***
Кенни очнулся в полной темноте. Он не уверен, что вообще терял сознание. Может, просто выпал из реальности. Тело нещадно ломало, душу терзали глубокие царапины заклинаний. Но он привык, потому совершенно не обращал на это внимание. В нем все еще дотлевала тревога, а в голове билась мысль о Дэнни и Лохан. Она ни на секунду не оставляла, всегда напоминая ему о его извечной слабости. В голове периодически мелькали беспорядочные сцены того, как мальчишка врывается в его дом и исполняет свои угрозы. Кенни не уловил тот момент, когда в пыточной камере снова стало светло. – Кенни? Живой? – доносится, словно из вакуума, смутно знакомый голос. До него медленно доходит, что это Ванши. Что он тут делает?.. – Да, – приглушенно отзывается он. – На группу «В» в лесу напали. Они узнали про дредала. – Я сказал, – признался Кенни. А зачем скрывать? – Я… Я был вынужден… Ванши понимающе кивает. Он верит. Шунг с облегчением выдыхает застрявший в горле ком. – Не волнуйся, господин предвидел такой исход. Исполнишь план «С» – искупишь вину. – Какой план? – оживляется он. – Почему я ничего не знал? – Почти никто не знал, – сообщает Ванши, заклятьем разрушая металл кандалов. – Ты пойдешь и убьешь грязнокровку. Отомсти за нашего господина. Ши кладет руку ему на плечо и слегка сжимает, выражая свою поддержку. Все для них сегодня закончится. Они либо выполнят свою последнюю миссию, либо их ждет крах. – А что потом? – все же решается поинтересоваться Шунг. Перед глазами ярче, чем прежде, стоят безумные, наполненные до краев болезненным отчаянием глаза Лохан, сжимающей в объятьях тело их сына. – Мы уйдем и больше не вернемся. Как бы ни жгла метка. Все наши люди уже уходят из Поместья. И уйдем ли мы с победой или с поражением – зависит от тебя, Кенни, – Ванши заглядывает ему в глаза, – я полагаюсь на тебя. Кенни чувствует, что обессилен. Что едва держит разум в сознании. Но все равно уверен. Он сделает то, что должен.***
Ему сказали, что грязнокровку оставили одного. Кенни знал, тот и сам скоро загнется, но нельзя оставлять ему и шанса. Нельзя полагаться на судьбу, ведь как известно: хочешь, чтобы было сделано хорошо – сделай сам. Кого не ожидал он тут увидеть, так это Мире. Хотя никакой разницы – они не за одно, но и не против. Но кто знает, что этой ветреной госпоже придет в голову. Она непредсказуема почти настолько же, насколько ее будущий муж. По-хорошему, можно было избавиться сразу и от нее – она ведь тоже их в каком-то смысле предала. – Ты пришел его добить? – внезапно возникает Хан. Чимин возводит на нее глаза и с усилием поднимается на постели. Не понимает, зачем она оттягивает то, чего, по сути, должна желать. – Зачем? Он ведь и так уже покойник. Кенни снова перевел палочку на нее. Внутри закипало раздражение. Он действительно подумывал подарить одно заклинание ей. – Заткнись, – процедил Шунг. Слабая жертва была на прицеле. Он буквально слышал, с каким усилием грязнокровке дается каждый вздох. Он ощутил презрение – зачем он пытается вздыхать снова и снова, цепляться за жизнь, осознавая свое жалкое состояние. Он лишь сделает ему одолжение, избавив наконец от мук. Тогда Кенни станет целью номер один для того, чью метку носит. Ну и пусть! Он заберет Лохан с Дэнни так далеко, что их никто и никогда не найдет. Не сможет и пальцем к ним прикоснуться. Никогда. Заклинание вертится на языке, готовое сорваться в любую секунду. Кенни чувствует предвкушение от того, что отдает долг своему господину. Что мстит за него. Делает что-то стоящее, важное. Это тормозит его всего лишь на секунду. – Экспеллиармус! Руку словно бьет током. – Чон? – Мире изумленно вскидывает брови.***
На душе было холодно и неспокойно. Ему оставалось лишь смириться и забыть. Научиться жить с этим. Он не уверен, что выйдет. Но ему не остается ничего другого. Дома ждали родные стены и зеленый флаг с черным вороном, к которому он точно принадлежит. Он не уверен, верным ли был его выбор. Но точно знает, что здесь его место. Зато он доказал, что чертов слабак. Он отступил. Ну и к черту все. Он все равно чувствовал себя неполноценным. В душе царил диссонанс. Иногда скованные холодом руки сводило спазмами – в те нередкие моменты, когда он вспоминал разливающуюся по ним энергию от прикосновений к Тэхену. А иногда в глубокой тихой ночи, когда фантомные воспоминания достигали своего апогея, в итоге растворяясь в ничто, он чувствовал, что не может дышать. С каждой минутой легче не становилось, воспламенялось каждое мгновение. И, честно, не верилось, что со временем станет легче. А еще он женится на Элихаль. Он знает ее с детства: хорошо воспитанная, веселая, умная, ответственная и сильная волшебница. Сколько он ее помнил, с ней никогда не было скучно, неудобно. Но у нее был один весомый минус, перечеркивающий все достоинства – она не Тэхен. И никто не Тэхен. Чонгук даже задумывался, а Тэхен ли Тэхен? Звучит странно, да. Но тот ли Тэхен, в которого он влюбился, сейчас Тэхен? Ответ никак не находился, да он и не особо искал. В вестибюле Поместья Мин никого. Вокруг удивительно тихо, словно в замке нет ни души. Только у входа он заметил силуэты удаляющихся бог весть куда волшебников. Чонгук привез древние письмена из Парагвая для Юнги. Хозяина поместья в кабинете он не обнаружил, поэтому отправился к нему в комнату. Чонгук раздумывал над тем, зачем ему понадобились эти свитки. Ни единого символа он сам разобрать не смог, но кое-что про них знает. На них заклинания, что разрывают неощутимые грани измерений. Как ничего не вышло у волшебника, написавшего эти письмена, так и у Юнги вряд ли что-то получится. Да и к тому же, если напортачить, это понесет за собой последствия мирового масштаба. Не совершает ли он ошибку, помогая Мину? Слишком многое на кону. Чонгук никогда особым этикетом не отличался, потому что вежливость и манерность – лицемерие. Поэтому без стука толкнул дверь, которая с легкостью поддалась. Инстинкты сработали быстрее разума. Он и понять не успел, как уже обезоружил молниеносно определенного подсознанием врага. Учеба на мракоборца оставила свои следы. Несколько пар глаз настороженно и рассредоточено на него уставились. – Чон? – первая вышла из оцепенения Мире. – А ты что тут делаешь? – Какого хрена? – все, что смог выдать он в ответ. Кенни бегал глазами по просторной комнате. Он не искал пути отступления, он искал возможности привести свои планы в исполнение. – Ты многое пропустил, – с усмешкой сообщает ему Мире, забирая со стола свою палочку. – Но успел как раз к похоронам. Только вот к чьим – это еще не ясно. – Он настоящий? – все же спрашивает Чимин, а Чонгук фокусирует на нем вопросительно-изучающий взгляд. – Не боись, грязнокровка, – отзывается Хан, снова расслабленно садясь в кресло. Осмысленность в ее взгляде таяла с каждой секундой, а оставленная после нее пустота зарастала равнодушием. Казалось, что если сейчас кто-то использует против нее умертвляющее заклинание, она будет не против, – целительница дала тебе очень сильное лекарство, пока что ты не сможешь увидеть галлюцинации. Но это временно. – Галлюцинации? – эхом переспрашивает Чонгук, проходя вглубь комнаты. – Что вообще происходит? Где Юнги? – Если вкратце, – с флегматичным вздохом отвечает девушка, – то этот умирает, а его принц на белом коне пытается его спасти. – А если не вкратце? Ты кто такой? – Шестерка Хенджо, – отвечает она вместо Кенни. – Ты как сбежал? Впрочем, не важно, ты все равно не скажешь. Да и плевать мне. Вы уже проиграли, – на ее губах играет тень улыбки, – Хенджо проиграл. – И ты проиграешь вместе с нами, – хрипит сквозь зубы Шунг. – Ну и пусть, – она пожимает плечами. – Что Юнги сделает? Убьет меня? – Мире хрипло смеется. – Пусть убивает, если хочет. Мне не жалко. Чонгук все еще недоуменно хмурится и начинает раздражаться – ему кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? – Нужно отвести его обратно в темницы, – слышится голос Мире, и Чонгук не сразу понимает, что она обращается к нему. – Идите к черту! Пусть лучше он умрет, чем вернется туда. Кенни никогда не боялся смерти. Только теперь перед глазами стояли Дэнни и Лохан. Палочки Чонгука и Мире, словно по щелчку пальцев, с короткой вспышкой были выбиты из рук, заставляя их растерянно оглядываться и с подозрением посматривать на Кенни. Внезапно Чонгук замер, почувствовав, как ему под лопатку упирается острый конец чьей-то волшебной палочки. – Никаких резких движений, мальчишка, – прошипели буквально на ухо. Затем голос с укором и превосходством заметил: – Вы все слишком много болтаете. – Зачем ты вернулся? За мной? – с недоверием любопытствует Шунг. Ванши не ответил. Он вообще молоть языком не любил. Мужчина толкнул Чонгука в сторону и, ни мгновения не колеблясь, сделал выпад палочкой. Словно ставил точку. – Протего! Полыхнул ослепляющий огонь, который, впрочем, цели не достиг. Кенни успел поверить, что все получилось. Что все уже кончилось. Он ощутил терпкое разочарование, когда услышал: – Экспеллиармус! Протего стало его лучшим заклинанием после того, как он использовал его в дуэли с Чжеином еще в Хогвартсе. Юнги сказал тогда, что это из-за конвергенции. Так или иначе, даже дивергенция не смогла отобрать у него это. Говорить со змеями он больше не мог, но заклинание осталось. У Чимина даже мысли не возникло, что вся его борьба бесполезна. Он проиграл бы в тот момент, когда секундное сомнение заставило бы его помедлить. Потому что секунда может быть судьбоносной. И не важно, что вся борьба обесценивается на пороге к концу. Мысли просто сдаться почему-то не возникало. Наверное, на подкорке теплились слова Мире, в которые верить хотелось. В кои-то веки она сказала что-то путное. Все выглядели удивленными, это в какой-то степени оскорбляло. – Вы думали, я только за спиной у Юнги прятаться могу? – сил не было даже для придания голосу ехидства. Заклинания выжали из него последнюю энергию. Хотя, несмотря на его обессиленное состояние, они вышли на удивление сильными. Чонгук не ждет ничьих приглашений, сразу подбирает ближайшую палочку.***
– Господин, мы взяли дом лесника, – докладывает Лиен, один из волшебников, останавливаясь перед ним. – Дредал там? – Да. – Ведите его ко мне. Нужно быстрее трансгрессировать в Поместье. – Господин, вы не можете…– начинает Кали, но он жестом ее останавливает. – Вы меня слышали, – отмахивается Юнги. Голова трещит и ему сейчас не до споров с кем-то. Единственной четкой мыслью было добраться до замка в кратчайшие сроки. Чувство, что его обвели вокруг пальца, словно глупого мальчишку, никак не покидало. – Где остальные? – Они в доме с дредалом, – оповещает девушка. – Господин, вам не нужно трансгрессировать, мы можем доставить его и так... – Слишком долго. – Это может быть опасно... смертельно опасно. А вы последний из Минов. Что мы будем делать, господин? – кажется, она действительно напугана этим. – Что ж, значит мне суждено было умереть. В случае моей смерти сегодня моими преемниками будут Вандинх, Хосок и Чимин. Они откроют все хранилища, мои записи. Они поймут, что с ними делать. Только вот Главное хранилище открывается парселтангом… Но они что-нибудь придумают, – Юнги на секунду задумывается и добавляет: – Скажешь ему, что я люблю его. Если я сам сказать уже не смогу. Юнги почему-то не верится до конца, что он может так просто умереть. Когда экспериментировал с зельем, он не знал, к чему это может привести. Но на летальный исход никак не рассчитывал. Четверо воинов, выходя из ночного лесного мрака, подводят дредала. Мужчина неопределяемых лет, судя по внешнему виду, находится в плену уже давно: спутанные грязные волосы спадали на покрытое разводами и подживающими гематомами лицо, одежда превратилась в лохмотья, а на руках виднелись неоднократно появляющиеся и заживающие раны от кандалов. – Где Вандинх? – оглядывая подошедших, спрашивает Мин. – Его ранили, и Сонель отправился вместе с ним в Поместье. Дворецкий в тяжелом состоянии. Юнги нахмурился и жестом подозвал к себе дредала. Волшебники бесцеремонно толкнули того вперед. Пленник с недоверием и опасением посмотрел на него исподлобья. – Кали, – позвал Мин. – Ты аппарируешь с нами. Волшебница, подойдя вплотную, протянула ему руку, потому что не подчиниться не могла. Но в ее глазах он видел все то же сомнение и протест. Словно она спрашивала, уверен ли он, что не совершает ошибку. Юнги, так же немо отвечая, схватил обоих за руки, и мир перемешался со тьмой. Когда Кали чувствует твердую поверхность под ногами, первое, о чем она думает – жив ли он. Она совершенно не хотела, чтобы все превратилось в неясный хаос, россыпь перебитых осколков некогда чего-то великого. А именно это случится, когда Поместье лишится своего хозяина. Она подхватывает теряющего сознание Юнги заклинанием. Периферией следит за дредалом. Когда она убеждается, что бессознательное тело господина Мина зависло в воздухе и его сердце еще бьется, она обращает свое внимание на пленника. – Не пытайся путаться у меня под ногами. Просто сделай то, о чем тебя просят. Я обещаю отпустить тебя, если все получится. – Тебе не нужно сначала спросить разрешения у своего господина? – интересуется он, переводя флегматичный взгляд на Юнги. – Иди давай. Об этом можешь не беспокоиться. Кали быстро добирается до комнаты Господина Мина. Когда она входит, ее взгляд встречается с бóльшим количеством фигур, чем она ожидала. В креслах сидят двое связанных, у окна, глядя в темную даль, стоит госпожа Мире, а на кровати, рядом с Чимином, сидит Чон Чонгук. Чимин чувствует, как яд быстро разгоняет кровь. Возвращается. Его взгляд цепляется и фокусируется на неясном мужчине. На нем концентрируется все сознание. Он не сразу понял, что привлекло его внимание. Черты стали грубее, лицо все в саже, грязи и сто лет назад запекшейся крови, а волосы больше не густые и пышные, а напоминают неясные комки соломы, но это именно он. Удивительно, Чимин и не вспомнил бы его лица, если бы не увидел. – Лерингель? – его голос звучит на удивление громко, пусть и на это уходит слишком много драгоценных сил. Дредал узнает в увядающем теле того недоволшебника, что как-то потерялся в лесу. Он, несмотря на то, что они исторически сложившиеся враги, дал ему обезболивающее зелье – такую доброту ему нечасто приходилось встречать за всю свою жизнь. – Вылечи его, – приказывает Кали, указывая на Чимина и укладывая Юнги на кровать рядом с ним. – Юнги? Что с ним? – испуганно переспрашивает Пак. – Юнги! Кали напряженно молчит, затем обращается к суетящейся около стола целительнице: – Это вопрос к тебе. Достань его хоть с того света, ясно? Целительница долгим взглядом изучает его, затем кивает. – С того света? – недоуменно переспрашивает Чимин, чувствуя как обессиленность пригвождает его к кровати, а воздуха начинает нехватать. Он никогда еще такого не ощущал: как бы он ни пытался пошевелиться, он не мог. В легких гулял жар, постепенно собирающийся жгучим комком посреди горла. Дыхание становилось рваным, редким. Оно хриплыми отголосками боли разносилось по комнате. – Если вы не сделаете что-нибудь, он сейчас умрет, – не оборачиваясь, безучастно сообщает Мире. – Давай! – настойчиво приказывает Кали. Инстинкты заставляют Лерингеля обернуться, и взгляд его натыкается на направленную в него палочку девушки. Пусть ему и плевать, но права выбора у него нет. Впрочем, как и всю его жизнь. Хотя он сделал бы это по собственной воле. Такие волшебники, как Чимин, достойны жизни даже с точки зрения дредала. Как иронично, учитывая, что с точки зрения некоторых волшебников – нет. Он садится у изголовья кровати, кладя голову Чимина к себе на колени, и прикладывает по два пальца к вискам, чувствуя как настойчиво, но медленно, по пальцам бьет пульс. Чонгук напряженно наблюдает за его действиями, крепче сжимая чужую палочку. Лерингелю не раз уже приходилось лечить людей от собственной же крови. Пользоваться тем, что лишь он мог излечить от яда, и заставлять себя забыть, что это и погубило всю его расу. Медленными, переливающимися на свету волнами накатывает облегчение. Все это чертово время что-то стояло поперек дыхательных путей, постепенно становясь все плотнее и осязаемее, а теперь он мог вздохнуть полной грудью. Боль отступала, постепенно отпускала мышцы, вымывалась из каждой клеточки тела, освобождала напряженный, истерзанный разум. Из-за усталости сильно клонило в сон. Это непреодолимое чувство было намного сильнее него. Но Чимин сопротивлялся. Ничто в мире не может быть сильнее, чем страх. – Все, – сообщает дредал. Мире фыркает – столько суеты вокруг минутного ритуала. Кенни видит, как все рушится у него на глазах. Всего за одну минуту они проиграли. Это так раздражает. Злость вымораживает. Да, им не удастся уже свершить месть. Но если мальчишка сейчас отбросит коньки... Теперь все на их кону зависит лишь от одного. Шунг пилит бессознательное тело тяжелым взглядом. В голове мантрой гремят слова: Умри. Умри. Умри.