Ananke

Той ночью Лили видела сон. Странный, тревожный сон, очень насыщенный событиями, большую часть которых она забыла ещё до того, как проснулась. Единственное, что последовало за ней в мир бодрствования, — это странный разговор, случившийся ближе к концу. Она стояла на холме на краю огромного океана, под бескрайним небом, которое, казалось, вливалось в море. Рядом с ней стоял Дамблдор, но выглядел он не так, как сейчас. Он больше походил на того, другого Дамблдора, которого она встретила много-много лет назад, и которого больше не существовало. Она не могла вспомнить, как они туда попали, но у неё было ощущение, что они стоят так уже довольно давно. Они оба смотрели на кроваво-красный горизонт и наблюдали, как он становится бледно-зеленым, затем черным, а затем небо вспыхнуло таким количеством звезд, какого она никогда не видела. — Великолепно, не правда ли? — произнёс Дамблдор. — Там, далеко за пределами нашей досягаемости, есть мирриады миров. Отсюда всё выглядит как хаос, но там, наверху, всё находится в высшем порядке. Она уставилась на ослепительное небо, и на мгновение ей показалось, что она может увидеть все эти миры вокруг далеких звезд, если только присмотрится. — Меня не перестает удивлять этот сложный механизм, управляющий нашей вселенной, — продолжал Дамблдор. — Никогда не чувствуешь себя настолько маленьким и смертным, как при созерцании совершенства времени и пространства. Он повернулся к Лили, и внезапно его глаза стали ледяными и опасными. — Но ты не чувствуешь этого, не так ли? — спросил он. — Ты ослеплена солнцем. Ты больше не видишь, насколько ты ничтожна. — Если ты пытаешься пристыдить меня за то, что я жива, лучше не трать время зря, — ответила Лили. — Я выбрала жизнь… Не только свою жизнь, но и жизни всех тех, кого спасла. Я никогда не пожалею об этом. Дамблдор щелкнул языком и покачал головой. — Всё ещё пытаешься идти наперекор вселенной? Вижу, ты так и не усвоила урок, — сказал он. — Ты уже должна была понять, что неразумно бросать вызов судьбе. — Если судьба существует, разве может какая-то жалкая смертная ей помешать? — спросила Лили. — Пока эта «высшая сила» не уничтожит меня, я буду продолжать делать то, что нужно. Меня больше не обмануть и заставить делать то, что «правильно». — Тогда, возможно, ты не пешка. Возможно, ты королева, — улыбнулся Дамблдор, а затем наклонился к ней так близко, что его нос был всего в нескольких сантиметрах от её лица. Он выглядел таким же, как всегда, и в то же время каким-то чудовищным. — Но это ещё не значит, что ты не просто фигура в чьей-то игре. Она хотела что-то сказать, но внезапно её язык затвердел, а челюсть стала такой тяжелой, что она не могла даже открыть рот. Приглушённый крик сотряс её тело, а Дамблдор не переставал улыбаться. — Тебе место в компании Клеопатры, Эвридики и Евы… Лили открыла глаза. Она проснулась, но слова Дамблдора всё ещё звучали в её голове. На мгновение она захотела заснуть, только чтобы услышать конец фразы, но сон уже ускользал из её сознания, как вода, стекающая в сток. Вскоре она уже почти ничего не помнила. Она села и попыталась сориентироваться в окружающей обстановке. После тревожного сна она ощущала себя словно выкинутой из реальности. Но она была там, где и положено, — в уютной, хорошо знакомой постели, под лоскутным одеялом, которое Петуния подарила ей на Рождество. Очки для чтения лежали на тумбочке, там же, где она их оставила, рядом с чашкой чая, который она пила накануне вечером. Дверь в спальню была приоткрыта, и через неё она могла видеть сову Психею, сидящую на холодильнике. Она смотрела на неё; Лили забыла выпустить бедную птичку перед сном. Наступило утро, и мир казался совершенно нормальным. Немного более неожиданным, хотя и весьма приятным, был вид практически голого Северуса, лежащего на другой стороне кровати. Его не было рядом, когда она заснула. Она смотрела на него, ровно дышащего во сне, и уже собиралась протянуть руку, чтобы дотронуться до его руки, как вдруг вспомнила, какой сегодня день. Её сердце заныло, как будто внезапно его наполнили камнями. Она оставила Северуса спать, накинула халат и вышла наружу покурить. Её нынешняя квартира не была особо просторной, но в ней был балкончик, достаточно большой, чтобы один человек мог насладиться чашкой чая или сигаретой на свежем городском воздухе. Она стояла и смотрела на крыши Лондона, выдыхая дым в прохладный октябрьский воздух, и готовилась встретиться со своей тревогой. Вскоре её мысли перенеслись вне города и графства, далеко за пределы дорог и полей, и наконец она представила себя перед одним домом в Корнуолле. У этого дома был сад на заднем дворике с яблонями и розами, голубая входная дверь и стены, увитые виноградом. А внутри дома жила семья из трёх человек — гордый отец, счастливая мать и здоровый семилетний мальчик, которому не было дела ни до чего на свете. Лили было 27 лет. Прошло более восьми лет с тех пор, как она переступила порог арки, более семи — с тех пор, как она родила Гарри. Прошло более шести лет с тех пор, как она и Северус стали любовниками. Он по-прежнему ничего не знал о Гарри. Она не видела сына с того дня, как передала его на воспитание. Его отсутствие до сих пор ощущалось как старая незажившая рана, отдающая болью в самые тёмные и холодные дни, или в те утра, как это, когда не вспоминать было невозможно. Бывало, что она была на грани, желая навестить его, убедиться, что с ним всё в порядке, но в последний момент она всегда брала себя в руки. Даже в моменты слабости, когда она скучала по сыну так сильно, что ей казалось, будто грудь вот-вот разорвется, ей удавалось сказать себе, что пока Волдеморт жив, Гарри будет гораздо лучше без неё. Она смотрела на яркое небо и думала о том, будет ли солнце светить весь день. Это было неправильно — такая прекрасная погода в такой мрачный день. Сегодня был Хэллоуин, день, когда она должна была умереть. Но вот она стоит здесь, празднует шестую годовщину смерти другой Лили, и до сих пор не может понять, должна ли она чувствовать себя виноватой, счастливой или наглой из-за того, что осталась в живых. Она спрашивала себя об этом каждый год после того, как официально стала старше другой Лили, — как будто ей нужно было извиняться за то, что она пережила саму себя. Она всегда думала о Гарри и пыталась представить, каким он вырос под опекой приемных родителей. Такие дни были болезненным напоминанием о том, как много она упускает, как много ей еще предстоит сделать. Она заставляли её чувствовать себя так, словно огромное колесо времени вот-вот раздавит её. Годы пролетали так быстро. Чем старше она становилась, тем меньше внимания обращала на течение времени. Когда она была моложе, каждый год казался отдельной главой в жизни, заметно отличающейся от предыдущих и последующих лет. Теперь же все дни, месяцы и даже годы словно слились в одно целое, и она часто не могла сказать, произошло ли что-то два, три или четыре года назад. С другой стороны, все эти годы были некоторые точки постоянства. Она сменила несколько мест работы, квартир и причесок, но неизменным оставалось то, что Волдеморт всё ещё был жив, Северус так и притворялся Пожирателем смерти, а она до сих пор никому не рассказала о путешествии в будущее. Её жизнь зашла в тупик, и всё потому, что она не могла найти способ управиться с бессмертием Волдеморта. Всё её попытки закончились ничем. Она проверила каждую подсказку, каждую теорию и исчерпала варианты настолько, что стала считать себя экспертом по различным — в основном неэффективным — способам обмануть смерть. Но ни один из них, похоже, Тёмный Лорд не использовал. У неё заканчивались идеи и время. Хотя не всё было так плохо. По крайней мере, сила Волдеморта значительно уменьшилась со времен пика его террора. Благодаря Ордену Феникса, Пожиратели превратились в группку преданных сторонников, и у них не было больше ресурсов для проведения масштабных нападений, которые случались раньше. С помощью Северуса Ордену удалось сорвать многие долгосрочные планы Волдеморта и поймать большинство его последователей. Северус также предложил защитить студентов Хогвартса от влияния Волдеморта, предложив им как наставничество, так и альтернативные возможности обрести власть, друзей и знания. Всё это превратило некогда страшных Пожирателей смерти в горстку фанатиков, а сам Волдеморт ушёл в глубокое подполье. Волшебный мир наслаждался необычайно долгой передышкой, и напряжение, поднявшееся после трагедии в Министерстве, спало. Враждебность по-прежнему витала в воздухе, но ненависть и жажда крови, некогда доносящиеся из каждого угла, уступили более добрым чувствам. Многие утверждали, что Волдеморт остался в прошлом, что он никогда вновь не статанет самой большой угрозой для мира. Лили не могла на это надеяться. Её сын быстро рос. Она не могла помешать ему стать волшебником, он был рожден им. Скоро он начнет проявлять магию, если уже не начал, и втягивание его приёмных родителей в мир магии станет лишь вопросом времени. Правда о его происхождении в конце концов всплывет, и тогда Лили не сможет защитить его от Волдеморта. Ей нужно было избавиться от Волдеморта раз и навсегда, и сделать это нужно было до того, как про Гарри узнают. Такие мрачные мысли преследовали её каждый Хэллоуин. Год за годом она размышляла о своих победах и поражениях и задавалась вопросом, не совершила ли она ошибку. Она предпочла жизнь смерти, но стоило ли это цены, которую она за неё платила? Эта вечная неопределенность, раскаты далекого грома, не дававшего ей спать по ночам, и тень, всё ближе и ближе подкрадывающаяся к её сыну… Она начинала бояться, что сглупила, понадеявшить найти другой способ победить Тёмного Лорда. Другая Лили умерла ещё до того, как всё началось, но, по крайней мере, своей жертвой спасла сына. Неужели,отказавшись сдаться, Лили упустила единственную возможность спасти Гарри? Неужели его постигнет её участь? Она почувствовала, что по её лицу текут слезы. Опять. Каждый год она не могла провести Хэллоуин, не заплакав хотя бы раз. Но слезам нужно было исчезнуть до того, как она вернётся в квартиру. Было бы трудно объясниться с Северусом. Он никогда не требовал, чтобы она делилась с ним своими мыслями, а она никогда не требовала, чтобы он рассказывал ей о своих. Это было одним из их правил, взаимное уважение к тому, что они оба прошли через то, о чём не хотели и не могли говорить, даже друг с другом. Она знала, что Северусу приходилось видеть и делать многое в качестве Пожирателя смерти, а он знал, что в её прошлом есть что-то, о чём она ещё не готова ему рассказать. Связь между ними была достаточно крепкой, чтобы выдержать тяжесть этого молчания. Тем не менее, она предпочитала скрывать от него свои слезы. Она не хотела, чтобы он думал, что их причиной может быть он. На самом деле, Северус был единственным настоящим источником радости и счастья в жизни Лили. Без него она бы уже рассыпалась на кусочки. Прошли годы, но её страсть к нему не остыла. Он по-прежнему завораживал, сводил с ума, успокаивал, был центром притяжения её хаотичного существования. Любовь к нему меняла всё на свете, несмотря на то, что они могли видеться лишь изредка и тайно. Они довольствовались тем, что у них было. Северус обычно приходил к ней несколько раз в месяц, и любил её до тех пор, пока одному из них не приходилось возвращаться на работу. У него была своя квартира рядом с аптекой, где он работал, но Лили никогда не заходила к нему; к нему гораздо чаще, чем к ней, могли внезапно прийти в гости Пожиратели смерти. Иногда они устраивали свидания в городе или в лесу — всегда в безымянных, заброшенных, укромных местах, где их никто не мог увидеть, но чаще всего предпочитали безопасность хорошо защищенного дома Лили. Кроме того, Северус избегал навещать её по какому-то расписанию, чтобы никто не мог ничего заподозрить, и они никогда не посылали друг другу никаких сообщений. Встречаться было достаточно опасно само по себе, и не стоило усугублять ситуацию. Они оба прекрасно понимали, что каждое мгновение, проведенное вместе, может стать последним. Они редко говорили об этом, но это всегда присутствовало в затяжных поцелуях, которые они дарили друг другу перед расставанием. Страсть между ними была неотделима от отчаяния. Однажды Северус исчез на целых два месяца, не сообщив Лили. Волдеморт отправился в Румынию, чтобы убедить местных вампиров присоединиться к нему, и настоял, чтобы Северус поехал с ним. Все произошло так неожиданно, что Северус не успел сказать Лили, что уезжает, и она чуть не сошла с ума, решив, что он умер. А потом он просто появился вновь, и она снова едва не потеряла рассудок. Любовь к Северусу значила для неё всё, но как же она выматывала. А ещё ей было одиноко. Они были любовниками уже более шести лет, но им нельзя было жить вместе. Они не могли пойти вместе ни в кино, ни в ресторан, ни на вечеринку, ни в парк развлечений. Они даже не гуляли вместе. Лили не могла познакомить Северуса с друзьями или взять его с собой к Петунье на ужин, и она никому не могла рассказать о своих отношениях. Их любовь должна была оставаться в стенах её маленькой квартиры. Если она не найдет способ победить Волдеморта, неужели это всё, что у них будет? Лили сделала последнюю затяжку, затушила сигарету и тут же подожгла другую. Ей нужно было ещё немного времени, чтобы рыдания стихли. Когда Лили вернулась в дом, она обнаружила, что её маленький обеденный стол накрыт на двоих, включено радио и играет какая-то угрюмая мелодия Depeche Mode, а в комнате пахнет свежими тостами, апельсинами и бергамотовым чаем. Северус проснулся и уже готовил завтрак у плиты в пижамных штанах, совершенно не подозревая о том, какой уют создаёт, просто стоя здесь и занимаясь своими привычными субботними делами. Она загнала поглубже печаль и чувство вины и наслаждилась этим блаженным повседневным моментом. Его спина выглядела такой теплой и манящей, что ей захотелось прижаться к ней и поцеловать его в затылок. — У тебя холодный нос, — сказал он наигранно-строгим тоном. Человек, знавший Северуса хуже, чем она, мог бы принять это за искреннюю жалобу. — У тебя теплая спина, — мурлыкнула она, прижимаясь к его коже. Он повернулся и поцеловал её в губы, в шею и снова в губы. Иногда ей казалось, что это так неправильно — быть единственной, кто знает, каким нежным и любящим был этот мужчина. Если бы она умерла сегодня, узнал ли бы кто-нибудь правду о нем? — Я не слышала, как ты пришел вчера вечером, — сказала она и обвила руками его худое тело. — Было поздно. Ты крепко спала. — Ты мог бы разбудить меня. — Потревожить твой сон и встретиться с твоим гневом? Уж лучше ущипнуть Тёмного Лорда. Она ухмыльнулась и поцеловала его ещё раз. Затем она села за стол и налила себе чашку чая, а Северус вернулся к плите и начал жарить яичницу. Конечно, он мог бы сделать всё это с помощью магии, но ему нравилось готовить своими руками, особенно для неё. Они оба всегда старались максимально использовать время, которое проводили вместе. — Засиделась вчера допоздна в офисе, — сказала она и зевнула. — Я работала над крупным материалом о коррупции в министерстве юстиций. Трудилась над ним весь вечер, но наконец-то закончила. Статья будет в воскресном выпуске. — Ещё один выпад против Министерства? — спросил Северус. Она не могла понять, счёл ли он это забавным или был обеспокоен. — Осторожнее, иначе они скоро придумают предлог, чтобы отправить тебя в Азкабан. — Пусть только попробуют, — ответила она. — Если они посадят меня в тюрьму, то только докажут мою правоту. Хотя её попытки умертвить Волдеморта не увенчались успехом, Лили смогла заняться чем-то полезным, став репортером. Она чувствовала себя ужасно беспомощной после изгнания из Ордена и после того, как история изменилась настолько, что «предсказания» Кассандры Квин стали бесполезными. К счастью, она получила работу в «Оракуле Башни» — уважаемом издании, известном своей жесткой журналистикой и бесстрашной критикой Министерства, — которая стало прекрасным применением её бесконечному любопытству, страсти к справедливости и громкому голосу. Вскоре она завоевала репутацию острой на язык, невероятно настойчивой репортерки, которая не боялась высказывать своё мнение независимо от того, сколько гневных отзывов и угроз смерти донесётся в ответ. Она писала статьи на такие спорные темы, как неэтичное обращение с магическими существами, проблемы с традициями Хогвартса и идеологический раскол между древними чистокровными семьями и остальными членами общества. Она хотела пролить свет на самые тёмные стороны волшебников и раскрыть корни постоянной вражды и насилия в их мире. Это был её способ борьбы не только с самим Волдемортом, но и с породившей его культурой. Люди узнавали её имя. Многим она не нравилась, но никто не мог её игнорировать. Она очень гордилась собой. — Известность не делает тебя неприкосновенной, — сказал Северус. Он сел за соседний стул и посмотрел ей в глаза. — В Министерстве полно влиятельных людей, которые не любят, когда их авторитет ставят под сомнение. Ты не должна быть так безрассудна. Лили закатила глаза. — Ты говоришь точно как… Другой ты. Она замерла на середине предложения. Она вновь чуть не выболтала то, что не нужно. Северус поднял бровь, но она быстро оправилась. — Как будто ты взрослый, читающий нотации ребенку. Поверь мне, я прекрасно осознаю риск, на который иду, но я лучше окажусь в Азкабане, чем замолкну. Северус нахмурился. — Я не пытаюсь опекать тебя. Я просто хочу сказать, что ты имеешь дело с очень опасными людьми, и меня убивает мысль, что с тобой может что-то случиться. — Ну, теперь ты понимаешь, как я себя чувствую, — сказала Лили и уставилась в свою чашку. Не глядя, она поняла, что Северус смотрит на неё. Она решила пока оставить эту тему. Северус беспокоился о ней, а она беспокоилась о нем, и они оба были расстроены и злились, потому что не могли защитить друг друга. Но также они знали, что они оба должны продолжать своё дело. Не было смысла спорить из-за того, что нельзя изменить. — Как поживает старый безносый придурок? — спросила она вместо этого. — Все еще скрывается в тени? Северус кивнул. — Темный Лорд затаился. Последние несколько недель он провел в своих покоях, изучая какие-то древнеегипетские свитки. Никто из нас не понимает, зачем. — Свитки? Может быть, они как-то связаны с его бессмертием? Он покачал головой. — Не думаю. Это что-то новое. И он до сих пор отказывается рассказать мне, как стал неуязвимым. Северус также пытался обнаружить слабое место Волдеморта. Чем больше Пожирателей смерти терял Темный Лорд, тем больше, полагался на своего самого преданного и самого перспективного слугу. Северус стал для Волдеморта ближайшим наследником, и поэтому он тайно пытался убедить своего Повелителя открыть ему секрет вечной жизни. Однако Северусу приходилось быть осторожным, чтобы тот не начал воспринимать его как угрозу. Темный Лорд не любил конкуренции. — Я пытаюсь заставить его думать, что он сам захотел рассказать мне правду, как будто это его идея, — сказал Северус. — Если я спрошу его напрямую, он может испугаться, что я хочу его обойти. Нужно время, чтобы он поверил, что служение ему — смысл жизни для меня. Лили вздохнула. От одной мысли, как Северус рискует каждый день, у неё крутило живот. Она хотела, чтобы Северус мог быть в безопасности и не рисковал — и в то же время она с болью осознавала, что время Гарри истекает, и ей хотелось, чтобы Северус поторопился. Это было мучительно. — Кроме того, он завел себе питомца, — сказал Северус. — Нагини. Змея, конечно. Не думаю, что я ей нравлюсь. Лили чуть не поперхнулась чаем. По позвоночнику пробежали мурашки, словно сама смерть задышала ей в затылок, а перед глазами промелькнуло воспоминание, которое она изо всех сил старалась забыть. Темнота, кровь, следы от клыков на безжизненном теле Северуса… — Ты в порядке? — спросил Северус, когда она резко прочистила горло. — Да… — ответила она, но было видно, что Северус не купился на её ложь. — Мне просто надоело это. Надоело жить так, будто кто-то держит нож у моего горла. Надоело постоянно думать, где ты и жив ли вообще. Ну правда — он завёл чёртову змею? Мерлин, я хочу, чтобы это закончилось. Я хочу чтобы у нас было больше, чем… сейчас. Северус уставился на неё. Солнечные зайчики свет плясали в его тёмных глазах. — Я тоже хочу большего, — сказал он. — Я хочу жениться на тебе. Она моргнула. По телу снова пробежала дрожь. Несмотря на то, что они были вместе уже много лет, никто из них раньше не поднимал тему брака. Она, конечно, много раз думала об этом, но никогда не заводила разговор, потому что в их ситуации это было бы бессмысленно. Пока Волдеморт жив, их любовь не могла существовать за пределами этих укромных комнат и редких украденных моментов. Это знала она, это знал он. Долгое время Лили убеждала себя, что даже не хочет этого — что беременность и брак это то, что выпало на долю другой Лили, а в её жизни они необязательны. Она проводила свои дни в работе, учебе и любви к Северусу, и какое-то время ей казалось, что этого вполне достаточно. Но, повзрослев, она изменила мнение. Она поняла, что хочет выйти замуж за Северуса и что ей нужна семья. Ей хотелось иметь дом, сад, детей, которых она могла бы воспитывать, — всё это избитое, но такое привлекательное счастье. Годы, проведённые в бегстве, страхе и тайнах, начали изматывать её, и она начала романтизировать скучную, мирную и восхитительно нормальную семейную жизнь, которую когда-то высмеивала. Она так изголодалась по обыденной жизни, что начала завидовать счастливым парам и матерям, которых видела на улице. Она завидовала даже Петунии и её маленькой самодостаточной семье. Но факт оставался фактом: о браке пока не могло быть и речи. Дети были немыслимы. В глазах Северуса читалось, что он понимает ту же самую печальную истину. Он спрашивал искренне, но это не было предложением. — Когда-нибудь так и будет, — просто ответила она и взяла его за руку. Она не была уверена, ложь это или правда. Всё, что она знала — им не пожениться ни сегодня, ни завтра. День их свадьбы был где-то далеко, далеко за горизонтом. Возможно, он останется там навсегда. Северус улыбнулся ей, и хотя улыбка была грустной, он казался довольным её ответом. Он сжал её руку и наклонился над столом, чтобы поцеловать её.