С уважением, Главный секретарь Ким Сонхе»
Юнги женится? Неожиданно. Чонгук полагал, что он пошлет всех нахрен и останется с Чимином, только если они не расстались. Но он бы узнал об этом, будь это так? А может и ему стоит?.. Даже Юнги, что всю жизнь был его авторитетом, тот, на кого говорили равняться, тот, на кого он и сам желал равнялся, – не противится тому, что надо. Не идет против воли традиций, вынужденных мер, положенных вещей. Может и Чонгуку не стоит? А стоит вернуться домой и жениться? Ага, и прожить всю жизнь с той, кого не любит, чтобы… чтобы что? Его родители так не поступили. Они сделали точно так же, как сейчас поступает Чонгук и они не жалеют. Возможно, он тоже не пожалеет? А что если нет? Что если у них с Тэхеном нет будущего? Чонгук не хочет об этом думать, но такие мысли в последнее время посещают его пугающе часто. Тэхен ведь слегка непредсказуемый. Что, если в один момент Чонгук ему надоест? Они стали ссориться чаще, хотя и до этого было больше, чем надо. Может быть это значит, что они пришли к своему финишу? Или это Чонгук все понапридумывал. Хорошо бы, но долго на этой отговорке он не протянет. «Юнги»
Зачем? Хотя вопрос зачем звучит глупо – зачем одному темному волшебнику письмена другого темного волшебника? Но что с ними собирается делать Юнги? Ладно, Чонгук потом с этим разберется. Чон вышел из своей палатки на свежий воздух, проветрить голову. Он надеялся остаться в лагере в одиночестве, но Вселенная отказывает ему в такой роскоши. За деревянным столом, под открытым небом сидел один из тренеров, последний, кого Чонгук хотел бы сейчас встретить. Он собирался незаметно улизнуть между двумя другими палатками, но маскировка – не его сильная сторона. Эх, непросто будет ему на экзамене. – Чон Чонгук? – позвал учитель. – Да? – отозвался Гук, останавливаясь и поворачиваясь к тренеру. – Подойдите сюда, – велел он. Чонгук закатил глаза, когда учитель опустил взгляд на бумаги перед собой. – Итак, почему вы остались в лагере, а не пошли с остальными? – Не захотел, – пожал плечами Чонгук. – Или я должен был пойти только потому, что пошли все? – Но у вас есть причина, – не понятно, вопрос это или утверждение, но Чон решил ответить: – Нет. – Ложь, – констатировал тренер Ли. Чонгук раздраженно вздохнул. Как же его бесит именно этот тренер, почему он докапывается к нему вечно? – Хорошо, я отвечу вам честно, если вы согласитесь честно ответить на мой вопрос. – Хорошо. – Я поссорился с парнем и захотел побыть один. Вы довольны? – Больше похоже на правду. Твой вопрос? – Почему вы ко мне придираетесь? – Я ко всем придираюсь, – передернул плечами тренер Ли. – Ложь, – парировал Чонгук, передразнивая учителя. – Я ненавижу темных волшебников. – Все здесь их не любят, поэтому они и пошли в мракоборцы, само слово говорит за себя, – возразил Гук. Тренер Ли усмехнулся, отмечая насколько этот заносчивый парень невежливо и неуважительно с ним говорит, мысленно поставив галочку напротив «завалить Чон Чонгука на экзамене». – О, нет, моя ненависть нечто большее, чем просто жажда защитить мирных людей от зла темных волшебников. Нечто большее, чем просто желание восстановить справедливость, превознося торжество праведной стороны волшебного мира. – И что же это? – Я уже ответил на один ваш вопрос, – напомнил тренер Ли. – Ладно, но я все равно не понимаю. Вы ненавидите темных волшебников, но при чем здесь я? – Думаю, ты и сам знаешь ответ на этот вопрос. – Потому что мои предки – темные волшебники? Насколько мне известно, в аврорат не допускаются люди с сомнительным или криминальным прошлым, а их семейное древо тут не при чем. – Я же говорил, мои причины – не стандарты Министерства, это личное. – Хорошо, но глупо ненавидеть меня за что-то личное, ведь лично я вам ничего не сделал. – Это не все причины, по которым я придираюсь. – Что еще? – Ты можешь лучше. – Что? По-вашему, я недостаточно усерден? – Нет, – возразил тренер Ли, – но ты все равно можешь лучше. Чонгук уже не пытался сдержать раздраженного фырканья. Учитель Ли нашел его слабость – критика. Критика самый большой мотиватор для Чонгука. С самого детства ему вбили то, что он не просто Чонгук – он Чон Чонгук, единственный наследник великой аристократической семьи, поэтому он должен быть идеальным. И Чонгук всю жизнь пытался быть идеальным – идеально учился, был непревзойденным в квиддиче – все, за что бы не взялся. А брался он из-за того, что ему говорили, что он неидеален, из-за того, что критиковали. И он соврал Тэхену – он сказал ему, что его отменные способности к квиддичу – это само собой разумеющееся, что он ничего для этого не делал, что это все наследственное – но это ложь. Он стирал ладони в кровавые мозоли, ломал кости, приходя в Больничное крыло за быстрым сращиванием, чтобы сломать их снова. Но он добивался своего. И так просто сказать, что он, из кожи лезя вон, может лучше – это уже слишком. И не будь Ли его учителем, он бы врезал ему. Чонгук резко развернулся, собираясь удалиться в закат, но спокойный хриповатый голос учителя его остановил. – Ты злишься, – констатировал тренер. Да ладно, блять, Шерлок! – Я ведь не сказал, что ты можешь идти, – заметил он. Чонгук снова развернулся, пожирая учителя убийственным взглядом, от которого у тренера ни один мускул на лице не дрогнул. – Я могу идти? – язвительно поинтересовался Гук. Он и до этого был на взводе, но милая беседа с учителем стала последней каплей, взрывая бомбу замедленного действия в его мозгу. – Мы еще не дошли до главного, почему я позвал тебя. – И почему же? – Чонгук почувствовал желание всадить учителю волшебную палочку в глаз так, чтобы она дошла до внутренней стороны его затылка. А ведь раньше в нем не наблюдались садистские наклонности, до чего только не доводят учителя, Ли явно издевается над ним, испытывая терпение. – Именно поэтому, – ответил тренер Ли, раздражая еще сильнее. – Твои эмоции сильно сказываются на твоих способностях. Где-то Чонгук уже это слышал. – Вот, – сказал учитель, протягивая лист пергамента, которые оказался документальным свидетельством чоновых оценок. – Улавливаешь статистику? Ярость отошла на задний план, выбиваясь из его разума. На секунду промелькнула мысль, что учитель Ли вовсе не желает сжить его со свету, а хочет помочь. Хотя не, бред какой-то. – Ты моложе остальных кандидатов в авроры, значит подростковые гормоны имеют в тебе большую власть, чем в остальных. Научись контролировать себя. То, насколько детской была злость на учителя, только подтверждало его слова. Как же бесит. – Если не хочешь делать это ради того, что учитель велел тебе, то сделай ради себя. К тому же, иначе ты вряд ли справишься в следующем задании с великанами.***
Легкие капли ночного летнего дождя с глухим звоном отскакивали от оконного стекла. Прошло уже две недели с прибытия Мире и Чимина в Мин-Мэнор. Девушка стояла напротив высокого зеркала – от пола и до потолка – глядя на то, как ее отражение повторяет за ней любое, даже малейшее, движение. На то, как дрожат ее пальцы, расстегивающие пуговицы мантии, на складку меж бровей из-за мигрени и на переполненный раздражением взгляд. Как забавно, они – дети аристократов, имеют все и немного больше, но все равно не могут получить то, чего хотят. Или может быть они просто зажравшиеся детки, которым всегда будет мало? Что бы им ни приподнесла судьба, всегда будет что-то еще, чего они возжелают? Возможно и так. Мире всегда хотела себе семью – но получила лишь людей, живущих вместе в огромном замке, с комнатами, набитыми сверкающими галлеонами, которые учили ее добиваться своего любыми способами. Ее всегда привлекало все необычное и загадочное, поэтому она питала чувства к Юнги еще с детства, а чувство соперничества с Юнией только распаляло. О, да, соперничество было ее сильной стороной, спасибо Дурмстрангу. У Чимина, конечно, есть фора – Юнги в него влюблен, но это совсем не значит, что Мире проиграла. Стук в дверь, сильно бьющий по мозгам, заставил Хан вздрогнуть. Тяжелые двери отворились и в отражении Мире смогла увидеть Саиль. – Как поживает наш дорогой гость? Не холодно в Подземелье? – Не жалуется. Мире нервно усмехнулась: еще бы он жаловался с кляпом во рту. – Ты добыла то, что надо? Саиль кивнула. – Что-то еще? – поинтересовалась Мире, в отражении заметив, что помощница задумчиво сверлит взглядом ее спину. – Чон Хосок. – И что с ним? – Он начинает вынюхивать, кого мы держим в Подземелье. Он может стать проблемой. – Не думаю, – скептично ответила Мире. Заметив вопросительный взгляд, пояснила: – Он, конечно, не глупый и может что-то прознать, но не думаю, что он станет проблемой. – Ты принимала лекарства? – Нет, – честно ответила Мире. – Почему, целитель же сказал… – Я хочу ощущать ее. Боль позволяет мне чувствовать, что я еще жива.***
Анарра сидела, прижавшись спиной к холодному камню коморки под крышей, прижав ноги к груди, закрытая от внешнего мира наставленными бочками и тряпьем. И только через маленькую щелку она могла видеть единственное светило своей обители – брызги лунного света, небрежно разбросанные по полу. Она дышит редко и бесшумно, боясь быть обнаруженной. Она точно знает – хорошие люди в этом замке не живут. Анарра ни за что не выйдет из этого укрытия, кажущимся картонным домиком с иллюзорной безопасностью, но лучше так, чем никак. Потому что для нее уже нигде не безопасно. За каждым поворотом ее может ждать смерть от рук тех, кто знает правду о ней. А если не смерть, то пытки или железные прутья решетки с остатками воспоминаний о свободе. Хотя какая свобода? Она уже давно в плену страха, наверное, всю жизнь в нем прожила. И только этот Хосок, как луч света среди тьмы, в которой она брела, очень напоминавший его. Хосок так и не пришел за все эти бесконечные дни, что она провела здесь, он только присылал домовика – единственный, кто знал о ее присутствии в Поместье. Тот приносил ей еду и одежду. И чем эта коморка лучше тюрьмы? Ты ведь заключена в ней. Не лучше просто умереть? Наверное, лучше, но Анарра боится смерти. Ее жизнь не имеет абсолютно никакого смысла или цены, у нее не осталось родных людей, она больше никому не нужна. Она очень хочет увидеть этого парня, что помог ей. Просто так помог. Ему не все равно, ведь так? Всем плевать, а ему не все равно. Вот он – тот, кто преподнесет ей хоть какой-нибудь смысл открывать глаза поутру. Хотя Анарра уже и не надеялась, что Хосок придет. Если не надеешься – не разочаруешься. Один раз она уже обманывалась, думая, что он пришел к ней, когда услышала явно человеческие шаги. Раньше она здесь этого не слышала, в этой части чердака башни никого нет. Она даже вылезла из своего убежища, подошла к поломанным деревянным дверям. За ними послышались незнакомые ей голоса – мужской и женский. Она затаила дыхание, прислонившись к стене и стараясь не выдать своего присутствия, прислушивалась. Разговор был плохо слышимым, непонятным, но суть она уловила – кто-то хочет кого-то убить. Это ей очень не понравилось. Она снова впала в головокружительную панику, осознавая всю свою безысходность. Она могла бы подумать, что убить хотят ее, но никто о ней не знает. Не знает же, правда? Он не мог обречь ее на смерть, конечно нет. Но она поняла главное – здесь живут отнюдь не хорошие люди. Хорошие люди не планируют убийств. Она даже подумывала сбежать, но страх ее был слишком велик. Во-первых, она не думала, что сможет найти выход, во-вторых, она могла попасть в руки плохих людей, в-третьих, а куда она пойдет? Эта безысходность пугала – ее жизнь хуже смерти, но умереть она боится. Поэтому ей оставалось только ждать. Ждать, что он придет когда-нибудь. И он пришел. Это случилось тогда, когда густо-темное небо за небольшим окном говорило о позднем времени, наверное, о полночи. Она сначала жутко перепугалась, что это может быть кто-то другой, но это был он. – Привет, – прошептал Хосок, неловко замявшись на пороге. Он думал, что она возможно уже спит, но она сидела на каких-то тряпках, имитирующих кровать, и смотрела на него громадными лазурными глазами, так, будто все, что она делала – ждала его. Ему даже стыдно стало, ведь он не хотел приходить, потому что думал, что его присутствие ее пугает. – Хочешь есть? Я принес тебе еды. Знаю, уже поздно… Не давая ему закончить, она положительно кивнула. Когда она сьела все, что ему удалось принести, он собирался уйти. Эта девушка довольно-таки странная – Хосок уже не надеялся выведать у нее хоть что-нибудь, ожидая, когда она сама решит рассказать. К тому же, ее вроде бы пугают люди, поэтому не стоит обременять ее своим присутствием. Но она не отпустила его. Она крепко обняла, впиваясь хрупкими пальцами в спину и пряча лицо в изгибе шеи. – Почему ты не приходил? – тихо спросила она. Теперь настал черед Хосока отмалчиваться. – Я думала, что ты не придешь. Он невесомо погладил ее по волосам. Хосок с интересом опустил на нее взгляд – он не мог понять, то едва уловимое, что он ощущает – всего лишь отцовский инстинкт или что-то большее? А возможно, он вообще ничего не чувствует, он просто хочет почувствовать. Что-нибудь, к кому-нибудь. Клин клином? – Ты придешь снова? – А ты хочешь, чтобы я пришел? Анарра несколько раз кивнула для достоверности, сжимая складки его мантии сильнее. – Тогда приду, – пообещал Хосок. – Кстати, может, все же поселить тебя в Поместье, как нормального человека? Хозяин не такой и плохой, он… Анарра отрицательно покачала головой. – Нет, – отрезала она. – Не хочу. Здесь есть нехорошие люди. Я слышала… Кто-то говорил, там, за дверью. Они собираются кого-то убить. – Кто собирается? Ты слышала какие-нибудь имена? – серьезно спросил Чон. – Нет, не слышала. Я не знаю… они просто сказали, что собираются кого-то убить. Может они и называли имя…я не знаю… Мужчина и женщина. Я не знаю, кто они… Анарра говорила взволнованно и дышала загнанно, что снова заставило Хосока почувствовать себя виноватым. – Ладно…– примирительно сказал Хосок. – Я разберусь с этим. – Правда? – Правда, – соврал. Мало ли кто кого убить хочет, но нужно будет иметь это в виду. – Я это… пойду, наверное? – Нет, – отрицательно покачала головой Анарра, сжимая его руку обеими руками сильнее. Она понимала, что возможно причиняла Хосоку неудобства, но желание не оставаться больше одной в темноте и страхе было сильнее. – Посиди…еще чуть-чуть. – Ладно, – согласился Хосок, основательно опираясь о стену спиной и позволяя девушке опереть голову на его плечо. – Тогда, может расскажешь что-то о себе? Я ведь ничего, кроме имени, не знаю. Он почувствовал, как она напряглась, затаила дыхание, но Чон лишь сильнее обнял, безмолвно говоря, что она может ему довериться. – Ты тоже мне ничего о себе не рассказывал, – замечает Анарра. Ей достаточно и того, что он не хочет ее убить и не допытывается ответов силой, а только пытается помочь, но все равно этот аргумент можно использовать, чтобы уйти от ответа, что она и сделала. – А ты хочешь узнать?