Ananke

Они добрались до дома Лили без дополнительных неприятностей. К моменту, когда они дошли до её двери, Северус уже пришёл в себя, но он до сих пор дрожал. Должно быть он замёрз — разорванная одежда едва прикрывала его — но Лили сомневалась, что он трясётся только лишь от холода. Она видела, как ярость кипела в нём и была готова выплеснуться в любую секунду. Она усадила его на единственный стул в своей скудно обставленной квартире, подхватила одеяло с кровати и обернула им его плечи. — Подожди тут, я сделаю тебе чай и потом превращу это во что-то носимое, — попросила она и сложила остатки его одежды и обувь на пол рядом с ним. — Как ты себя чувствуешь? Кружится голова? Тошнит? Мне кажется, у тебя может быть сотрясение. — Я чувствую, что хочу раскрошить череп Поттера голыми руками, — ответил Северус. Он плотнее укутался в одеяло и сгорбился, становясь похожим на примостившегося на ограде ворона. — Вот увидишь, — пробормотал он, — он за это заплатит. — Пожалуйста, не делай глупостей. Не позволяй втянуть себя в неприятности, — сказала Лили. Она налила воды в кружку и вскипятила её взмахом палочки. — Он хочет, чтобы ты ответил жестокостью. Но если ты попытаешься ему навредить, это развяжет ему руки и позволит поступить с тобой ещё хуже. — Ты видела, что он сделал! Я не позволю, чтобы это сошло ему с рук, не в этот раз! — прокричал Северус и ударил кулаком по стоящему рядом столу. Он был весь словно свежая рана. Лили принесла ему чай и поставила на стол рядом с его стиснутым кулаком. Она подумала было накрыть его своей ладонью, но засомневалась, хотел ли Северус сейчас чужих прикосновений. Над ним только что надругались — не столько над телом, сколько над разумом и душой, и Лили проклинала обоих Джеймса и Дамблдора за то, что они сделали. Северуса схватили, использовали, раздели догола и унизили. Легко было понять, почему он хочет отомстить. Но она слишком волновалась за него, чтобы это допустить. — Я понимаю, что ты чувствуешь, но сейчас мы ничего не можем сделать, — ответила она ему. — У Джеймса слишком много влиятельных друзей. Если ты тронешь его, они тебя уничтожат. Северус выпрямился и хмуро поглядел на нее. — Ты на его стороне, — произнес он. — Конечно же. Ты не меняешься. — Неправда. Я как и ты хочу, чтобы он за всё ответил, но мне не хочется, чтобы из-за этого тебя убили. Я лишь прошу тебя быть благоразумными, лишь сейчас и ради твоего же блага. Взгляд Северуса стал ещё мрачнее. — Ты в этом участвовала? Знала, что они собираются сделать с нами? — Нет, я совершенно ни о чём не знала! — горячо воскликнула она. — Ты правда думаешь, что я позволила бы пытать тебя, если бы знала об их плане? Он покачал головой. — Я уже не знаю, чему верить. Лили скрестила руки. Ей вновь нужно было убедить Северуса поверить ей, а это было невероятно сложно. Трудно было его в этом винить — ей нечем было доказать, что он значит для неё больше, чем весь мир. Скорее всего он не поверил, что она правда пошла бы за него в тюрьму, раз подозревал, что она всё время знала, что атака была постановочной. Вместо того, чтобы затевать очередной спор, она подобрала его разодранную одежду и начала соединять с помощью магии. Куски ткани сшивались друг с другом, и через пару минут одежда пришла в пригодное для носки состояние — хоть и выглядела потрепанной, как будто принадлежала бродяге-готу. — Я не знала, что они собирались сделать, — тихо начала она, когда закончила с одеждой. — Дамблдор хотел узнать, выберу ли я подчиниться его указу или отпущу тебя, поэтому не посвятил меня в свой идиотский план. Если ты хоть чуть-чуть знаешь, какой Дамблдор на самом деле, то поймёшь, что я говорю правду, потому что именно такими манипуляциями он и любит заниматься. Северус отвернулся от неё. Её слова не полностью успокоили его, но, кажется, по-крайней мере он поверил ей. — Но возможно я виновата в том, как повёл себя Джеймс, и я очень сожалею об этом, — осторожно продолжила она. — Мы поссорились сегодня, и я сказала ему кое-что, что его расстроило. Может быть, если бы я держала язык за зубами, он бы не зашёл так далеко. Северус поднял голову. — Что ты сказала ему? Она распахнула глаза. Слова эхом пронеслись в её голове: “Я влюблена в него.” Она не могла сказать это Северусу. Не сейчас — когда всё было настолько ужасно и пугающе. — Это неважно, — пробормотала она и принялась сушить и складывать одежду, лишь бы найти причины отвернуться на секунду. — Он не имел права делать тебе больно. Ни сегодня, ни когда мы были детьми. На пару секунд воцарилась тишина. Лили надеялась, что Северус успокоится, но, похоже, он всё ещё был на грани срыва. Он дышал очень шумно и от него буквально исходили волны гнева. Она попыталась придумать что-то приятное, чтобы могло бы вытащить его мысли из тёмных глубин. — То, что ты сделал — это было очень благородно, — мягко произнесла она. — Несмотря на то, что всё оказалось не по-настоящему, ты был готов умереть за меня. Я бы этого не хотела, ты больше нравишься мне живым, но в любом случае, я ценю этот жест. Так что, спасибо. Северус криво ухмыльнулся. — Спасибо? За что? Она моргнула. — За то… за то, что я только что сказала. Что ты отдал бы за меня жизнь. — Ты говоришь это так, как будто у меня был выбор. Как будто это было моё решение, что я не хочу видеть, как тебе перережут глотку прямо на моих глазах, — мрачно ответил он. — Но вот чего ты не понимаешь: когда речь идёт о тебе, у меня нет выбора. Я не могу выбрать, защищать ли тебя, хотеть ли быть с тобой, любить ли тебя. Я просто делаю это, нравится мне или нет. Она замерла и вонзилась в него взглядом. Он до сих пор выглядел злым, словно волк, приближающийся к добыче. Он говорил о любви, но таким тоном легко можно было говорить о ненависти. — Я не могу избавиться от тебя, — продолжил он, становясь громче с каждым словом. — Я пытаюсь идти вперёд — ты тут, я оборачиваюсь — и снова вижу тебя. Ты везде, ты — всё, и я не могу это изменить. И я не могу поверить, что ты даже подумать могла, что я могу выбрать не тебя, даже если это меня убьёт! — Выпей чаю, Северус, — совершенно неубедительно произнесла она тонким и дрожащим голосом, — тебе нужно успокоиться. — Я не хочу успокаиваться! — прогремел он и вскочил со стула. Он больше не удерживал одеяло, и оно упало к его ногам. Северус стоял перед ней совершенно неприкрытый и, кажется, это его совершенно не беспокоило. Лили почувствовала, что краснеет за них двоих. — Я хочу знать, чего ты добиваешься! — прокричал он. — Почему я здесь на самом деле? Почему ты здесь? Ты знаешь, как выглядит изнанка моих костей, а я даже не знаю, чего ты от меня хочешь! После стольких лет, я заслуживаю узнать правду! Лили не знала, что сказать и куда смотреть. Она старалась не опускать взгляд ниже его талии, но почему-то его глаза казались еще более обнаженными, чем всё остальное. Её взгляд блуждал по его высокому телу и подмечал каждую особенность – острые тазовые кости, длинные руки, плоский живот, который вздымался вместе с его дыханием, темные волосы и свежие синяки на бледной коже. Он был прекрасен, но ранен, и это была её вина, и она не могла смотреть на него, потому что всего было слишком, слишком много. Она отвернулась и едва сдержала вздох, который чуть не вырвался у неё. — Нет. Смотри на меня! — потребовал он. Она колебалась, но всё же повернулась. И вот она оказалась лицом к лицу с его окровавленным, бьющимся сердцем, в котором смешались все его чувства к ней. Оно звало её, и это так пугало, что она заметила как придумывает новые оправдания, чтобы остановиться. Сейчас было неподходящее время. Место было не идеальным. Нужно было подождать, пока пыль осядет, а звёзды станут в ряд, чтобы она смогла наконец сказать, что любит его до потери рассудка. Зачем нужны были эти оправдания? Именно тогда она поняла, что она всё ещё очень боиться – потерять контроль, потерять себя, потерять его. Часть неё опасалась, что может случиться, если последняя преграда между ними падёт и она шагнет в неизвестность. Но что бы ни произошло, разве оно может быть ужасней, чем если она повторит ошибку, которую совершила с другим Северусом – упустит шанс сказать ему правду, а второго никогда не предоставится? Может быть, именно потерять контроль и было нужно. — Я люблю тебя, — сказала она. Её голос был едва громче шепота. — И люблю уже давно… может быть даже дольше, чем осознаю. Я хочу тебя, и хочу быть с тобой… если ты тоже этого хочешь. Вышло гораздо слабее, неуклюже и намного более по-детски, чем она себе представляла, и в ответ было лишь язвительное молчание. Северус очень долго хмуро смотрел на неё, а когда, наконец, перестал, то выглядел таким же недовольным, как и раньше. Он моргнул, неловко посмотрел вниз, как будто только сейчас осознал, что стоит совершенно голым. И потянулся за своей одеждой. — Извини, но ты опоздала, — рвано ответил он. Он начал быстро натягивать на себя белье и штаны. — Если бы ты сказала мне раньше… — он покачал головой. — У нас ничего не выйдет. Слишком много пошло не так между нами в прошлом. Я не могу… я просто не могу. Она почувствовала будто её сердце пронзили сотню раз, и весь холод и одиночество мира набросились на неё. — Верно, — она не знала, как смогла произнести это. Она словно задыхалась. Северус бросил на нее взгляд, пока застегивал пуговицы на рубашке. Волосы вновь закрывали его лицо. Она молча смотрела, как он одевается, и представляла, как неизвестность, в которую она шагнула, превратилась в зияющую бездонную пустоту. Её сердце сжималось, будто она действительно падала в неё, но снаружи она словно застыла. Она не могла ни говорить, ни плакать, ни кричать, ни как либо ещё помешать ему уйти из её жизни. — Куда ты теперь пойдешь? — наконец, спросила она. Её глаза жгло. Слёзы придут потом, а сейчас они будто застряли внутри. — Подальше отсюда, — ответил он, закончив завязывать шнурки. Он был полностью одет, вновь облачившись в свои чёрные доспехи. — Нужно убраться из страны до того, как Дамблдор передумает. — Значит, ты выбрал изгнание? — Это лучший из трёх плохих вариантов, — сказал он и посмотрел на ней. — Меня здесь больше ничего не держит. Очередной кусочек её сердца рассыпался на осколки. Ему было наплевать на нее, и он хотел, чтобы она это знала. Один из ее худших кошмаров стал реальностью. Он больше не любит её. — Ты словно болезнь, Лили, — фыркнул он, вставая и откидывая с лица влажные волосы. Он не смотрел на неё, когда произносил эти слова. Его слова всегда ранили её, и она бы и глазом не моргнула, если бы её сердце начало истекать кровью по-настоящему. Может быть, именно этого она и заслужила за всё, что совершила в своей жизни – за всю свою ложь и ошибки, за то, что не была матерью своему сыну, за то, что не смогла спасти своего отца и своих друзей, за то, что предала Северуса и не смогла защитить его, за то, что бросила вызов судьбе и сунула свой нос, куда не следовало. За то, что она словно болезнь. Может быть, её благословили прекрасным ребенком, лишь чтобы она потеряла его, и, может быть, она влюбилась в Северуса так отчаянно, только чтобы потерять и его тоже. Может быть, она заслужила это. Но, по крайней мере, у Северуса будет второй шанс. Ее шарф остался лежать на столе рядом с нетронутой чашкой чая. Северус все еще был недостаточно тепло одет для такой безжалостной погоды, поэтому она взяла шарф и протянула ему. Он посмотрел и покачал головой. — Не хочу, — сказал он. Конечно же он его не хотел. Она беспомощно наблюдала, как он быстрыми широкими шагами направился к двери. Время, казалось, двигалось слишком быстро и слишком медленно одновременно, как будто она попала в дурной сон. Он словно вода утекал сквозь её пальцы, и она ничего не могла сделать, чтобы заставить его остаться. — Что ж, прощай, — сказал он ей напоследок. Заговорив, он повернулся в её сторону, но не смотрел в глаза. Впрочем, она бы все равно его не увидела — её глаза уже застилали слёзы. И потом он ушёл. Кажется, Лили неподвижно простояла там, где он её оставил, целую вечность, и плакала, даже не всхлипывая; слезы просто текли из неё. Её одежда до сих пор была холодной и мокрой, а её дом опустел. Пустота заполнила её изнутри, и только тогда она почувствовала, что произошло. Гулкая, пронзительная боль усиливалась по мере того, как ощущение невероятной потери распространялось по ее телу. Вскоре она ощущала её везде — от кончиков пальцев ног до далёких уголков разума. Каждый сантиметр тела эхом вторил её разбитому сердцу. Она также поняла, что замерзает. Она мерзла уже целую вечность. Она села туда, где сидел Северус, и подумала о конце их романа. Романа, который для него закончился, даже не успев начаться. Она презирала себя за то, что ей так больно. Всё могло быть хуже. А сейчас Северус жив. Он покинет страну и начнёт новую жизнь где-нибудь вдалеке от Дамблдора и Волдеморта. Вдалеке от нее. Когда Лили исчезнет из его жизни, его сердце больше не будет занято, спина не будет сгибаться под чувством вины, а руки не будут связаны долгом. Он будет волен делать всё, что хочет, влюбиться в кого-то другого. Он сможет стать счастливым. Разве из-за этого стоит плакать? Но она не могла сдержать слез, и это было нормально. Её слёзы не имеют значения, ведь она хотела спасти его не ради себя. Да, она хотела быть с ним, и будет хотеть этого всегда. Но главной целью было позволить ему жить так, как он заслуживал, даже если эта жизнь была без неё. Ей придется отпустить его, точно так же, как она отпустила Гарри. Её горе было ничем по сравнению с их безопасностью и счастьем. Но сейчас, лишь этой ночью, она позволит себе оплакать своё разбитое сердце, раствориться в потере и почувствовать, как ослепляющая боль обвивается вокруг нее, словно веревка. Она так и поступила. Она не знала, как долго, это продлилось, и остановилась, когда услышала, что кто-то стучит в дверь. Она не знала, чего ожидать, когда открывала дверь, и не знала, что делать и что сказать, когда увидела там Северуса. От его вида её сердце наполнилось радостью, хотя она не понимала, почему он вернулся. Он как-то изменился. Дело было не во внешности, а во взгляде – он больше не был мрачным и безжалостным. Он стал спокойнее – мягче, возможно, в нём даже появилось сожаления, – хотя всё ещё казался довольно взволнованным. На улице шёл дождь, но его волосы были едва мокрыми. Лили задумалась, выходил ли он наружу. Она впустила его, закрыла дверь и обернулась, чтобы выслушать его, но он, казалось, тоже не мог найти нужные слова. Он беспокойно расхаживал по комнате. Он вздохнул, хмыкнул, но ни слова не слетело с его губ. Может быть, ему больше нечего было сказать. Затем он остановился и пристально посмотрел на нее, словно обвиняя. Она вспомнила о каждом разе, когда ранила его, подводила, разбивала ему сердце. Его глаза были темными и пронзительными, полными любви и ненависти, и внезапно она почувствовала, что поняла все, что он хотел сказать. Туча между ними никогда не исчезнет – она предала его, и он предал её, возможно, по-другому, но это не имело значения. Важно было то, что воздух между ними отравлен и он никогда не станет таким же чистым, как когда-то. Но в нём было и что-то еще. Что-то настолько подлинное и осязаемое, что невозможно было игнорировать. Оно было плотнее воздуха, древнее любого из их оскорблений друг против друга, и сильнее самого тяжелого разочарования, которое они когда-либо испытывали. Оно тянуло Лили к Северусу через время и пространство, через бури и дожди, а Северус не смог забыть Лили даже после её смерти. Она чувствовала это даже сейчас, когда была в отчаянии, а он – в ярости, и казалось, что это конец их истории. Она видела любовь, горящую в его глазах, и знала, что он мог видеть в ее глазах то же самое. Любовь, которая, казалось, не оставит ни одного из них в покое, пока они оба не умрут. Всё сводилось к одному простому вопросу. Что сильнее – любовь или обиды друг на друга? Она не знала, кто двинулся первым. Просто внезапно она обнаружила, что прижимается к нему, уткнувшись головой в его шею, а его руки обнимают ее за спину. Северус мягко поглаживал её по волосам, пока она прислушивалась к гулкому биению его сердца. Она слушала его, словно завороженная, и вся её печаль, казалось, улетучилась. Они простояли так несколько минут, пока Северус не отстранился от неё и не стал изучать ее лицо. Он стёр дорожки от её слез пальцами, и ей понравились его прикосновения. Его руки больше не казались холодными, как и её; тепло, которым они делились, согрело их. — Прости, — начал он, — Я не знаю… С Лили было достаточно разговоров. Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его: мягко, сладко и очень медленно. Поцелуй был нежным, практически целомудренным, совсем не похожим на то, как они целовались раньше. На этот раз не было спешки, не было рока, нависшего над ними, не было неминуемой болезненной разлуки, привносящей в поцелуй горечь. Существовала лишь эта комната и ничего больше. Поцелуй закончился, и ей сразу же захотелось еще одного. Пару секунд она наблюдала за реакцией Северуса – его глаза потемнели, затуманились, и последние намеки на жестокость исчезли с его лица, – а затем притянула его к себе для поцелуя, в котором было всё, кроме целомудрия и нежности. Он также был медленным, но гораздо более страстным. Его руки сомкнулись на её талии, а её руки зарылись в его черные волосы. Под конец поцелуя они оба задыхались. В следующий раз, когда их взгляды встретились, у них в умах пронеслась одна и та же мысль: они точно займутся Этим сегодня. Ее холодная и унылая комната внезапно оказалась центром вселенной. Она потянулась и положила руки ему на плечи. Простое прикосновение заставило его вздохнуть и вздрогнуть. Она снова посмотрела ему в глаза и кивнула. Он кивнул в ответ. Она высвободила руки и сняла с него пальто. Оно с глухим стуком упало на пол. Затем она вскинула руки в воздух; Северус понял намек и одним быстрым движением стянул с неё джемпер. Затем всё пошло намного быстрее и с гораздо меньшим изяществом. Всё слилось в одно размытое пятно нетерпеливого желания, и позже Лили сможет вспомнить только череду головокружительных вспышек, которые она будет лелеять до конца своей жизни. Она вспомнит, то, как разрывала на нём рубашку, потому что на расстегивание всех пуговиц по отдельности у нее не хватало терпения. Как осыпала поцелуями его шею, пока он пытался расстегнуть ее лифчик, и как она расхохоталась, когда он уткнулся носом между ее грудей, когда у него удалось. Она будет помнить, как возилась с его ремнем, и как он в конце концов расстегнул его за нее, и как приятно было прижиматься к его обнаженному телу, пока его руки блуждали по ее бедрам. Она также в точности запомнила звук, который издал матрас, когда они упали на него. Остаток ночи был совершенно незабываемым. Их первый раз был подобен урагану – дикому, быстрому и такому бурному, что ей не потребовалось много времени, чтобы дойти до пика, крепко обхватив его худое тело руками и ногами. Они ничего не сказали друг другу ни во время, ни после этого, но продолжали целоваться, как будто не могли остановиться. Во второй раз они не спешили. Губы Северуса последовательно изучали ее тело, и она была практически в исступлении, когда он был на полпути. Она ответила тем же. К концу они оба раскраснелись и блестели от пота, и она была совершенно уверена, что попытайся она встать, ноги не унесли бы ее далеко. Третий раз был небрежным и томным, и исполненным наслаждения, несмотря на то, что они оба были измотаны. Она сидела сверху еще долго после того, как они закончили; голова Северуса покоилась на ее груди, ее пальцы массировали кожу его головы, и ей хотелось поставить жизнь на паузу и продержать так целую вечность.