Стажер

Со временем Хэнк понял, что для Коннора нет ничего важнее работы и поставленной перед ним задачи. Если бы кто-то сказал, что ему необходимо стать Президентом, Коннор бы приложил все свои силы для этого. И Хэнк не сомневался: стал бы. Коннор раздражал. Действительно страшно раздражал. Нудел над ухом, лейтенант то, лейтенант это. Он одевался всегда одинаково, и Хэнк уже начал сомневаться, есть ли у него другая одежда. Потом он сменил рубашку: белая стала светло-голубой, но все равно такой нейтральной, что хоть глаза себе выдавливай. Коннор читал ему лекции об опозданиях, если Хэнк опаздывал. Если Хэнк сильно опаздывал (не хотел приходить), Коннор приезжал к нему домой и нудел уже там, буквально выгоняя его из дома. Однажды Хэнк не сдержался, схватил его за грудки и как следует встряхнул: — Если тебе так не нравятся мои опоздания, то иди и расскажи об этом капитану! — ой, да как будто тот не знал. Все капитан прекрасно знал, понимал, почему Хэнк так себя ведет… Знал, а потому спускал все на тормоза. Может, и стажер был для попытки его как-то… подбодрить и вернуть в русло. — Разумеется, я так не поступлю, — возмущенно ответил ему Коннор, разглаживая пиджак и рубашку, поправляя галстук. — Мы напарники, моё дело прикрывать вас! И я буду это делать, но это не означает, что я смирюсь с вашим поведением, лейтенант. Хэнк скрипнул зубами и выдохнул. Коннор смотрел на него с какой-то непонятной искренностью, прямо в глаза, в самую душу заглядывал, чудовище. Злиться на него долго было невозможно, потому что это как злиться на щенка. Только бездушная тварь так сможет. Хэнк же, несмотря на свои доспехи из цинизма и опыта, бездушной тварью себя не считал. Бездушной тварью он считал Рида, кусок он мусора. Коннор был любопытным и довольно общительным. И при всем при этом навыки общения у него были где-то на нуле. Он то был ужасно проницательным и понимающим, знал, что сказать в нужный момент, то не понимал банальных вещей вроде того, что говорить людям неприятную правду в лицо не стоит. Коннор мог быть навязчивым и раздражающим, порой его уровень эмпатии оказывался там же, где и навыки общения. Он был чересчур радостным, деятельным и оптимистичным, когда Хэнка особенно ярко накрывало депрессией. Тормошил его, чего-то требовал, раздражал так, что только апатия и спасала Коннора от взбучки. Кетти он сказал, что ей не идет её новая стрижка, Раймону – что у него весьма очевидный лишний вес, поэтому лучше завязать с пончиками, Кристиану – что он плох в стратегических и логических играх (и тут же принял вызов на партию в шахматы, которую, разумеется, выиграл). Но при всем при этом, Коннор умудрялся нравиться всем вокруг. Хотя бы потому что с той же детской непосредственностью, с какой он говорил про недостатки, он расточал комплименты буквально всему, что видел вокруг себя. Его, блядь, даже тучи на улице радовали. Робот-щенок, воистину чудо. *** Когда они закончили с делом Ортиса, Хэнк наконец смог вздохнуть свободно. Все это время он был так напряжен, почти не пил и старался не ловить флешбеки на Коула. Что вообще-то было очень трудно, потому что они еще пару раз приходили к сыну Ортиса в больницу. А ребенок в больнице – что может сильнее триггернуть. В какой-то момент Хэнк решил, что уж сегодня точно все пустит по пизде и напьется, но подумал о том, что утром к нему снова приедет Коннор и начнет нудеть об ответственности полицейского, и не стал. Это было ошибкой. Потому что ему было необходимо иногда отключаться, услышав щелчок. Щелчок, после которого наступает покой, нет никаких тревог, нет раздирающей его на части боли и тоски. Щелчок, после которого он забывал про Коула. И если он долго не слышал этого щелчка, то испытывал страшное желание услышать другой щелчок, приставив револьвер к виску и сыграв в русскую рулетку. Так что когда они закончили, Хэнк вздохнул с облегчением. И напился, решив, что к черту бары, из них потом надо возвращаться домой. Недовольный взгляд Сумо он как-нибудь переживет. Напиваясь, он почему-то думал о Конноре. Тот выглядел так, будто ни разу в жизни не брал в рот спиртного. Может, действительно так. Хэнк не особенно обращал внимание на то, что Коннор ест, им как-то за эти полторы недели не пришлось вместе обедать. В основном потому, что Хэнк старательно избегал Коннора. Просто как мог. Его и так было слишком много. Впрочем, несмотря на то, что Коннор был таким раздражающим, его упрямство и желание дойти до цели, вызывали… ну, пожалуй, восхищение. Хэнк уже и вспомнить не мог, когда видел кого-то, кто был бы настолько одержим работой, желанием хорошо её выполнить. Кого-то, кто горел бы энтузиазмом, а не просто делал то, что был должен, то, что умел. Коннор же, казалось, действительно любил то, что делал. Ну, насколько слово «любил» вообще может отражать чувства этого робота. Потому что порой Хэнку на полном серьезе казалось, что Коннор робот. Порой он двигался и говорил совсем как машина, так что это действительно сбивало с толку. Хотелось хлопнуть его по спине или плечу, приобнять как-то, чтобы из его спины уже вылетел штырь. Хэнк задумался: а как Коннор вообще спит? Так же прямо? Вытягивается, кладет руки вдоль тела, закрывает глаза и не двигается всю ночь? Вот же жуть! Хэнк уронил голову на руки и прикрыл глаза. *** — Лейтенант! Андерсон! — что-то врезалось ему в щеку. — Лейтенант! — еще удар, уже в другую щеку. — Андерсон. Хэнк распахнул глаза и понял, что лежит на полу, а над ним навис ночным кошмаром Коннор. — Вы пришли в себя! Вставайте! Вам нужно освежиться, — заявил Коннор. — Что ты делаешь в моем доме? Выметайся! На свалку разбитых автомобилей! — рявкнул Хэнк, плохо понимая, что происходит. Кухня кружилась и меняла форму, в голове засело сверло. — Что? Я не разбитый автомобиль, лейтенант, — сообщил ему Коннор, поднимая его на ноги. — Сейчас я разобью тебе лицо. И будешь, — заявил Хэнк, пошатнулся и устоял только благодаря Коннору. Тот вздохнул и продолжил его тащить куда-то. Они прошли мимо Сумо, который смотрел на них с печальным недоумением. Хэнк попытался скомандовать «фас», но запутался в языке и закашлялся. Коннор между тем привел его в ванную и явно собирался сунуть под душ. Хэнк был пьян, но все же осознавал реальность. И под душ не хотел. Нет, не-а. Он уперся и попытался выбраться из хватки Коннора, но тот ловко перехватил его, не давая сбежать. — Отпусти меня! — Извините, лейтенант, лучше не сопротивляйтесь, я должен привести вас в чувство. — Я тебя пристрелю! — Мне бы этого не хотелось… — отозвался Коннор и, удерживая его одной рукой, включил воду. Хэнк завопил.