Ты— король. И моя цель

Тот, кто ждёт меня на пороге… прости, но тебе придётся подождать ещё Слепые сны. Без красок и памяти. Без чётких сцен и действий. Они не оставляют ничего — только забирают. Потому что чаще всего изматывают. Душу и тело. Оставляя лишь ощущение. И навязчивое желание поскорее вырваться из этого удушающего плена. Я вырывалась. Несколько коротких вздохов облегчения, а потом опять — затягивающий безнадежный кошмар. Сон или забытье? Не знаю. Но помню, в чреде выматывающего озноба, бьющего мое тело… так ясно помню. Сильные руки, обнимающие меня так крепко, не дающие отдать разум пустоте. Холодный, ищущий взгляд. И мои пальцы, истошно вцепившиеся в отворот мужской рубахи, словно в последний символ спасения. Я знала. Даже тогда. Кто. Непрерывные метания в бессвязных отрывках прекратились лишь под утро, когда я, наконец, упала в забытье. Нежно алый луч угасающего солнца коснулся моей щеки… Нещадно ломило шею. Первое, что я почувствовала, разлепив тяжелые веки. Затейливые узоры на иссиня-чёрном камзоле, который был настолько большим, что укрывал меня практически с головы до пяток. Узоры, что были так похожи на… Эру. Снежно-белые. Как свет холодных звёзд. Король всегда был равнодушен к золоту, даже в одежде отдавая предпочтение серебряным нитям. Так, авес. Без лишних движений. Медленно и крайне осторожно я приподняла край камзола. Кроме него, на мне ничего не было. Резко заалевшие щеки и краткие воспоминания, скорее отрывки прошлой ночи. Руки и успокаивающий шепот на синдарине. Дрожь и холод, вперемешку с внезапно обжигающим теплом чужого тела… Мысли лихорадочным галопом пронеслись в чугунной голове. Встречались дикие, безумные, хотя по правде — все они были таковыми. Потому что не может в такой ситуации быть здравого смысла! Быстрым взглядом я осматривала предметы в уже знакомых покоях. Характерное смешение мрамора и теплоты деревянной резьбы. Огромный письменный стол, на котором беспорядочной грудой лежали выпотрошенные свитки. Отдельные, изгибами обнимали мраморный пол. Приоткрытая дверь, за которой наверняка скрывается купель. Резные колонны, трепетно хранящие на себе змею в виде дикой розы. Просто колкие стебли. Без бутонов и распустившихся цветов. Отдельный мир в огромном муравейнике. Мир застывшей красоты и хаоса. Мрачное горло отдыхающего камина, над которым крестообразно висели два меча. Над ними возвышалась, расположенная идеально симметрично, вырезанная из дерева голова оленя, с мастерски выполненными, словно кружевными, рогами. Ну конечно. Венценосные любимцы Трандуила. Я усмехнулась. Хоть было не до смеха. Практически опустошенный графин на прикроватном столике. Хозяин покоев, внезапно показавшийся из-под плотной ткани занавесок, укрывающих балкон. Небрежно накинутый, темно-бордовый халат. Кубок в руках. И странно помятое лицо. Трандуил смотрел на меня как всегда. Цепко и бескомпромиссно. А я пыталась натянуть камзол чуть ли не до ушей, скрывая все не проходящий румянец. Напряжение нарастало. Чувствуя, что сейчас закричу, лишь бы заполнить эту пугающую тишину, которую не заполняли орущие птицы в саду, я прохрипела. — Добрый вечер. Вот уж действительно. Какой в Мордор добрый? Лучше бы всё-таки закричала. Словно соглашаясь с моими мыслями, король, медленно отпив из кубка, изрёк: — Кому как. Глупо. Как же все это глупо. Наш диалог, мое поведение и ситуация в целом. Мой вялый собеседник прошествовал к выходу, но не ушел, как я предполагала. Хотя с какой стати ему уходить из своих покоев. Тем более, если он король? Нет, он всего лишь приоткрыл дверь, из которой высунулось странно смущенное лицо его секретаря, который бросив на меня мгновенный взгляд, смутился ещё больше. Таур коротко сказал: — Эллет нужна ее горничная. Я мысленно взвыла, и, уже не церемонясь, как только закрылась дверь, высказала все что думаю о своём безрадостном положении. — Зачем? Ну вот зачем?! Зачем привлекать к этому лишнее внимание? Хотя сейчас любое внимание лишнее! Я бы могла тихо и незаметно уйти! Никто бы не узнал… — Не узнал о чем? — перебил мою речь Трандуил, все это время с интересом смотрящий на меня, покручивая в руке свой кубок. Я запнулась. И ненавидящим взглядом впилась в его промелькнувшую усмешку. Знал, белобрысый гад. Знал, куда бить. Думаешь вновь вогнать меня в краску? Чтобы я опять почувствовала себя жалкой девчонкой? Пугливой птичкой, которой ты меня окрестил? Хочешь в очередной раз показать своё превосходство? А может быть… хватит? Краткий выдох. И вот уже я, под насмешливым взглядом таура, медленно встаю с кровати, чувствуя, как постепенно оголяется кожа, до этого скрытая темно-синей материей. Чувствуя его смешанное дыхание и мою, несмотря на показное спокойствие, бегущую по венам кровь. Чувствуя резко острый воздух, заигравший в подрагивающем пламени свечей, танцующем в его глазах. Лишь где-то там, на остатках разума, бьется одна мысль… Валар, что я творю?! Спокойно, будто каждый день проделывая такое на глазах у владыки Лихолесья, я набрасываю слишком большой для себя камзол. Даже не пытаюсь застегнуть. Смотрю на кубок в его пальцах, сжатых слишком сильно. Делаю вкрадчивые шаги под его неотрывным взглядом, извечно холодным и завороженным… да, я наслаждалась. Я чувствовала свою власть над его волей, свою силу. Таур. Повелитель. Король. Ты думаешь, я не замечаю, что ты сейчас дышать не можешь? Приблизившись, только сейчас замечаю… следы. Царапины на груди и шее. Отпечатки ногтей. Это мои следы… Закусываю губу от внезапного толчка в рёбрах, перехватившего дыхание. Перевожу взгляд на горящие льдом глаза, которые, в свою очередь, скользят по моей оголившейся груди в краях камзола. Ещё шаг. Я совсем близко. Чувствую твоё невероятное смятение. Тише… просто почувствуй мой запах. И запомни на всю жизнь. Не отдавая себе отчёта, я протягиваю руку, обвожу линии царапин на его коже, чувствуя на кончике пальца бешеные пляски сердца. И очень тихо, практически полушепотом, роняю в ответ на застывший вопрос: — О том, что я провела с тобой ночь… Слишком явный стук в груди. В его или моей — не понятно, они давно спутались. Вот только чувствую сейчас, что медленно сгораю под ледяным взглядом Лесного короля. Без тления — стремительно и беспощадно. А он об этом знает? Неизвестно… но я вижу, как падает вдруг ненужный ему кубок на мраморный пол, как искрящимся веером разлетаются капли вина в отблеске свечей. Как он тянется ко мне не то сорвать свой же камзол, не то убить или все разом… Как его сильные руки резко обхватывают меня за шею, притягивая к себе ещё сильнее… И видя все это… неявно… размыто… как в бреду, я вдруг начинаю… смеяться. Звонко и ядовито. И, пользуясь его ошарашенностью, выскальзываю из рук, а дальше на балкон, попутно пытаясь застегнуть пуговицы треклятого камзола. И все смеюсь, смеюсь как никогда, беззаботно и легко. И, не оглядываясь, минуя часовых и совершающих позднюю прогулку обывателей твердыни, карабкаюсь и перепрыгиваю, чтобы обнаружив нужный балкон, распахнуть ставни и с разбега нырнуть в мягкую постель в ставших моими покоях. Я все ещё смеюсь, прижимая к лицу то руки, то подушку. Смеюсь, глядя на застывшую возле выхода Олорэ, с изумленным видом наблюдающей за моей истерикой. Она была с ног до головы увешана какими-то тюками, свертками и прочей мишурой. В руках держала уже знакомый мне ларец с всевозможными гребнями и заколками. Точно, таур приказал привести мою горничную. Не восстановив дыхание после безудержного веселья, я, ежесекундно прерываясь, выдохнула: — Олорэ, как же хорошо, что ты долго собиралась!