***
В коридорах Поместья было неприветливо, пусто. Джунин прав: замок был отражением его хозяина. Сейчас каждый угол, каждый камень казался мрачным, древним, отчетливо пугающим. И чтобы ощущать, это даже не требовалось видеть. Становилось смешно от мысли, что когда-то он наивно считал это поместье своим. Все, что хотелось: сбежать отсюда поскорее. Но еще рано. Он неспешно шел обратно в свою комнату, хотя все внутри вопило о том, чтобы он бежал, пока не сотрет ноги в кровь, пока не сожжет легкие недостатком воздуха. Но он знал: еще не время. Ему не требовался проводник. Он знал каждый этаж замка вдоль и поперек, поэтому передвигаться по нему не составляло труда. Чимин замирает, когда через тлелую тишину коридора до слуха донесся приглушенный звук. Он прислушался: откуда-то из глубины доносился женский плач. Звук отбивался от стен, гулял по лабиринту, разнося по коридорам задушенные всхлипы. Не раздумывая, Чимин идет на звук, пропуская свой поворот. Время от времени ощупывая шершавые стены, он отсчитывал висящие на подставках факелы, чтобы не пропустить арочный пролет. Плач становился все громче, бесконтрольность – отчетливее. Он остановился перед последним заворотом, прижавшись к стене плечом. Рыдания стали более разборчивыми. – Они убьют! Убьют нас обоих! Нет, он сам убьет меня…– судорожно причитала женщина, заходящаяся испуганными всхлипами по ту сторону стены. В ее словах не было осмысленности, лишь голый страх. По потерянному голосу казалось, она совсем не отдает себе отчет ни в том, где находится, ни в том, что говорит. Он резко завернул, и по застывшему в воздухе последнему всхлипу понял, что она его заметила. Повисла напряженная тишина, она даже не дышала. – Не пугайтесь, – он вскинул руки в примирительном жесте, хотя голос звучал сухо, безжизненно, и слабо напоминал дружелюбный. – Как вас зовут? Послышалось копошение – она поднималась с пола. Отряхнула руки и с неуверенностью ответила, раньше, чем успела подумать: – Мэри…– она не уверенна, что стоило называть свое имя. – Мэри Джетт. Чимин меняется в лице, забывая представиться в ответ. Брови сползаются, и если бы его взгляд мог бы что-то выражать, он бы похолоднел, покрывшись недоверием, как инеем. – Жена Джордана Джетта? – на всякий случай уточняет он, отступив назад. – Да, – более твердо подтверждает она. – Именно так. Рука все так же не отлипала от холодной стены. В темноте чертовски сложно поддавалось ощущение равновесия: оно словно исчезало, помещая его в бездну вакуума. – И за что же вас хотят убить? – заинтересованно осведомляется он. В голосе женщины с каждым мгновением тает испуг, ужас и неуверенность: – Ни за что. – Меня тоже хотят убить. Так что я могу вас понять. Не будем, конечно, показывать пальцем, но он носит вашу фамилию. Ну, или, скорее, наоборот. – Вот уж вряд ли, – в ее голосе даже прорезается недовольство. Чимин пытается вспомнить все, что знал об этой женщине. Знал он не так много: она моложе Джордана, работала в Министерстве, специализируется на скрывающих чарах. У них с Джорданом когда-то родился сын, но младенец не выжил. Это не было предано огласке, но его источник информации был тщательным: на ребенка наложили проклятие. Враги Джордана были ему под стать. – Ну, – буднично продолжает он. – Я маглорожденный, оказавшийся в стенах Поместья Мин, где каждый мечтает перерезать мне глотку. Чем ты можешь меня удивить? – Что? – удивленно вздрагивает ее начавший крепчать голос. Растерянно бормочет: – Но все грязнокровки в Мортфорте… – А мне, можно сказать, повезло, – с иронией отзывается он, но она резко пропадает. – Погоди… О чем ты? – непонимающе переспрашивает, не замечая, как растерял формальности. – После того, как господин Мин объявил эру очищения, всех грязнокровок отправили в Мортфорт. Кто ты такой? – Объявил эру очищения? – продолжает недоумевать, игнорируя вопрос. Что еще успело произойти за время, пока он гнил в чертах собственного разума? Джунин явно не тот человек, что будет сидеть, сложа руки. – Кто. Ты. Такой? – отчетливо отделяя каждое слово, настороженно повторяет она. Внезапный порыв ветра бьет в плотно запертое окно, заставляя вздрогнуть. Но здесь, внутри, буря ничуть не меньшая, чем снаружи. Пусть и тихо, зябко, сухо. Наверняка, даже холоднее, чем там. – Пак Чимин, – пожимает плечами он. Вряд ли в замке остался человек (и даже не человек) которому не известно его имя. Но, насколько Чимин знал, Мэри не была среди приближенных. – Так что за эра очищения? – А сам не понимаешь? – она подходит и нервно выглядывает в проход, заглядывая по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет. – Мы далеко от людных мест, – успокаивает ее Пак. – Здесь вряд ли кто-то будет идти. – Ну ты-то шел, – язвительно напоминает она. – Даже у стен есть уши. Забавно, но она даже не подозревает, насколько права. – Господин Мин убил в Главном зале маглорожденную служанку и отправил ее тело в Министерство, чтобы выразить свое несогласие с действующей политикой. С тех пор Круг всех попавшихся им грязнокровок ссылает в крепость. Охоту как таковую еще не начали, но это лишь вопрос времени. Первыми они очищают свои ряды. Как оказалось… и среди нас немало белых ворон. С каждым ее словом что-то твердело внутри. Камень осознания разбухал, вытеснял воздух. Кого ты выпустил в этот мир? Посмотри, как теперь расплачиваются за твою слабость. Нужно срочно все это остановить. Неожиданный прилив решительности побежал по венам ускоренным сердцебиением, подступая к горлу. – А что ты все еще тут делаешь? – на удивление, с кромешным спокойствием интересуется он. Чувствует сквозь расстояние и плотную тьму её желание сбежать от ответа. – Не понимаю… не понимаю, о чем ты. – Неплохая попытка. Шутка, просто ужасная. – Они не знают? А Джордан? Сложно поверить, что пропитанный до мозга костей своими предубеждениями, верный до последней мысли, поглощенный этой безумной идеей, бичом магического мира, Джордан ставит что-то выше. Выше, наверное, даже себя. Мысль, что он способен на что-то такое, погружает в диссонанс. – Нет, – ломает его мысленные сомнения Мэри. Быстро сдалась. – Я всю жизнь скрывала. – Твой выбор, конечно, – с долей презрения замечает он. По крайней мере, сейчас это спасло ей жизнь. Надолго ли? – Чего переживаешь тогда? – Потому что он узнает. Он всегда узнаёт, – с судорожным страхом шепчет она, словно уже себя похоронила. – Джордан убьет меня собственными руками. Вот это удача. Еще один увесистый булыжник на чашу весов в пользу него. Со свободой и без палочки шансов у него почти не было. А теперь и красть ее не придется, и придумывать, как, тоже. И обретя союзника, шансов на успех он получит гораздо больше. – Не убьет, – заявляет он. – Я тебе помогу. – Себе помоги, Пак Чимин, – раздраженно отвечает Мэри. Категорично, чтобы он не думал, что она не верит в свои же слова: – Мне ничья помощь не нужна. И обходит, выскальзывая в проход, обратно в главный коридор***
– Ты кричишь во сне. Чимин подрывается на кровати, вынырнув из очередного кошмара. Тяжело дышит, а в голове – пустота. Ни одного кадра из сна, пустой лист. Словно и не снилось ничего. Или что-то, что в голове удержать невозможно. Сухой воздух гуляет по гортани, заставляя закашляться. Слепые глаза рыщут по бездне в поисках звука. Голос незнакомый, а если и знакомый, то смутно. Рука по вбитой в кости мозга инерции тянется за палочкой. Только куда – вот вопрос. – Кажется, я застала тебя врасплох, – глухо усмехается, приближаясь. – Что с твоими глазами? Чимин невольно тянется к ним, будто и сам пытается понять. Но пальцы нерешительно замирают в сантиметре от век. – Хотел бы и я знать, – хрипло отзывается он. Мэри права – в момент пробуждения ото сна он уязвим, как никогда. Он поднимается, ощущая ломоту в теле, и устало потягивается. Только проснулся – уже вымотанный. И вряд ли в скором времени что-то измениться. Измотанность – вторая кожа, но на размер меньше. – Ты вряд ли зашла пожелать мне доброго утра, – спокойно замечает он. Без тени застенчивости меняет не снятую с вечера мантию на другую. – Мне казалось, ты не нуждаешься ни в чьей помощи. Шаги Мэри, шарящейся по комнате в районе стола, время от времени шуршали по ковру. Она не торопилась отвечать. – Мне тоже так казалось, – задумчиво говорит она. Голос звучит отстраненно, словно ее мысли витают далеко от слов или она наткнулась на что-то стоящее. – Пока я не поняла, что боюсь повернуться к мужу спиной. Джордан чудовище. Скулы сводит от желания сказать об этом вслух. Но Мэри и сама об этом знает, иначе не пришла бы сюда. Иначе не потеряла бы веру в него окончательно. Нет, нет. Он псих. А это намного хуже. – Меня пугает его взгляд. Тело буквально покрывает сковывающая корка льда, и мне не перестает казаться, что он все знает. И чем дольше он на меня смотрит, тем увереннее в этом я становлюсь. Иногда нет легилименции лучше, чем простой взгляд глаза в глаза. Бывает, нет пытки сильнее. – Думаешь, мне не страшно? – тихо спрашивает Чимин, комкая в руках складки мантии. Признаваться в этом было так странно. Даже не кому-то, самому себе. Страх, когда не видишь того, чего боишься, становится таким непривычным. Неосязаемым, невидимым, немыслимым. – Один неверный шаг – сгоришь. От едкого, шипящего слова Мэри ежится. Ей не хочется признавать это, не хочется загонять саму себя в угол. Но иногда только этого и не хватает, чтобы превозмочь даже собственные силы. Чимин привык быть загнанным в глухой, каменный тупик. Ходить по грани бешеного напряжения, граничащего с безумием. Всегда чуть больше, чем возможно. Прежде чем свалиться чем-то выжатым, бесполезным, пепельно-серым, повторяя себе: «еще, ещё немного». Еще. Еще немного. – Что нам делать? Чимин вопросительно вскидывает брови. В воздухе немой вопрос висит. Неужели, готова доверить ему свою жизнь? Чимин однажды уже повел за собой кого-то. Он не умеет. Но ответа и не требовалось. – Бороться, Мэри. Идти против обстоятельств. Даже тогда, когда они гораздо сильнее. Даже тогда, когда твоя преграда – граница между мирами. Даже тогда, когда уже поздно. Потому что лучше поздно, чем никогда. – У тебя есть план? – Разумеется. Мэри оказалась идеальным союзником в сложившейся ситуации. Она слаба и напугана, оттого максимально осторожна. И мастерски владеет бесценными в их случае чарами – скрывающими. План был до смешного прост, оттого поверить в его исполнение было не так уж и сложно. Чем проще цель, тем предсказуемее препятствия. Задачи стояли всего две: проникнуть в хранилище и успешно покинуть Поместье Мин. Да, Чимин знает, что от Джунина ему не убежать. Но он и не собирается. Если не может бежать, он будет бороться. Тишину взрывает нервный смешок Мэри. – Подумать только, мы собираемся пойти против одного из сильнейших темных магов всех времен и народов. Скажи ему кто-нибудь в Хогвартсе, что он когда-то подобное услышит, он бы усмехнулся точно так же. А сейчас… эти слова не поселяют даже зерна удивления. – Одной пешки хватит, чтобы смести с доски короля, – жмет плечами Чимин. Не его слова. По загривку бегут мурашки от мимолетных воспоминаний. Почти пустующий Большой Зал, ненакрытые столы. В воздухе уже витает душный запах цветущей вишни, сладкой сирени, а вместо потолка – иллюзорное небо, покрытое пятнами белоснежных облаков. Сидящие друг напротив друга Тэхен и Чонгук, опять о чем-то оживленно спорящие – Тэхен упорно пытался превзойти в чем-то Чонгука и все никак не мог угомониться. Друг с видом снисходительного превосходства глядел на слизеринца из-под полуопущенных ресниц, скучающе подпирая голову рукой. На хмуром лице Чонгука гуляло напряжение. А между ними стояла большая клетчатая доска зачарованных шахмат. – Заорать с помощью Соноруса с крыши Астрономической башни о том, что Чон Чонгук полный ноль в шахматах – это очень тихо промолчать, – удовлетворенно гундосит расслабленным баритоном Ким, привычным движением дергая красный галстук, исполосованный золотым, по шее. Складка между бровями сглаживается, и Чонгук выпрямляет сутулую спину. Его лицо становится внезапно серьезным и между тем кажется каким-то совсем детским. – Я сдаюсь, – непринужденно жмет плечами он, чуть отстраняясь от края стола и шкрябая короткими ногтями лоб. – Я едва правила знаю, Тэхен. Ким выпрямляется, окидывая соперника строгим взглядом. – Сдаться – худшее, что может сделать игрок, – заявляет он. – Предрешить свое поражение еще до исхода состязания – так глупо. Удивление в глазах Чонгука сменяется лукавыми искрами, и он довольно лыбится: – Зато я лучший в квиддиче. Признай это. – И это все равно не гарантирует тебе победу, – серьезно заявляет Тэ, складывая руки на груди. – Хочешь, покажу кое-что? Чимин с интересом наблюдал за ними со стороны, не вмешиваясь в разговор. Он внимательно следил за манипуляциями сосредоточенного на игре Тэхена, что, постукивая по губам пальцами, ловко командовал фигурками на доске, как умелый полководец. Чонгук только из любопытства продолжал делать случайные ходы, так же внимательно следя глазами за каждым движением соседа. – Ничто и никогда не предрешено заранее, – тихо произносит Тэхен, выпрямляя спину и отрывая взгляд от доски. – И даже пешка может сбросить короля. Он отдает ей последний приказ, и маленькая пешка выезжает из засады, на мгновение замирает перед величественной, изящной фигуркой короля – и в следующее его меч валится к ее ногам. – Шах и мат.***
Мэри нервно оглядывается по сторонам, несмотря на то, что совершенно уверенна в своих скрывающих чарах. Откидывает постоянно лезущие в лицо черные локоны и потирает занемевшими пальцами плечи, рассекая коридор вдоль и поперек. – Что мы здесь делаем? – недовольно шипит она, разглядывая резную каменную стену, облепленную выступающей аркой, основания и свод которой обвивались двумя змеями. – Какого черта я вообще тебе доверилась? Чимин игнорирует ее, а пальцы сами скользят по выемкам и выступам стены. Он спокойно вздыхает и заучено произносит затянутую фразу на парселтанге: что-то вроде «именем Салазара Слизерина велю тебе открыться». Когда-то этому универсальному паролю его научила госпожа Мин. Пол начинает вибрировать, во всем коридоре стоит грохот разверзающейся стены. Мэри заметно напрягается. – Почему мы не могли просто уйти? – растерянно спрашивает она, резко втягивая воздух, когда камень умолкает, являя ее взору огромное затхлое пространство древнего хранилища. Чимин первым переступает порог просторного зала, колоны которого упирались в свод. Тянет сыростью. Запах древности стоит здесь все такой же. Запах зелий, ингредиентов, словно в кладовке их преподавателя по Зельеваренью, и невероятно сильная аура мощных артефактов, щекотящая каждое нервное окончание. Скверное место, если подумать. Мрачное, темное и до безумия опасное. Чимин вздыхает. Он теряет время. Глупо думать об этом сейчас, поздно уже. – Дай мне палочку, – отстраненно говорит он, требовательно протягивая Мэри руку. Джетт смеряет его скептичным взглядом, прежде чем вложить волшебную палочку в его ладонь. Держать чужую палочку было неприятно. Вряд ли дело в том, что она отвергает его, как незаконного хозяина. Скорее – в этом странном дискомфорте под ребрами. Его палочка… Это ведь все, если подумать, что оставалось от Юнги. И это потерял, придурок. – Ты принесла сумку? – Да, как ты и просил. Зачарованная, – она протягивает потрепанную кожаную черную сумку, продолжая оглядывать неприветливый зал. Чимин ощупывает множество замков, ремешков с заклепками. – Это похоже на музей Темных искусств. Не уверенна, что обворовывать Круг было разумным решением, – с нервной иронией хмыкает она. Волнуется. Ее нервность им ни к чему. Нужно быть хладнокровными и расчетливыми, у них и так слишком много шансов просчитаться. – Ты видишь здесь сундук? – интересуется он, обводя пространство вокруг невидящим взглядом. – Большой такой, с рунами… Джетт невнятно угукает, хватая его за локоть, и тянет в нужном направлении. – Скажи мне вот что, Мэри, – начинает Чимин, ощупывая зачарованный сундук, проходясь пальцами по каждой руне, чтобы не ошибиться. Пробует поднять – не выходит. – Почему ты всю жизнь скрывала то, кем являешься? Чимин всегда с гордостью заявлял о том, кто он есть. Неважно, смеялись ли ему в лицо, кривили ли презрительно губы или стреляли убийственными взглядами. Он с вызовом бросал им «я маглорожденный», и их ненависть разбивалась о тонкую пленку его упрямой уверенности. Скрывать это было куда как унизительнее всех тех надменных слов, что приходилось о себе выслушать. – Что, осуждаешь? – безразлично вскидывает бровь Мэри, складывая на груди руки. Его попытка отвлечь Джетт действительно работает: она серьезнеет, немного раздражается и больше не нервничает. – Нет, – жмет плечами он, предпринимая очередную попытку сдвинуть неподъёмный сундук с места. – Я ничего о тебе не знаю, чтобы судить. Мне просто интересно. Она раздраженно фыркает, не собираясь объясняться. Язвительно интересуется в ответ: – А ты скорее надорвешься, чем попросишь о помощи? Он ощущает, как теплые ладони Мэри хватаются за ручки сундука, впритык с его пальцами, соприкасаясь. Она тяжело дышит прямо ему на ухо, пыжится, силясь оторвать приросший к камню сундук. – Левитация тебе на что? – давит она сквозь зубы. – Нельзя, – так же через силу отвечает он. Наконец, ощущает, как тот отрывается от поверхности. В этом сундуке собрано все самое важно: это единственный зачарованный предмет, способный удержать разрушающую обоюдоострую силу воскрешающих артефактов. Вряд ли удастся так просто его открыть, но с этим они будут разбираться уже потом. Он выдыхает из лёгких весь воздух, потирая руки, когда они прячут его в зачарованную безразмерную сумку. Мэри притихает. В один момент начинает казаться, что её больше тут нет, что она просто сбежала. – В магловской школе надо мной издевались, – вдруг отвечает она. Старается звучать непринужденной, немного саркастичной и абсолютно безразличной, но он разгадывает простую загадку ее голоса. – У меня не было друзей. Не знаю, почему. Может, я была для них слишком бедной, неинтересной, слабой. В мире, где идет постоянная борьба за лидерство, за первенство, каждый пытается залезть кому-то на голову, чтобы казаться выше, быть царем горы. Дети умеют быть жестокими, когда входят во вкус. Ее взгляд упирается в узор пола, покрытого основательным ковром из пыли. Мэри успокаивает мысль, что он не может ее видеть. Но слышать ему вполне достаточно. – Но, когда пришло письмо, я получила второй шанс, – серьезно, с горечью в голосе говорит она. – Я не имела права на ошибку. Я быстро поняла, что к чему. Делала все, чтобы скрыть свое происхождение и избежать пренебрежения, которое так осточертело за все мое детство. У меня появились друзья, я почувствовала то, чего никогда не ощущала – уважение к себе. И я не собиралась это упускать. За сохранение своей тайны я готова была пойти на многое. – Это была иллюзия, – беспощадно констатирует он. – Она была мне нужна, – флегматично жмет плечами. – Со временем это стало вопросом выживания. Чимин понимающе хмыкает. – Ты просто друзей выбирать не научилась. Ничего, я помогу тебе. Пак останавливается, напоследок пробуя проверить наличие недостающих артефактов с помощью притягивающих чар. Как и ожидалось, никакого эффекта это не имеет. – Мы не друзья, – строго припечатывает Мэри. – Определенно, – нарочито ехидно улыбаясь, соглашается Чимин. Возможно, решись она тогда рискнуть и не скрывать от мира свою маглорожденность, не стояла бы сейчас здесь. Не попалась бы на снобский крючок чистокровного шовинизма. Но она поддалась. Прогнулась под препятствиями. – В месте, где сила проявляется совсем на другом уровне, нужно было быть еще осторожней. Скажи только, что ты сам этого не понимал. Чимин останавливается. На сбитые мгновения в глазах вспышками мелькают воспоминания о Чжеине. Адская боль сломанной руки. Страх перед чужим превосходством, выгибающий позвоночник. Как давно это было… Как чуждо и незнакомо. Не верится, что с ним и в этой жизни. – Отлично понимал. Но лицемерие – совершенно не способ с этим бороться. – Мне было страшно. – Нет, Мэри, – настойчиво, неожиданно жестко и твердо цедит он, делая резкий шаг к ней, и хватается за ее плечи. Повышая голос: – Это сейчас тебе страшно. Она замирает от неожиданности, не способная ничего ответить. Мысли просто рассыпались, как горох, в разные стороны. – Я передумал, – он вдруг так же резко ее отпускает, подхватывая с пола сумку, но не торопясь делать шаг к выходу. – Мне больше не нужна твоя помощь. – Но…– пытается возразить она, все еще дезориентированная резкой переменой в нем. Он оборачивается, задирая рукав до локтя и являя ее взору безобразную надпись. – Этот страх до сих пор живет в тебе, и он все сильнее. Выйдя за стены школы, их издевательства перешли на новый уровень. Теперь у них нет таких строгих рамок. Неужто ты сильно веришь во все их убеждения? Или ты просто боишься возразить? В его обычно спокойном и отстраненном голосе сквозит злость, чистое, хмурое раздражение. И она даже… действительно готова поверить, что он бросит ее здесь и сейчас, и… что это? Страх, и правда. – Нет, ты не прав, – механически возражает Джетт, отступая назад. Сглатывает вязкий ком, застрявший в горле. Метка на его руке притягивала взгляд магнитом, и ужас оседал на диафрагме. Дыхание перехватывало. Она опускает взгляд на свою собственную, подрагивающую руку. Ровная «М» на запястье. Ты ли это? Словно в чужом теле. Чужой жизнью. – Ч-Чимин, – запинаясь, внезапно вздыхает она, озаренная неожиданной мыслью. – Метка! Как лучик света в беспробудно темном царстве мрака. Чужой, нежданный, слабый. – Что? – непонимающе переспрашивает он. Внезапный всплеск сходил на нет. – Моя метка никак не реагирует на то, что я иду против господина, – пораженный голос трепетал от воодушевления. Чимин молчит несколько мгновений, переосмысливая сказанное. – Быть не может, – уверенно заявляет он. Недоверчиво поджимает губы. – Это ведь значило бы… Династия Минов прервалась на Юнги. Единственным носителем ее крови сейчас являлся только Джунин, поэтому лазейкой воспользоваться было бы просто невозможно... Но… – Нет, система, созданная Джунином – совершенна. Это магия крови, и ее не обмануть. Мэри складывает руки на груди, а губы трогает уверенная улыбка. – Чимин, магия не ошибается. Мысли разбегаются. Ему не удается в это поверить. Это ведь значило бы, что она… Его признала. Нет времени не размышления. – Значит, у нас есть приличный шанс. Сейчас защита Поместья, которую Джунин восстановил, работает на нас обоих. Сердце замирает так же резко, как до этого ускорило свой бег. Позади слышится скрипучий, сухой смех. Кровь в жилах стынет. – Неплохо, неплохо, – по огромному залу разносятся эхом ленивые хлопки. Эхом по телу – сковывающий ужас. Не может пошевелить и пальцем, произнести и слова, словно клетку за клеткой пожирал Петрификус тоталус. – Я почти поверил в твое маленькое представление. В твоих словах действительно было зерно истины. Его слова разносились по хранилищу, и отзвуки усиливали глубину и мрачность, пугающие твердые нотки в голосе. Единственная мысль радовала: он не может его видеть. Глаза – единственное сейчас, что способно было бы его обмануть. – Но меня непросто обвести вокруг пальца. Думаешь, можно так легко бродить по моему Поместью без моего ведома? – он усмехается. – Я был о тебе лучшего мнения. Попытаться все же стоило. Лучше шаг в капкан, чем стоять на месте в безлунной темноте. Чимин даже отчего-то не чувствует разочарования. Словно и не надеялся. Зато по неровному дыханию Мэри слышно, как она напугана. Вот кто действительно без веры не пойдет на риск. Прости, я подвел тебя. На его плечах лежало две загнанных души, и он не смог, обрек их. Все или ничего. – Если твои мотивы мне ясны, то ты, – Джунин поворачивается к Мэри. – Предательство – высший грех. Нет преступления хуже. Самые отчаянные, гнусные порывы побуждают людей переступить через свою честность, верность и достоинство. Поэтому я даже не знаю, какое наказание ему равноценно. Но я обещаю, – его голос обманчиво теплеет, – я что-нибудь придумаю. Мэри пятиться назад, словно пытается скрыться в тени Чимина. – Нет... Нет, я…– ее голос зябко дрожит. Ей страшно, и это тот дикий, первобытный страх, неподвластный ни телу, ни разуму. Тревога до безумия, заволакивающая сознание. Оставляющая только самые экстренные установки: бежать. В нем даже появляется желание сокрыть ее в своей тени. Пусть все осколки взорвавшейся ловушки летят в него, ему-то не привыкать. Чимин ведь лучше многих знает, сам таким был: Мэри слаба, и она прекрасно это осознает. Одной смелости не хватит, чтобы устоять, уцелеть, выжить даже тогда, когда тело покромсали, а душу разворотили наизнанку. Восстать из пепла, подняться с колен, когда кости переломаны, а волю растоптали. Когда ты больше не ты. Наверное, уже даже никто. Боится. Боится, потому что не знает, что по эту сторону боли. Что будет, если не повезет, если все же встанешь на трясущихся ногах, хватаясь за скользкие стены пальцами. Боится, ведь видела его… Он уверен, зрелище не из приятных. – Вот только не нужно изворачиваться и лгать, – отрезает он. – Прими лучше с остатками гордости то, что сделала, и достойно неси ответ. Из коридора слышаться чужие шаги. Вот и все, конечная. Можно покидать вагон. – Мэри? – доносится голос Джордана. В мыслях лениво мелькает злорадство от удивления и недоверчивости в его голосе. Она затаила дыхание, пытаясь раствориться под взглядом мужа. Чимин швыряет чужую палочку вперед, и во мгновенно воцарившейся тишине она беспомощно катиться по каменному полу.