Сердечные капли

С тех пор субботние вечера я стал проводить в классе зельеварения со Снейпом. Он уже смирился с моим «навязчивым вниманием», как он называл мою помощь, и свое зелье до и после тренировки глотал, уже не таясь. Я так и не спрашивал у него, что же это такое. Сказал «сердечные капли», ну пусть будут, мне, в общем-то, все равно. На второй тренировке он уже так не дергался от меня. Наверное, начал привыкать, и было понятно, что еще вот-вот и обязательно получится ну хоть какое-то заклятье, совсем простенькое. Он был все такой же горячий, и я догадался, что это одно из последствий того яда, что бродил в нем и разрушал магию. В этот раз с контактом тел я не халтурил, и даже за правое предплечье его схватил, чтобы крепче. Если не смотреть, то вполне можно держаться. А на третьей — я так и не понял, что это было. Ну, тогда не понял. Я снова подошел к нему вплотную, прижался. Мы стояли и оба чувствовали, как магия перетекает от меня к нему, пока еще не слишком приятно для него, но терпимо. И тут он, не поворачивая головы, сказал: — У мисс Роббинс совершенно отвратительные духи. Кориандр здесь лишний. И цитрусовые ароматы ей совершенно не идут. А вам, Поттер, они не идут тем более. Вы не могли бы подкорректировать свои свидания и являться сюда без этого навязчивого запаха? Сказать, что я удивился, было бы преуменьшением. Вот какая ему разница, да? И что на это замечание можно ответить, когда ты стоишь, приклеившись к нему сзади, и отдаешь ему магию, которая, по его мнению, подходит исключительно для забивания гвоздей? Поэтому я ограничился только неопределенным хмыканьем, которое он, несомненно, услышал, и пожатием плеч, которое он, я уверен, почувствовал. Вечером, когда я уже валялся в кровати, этот эпизод всплыл в моей памяти, и я представил себе, как кроме того, что я долго плещусь в душе перед встречами с Кейти (я ведь каждый раз на что-то рассчитывал с ней), я так же буду намываться перед Снейпом, и тогда наши тренировки с прижиманиями уже смело можно записывать в свидания. В голос расхохотавшись в темноту, я решил не забивать себе голову предпочтениями Снейпа в запахах и своим привычкам не изменять. Прежде всего — Кейти, а Снейп потерпит. А еще через две тренировки, когда мы уже собирались расходиться, у него получилось! Это невероятное чувство, Стен… Стен?! Ты спишь? Мерлин мой, он спит. Что за журналисты хлипкие пошли. Ну спи, спи, мальчишка. Акцио, плед! Я еще с твоим пером поболтаю, да эту бутылку все-таки допью. А утром, уж извини, Обливиэйт тебе и Инсендио — всем твоим пергаментам, дружок. Так вот, у него получился Люмос. Слабенький, почти незаметный на свету в классе, но получился! Как же я был горд — это же всё я, я его уговорил, и со мной у него получилось. Ни с кем больше. Я был готов тренироваться теперь с ним хоть до конца года. Чертов герой во мне требовал отмерить Снейпу счастья полноценной жизни с лихвой. Если только я могу ему помочь, значит, я ему помогать буду. Он же отреагировал на успех как-то загадочно. Покрутил в руке палочку, словно не поверил, что она на такое еще способна, посмотрел на меня задумчиво и спросил: — То есть, вы больше не придете, Поттер? Ну уж нет, после такого успеха? Я был настроен работать и снова работать, влить в Снейпа столько магии, сколько смогу: — Обязательно приду, сэр! Продолжим в следующую субботу. До свидания. — Постойте, Поттер. Я хотел сказать, — Снейп тщательно подбирал слова, и это было так не похоже на него, всегда острого на язык, — когда-то вы предлагали заниматься по четвергам. Эти вечера у вас еще свободны? Если да, я бы хотел тренироваться чаще. Четверг и суббота? Сможете? Если бы я не знал Снейпа, я бы решил, что он волновался. Смотрел на меня, хмурился. Снова прятал правую руку, а в прошлые два занятия и не вспоминал о ней. Два раза в неделю мне, честно говоря, было многовато, но не откажешь ведь — он сам предложил, и результат действительно надо закреплять. — Конечно, профессор, давайте. А вы сейчас зелье после тренировки не выпили. На это мое, казалось бы, совершенно спокойное замечание, Снейп отреагировал очень эмоционально: — Запомните, Поттер, я не при смерти! Я сам разберусь, что и когда мне пить. Я в полном порядке, вам ясно? У него всегда были проблемы с нервами. Проще было попрощаться и уйти. Я так и сделал. * * * Моя работа в Хогвартсе крутилась не только вокруг Кейти и Снейпа. Я преподавал, и получалось неплохо. Профессору Смитсону нравилось, а дети так вообще были от меня в восторге. Я же не был учителем в полном смысле этого слова. Я позволял себе посмеяться с ними, поболтать о разном. Проверять домашние работы я не любил как бы не сильнее, чем ученики не любили их делать, поэтому особо их не нагружал. А вот на занятиях мы оттачивали практику в полную силу. Я делил их на пары, как раньше, в Отряде Дамблдора, ходил между ними и подсказывал. Особенно я гордился тем, что у трех третьекурсников получилось вызвать Патронуса. Забавно вышло: у хрупкой тихой девочки с Хаффлпаффа с палочки сорвался красивый сильный ягуар, а у паренька, загонщика команды Слизерина, мрачноватого и молчаливого, слетела и запорхала по классу колибри. Такую птичку я и сам в первый раз увидел. И вот, на одном таком практическом занятии меня прилично приложили оглушающим. Я сглупил и разрешил остаться в паре двум самым резвым и скорым на хулиганства гриффиндорцам. И пока весь класс отрабатывал щитовые чары, эти двое кидались друг в друга слабенькими оглушающими. Когда я заметил это и начал доставать палочку, чтобы остановить двух оболтусов, пока они в кого-нибудь не попали, два их заклятья, столкнувшись, срикошетили в сторону, впечатались в чей-то очень удачный щит и мощным ударом угодили мне четко в солнечное сплетение. Грохнулся я так, что, кажется, заработал сотрясение да еще раскроил себе голову об угол стола. И когда вынырнул из минутного забытья, обнаружил себя лежащим на полу. А надо мной нависало с десяток перепуганных лиц. — Сэр, вы очнулись, — чуть не плача запричитала умница и отличница третьего курса Гриффиндора, почти вторая Гермиона, от чьего качественного щита так сильно отразились оглушающие чары, — давайте мы проводим вас в больничное крыло! Я не стал пугать детей больше, чем они уже испугались. И про отработку хотел было сказать двум виновникам, которые стояли рядом тише воды, да не смог — голова гудела как котел, по которому долбят молотком, язык еле ворочался, и кровь, кажется, текла по виску. Я слабо махнул рукой и отпустил всех на следующий урок, уверив ребят, что жив-здоров и до больничного крыла доберусь сам. Класс ушел, а я с трудом поднялся на ноги и двинулся в коридор. Все-таки мне было хуже, чем я решил вначале. Пол ходил подо мной ходуном, и хотелось остановить эти бешеные скачки, схватившись за стену. Но вдруг кто-то увидит, что Гарри Поттер плетется, придерживаясь за стеночку… только эта глупая мысль не давала мне привалиться к таким надежным каменным стенам. От моего класса до больничного крыла было не слишком далеко, и, напугав по пути нескольких учеников своим видом, я добрел до нужной двери. Мадам Помфри, увидев меня такого, онемела на секунду, потом всплеснула руками и окружила меня хлопотливой заботой. Как было хорошо плюхнуться на стул, закрыть глаза и отдаться в ее полное распоряжение. Она залечивала мой лоб, что-то колдовала над сотрясением, влила в меня два зелья. Я, даже не открывая глаз, на вкус понял, что это кроветворное и укрепляющее: уж сколько я их выпил к тому моменту, и не сосчитать. Сразу отпускать она меня категорически не хотела, а я, зная, что мои занятия закончились, тоже не особенно настаивал. Кроме торопливых приветствий в первый учебный день мы больше не разговаривали, и сейчас мне было приятно поболтать с нашим бессменным школьным колдомедиком. Пока она меня поила чаем с какими-то травами и медом, «это придаст тебе сил, дорогой», поговорили о моей работе в аврорате — тут пришлось ей врать, увы. Зашла речь и том, что с каждым годом ученики все больше отбиваются от рук и скоро без напарника она ничего не будет успевать. А потом я внимательнее огляделся в ее кабинете и увидел на полке в ряд штук десять фиалов с молочно-белым зельем. — Зелье для профессора Снейпа, — перехватила она мой взгляд, — вот только доставили, надо будет передать ему. — Откуда оно? — задал я вопрос, который периодически всплывал в голове, но не достаточно интересовал, чтобы уточнять у самого Снейпа, — не сам же варит. — Конечно нет, он теперь не может, такое несчастье. Магический мир потерял редкого мастера, таких зельеваров, как он, еще поискать. Это так его угнетает, — запричитала мадам Помфри, но потом вспомнила мой вопрос, — сначала отыскали того, кто взялся, — в Бирмингеме, но качество было не очень. К счастью, потом и в Лондоне нашелся профессионал, теперь Северус заказывает свои зелья у него. — Столько сложностей из-за какого-то сердечного зелья? Да их в каждой аптеке полно. — Какое сердечное зелье, Гарри, милый? Ты что. Сердечное он бы и старшие курсы заставил сварить, ты же его знаешь. Это зелье Последних Дней. Про него мало кто знает, не очень-то оно популярно. Сложно в изготовлении, да такие неприятные побочные эффекты, а толку мало. — Последних дней? Что это значит? — Если умирающему успеть дать его даже в последние минуты жизни, он выживет. Оно бы и от Авады уберегло, успей его кто-нибудь проглотить за секунду до смерти. Но выживший будет вынужден пить его всю оставшуюся жизнь. Зелье не лечит, оно только не дает умереть. Человек получает свою жизнь обратно в обмен на магию. Но все его последующие дни после спасения — будто взаймы, они словно последние. Не пьешь пару дней — и смерть, от которой ты убежал, тебя находит, — Помфри передернула пухлыми плечиками, — ужасная жизнь: знать, как ты умрешь, и помнить, что до этого, быть может, всего два дня. — Ого, — полученная информация меня ошарашила, — да уж, не позавидуешь. Значит, каждый глоток, который Снейп не хочет никому показывать, — это один день его жизни. И вот почему в нем нет магии: он жертвует ее, меняет на вдохи и выдохи. Страшно, наверное, жить, зная, что ты что-то не сделаешь и умрешь, и зависит это не только от тебя. Меня так впечатлил рассказ Помфри, что я вознамерился сам отнести зелья Снейпу. Мало ли кому она это доверит — вдруг не донесут, уронят, а у него каждый день может быть последним. Зачем же он мне врал про сердечное? Я думал, а Помфри продолжала: — Никто не замечает, но я вижу — после того, как он выжил, в нем появился надлом, трещина. Он был несгибаемый, сильный. Сейчас не то: он такой же только внешне, что там внутри, непонятно. Гарри, я знаю, вы общаетесь сейчас, прошу, не ругайся с ним так, как делал это учеником. Я не боюсь за него, нет, но мне кажется, что он и так достаточно несчастлив, чтобы заставлять его еще нервничать. Пока я прокручивал в голове эту информацию, меня препроводили к постели и взяли с меня слово, что я прилягу хотя бы на полчаса. Голова была все еще чугунная, и проще было согласиться задержаться на тридцать минут, чем потратить столько же, чтобы доказать обратное. Поэтому я лег на больничную койку и задремал. Разбудил меня разговор. Помфри возражала кому-то, а этот кто-то неразборчиво и отрывисто отметал все возражения. «Смитсон, наверное, пришел проверить, как там его ассистент», — догадался я. Шаги, направляющиеся в сторону моей кровати, подтвердили догадку. Человек, появившийся из-за ширмы, опроверг ее. Это был Снейп собственной персоной, черный, мрачный, выглядевший на фоне белых стен и ширм особенно неуместно. Он так необычно смотрелся у моей кровати, словно шел куда-то, может быть, к своему слизеринцу или к Помфри в кабинет, а заглянул, почему-то, ко мне. Я поэтому и спросил его сразу, приподнявшись: — Профессор? Вы за своим зельем сюда? — За каким еще зельем, Поттер? Оно уже здесь? Да, за ним, само собой. Вы скажите, что с вами опять стряслось? Что ваши тупые гриффиндорцы с вами сделали? — Да ничего страшного: оглушили слегка да лбом об стол приложили. Я уже в порядке. — Вы никогда не бываете в порядке. Дайте, посмотрю голову. — Я не успел отказаться, а он уже присел на край кровати, откинул мои волосы и стал водить пальцем по лбу — там, где мог быть мой второй неслучившийся шрам. Но Помфри все хорошо залечила. Мне кажется, он трогал мой лоб слишком долго, но пока я со своей замедленной реакцией после удара собирался сказать ему об этом, он уже убрал руку. — Хорошо, кажется, вы и правда в порядке. Я скажу, чтобы Помфри дала вам еще укрепляющего. — Не надо. — И кроветворного. — Не надо! — И хорошо бы остаться здесь на ночь. — Я сказал — не надо! Что за забота такая, мистер Снейп, тут мадам Помфри врач, а не вы. — Я лишь хочу, чтобы вы были в форме к нашей следующей тренировке, и ничего более. Он уже встал, но отчего-то медлил уходить. — М-м-м, Поттер, за вопиющее непослушание на уроках Защиты и за отсутствие мозгов я назначил Фелпсу и Ренделлу отработку. Три вечера. И снял с Гриффиндора баллы. В следующий раз подумают, прежде чем швыряться оглушающим, находясь в толпе. Вот тут меня так и подбросило на кровати: — Да вы что! Это не ваше дело. Это был мой урок и мои гриффиндорцы. И в меня прилетело заклятье, а не в вас. По какому праву вы лезете не в свое дело? Кто вам вообще рассказал об этом? — По праву того, что они вас чуть не угробили. Глупые мальчишки: что вы, что они — никакой разницы. Хотите сами с ними сидеть на отработках, вместо свиданий с мисс Роббинс — пожалуйста! Но наказания я не отменяю. Точка. Куда вы вскочили, Поттер, немедленно в постель! Дайте руку, надо проверить пульс. — К черту пульс. Вы пришли сюда за зельем, так и идите за ним. И большая просьба — больше не интересоваться ни у кого, что происходит на моих уроках. — Какое еще зелье? Можете злиться, сколько хотите, Поттер, но я прав: спускать такое нельзя, иначе они убьют вас в следующий раз. — Да уж, потеря, — я рухнул снова на кровать. Обида, злость, досада — вот что сейчас я чувствовал по отношению к Снейпу. — Кому как, Поттер, — буркнул он и, не прощаясь, ушел к Помфри в кабинет. Наверное, обиделся, но мне было обиднее. Помфри все-таки влила в меня еще порцию зелий, но по поджатым губам я понял, что, скорее всего, это была не ее инициатива, и с тем я был отпущен на свободу. Когда я уже подходил к своим комнатам — на своих двоих и довольно бодро — мне навстречу выпорхнула Кейти и кинулась ко мне обниматься. Какие же у нее все-таки были душистые приятные объятия, и облако светлых волос, и такие перепуганные глаза. — Кейти, солнышко, что с тобой? — Я так испугалась, Гарри, — всхлип, — говорили, ты попал под заклятье, что ты в больничном крыле! Я пошла туда, узнать, как ты, а меня не пустили. Я ждала, ждала, я думала с тобой что-то серьезное… — Стой, как не пустили? Помфри не пустила? — Нет, я даже не успела войти. На лестнице я встретила Снейпа, и он сказал, что к тебе категорически нельзя. Что я буду тебя отвлекать глупой болтовней, а ты и без того… хотя ладно. В общем, он запретил и даже шел за мной два коридора: проверял, чтобы ушла, представляешь? Глухое раздражение на Снейпа, ни с того ни с сего начавшего совать свой длинный нос в мои дела, перекрыло даже удовольствие от того, что Кейти ждала меня и волновалась. Почему он не дал нам встретиться, почему каждый раз отпускает в ее сторону колкости, почему он такой засранец? Все эти вопросы крутились в моей голове весь вечер, но крутились они недолго: после сегодняшней приличной встряски и двойной дозы зелий заснул я быстро. Но все же успел подумать о том, чтобы выяснить их на ближайшей тренировке. * * * В ближайший четверг, вечером, я пришел к Снейпу как обычно. Неприятностями запахло еще у дверей класса — они были закрыты. Пока я топтался на месте и раздумывал, куда запропастился Снейп, на мою беду принесло Пивза, который, восторженно улюлюкая и выкрикивая оскорбления, носился вокруг меня, а когда я все-таки смог попасть в него заклятьем, взвился вверх и швырнул в меня навозную бомбу. Я как раз заканчивал чистить мантию и убирать мерзкий запах, когда из-за поворота показался Снейп. Не знаю, откуда он шел, от своих слизеринцев, или, может, от директора, но он был очень не в духе. — Проходите, — буркнул он, отпирая дверь. В классе был беспорядок. Рассыпанные ингредиенты, какие-то пятна на полу, исписанная доска. В целом, ничего особенного: у нас так всегда и оставалось после зельеварения, но и без того плохое настроение ухудшилось окончательно. — Почему такой бардак, профессор? — спросил я, скидывая мантию. Конечно, я так никогда раньше не делал, но сегодня мне казалось, что она ужасно воняет навозным залпом, который мне устроил Пивз. Снейп обернулся от стола, на котором перекладывал какие-то бумаги, увидел меня без мантии, фыркнул и прищурился: — А вы как думали, Поттер? Точно такой бардак оставляет каждый курс любого факультета. Только ваш курс Гриффиндора когда-то свинячил больше, благодаря Лонгботтому да и вам, честно говоря. Я заставляю теперь убирать класс на отработках. Но сегодня я их отменил из-за ваших тренировок. Завтра перед первым занятием придут и уберут. Из-за моих тренировок? Мы свинячили? Какой он все-таки гад, когда хочет. Да и когда не хочет, тоже гад, пожизненный. Не ответить в том же тоне я не мог: — Моих тренировок??? Это мне они нужны, я их просил по четвергам? Забудьте, теперь только субботы. В этом бардаке колдуйте сами. И вообще, нормально вы придумали — сегодня отпустили без уборки Слизерин, а завтра у вас второй курс Граффиндора убирать будет? Да они еще таких заклинаний не знают! — Успокойтесь, Поттер. Хорошо, это не ваши, это мои тренировки, и поэтому я прошу начать. Пришлось нам начать. И вроде стоял я сзади него как обычно, но без мантии все было не так. Слишком близко, слишком жарко, слишком тревожно. Наверное, он тоже это чувствовал. Мы оба отвлекались, понимали это, и ничего не получалось. А потом он опять шумно и глубоко втянул носом воздух и злобно, как в старые добрые времена, прошипел: — Опять ты пахнешь как она, Поттер. Я же просил! И тут я вспомнил и все свои вчерашние вопросы, и недоумение по поводу того, как много и часто профессор стал возникать в моей жизни. И вот он снова лезет не в свое дело, ну что ж за урод такой, этот Снейп: — Какая вам разница, с кем я встречаюсь? Почему не пустили мисс Роббинс вчера ко мне? Давайте вы оставите мою личную жизнь в покое, профессор! Он уже развернулся ко мне лицом, и мы стояли с ним друг против друга, словно на дуэли, или на маггловском боксерском ринге, и теперь была его очередь нападать: — Поттер, вы не умеете выбирать подруг, все они у вас круглые дуры. Сначала младшая Уизли, теперь эта Роббинс и еще кто-то наверняка между ними. Глупые, жеманные и тупые, как пробки. Ты понял, да? От злости на него меня уже несло, не разбирая дороги: — Да вы что? Тогда остается только встречаться с мужчинами. И проблем не будет. Сразу стану пахнуть как надо, вы не будете тогда возражать и нервничать, мистер Снейп? Тут Снейп даже замер, а глаза сделались какими-то опасными и ненормальными. Сумасшедшими. И если бы он мог колдовать, он бы, наверное, что-то сделал со мной. — А вы пробовали? С мужчинами? — спросил он медленно, уже не насмехался и не кричал, и мне показалось, что ему было важно знать ответ. И тут я испугался, что как-то выдал себя, что он уже все узнал сам. И глаза у меня наверняка забегали, как у мелкого воришки. И я совсем не убедительно промямлил: — Нет. Никогда. И это не ваше дело, — звучало это так жалко, что было не хуже самого настоящего признания, что да — я пробовал. Я попытался сменить тему: — Я так понимаю, на сегодня мы закончили, вряд ли получится что-то еще. До свиданья, профессор. И сбежал. Выскочил бегом из класса и быстрым шагом поспешил подальше от этого надоевшего до чертиков класса зелий и от Снейпа с сумасшедшими глазами. И только у двери своих комнат вспомнил, что забыл у Снейпа свою мантию.