтому я развернулась к умывальнику, последний раз моя руки. Как только я перешла в старшую школу, я горела желанием с кем-то познакомиться и стать частью дружной компании, которая не дала бы мне заскучать в вечер пятницы, и я даже пошла на первую вечеринку в том году. Уже в первые полчаса Реджи умудрился пролить на меня пунш из своего стакана, а все девушки, оказалось, знали друг друга еще со средней школы и пресекали мои попытки познакомиться на корню. В итоге, блузку пришлось выкинуть, потому что пятно не отстирывалось, а я больше не надеялась влиться в чью-то устоявшуюся компанию. Я была уверена, что малое изменится через год, и я уж точно не буду в этом числе, но неожиданно в голове воцарилась тишина с одним-единственным звуком — оповещением о приходе нового сообщения. Вот, что все же изменилось — я перестала быть в безопасности.***
Мы с мамой не были похожи: начиная от внешности (ее волосы были светлыми и вьющимися), заканчивая характером. Сколько я себя помнила, она никогда ничего не боялась (или не показывала этого), я же при любой опасности сразу бежала в кусты и пряталась. Я не знала, что пошло не так, но сейчас мне хотелось быть ей. Хотелось, чтобы она начала гордиться мной. Сразу после школы я купила новую сим-карту и вставила ее в телефон. Из произошедшего после я помню только ожидание. Я думала, что в этот момент что-то произойдет. Длинная кровавая рука вытянется из экрана и схватит меня за шею или мне пережмут горло проводом — не знаю, просто мне отчётливо казалось, что это не конец. Я чувствовала себя опустошенно и разбито, когда вернулась домой, про себя отсчитывая обороты ключа в замочной скважине. Три. Мне удалось пихнуть дверь и пройти в квартиру за пару минут — я задержалась на крыльце, не хотя заходить. Было тихо. Кроме привычного отсчёта часов на кухне (это не радио, но хоть что-то) ничто не нарушало тишину. Словно подстраиваясь под ее темп, я скользнула к себе в комнату, плотно запирая дверь и точно зная, что сегодня отсюда я больше не выйду. Будь моя воля, я бы закрылась здесь навечно. Моя минутная храбрость без остатка испарилась, оставляя мне лишь меня саму — ни больше, ни меньше. И теперь я боязливо поглядывала на телефонные часы, словно они могли выбраться оттуда и напасть на меня, чтобы узнать, сколько уже длится свидание Кевина с тем парнем… Диллом. Я так и не смогла понять, зачем надо было менять имя (да ещё и на человека, умершего два года назад), хотя на самом деле времени подумать у меня было немного — я напрочь об этом забыла до сегодняшнего напоминания Келлера. Их свидание длилось уже почти час, а мне до сих пор не удалось выполнить и одного задания по английской литературе. Я больше не могла давать себе поблажек. Отсутствие мамы — не повод запускать себя по всем пунктам. Она была бы недовольна, когда, вернувшись, узнала бы, что я скатилась со своего среднего балла. Телефон издал вибрацию, проехав сантиметр по поверхности стола, и я необдуманно сразу схватила его, думая, что это Кевин. Я отправила ему свой новый номер сразу, как только загрузила внутрь сим-карту (будто я была бы первым контактом, кому бы он позвонил в случае смертельной опасности). Зато теперь он был бы моим.«Сидни Мур» «Умная девочка, совершающая глупые ошибки»
Внутри меня что-то оборвалось, телефон чуть не вылетел из руки, упав на распахнутую тетрадь по английскому. Я зажмурилась — мне казалось, после этой фразы всегда должно что-то следовать. И я ожидала этого. Сейчас в меня выстрелят из автомата дальнего прицела, разбивая вдребезги окно, или мой дом дрогнет и рухнет, хороня меня под обломками. Но ничего не произошло. Ничего — от слова «совсем». С улицы не доносилось ни одного звука, и даже ветка не хрустнула под моим окном, словно ничего не было. Я бы даже решила, что мне показалось, если бы не светившееся сообщение на экране телефона. Меня будто парализовало. За окном стемнело, а я продолжала сидеть, выпрямив спину до хруста в позвонках, пока она не затекла. И даже после этого всё, что я сделала — это перебралась на кровать, подтягивая к себе ноги. Я сидела неподвижно, стараясь почти не дышать до тех пор, пока с первого этажа не раздался звонок домашнего телефона. Я дернулась на месте, со страхом смотря на свою дверь, будто с той стороны кто-то чужой пытался ее выломать. Нам редко кто звонил на тот старый стационарный телефон, стоящий на тумбе возле стойки с обувью, и сейчас мне казалось это чем-то зловещим. Словно доказательством, что везде меня могут достать. Будь то другой номер, мой дом — везде. Я спустила ноги с кровати, с трудом вдыхая воздух. В мгновение он стал максимально разряженным, чтобы дышать человеку. Конечно, я могла бы переждать это — рано или поздно звонить перестанут, но неведомая сила двигала меня вперед. Не храбрость, нет. Одна из форм страха. Я боялась, что если не отвечу сейчас, буду жалеть об этом вечно. Я двигалась медленно, пустая квартира нагоняла на меня жуть, и я вспомнила моего преследователя, который вчера был на этом самом месте. Мои ладони мигом взмокли, и мне нелегко удалось удержаться за перила. На какую-то секунду даже показалось, что у меня кружится голова и мне не будет ничего стоить подвернуть лодыжку и полететь с лестницы. Но я слишком боялась смерти, чтобы так поступить. Я сняла трубку телефона, прикладывая ее к уху. Она была очень холодной. — Алло? — Сидни? — вместо кого угодно, кого я ожидала услышать, на другом конце провода раздался голос отца Кевина, и что-то в нем напугало меня настолько, что на мгновение показалось, что легче было бы услышать преследователя. — Шериф Келлер? — Кевин… Он в больнице, — что-то внутри меня с грохотом рухнуло, оставляя лишь обломки. — Несчастный случай.