Один день из жизни Распутина

О Цесаревиче пеклись не зря. Распутин и сам понимал причину этого. Сына наедине с отцом он видел только раз. Но какой мукой были наполнены в тот момент глаза Его Величества, грозного статного императора! Не раз ещё видел потом Распутин перед собой точно такой же взгляд, но в других людях подобных мягкости и жалости более не встречал. Как и всегда, Алексей находился в постели. Впрочем, ввиду болезни его почти никуда и не отпускали. Распутин улыбнулся наследнику. Мальчик слабо улыбнулся в ответ. - Я оставлю вас, - кивнув, произнесла Александра Фёдоровна и незамедлительно удалилась неслышными шагами. Распутин присел рядышком и взглянул на Алексея. Юный, с теми мальчишескими чертами лица, которые к более взрослому возрасту обыкновенно преображают юношу в красивого молодого человека, с тем же полуприщуренным взглядом, как у отца. Да, из Алексея Николаевича получится явная копия их императора. Мальчик был не только привлекателен внешне, но и очень смышлён. Поговаривали, что в совсем юном возрасте наследник бросал в генералов, которых принимал у себя его отец, комками хлеба; а как-то даже случилось, что и помазал маслом кому-то из них шею. Распутин любил мальчика за его чуткость и открытость. Алексей никогда бы не позволил себе оскорбить крепостного или плохо обойтись со слугой - даже в этом он был прекрасно воспитан. И только одно омрачало его лицо. Вечная мука собственной болезни, желание обыкновенного мальчика пробежаться по двору, а не проводить все дни в постели. Алексею Николаевичу было всего 11. Распутин поднялся и, по своему обыкновению, прежде чем уйти, собрался было перекрестить наследника. Осознавая это, Алексей резко оторвал голову от подушки. - Подождите, Григорий Ефимович, останьтесь! Подобную просьбу Распутину довелось слышать впервые. Но, впрочем, он так бы и не обернулся, если бы мальчик легонько не ухватил его за полу пальто. Григорий никогда не позволял себе прикоснуться к Цесаревичу. Их близость заключалась в том, что мальчик обыкновенно рассказывал ему о своём самочувствии, а Распутин, в свою очередь, прочитав молитву, удалялся. Между ними никогда толком не происходило того душевного разговора, который так или иначе происходит между больным и пациентом. И вот большие детские глаза Алексея устремлены на него. - Нынче ночью было очень плохо, - его голос дрожал. Казалось, мальчика пробивает озноб. - Маменька говаривали, я причитал "Господи, помилуй" полночи. Распутин ощутил, как где-то далеко внутри его сковал холод. - Видели плохой сон? Алексей кивнул. В солнечном свете, проникающем из окна, Распутин заметил явно выступившие на его лбу капельки пота. В эту минуту он осознавал, что нет надобности просить мальчика поделиться. Эту тайну он мог и хотел доверить только ему. Мужчина снова опустился на кровать рядом. - Что вы видели? - Пожар, - тихо произнёс мальчик. - Огонь. Много огня. Столько бы хватило, наверное, чтобы спалить всю столицу. Холодок пробежал по его телу от нахлынувших воспоминаний злополучного сна. Распутин терпеливо ожидал продолжения. - Я видел отца и мать. Среди всего этого. Их гнали куда-то люди. Много вооружённых людей. Распутин молчал, перебирая сухими мужицкими пальцами всклокоченную бороду. Алексей смотрел куда-то вдаль, поверх его головы, и всё теми же еле двигающимися губами продолжал: - А потом был выстрел... Один, другой... - А я? - осторожно и также тихо перебил царевича Распутин. - Я был там? Мальчик покачал головой. Теперь явно было видно, что он дрожит. Мужчина поднялся и ощутил в своей руке тепло маленькой детской ладони. - Вы никому не скажете? Он в ответ только молча помотал головой, велев Алексею настроиться на лучшие мысли. На прощание перекрестив его и прочитав "Отче наш", Распутин направился к двери, у которой его тут же встретила Александра Фёдоровна. - Григорий Ефимович, соизвольте отобедать с нами. Распутин был хмур и мрачен. Болезнь царевича была неизличима, и только по воле Божьей он ещё держался на этом свете. "Покуда я жив, - решил он, неторопливо следуя за царицей, - будет жить и династия".