***
Привычка спать едва ли не до обеда, казалось, Чимина не покинет никогда. Хотя до обеда – утрирование. Сейчас всего десять, но общий завтрак он уже проспал. Как и не застал уезжающего из Поместья Юнги. Вопрос о том, куда он все время уезжает и чем так занят, становится более назойливым, но поиски ответа на него Чимин откладывает на потом. Главный обеденный зал казался непомерно огромным для одного человека и Чимин ощущал себя здесь неуютно. Хотя с эстетической точки зрения, он был прекрасным. Сквозь огромные окна, обрамленные старинными узорными рамами, в него большим потоком лился свет, не удерживаемый тяжелыми шторами. Все же Чимин здесь был не один, вероятно кто-то такой же медлительный или долгоспящий человек, как он. – Доброе утро, – говорит Пак покосившейся на него Саиль. Последняя, кого он ожидал бы тут сейчас увидеть. Хотя нет, предпоследняя. – Доброе, – отзывается девушка, переводя взгляд на тарелку перед собой. Домовики, семенящие вокруг стола, уже приготовили Чимину завтрак и он, сев едва ли не на другой конец стола от Саиль, тоже быстро позабыл об обществе девушки. Стоило Чимину начать поглощать еду, как дубовые двери с глухим шорохом проехались по полу, отворяясь. Грациозной, властной походкой в зал вошла Мире. При взгляде на, без сомнений, ненавистную ему особу у Чимина ком застрял в горле и он поспешил одним махом осушить кубок, намереваясь избавиться от противного ощущения. Помогло не сильно, напиток лишь сделал хуже и ко всему прибавился спазм пищевода, требовавший очистить желудок от того, что успело туда попасть, но он удерживал рвотные позывы. – Всем доброго утра, – громко говорит Хан, довольно улыбаясь. Саиль, со скрежетом отодвинув стул, поднялась и почтительно кивнула. Чимин проигнорировал, обжигая холодным взглядом. Несмотря на всю странность данного поступка, Мире прошла сквозь весь зал, стуча каблуками, прямо к нему, Чимину. Отодвинув стул рядом с ним, она вальяжно на него опустилась, встречая недоуменный взгляд парня своей приторной улыбкой. – Приятного аппетита, – говорит она и он с подозрением на миг опускает взгляд в тарелку, но снова вопросительно возвращается им к девушке. Больше не мучая его интригой, поясняет: – Есть разговор. – Я слушаю. – У меня есть к тебе просьба, – говорит Мире, а Пак скептично изгибает брови. – Порви с Юнги и возвращайся домой. Чимин усмехнулся и ядовито бросил: – Уже бегу. Сейчас вот, только позавтракаю. – Я серьезно, – игнорируя насмешку, спокойно говорит Хан и ухмылка сползает с лица Пака, он задает логичный вопрос, который она, несомненно, ожидала услышать: – С чего это вдруг? – Знаешь, Чимин-а, ты еще слишком молод для того, чтобы стать сиротой. Чимин медленно переваривал сказанное. Узел паники затянулся внутри, отвлекая все внимание на себя и мешая думать. – Что ты… – Несколько моих людей сходили в гости к твоим родителям. Говорят, милейшие люди. – Что ты сделала? – цедит Чимин. – Пока что ничего, – издевается Мире. – Пока что… – Ты не посмеешь. – С чего это вдруг? – передразнивает Хан. – Оставь их в покое. – Уже бегу… – Мире! Голос Чимина звучал надрывно и… как-то иначе. Эту отчаянную, угрожающую интонацию Хан слышит впервые. То, с каким презрением он произносит имя, забавляет ее. – Твои родители всего лишь маглы, – с насмешкой говорит Хан. – Слабые, наивные, жалкие и хрупкие существа. Их так легко поломать… Какое же это оскорбление для этого Поместья – в его стенах грязнокровка на правах почетного гостя. Чимин проглотил ее слова, как горький яд, и даже не поморщился. Лишь сильно сжал деревянный край стола, на гладкой, полированной поверхности которого, наверное, останутся полумесяцы от ногтей. – У меня прав всяко больше, чем у обычного гостя, – отвечает ей Пак и мысленно хвалит себя за почти не дрогнувший голос. – И это оскверняет это место еще больше. Как Юнги до такого докатился? – Тебе в подробностях рассказать? – язвит в ответ Чимин. – Ты знаешь, что случилось в Подземельях Поместья несколько сотен лет назад? И с тех пор повторялось и не раз. – И что же? – без интереса в тоне спрашивает он. – Там казнили грязнокровок. Это не было неожиданностью для Чимина, но из уст Мире звучит как угроза. Это поместье и правда черное от запекшейся на его стенах крови, от тьмы, что скрывается в коридорах Подземелья. Какова же концентрация боли и смерти, что витает в воздухе? Но Чимин не боится того, что его постигнет участь предыдущих маглорожденных. – Джунин любил Мелисанну, – напоминает она. – Юнги мне все больше и больше напоминает Джунина. Будто это и вовсе один человек. Чимин не отвечает. Он чувствует, что в ее словах есть какой-то неведомый ему подтекст. Будто она вольно или невольно намекает на что-то менее очевидное, чем казнь Мелисанны и возможный повтор ее судьбы Чимином. Среди лихорадочно бегающих мыслей он не может найти ту самую, которую нужно схватить за хвост и изучить. – То, что и Джунин, и Юнги выбрали в спутники жизни маглорожденных, еще не делает их схожими, – продолжает мысль Чимин, требуя объяснения. – А я и не об этом, – коварно улыбается Мире. – Не совсем об этом. Не говори, что не знаешь о чем я… – она вглядывается в его глаза, словно щупальцами впиваясь в сетчатку. В один момент на ее лице отражается довольное изумление и она пораженно выдыхает: – Глядите-ка, не знаешь… Догадываешься? Ты не слишком глуп, чтобы не видеть очевидного. И никто не может гарантировать, что история не повторится и Юнги не поступит так же. Последние слова Чимин пропускает мимо ушей, отсеивая, как что-то ненужное. Юнги с ним так точно не поступит. Почему? Ответ настолько элементарный, что говорить об этом вслух, разъясняя что-то глупой, возомнившей невесть что о себе девочке, просто смешно. Может Юнги и Джунин страшно похожи, но дело не в этом. Главное то, что Мелисанна и Чимин – нет. Пак на память не жалуется и отлично помнит, что послужило такому решению тоговременного господина Мина. Клэр всю свою жизнь была верной, самой верной из людей Мина и… предала его. Чимин – нет, и никогда не станет этого делать. Но главное то, что Мире знает что-то, не известное ему. Раздражает, дает ей преимущество. Он задумался над ее словами. Она имела в виду то, что Юнги читает книги Джунина? То, что вроде бы собирается следовать его идее. Собственно, и какая была идея? Чимин нахмурился, совсем позабыв про раздражающее лицо аристократки напротив, хаотичный рой мыслей рассеивался, а он смог отыскать свою пчелку с подбитым крылом. И все выстраивалось, как идеальный пазл, ровная мозаика. Догадки, обрывки неведомо откуда взявшихся фактов, брошенные кем-то слова слились в одну целую, простую, объемную картину. Такое само собой разумеющееся и понятное, удивительно, почему он не видел ее ранее. Мин Джунин был влюблен в Мелисанну. Это главное. Влюблен. И теперь Чимин почему-то не сомневается, что Ченмин - сын Джунина. Джунина и Мелисанны. Да, несомненно, он не был ожидаемым, но вряд ли Джунин убил бы ее, если бы знал о том, что у них есть совместный ребенок. Должно быть, Мелисанна была очень смелой и сильной, раз не проговорилась до самого конца. Трудно разбирать дело пятисотлетней давности, да и большинство здесь – догадки. Возможно, она боялась, что Джунин убьет их сына или это сделают другие Миновы люди? Но не это важно. Чимин сам влюблен, поэтому он знает, каково это. Джунин был очень зол на Мелисанну, ему было больно и под руководством этих чувств он отдал приказ. Но голова остыла и он пожалел. Он всю жизнь пытался бороться с этим. Он хотел… вернуть Мелисанну? Некромагия признана магической псевдонаукой, многие не верят в ее существование. Но это не мешает кому-то пытаться. Вот только у него ничего не вышло. Что такое есть у Юнги, чего не было у Джунина? Почему он вдруг посчитал, что сможет продолжить его дело и даже превзойти?[Некоторое время назад*]
Поместье Мин – черный замок. В прямом и переносном смысле. Не то, чтобы имение на Сосновом Холме было местом получше, просто цвета в нем преобладали серебряные, металлические и платиновые. Когда-то это место было в сотни раз опаснее и люди, будь то волшебник или магл – боялись даже приближаться. Среди маглов ходили разные слухи: от обычных приведений до страшных монстров и мифических драконов. Волшебники знали, чье это место и что оно опасно, но не более. От былого величия остался лишь осадок и след на памяти. Столетия назад вход в это место строго контролировался хозяевами. Просто так зайти было невозможно, а не просто так – все равно сложно. Охранная система превосходила даже Поместье Мин, и по заклинаниям, и по масштабности стены. Этим озаботился еще Мин Джунин – уж он-то знал, как оградить мир от своих тайн и свои тайны от мира. Будь это те времена, вряд ли Хосок вот так без разрешения смог бы войти в имение. Хотя, будь это те времена, вряд ли он захотел бы туда попасть. Даже кабинет господина Мина тут был заметно больше, напоминал маленькую библиотеку и склад ингредиентов. Кабинет Юнги на Сосновом Холме – самое защищенное место, которое Хосок знает, после личного, открывающегося парселтангом хранилища в Поместье. Когда стучал, он с затаенным дыханием надеялся, что ни одно охранное заклинание, наложенное на дверь, ненароком не сработает. – Есть разговор, – говорит Хосок склонившемуся над пергаментом Юнги. – Да, – отзывается он, не поднимая глаз на вошедшего, – слушаю. Хосок еще несколько мгновений мялся на пороге, пытался подобрать слова и думал, как бы начать, но бросив распутывать то, что двух концов не имеет, просто и прямо спросил: – Юнги, что ты делаешь? Юнги поднял на него вопросительный взгляд и так же просто ответил: – Пишу. – Я не об этом. Ты же… ты знаешь, о чем я. – Знаю, – признает Юнги, – но предпочитаю не распространяться, пока у меня не будет хоть малейшего шанса на успех. – Я не могу помочь, если ты не развяжешь мне глаза. – Если бы мне нужна была твоя помощь, я бы к тебе обратился. Но спасибо, – спокойно говорит Мин, возвращаясь к пергаменту, по которому с тихим шуршанием, виляя невиданными тропками и узлами, плыло перо ястреба. Хосок своевольничает и подходит к книжным полкам, поглядывая на хозяина кабинета и ожидая, когда его одернут и заставят остановиться. Но этого не следует и он бегает глазами по названиям книг и авторам на корешках. Все книги древние, а те, что поновее – копии древних. – Вся твоя кабинетная библиотека забита работами Джунина, – констатирует он. – Не только она и не только ими, – словно на автомате, не отвлекаясь, отвечает Юнги. – Что ты хочешь сделать? Хочешь создать Философский камень или подобную ерунду, спасающую от смерти? – Его уже создавали, было бы скучно плагиатить, – отзывается. – Хочешь сбежать от смерти? – Лучше, – говорит, – классика. Намного лучше не сбегать от смерти, а отбирать то, что уже принадлежит ей. – Ты что… – теперь для Хосока все встало на свои места, все, даже то, что он не торопился сюда приплетать, – хочешь воскрешать мертвых? Хосок не хотел предполагать этого, потому что звучит невероятно. Это ведь просто невозможно! – Звучит пафоснее, чем на деле, – невесело усмехается Юнги. – Да, хочу. Вот только шанс на успех – пока отрицательный, а на полноценную практику средств нет и вряд ли отыщутся. Все хорошо лишь на словах. Но когда-нибудь… Я стану самым великим Мином в истории. – Но сиротой тебе, в любом случае, быть не долго, – говорит Мире, с корнем вырывая его из размышлений. – В каком смысле? – не понимает он. – Зря ты, – она кивает на кубок, из которого пил Пак, – выпил это. Он растерянно опускает взгляд на емкость. Прищуривает глаза… Вот что это за чувство было… – Яд? – недолго думая, зачем-то спрашивает он. Неужели верит, что она правда признается, что отравила Чимина? – Кровь дредала, – спокойно пожимает плечами. Хосок почему-то думал, если выпил одну порцию, то у нее не найдется еще? Кровь истребленных существ редкость, но это не значит, что Хан Мире не сможет найти еще. – Зачем? – Что зачем? – переспрашивает девушка, вопросительно вскидывая брови. – Зачем сказала мне? Не вижу логики… Мире хмыкает, понимая, о чем он. Спокойно, непосредственно отвечает: – Имеешь в виду то, что ты побежишь и нажалуешься Юнги? Так вот, ты не побежишь. – Почему это? – Во-первых, я тебя попросту не выпущу, и изначально не планировала. Юнги в Поместье нет, тебе никто не поможет. Зал заперт и обеззвучен. Если ты откажешься… м-м… сотрудничать, то я наложу на тебя Империус, а затем убью твоих родителей. И я отвечу на твой вопрос. Я рассказала тебе, чтобы ты знал, но поделать ничего не мог. Это намного жестче, чем позволить тебе умирать в неведении. Ты будешь доживать свои дни этой мыслью, постепенно сгнивая изнутри. Больше Мире ничего не говорит. Молчит и только смотрит, зная, что ему нужно время, для начала, чтобы свыкнуться с мыслью о собственной смерти. Чимин до сих пор поверить не может, что она не блефует. Он знает, что кровь дредалов действует не сиюминутно, а очень долго и мучительно, поэтому сейчас подтверждение он не получит, но то чувство, когда он проглотил яд не могло быть самовнушением. Чимину кажется, что его мозг сейчас заблокирован от способности усвоить и принять мысль о собственной смерти, поэтому ему даже не страшно. Он как-то… совсем ничего не чувствует. Пока что… И бороться – смысла нет. Чимин ведь отлично помнит, кто сидит у него за спиной. Теперь он понимает, что никакое это не случайное удивительное совпадение. Он сомневается, справился бы с Мире, но вот с обоими сразу… Пусть они и девушки, слабее в магическом плане это их не делает. – Что тебе от меня надо? – устало спрашивает Пак. Мире расценивает это как покорность, но наглеть не спешит. Могла бы попросить держаться от нее, Поместья и Минов подальше, но для Чимина это пока что слишком. – Гарантию, что никто никогда не узнает. Чимин пожимает плечами. Ему кажется, что он медленно погружается в воду, где ничего не видно и ничего не слышно, а шевелиться трудно. Потому что голос Мире звучит, как через толщу, а его взгляд становится мыльным и мутным. Он не идет на дно, он чувствует себя под самой кромкой поверхности, только без возможности вынырнуть, словно вода покрыта коркой льда. – Непреложный обет. Эти ее слова прозвучали на удивление четко. Колокольным звоном зазвенели в голове. Будто она огрела его хорошенько этой фразой по затылку. Чимин, хоть и маглорожденный, но с детства знает, что такое непреложный обет и чем это чревато. Вот только, его в любом случае ждет смерть, поэтому ему плевать. Вода, в которую он погрузился, имеет название – Апатия. – Ладно, – говорит он.Ладно.
Ты победила, Мире.
Отлично.
Если это и сказка со счастливым концом, то я в ней далеко не главный герой.
В книге его жизни в самом конце будет лишь сухое «Конец», без приписки «счастливый». Мире ухмыльнулась и обернулась к единственному свидетелю сего спектакля – к Саиль. Чимин по инерции перевел на нее взгляд. Саиль смотрела на него с серьезностью и каплей сочувствия. Мире протянула Чимину руку, он тоже вскинул свою ей на встречу и сомкнул пальцы на запястье. От Хан исходила аура самодовольства. – Обещаешь ли ты, Пак Чимин, что никому и никогда не расскажешь, что происходило в этой комнате сейчас? – Обещаю, – чеканит он и тонкая струя золотого цвета оплетает их руки. – Обещаешь ли ты, Пак Чимин, что никто не узнает от тебя о том, что твоя жизнь под угрозой и что я имею к этому хоть какое-то отношение? – Обещаю. – Обещаешь ли ты, Пак Чимин, молчать о возможной опасности родителей? – Мире не нужны лишние проблемы. Чимин медлит, но все же говорит: – Обещаю. Три гвоздя, которыми он забил крышку своего гроба, не оставляя и щелочки просвета. Но лежать в гробу все же лучше, чем ходить безвольным зомби, быть во власти Мире и ее Империуса. Саиль закрепляет Непреложный Обет. Чимину кажется, что большой замок, что звался его жизнью, развалился от урагана под именем Мире. Все безвольно рушится и разрушения не остановить. Не ухватить валуны руками, не удержать разъезжающиеся стены, не унять поднявшуюся пыль. Коленки подкосились и Чимин рухнул обратно на стул. Как тяжело строится, но как же быстро рушится жизнь…