***
В это утро небо было ясным. Кристально чистым, как вода в Омутовом озере. Казалось, можно увидеть, что там, скрывается за ним. Холодное солнце топило остатки первого снега, превращая дорогу в грязь, что липла к полам темной мантии. – Мы уже близко, – тихо сообщила госпожа Мин. Она всегда говорила так тихо, словно слова давались с непомерной трудностью, но, тем не менее, ее голос всегда достигал слуха собеседников. Женщина оборачивается и участливо добавляет: – Вы точно в порядке? Киноль идет, слегка пошатываясь, стараясь не вступать в особенно большие лужи и кучи грязного снега, дабы еще сильнее не испачкать сапоги. Ее болезненная бледность и неуверенность поступи выдавали реакцию организма на трансгрессию. Госпожа Мин была достаточно хороша в аппарации, чтобы ту не расщепило, но это все, чем она могла помочь. – Да, да, все нормально, – заверяет госпожа Пак, кивая несколько раз для верности. – Кажется, когда-то мне уже приходилось это делать. Очень-очень давно. – В самом деле? – удивляется госпожа Мин, останавливаясь между двумя домами и пытаясь понять, какой из них – нужный. – Кажется, здесь. Киноль скептично хмурится: дом как дом. Она ожидала увидеть что-то, больше походящее на Поместье. Казалось, волшебникам чуждо все «земное». Она едва не отскочила от неожиданности, когда в нескольких метрах материализовалась незнакомая ей девушка. К такому невозможно привыкнуть. Просто нельзя. Та выглядела порядком удивленной. – Что вы здесь делаете? – растерянно интересуется она у госпожи Мин, окидывая Киноль пристально-оценивающим взглядом с ног до головы и странным тоном добавляя: – Еще и вместе с маглом… – Неужели мы станем обсуждать это прямо здесь, посреди улицы? Девушка согласно кивает, отступая чуть назад и подзывая их ближе, шепчет заклинание. Это не похоже на трансгрессию, но Киноль будто снова перемещают в пространстве куда-то в совсем другое место. Только что дом был ничем не выбивающимся из ряда других, теперь – все же ее ожидания в чем-то оправдывались. Они заходят в темное и тусклое, даже при свете дня, помещение. Из его глубины слышится обнадеживающе родной голос: – Кто там, Мире? Чимин стоит около кровати уже вполне пришедшего в себя Лерингеля, только что закончив слушать рассказ о том, как они с Хосоком сумели спастись. Посреди воцарившегося хаоса дредал вдруг вырвал Чона из боя, просто выбросив прочь с корабля, и спрыгнул с него сам за долю секунды до того, как судно разлетелось в щепки, а огонь едва не пропалил им спины вдогонку. Сам Лерингель был израненным с ног до головы, но, оказалось, дредалы могут волей-неволей блокировать боль серьезных ран, которая потом возвращается сполна. – Мам? – неверяще переспрашивает Чимин. Его прошибает неприятное чувство под самой кромкой черепа. Во всем этом хаосе он успел позабыть, что его мама торчит в чертовом поместье, в окружении крайне сомнительных лиц. Не внушающих доверие мракоборцев. Скользкого и крайне подозрительного заместителя министра. И сраного Марвиса, конечно. Его выбивает из колеи замешательство от стыда. Как он мог забыть, господи! Из-за этого даже не рождается удивление, не сразу всплывает вопрос: что они обе тут делают. – Мистер Кайнер выгнал меня из поместья, – спокойно сообщает госпожа Мин. – Как? Да как он посмел? – возмущается Кали, со стуком поставив на стол большую чашку дымящегося чая. – Прибыла Сунхэ с приказом от Министра освободить Поместье Мин. Авроры подчинились и отступили, но не Кайнер. Он и преданные ему люди, банально и просто, захватили замок. Правда, без боя. Мне пришлось уйти. Я посчитала, что не стоит оставлять госпожу Пак там. – Спасибо, – благодарно кивает Чимин, внутренне все еще злясь на себя. Он слишком привык к тому, что мама где-то далеко. В пасмурном, но таком безмятежном магловском мире. В вытканной из иллюзии гребаной безопасности. Он бросает на нее долгий изучающий, обеспокоенный взгляд. Она пережила за эти дни слишком много. Буквально, всю свою жизнь. Ему страшно. Он боится, что все это ее сломает. Никакими заклинаниями уже не починишь. – Понимаешь, что это значит? – раздраженно интересуется у него Кали. – Зачем они это сделали? Чимин переводит на нее глаза, полные растерянности. В каком смысле, зачем? Ему казалось, что такой вопрос попросту не нужен. Даже четко сформулированного ответа не требует. – Потому что им нужны артефакты и материалы, хранящиеся там, но не нужны лишнее уши и глаза? – риторически интересуется он. – Если бы все было так просто, – фыркает она, обратно забирая со стола чашку. Чимин с невольным удивлением замечает, что она спокойно обхватывает ее ладонью, несмотря на то, что раскаленный чаем фарфор, должно быть, обжигает. – Они хотят разрушить защиту Поместья. Хосок удивленно вскидывает на нее глаза, а по госпоже Мин заметно – она тоже так думает. Тем не менее, это не тревожит лед ее спокойствия. Только если там, где-то далеко, в темных глубинах, где нет никакой обманчивой глади, где бушует быстрое, живое течение. – Зачем? – непонимающе переспрашивает Чон. – Они же сами оставляют себя неприкрытыми... – А разве не очевидно? – холодно усмехается Мире. – Они не собираются там отсиживаться. Мощнейшая защита, окружающая замок, наконец, сойдет. И когда они его оставят, ее уже так просто не воздвигнуть. Поместье останется беззащитным. Оно уже никогда не будет таким безопасным, как прежде. Чимин начинает понимать: они выгнали госпожу Мин, так как она являлась последним живым хозяином Поместья Мин, и теперь защита была ни к чему не привязана. Она была последним препятствием к ее разрушению. Теперь Кайнер мог спокойно ее снять, словно сдирает с нерадивого воришки мантию-невидимку. – Защита держалась веками, – скептично возражает Хосок. – Тем не менее, это работает именно так, – подводит черту госпожа Мин. – Это еще не все… Я обязалась передать послание. Тебе, Чимин. Взгляды устремляются к нему, он не выдает своего удивления. Несмотря на то, что оно есть. Какое у Кайнера может быть для него послание? – Марвис просил передать, что ждет тебя в Поместье к трем часам пополудни. Он хочет заключить сделку. Марвис. Одного слова достаточно, чтобы перечеркнуть все остальные. Кого волнует, о чем там просил этот гнусный предатель? Но пленка первого остервенелого раздражения быстро отслаивается, прежде, чем он начинает осмысливать сказанное. Сделка. Чимину в пору бы посмеяться. Тот еще надеется, что он опустится до того, чтобы заключать с ним какие-то соглашения? Тогда он окажется прав. – Почему бы этому лживому подонку просто не пойти к дьяволу? – категорично интересуется Кали. – Хотя, я думаю, сделку с ним он уже заключил! – Он сказал, чтобы ты пришел один, – добавляет госпожа Мин. – Согласен с Кали, – вклинивается Хосок. – Неужели Марвис настолько глуп, раз полагает, что мы станем над этим раздумывать? – Нет, не полагает, – спокойно, утонув в глубокой, сосредоточенной задумчивости, возражает Чимин. – Он думает, что я стану. – Но ты же понимаешь, что это бред, – не спрашивает – утверждает Кали. – Это же примитивная ловушка. Чего вообще он хочет? – Ты права, – в тишине его тихий голос звучит слишком тяжело, весомо. – Это ловушка. Все это с самого начало было ловушкой. Марвис сам по себе чертов капкан. И мы уже в него попались. Марвис как будто знал. Как пугающе хорошо он его знает. Не просто читает мысли, предсказывает их. Он знает, что камень у Чимина. Значит, у него Джаоль. Он не бросит свою тетю в руках этой министерской шавки. Тем более, если учитывать, что педантичной законопослушностью Министерства тут и не пахнет. Здесь воняет лишь ложью, двуличием. – Нет, Чимин, ты же не… – вглядываясь в решительность в его глазах, начинает Хосок, но так и не заканчивает мысль. – Я знаю, что ему нужно. И должно быть, ему есть, что предложить мне. Кали просто горит неодобрением. Он видит все это в ней: как сильно девушка хочет удержать его от совершения этой ошибки, насколько абсурдными кажутся ей его слова. Насколько глупым она его считает. На секунду ему тоже кажется, что он несет какой-то бред. Ни в ком не находит поддержки, каждый, пусть и где-то глубоко, не согласен, даже если не произносит этого вслух. Словно никто не может ему возразить – он все еще не понимает, почему. Почему они замолкают, когда говорит он. Почему прислушиваются к его словам. Почему слушаются его… Будто он действительно стал Господином Мином. Нет, ему не стать – будто казался им. Он же обещал быть тенью Юнги на земле. Избитым подобием, жалкой подделкой. Отражением. Таким же мнимым, не настоящим. Чимин на секунду задумался: как поступил бы Юнги? Стал бы идти на столь огромный риск? Стал бы поступать так сумасбродно, необдуманно? Стал бы, может. Но у Юнги всегда был план отступления, всегда был туз в рукаве. Всегда было то, что прикроет его в самый распоследний момент, поэтому чувствовал уверенность в своих действиях. Видимо, именно этим Чимин и отличается от настоящего Господина Мина. Что ж, придется немного поплясать под дудку предателя. – Тогда я пойду с тобой, – заявляет Хосок. – Нет, не нужно, – отрезает Пак. – Он не знает, что ты жив. Возможно, однажды это сыграет нам на руку. К тому же, он ведь сказал, чтобы я пришел один. – Ну уж нет, – заявляет Кали. – Ты обещал, что будешь делать для безопасности все, что я скажу. И я говорю, что один ты не пойдешь. Я пойду с тобой. – Ладно, – пожимает плечами Чимин. – Но не думаю, что тебя впустят в Поместье.***
Когда короткая резная стрелка огромных часов подбирается к тройке, а та, что подлинней и поострей, минует десятку, они трансгрессируют к самим воротам Поместья – значит, те уже начали разрушать древнюю защиту. С ними ненавязчиво навязалась и Мире, сделав при этом вид, что это она делает ему одолжение, а не он вынужден терпеть ее не самую приятную компанию. Чимин не отрицает то, что ее боевые способности могли бы им пригодиться, только в случае, если бы они собирались сражаться. Кали так было спокойнее, поэтому он и не стал возражать. Как и ожидалось, девушек не впустили вовнутрь. Кали пыталась возмутиться, но волшебники, дежурящие у ворот, были непреклонны. Кали пообещала устроить «веселье», если он будет отсутствовать подозрительно долго. Чимин обеспокоенно окинул поместье взглядом: оно выглядело болезненнее и, кажется, древнее, чем обычно. Нет, эта ледяная груда камней не смогла стать ему домом. Нет, просто… Было как-то не по себе оттого, что они шастают теперь здесь, словно хозяева. Поднимаясь по ступеням к главному входу, он размышлял о том, что успел забыть, каково быть здесь гостем. Приходилось прислушиваться к стуку собственных шагов, определяя, не смешивается ли он с чьим-то еще. Марвис ждал его в главном обеденном зале и встретил спиной, задумчиво зависнув напротив камина, словно демонстрируя: он здесь хозяин ситуации. Он слышал его отбивающиеся от стен шаги без тени попытки скрыть свое присутствие, но будто игнорировал. Или чего-то ждал. Чимин не стал подходить слишком близко. Не из опасения, просто с каждым шагом ближе отвращение к этому человеку возрастало в геометрической прогрессии. Марвис обернулся слишком резко. Даже натянул сдержанную приветливую улыбку. Дружелюбную. Словно они все еще были друзьями. Ха. Словно они вообще ими были! – Что ты хотел? – холодно и сдержанно интересуется Чимин, пытаясь не выказать неприязни. Не хочет доставлять ему такого удовольствия. – У меня есть к тебе предложение, – произносит так, будто уже уверен, что смог его заинтересовать. Чимин безразлично вскидывает брови. – Ты думаешь, я захочу иметь с тобой дело, после того, как ты уже обманул меня? – Ну, ты ведь пришел. И я же уже говорил, – с дипломатической мягкостью, спутанной, давящей ненастойчивостью голоса, закатывает глаза Мар, – ничего личного. – Ты прекрасно знаешь, что это не так, – отзывается Чимин, прислушиваясь к мерному трещанию камина у того за спиной: он вселял спокойствие, словно вел внутренний отсчет. – Лично с тобой мне никаких счетов сводить не надо, – небрежно – почти пренебрежительно – пожимает плечами он. – В отличие от них. – Них? – удивленно переспрашивает Пак. – Минов, Круга, – он дергано взмахивает руками, – их всех. Чимин молчит, собираясь выслушать его до конца. Тот не торопится раскрывать правду, действительно правду – судя по тому, как трудно она ему дается. Но он видит: Марвис хочет рассказать. – Ты думаешь, почему Кали так ко мне относится? – ехидно интересуется он, не ожидая ответа. – Она просто боялась, что я окажусь таким же, как и мой брат. Вернее, она ждала этого. На его лице больше не каменеет фальшивая маска гостеприимства. На нем застывает призрак ненависти, чего-то далекого, канувшего во времени, но все еще живущего где-то в нем. Воспоминания тенями прошлого мелькают в его глазах. Он даже выглядит… потерянным. – Мадрин на самом деле не моя сестра, – продолжает он, наконец, совладав с собой – его голос выравнивается. – Все негласно считают ее таковой, закрывают глаза на то, что произошло. Она дочь моего покойного брата. Он подходит ближе к столу, не сводя взгляда с его гладкой поверхности, избегая смотреть на Чимина. – Мины убили моих родителей, а когда брат решил отомстить, они убили и его, – выплевывает в конце концов Марвис. – Если бы я имел глупость вести себя так вызывающе, как брат, меня постигла бы та же участь. Ну, давай! – с вызовом восклицает он, наконец, переведя глаза на него. Прошибая своим слишком проницательным, острым как лезвие взглядом. – Назови меня лицемером! Но я хотя бы живой. Чимин начинает жалеть, что решил его выслушать. У него возникает терпкое дежавю. Внутри просыпается жалость, человечность берет свое. В них, казалось бы, не было ничего общего, но Марвис чем-то напоминал Линшина. Лицемерием? Или тем, что за ним. Только вот Линшин его не предавал. Он просто делал все, чтобы выжить. Чимин пытается вспомнить то горькое, грязное чувство обмана, какое испытал тогда, в доме тети. Пытается разозлиться на него. Убедить себя, что жалость к нему неуместна. Конечно же, нет. Ему не нужно с пониманием относиться ко всем подряд. К Марвису. К Мире. Понимание нужно заслужить, черт побери! – Юнги их не убивал, – отрезает Пак. – А наказываешь ты почему-то его. Мы не должны платить за грехи наших отцов. По-моему, они доказали именно это, когда оставили тебя в живых, что бы там ни было. Мимолетная жалость растворяется, испаряется, как несколько мелких капель росы на жарко палящем летнем солнце. Чимин снова возвращает себе свое отвращение к предателю, закутываясь в него, словно в спасительную мантию. Пошел он! – Именно поэтому я и предложил тебе сделку, – спокойно кивает Марвис, подводя, наконец, к сути. Чимин вспоминает о причине своего приезда. – Где моя тетя? – резко спрашивает он. – Без понятия, – пожимает плечами тот. – Тогда какого черта тебе от меня надо? – Я знаю, что камень у тебя, – он подходит ближе. Чимин сжимает палочку в глубоком кармане мантии. – А у меня есть кое-что, что может тебя заинтересовать. Он сильнее сжимает древко от нетерпения. Тот словно издевается. – Ну и? Марвис лезет в карман, а Чимин едва не вскидывает руку с палочкой, выдавая тем самым свою нервозность и разрушая внешний покой и уверенность, держащиеся одним лишь чудом. В его руках что-то блестит, когда он протягивает вещь вперед, позволяя лучам огня из камина на нее упасть. Чимин неверяще на нее вперится, пытаясь разглядеть обман, подвох. – Но их же все уничтожили, – удивленно возражает он. – О, ты думаешь, Министерство настолько глупо, чтобы бесследно уничтожить что-то столь ценное? – ехидничает тот. Что-то столь опасное? Действительно. В его руках был Маховик Времени. Чимин никогда не видел их прежде вживую, но сомнений не возникало. Это не простой Маховик Времени… Не тот, что может перенести всего на несколько часов назад. Все мысли вдруг начали сходиться в таком простом решении. Перечеркивая последние кошмарные четыре месяца жизни. Хотя была ли это жизнь? Сейчас он предлагает ему вернуться к ней, к настоящей, которая затерялась в прошлом, завяла. Умерла. И что это, если не самое заманчивое предложение в мире? – Его хочешь? – интересуется Чимин, демонстрируя кольцо. Глаза Марвиса мигом к нему приклеиваются. Он вспоминает то кольцо, что заметил на пальце у Джаоль, но которому не придал значения. Как оказалось, зря. – Зачем? – Потому что я не могу исправить прошлое – лишь изменить будущее. А ты можешь. Цепочка песочных часов размером с массивную ладонь со звоном сыпется на столешницу, когда он кладет артефакт на стол. – Вот и вся сделка. Решай. Чимин подозрительно щурится, интересуясь: – И, если я откажусь, меня преспокойно выпустят из Поместья? Марвис усмехается, кивает и уверенно заявляет: – Но ты ведь не откажешься.***
Вместо кристальных, белых песчинок чистого снега, с неба льется дождь, превращая землю в еще больший ком грязи. Они возвращаются домой. Ноги все в грязи из-за царящего на улице болота. Кали была невероятно рассержена: несмотря на то, что начался дождь, их не впустили его переждать. В ее распоряжении было заклинание, защищающее от дождя, но это все равно было верхом грубого тона и черствой невоспитанности. Неужели, в конце концов, они опасались двух хрупких девушек? Кали не видит, что со стороны она не выглядит хрупкой. Да и Мире – не очень. Погодка стояла противно-промозглая. Чимин предпочел бы впивающийся до костей мороз и хлопья сухого снега. Но они дома – где сухо и тепло, где их ждали. Спокойствие накатило, стоило только переступить порог. Всю дорогу от обеденного зала до ожидающих его Кали с Мире не покидала прилипчивая мысль: он может погибнуть сам. Если он вернется, помешает Юнги трансгрессировать, тот может не успеть. Он прогонял в голове другие варианты развития событий. Создавалось впечатление, что бы он ни делал, кому-то из них необходимо умереть. Словно сама Судьба против. Помешать Мире отравить себя, выпив яд вместо себя же? Но ничто не помешает ей сделать это снова, как не помешал Хосок. Помешать Юнги убивать себя этим треклятым зельем? Как? Заявиться и предсказать смерть? Мысли неслись с удвоенной скоростью. Ошибка будет стоить ему слишком дорого. У него нет на нее права. – Ты не заключил сделку? – наконец решается спросить Кали. Ее пугает его забвенная задумчивость. – Заключил, – спокойно сообщает он, проходя к гостиной. На полпути пронзительно скрипит половица. В комнате их ждет только Хосок и госпожа Мин, даже Лерингель больше не лежит на кровати в углу – хороший знак, он идет на поправку. – Ты расскажешь или так и будешь молчать? – раздражительно интересуется Мире. Он одаривает ее безучастным взглядом – любуйся на результат своих действий. – Он попросил камень, – сообщает Чимин. – Взамен дал мне это. Он выуживает из кармана Маховик Времени. На всех остальных он производит не меньшее впечатление, чем на него самого. На всех, кроме Хосока. Тот напряженно хмурится, в каждой черте лица поселяется тень, во взгляде – настороженность. – Марвис, – разочарованно вздыхая, констатирует Чон, словно имя – его клеймо. И напоминает: – Министерство уничтожило все Маховики. – А это что, по-твоему? – вскидывает брови Кали. Хосок аккуратно берет вещь, словно та способна рассыпаться прямо у него в руках и подорвать здесь все. – Я работал в Отделе Тайн, – напоминает он. – Эта вещица оттуда. Этот Маховик бракованный. Уничтожить его – опасно. Использовать – еще опаснее: он создает временные петли. Марвис просто хотел избавиться от тебя с помощью этой штуки и получить камень. Убить двух зайцев. Молчаливый укор витает в воздухе. Даже картины, кажется, смотрят на него с кислой укоризной. Кали злится – впрочем, как и всегда – на его доверчивость. Мире прикрывает ладонью глаза, тяжело выдыхая. А госпожа Мин остается расчетливо спокойной, усталой, как и всегда. – Я знаю, вы думаете, жизнь меня ничему не учит, – тихо заключает Чимин. – Но это не так. Он вытаскивает палочку и отменяет запечатывающее заклинание, что наложил на один из внутренних карманов. Достает оттуда кольцо, показывая им, что он не такой идиот, каким они его считали. – Неужели вы думали, что я доверюсь Марвису во второй раз? – пренебрежительно морщится он, выказывая абсурдность этих слов.