Чикаго, США.
Черничный предрассветный сумрак разгоняла одна-единственная настольная лампа, склоняющаяся вместе с ним над пустым пергаментом. Ссутулившись, он будто боится, что неведомые глаза из темноты могут подсмотреть. Что тьма пилит пристальным взглядом откуда-то сзади, и знает куда больше, чем ему кажется. Она видит насквозь. Знает, чего ты боишься. На что не можешь решиться, когда давно сам уже все решил. Чимин кусает обветренные губы, сдирая высохшую корочку. Мыльный, незаметно блестящий в темноте взгляд вперится в бумагу. Такую тревожно пустую. А что ему писать? Зачем все это? Он уперто стискивает зубы и сжимает сильнее в ледяных пальцах черное перо. «По-английски» уходить нельзя. Он глубоко вдыхает и медленно выдыхает, отчетливо ощущая сбитое сердцебиение. Отгоняет лишние мысли. Если это конец какой-то вселенски важной главы в его жизни, тогда почему бы не завершить ее на чем-то позитивном? Нужно находить силы улыбаться, когда тебе так больно. Пишет несколько строк. Зачеркивает. Пишет еще, сминает с сухим хрустом лист и берет новый из безразмерной сумки. Он продолжает кусать губы, но улыбается. Улыбается, а глаза блестят, блестят в бесконечном свете маленькой настольной лампы. «Это похоже на сатиричное месиво, у которого нет конца, не правда ли? Наш общий день сурка. И я никак не мог понять, что же нужно в нем исправить, чтобы все это остановить. Тебе не нужно было рисковать? Мне не стоило приезжать в Поместье? Ты должен был бросить опасные затеи, потому что они не привели бы ни к чему хорошему? Ха-ха, нет. Все куда проще. В Большом зале было не так много народу. Но все толпились, жужжали, как нетерпеливый рой, неодобрительно хмурились и взволнованно перешептывались, ожидая своего приговора. Один гриффиндорец стоял позади своих однокурсников, выглядывая из-за их широких спин на возвышение, где хмурый староста школы с мраморным лицом зачитывал имена будущих напарников. И за что его вообще сделали старостой школы? За Мин Юнги ходит дурная слава…» Чимин зажмуривается, вспоминая собственные мысли, а губы растягивает уже настоящая улыбка, трепетно оберегающая что-то хрупкое. Он не то фыркает, не то усмехается, опуская голову. «Гриффиндорцу определенно стоит держаться от него подальше. У них ведь нет причин пересекаться, верно? Наконец он слышит свое имя, строгим и равнодушным выдохом слетевшее с его уст. А следом – имя своего товарища, однокурсника, лучшего друга. Они с Тэхеном одобрительно переглядываются, понимая друг друга без слов. Лучше пары для конвергенции, наверное, было не сыскать. И гриффиндорец никогда не узнает, что все, о чем ходила молва – правда. Их школьный староста на самом деле настолько ужасен, как говорят. Даже, наверное, хуже. Гриффиндорец станет корреспондентом в «Пророке», заживет свою спокойную скучную жизнь и умрет в глубокой старости. Когда-то его имя появится на новом учебнике по истории. А на его странице, может, двух – прижился лучший зельевар двадцать первого века. Гриффиндорец писал о нем и ни разу не вспомнил имени хмурого школьного старосты. У него ведь не было на то причин. Как думаешь, я бы смог спастись от тебя, если бы не жребий? Смог бы ты уберечься от меня? Однажды мне сказали, что магия не ошибается. Зато ошибаются люди. И порой их ошибки стоят дороже, чем они могут себе позволить. Если ты ищешь здесь ответы на вопросы, которые наверняка роятся у тебя в голове – их здесь нет. Я и сам не знаю, почему и зачем. Уверен только в одном – это точка. Не пытайся меня найти, не ищи встречи. Мы оба дышим, и это наша общая заслуга. Мы смотрим на одни звезды, и это наш общий дар. Мы никогда больше не встретимся глазами, и это – общее проклятье. Ты и сам понимаешь, лучше, чем кто-либо другой, я в этом уверен. Не хочу лгать тебе. Когда увидел тебя вновь, то первое, о чем подумал: я никогда больше не отпущу. Но то, что мы властны над смертью, не делает нас всесильными. Я так боялся прощаться… Так ненавидел это. Но того Чимина больше нет и никогда не будет.Прости. Прощай».
– Ты собираешься уйти? – в кромешной тишине голос гремит тысячью громовых раскатов, заставляя вздрогнуть. Чимин не оборачивается только потому, что не хочет встречаться с ним взглядом. Слишком много понимающим, чересчур требовательным. Ему не хотелось отвечать. – Когда? Он не спрашивает почему, зачем, как, и это даже раздражает. Как будто бы со стороны ему было понятнее, и кто-то знает его мысли лучше, чем он сам. Чимин не пытается отрицать, не спрашивает, с чего он взял. Даже тогда, когда он «совсем не тот Пак Чимин», нет человека, что знал бы его лучше. – Перед свадьбой, – лаконично отвечает он. Голос холодный, непроницаемый. Я не книга, не нужно меня читать. – Сбежишь, так? – недовольно прищуривается Тэхен. Самый смелый на факультете гриффиндорец Ким Тэхен, сын доблестных мракоборцев, потомственный аврор. Ким Тэхен на поле боя до последнего. Он будет истекать кровью, но не сбежит. Он распрощается с жизнью, глядя страху в глаза, но не позволит ударить в удаляющуюся спину, сколько бы ни был слаб. Что ты можешь понимать? Сколько смелости нужно, чтобы пойти против себя? – Не пытайся меня отговорить, я уже все решил, – отрезает Чимин. Враждебность в его голосе колется неприятным ворсом, заставляя Тэхена передернуть плечами. – Я и не собирался, – отвечает он. Проходит через комнату за спиной, к окну, и впускает свежий чикагский воздух в затхлое помещение. Сквозняк доносит до Чимина запах рассвета и пыльных улиц города. Он прикрывает глаза, откидывая назад голову, и вдыхает нервно полной грудью. Вдруг спрашивает: – Может, мне здесь остаться? – он смакует эту мысль, перекатывая на языке острый привкус неопределенности. Ему казалось, теперь он способен на все. И чувство свободы пьянит, расправляя за спиной кровавые крылья. – Работать в МАКУСА? Или даже… Он выдыхает. Поднимает неспешно веки, и в глазах мало-помалу возвращается осмысленность, во взгляде – фокусировка. – Скоро мы выходим? – интересуется Чимин, поворачивая к нему голову. Взгляд Тэхена пронзительный, уверенный, прямой. Подготовка аврората изменила его. Она слепила из и так талантливого гриффиндорца – настоящего профессионала своего дела. Он поправляет выглаженный шиворот рубашки, складывает руки на груди и бросает беглый взгляд на часы: – Мне нужно еще кое-что проверить. И выяснить их точное расположение. Обеспечить безопасность, – перечисляет он. – До темноты должны успеть. Хочешь чаю? Его руки не совершают ни одного лишнего движения, пока он снимает простой электрический чайник с подставки и льет уже поостывший кипяток в кружку с заваркой. Тэхен был тем удивительным видом магов, которые проще всего проходили адаптацию в магловском мире со всеми их особенностями и инновациями. Есть такие люди. Он везде как сыр в масле. Чимин бы так сейчас не смог. Пальцы совсем ослабели и выпустили невесомое перо. Он лишь коротко кивает, бездумно наблюдая за его движениями. Из кружек вверх вьется фантомный в полутьме, призрачный пар, а до обоняния доносится легкий цветочный аромат. Тэхен одной рукой подхватывает свою чашку, другой протягивает ему и загадочно улыбается. Самый вкусный чай делают в Поместье. Там он изысканный, тонкий. Он уже привык, как настоящий лорд, начинать свое утро с чашечки первоклассного черного. А этот отдавал послевкусием болотной тины, полевых цветов и водопроводной воды. Но губы сами расплываются в невольной улыбке. – Помнишь, – довольно констатирует Тэхен. Этот чай каждое рождество присылала им его мама вместе с коробками подарков. Настоящий вкус волшебного Хогвартса. Зяблые полутемные коридоры, запах шафрана из подземелий, морозный воздух из щели в окне, пушистые еловые ветки, множество волшебных огоньков и самый вкусный горячий чай на свете. И ни одной мысли о том, какова всему этому цена. А на мгновение золотистый огонек горит в ежевичном мраке пустой комнаты в его серьезных, смелых глазах, как раньше. Ему даже мерещится в темноте шарф в бесконечную красно-золотую «зебру» и струящаяся к полу школьная мантия. – Ни о чем не хочешь спросить? – вдруг вспоминает Чимин, отворачиваясь к окну и искоса поглядывая на него ехидным взглядом. – Или… ни о ком? – Ни о ком не хочу, – подтверждает Тэхен, пожимая плечами. – Я бы предпочел спросить у никого лично, но вряд ли он хочет наблюдать мою физиономию. – Так уж в этом уверен? – провокационно переспрашивает он. Неопределенно взмахивает кистью. – Приходи на свадьбу. Тэхен дует задумчиво на лихо извивающиеся клубы пара, танцующего над кромкой напитка, и отставляет его в сторону. Складывает деловито руки на груди и говорит: – Пойду, если и ты придешь, – и лукаво улыбается, теребя пальцами вязаный узор на рукавах. – Тэхен, – с укором припечатывает он, стреляя косым уничтожающим взглядом. – Что? Мне даже пригласительный не прислали, – он с театральной невинностью хлопает ресницами. – Вдруг меня не пустят? – Нет, Тэ, – отрезает он, зарываясь носом в ворот своего свитера – дурацкая привычка из детства, которую, казалось, он уже давно позабыл. – Растянешь, – по инерции осаждает Ким. – Ну, тогда и я не пойду. – Что вообще между вами произошло? – осторожно интересуется Пак. Не его ума дело, конечно. Чонгук не рассказал тогда, а он больше не спрашивал. Между ними словно висело это негласное правило, вынуждающее уважать чужие личные границы, «я не лезу к тебе в голову, ты не лезешь ко мне». С Тэхеном грани растягивались и рвались, как стенки резинового воздушного шара. – Он ушел. Чимин растерянно оглядывается, словно пояснение вдруг может впрыгнуть в приоткрытое окно или выскочить из-под раковины. – И все? – И все. Если человек хочет остаться, его нет нужды окликать. Если он хочет сказать, нет нужды выпытывать. А он просто ушел, сбежал. И, думаю, давно хотел это сделать. Я, конечно, писал ему, но ни одно мое письмо не получило ответа. И я понял… Зачем звать того, кто не отзовётся? Тэхен резко отстраняется от столешницы, взгляд бегает, пока он хлопает себя по карманам. – Мне пора, – говорит Ким, выуживая телефон. – Жди моего сигнала. Он поспешно скрывается в дверном пролете, так и не зажигая в прихожей свет. Чимин выпадает на несколько долгих мгновений, бездумно глядя на трещину в паркете. И вдруг хватает палочку, что, на удивление, подчинялась ему даже лучше прежней, и резко выдыхает, упирая кончик в пергамент: – Инсендио.***
Бар «Резон» располагался ближе к северу города. Добраться туда за час в общественном транспорте не составило труда. Честно, Чимин чертовски отвык от общения с простыми маглами. Общение исключительно с высшим магическим обществом не шибко хорошо на него влияет. Мужчина во фланелевом черном пальто в месте собрания клетчатых рубашек с жилетами и утепленных джинсовых курток привлекал к себе любопытные взгляды. Но игнорируя каждый из них и сдерживая порывы оглядеться, Чимин прошел к барной стойке, за которой стоял молодой человек с отросшими светлыми волосами, собранными тонкой резинкой, и задумчиво перебирал бутылки под стойкой. Когда тень от Чимина падает ему на глаза, он вскидывает взгляд и учтиво поджимает губы. Пак оглядывает фирменную магловскую выпивку разных древесных оттенков у него за спиной, раздумывая о том, как завести беседу. – Чего желаете, мистер? – бармен вежливо вскидывает брови, внимательно разглядывая спокойное выражение, пленкой покрывшее его лицо. Обычно у таких людей, как мистер Майклсон, есть кодовые фразы и пароли. Но Чимин ни одной такой не знает, поэтому придется брать только прямотой. Пак складывает одну ладонь на другую и спокойно произносит: – Точность – вежливость королей, вам известно, сэр? – губы слегка растягиваются в любезной полуулыбке. Чимин легким движением поправляет сидящие на переносице очки в тонкой серебряной оправе, зачарованные специально для него. Зрение левого глаза так и не вернулось – сплошная глухая стена, объятая черным туманом. Линзы очков маскируют обезображенный проклятием зрачок. Хотя это далеко не все, что они могут. – Мистер Майклсон заставляет меня ждать или, может, он уже здесь? Взгляд бармена из гостеприимного сразу же становится недоверчивым и напряженным. За спиной все так же постукивают друг о друга бильярдные шары, шумит взволнованными трибунами бейсбольный матч по висящему на стене телевизору, и позвякивают бокалы. Парень нервно вытирает и так чистые руки о свой форменный передник, бегает глазами по залу, бросая на Чимина отрывистые оценивающие взгляды. Вряд ли Пак выглядел внушающим опаску… хотя уже это должно было напугать. – Подождите, – коротко бормочет он, хватая по привычке тряпку для натирания поверхностей и тут же бросая ее обратно. Молодой бармен выходит из-за стойки и скрывается за матовой черной дверью с надписью «Только для персонала». Чимин покорно ждет, поджимая губы и все же оглядывая помещение. Рука произвольно ныряет в глубокий карман, где выжидающе дремлет палочка, подобно посаженному на цепь, покорному дракону. Он поглаживает пальцем гладкое темное древко, словно убаюкивая. Создается впечатление, что все в зале – маглы. Чутье подсказывает. Мужчины, сидящие за сдвинутыми столами, в дальнем углу, мрачно на него поглядывают, но и только. Несколько завсегдатаев, закинув головы, смотрят бейсбол, перебрасываясь ленивыми фразочками и отхлебывая свое пиво из высоких стаканов. В другой стороне зала стоят два бильярдных стола, один из которых эксплуатируется, а другой зияет ярко освещенным, пустым зеленым полем. Вскоре, немного дерганый, возвращается бармен. Он окидывает Чимина еще одним быстрым, нечитаемым взглядом и отстраненно произносит, наклоняясь чуть вперед: – Пройдите за мной. Пак согласно кивает, и делает шаг в его сторону. Как только парень разворачивается, взгляд цепляется за край татуировки, вылезшей из-за линии ворота на шею. Не видя полной картины, сложно было сказать, что на ней изображено. Чимин не полагал, что все будет так просто, и терпеливо ожидал подвоха. На задворках мыслей крутилось несколько заклинаний, а рука некрепко обхватила рукоятку палочки. Они шли по узкому длинному коридору со слабым холодным освещением, пока не вышли в абсолютно темное помещение. Линзы очков слегка просеивали темноту, разряжая её прохладным, рассеянным и блеклым лунным светом, и Чимин мог прекрасно разглядеть – их в комнате семеро. Запах металла и моющего средства оседал неприятным горьким послевкусием на языке. Он вдруг почувствовал что-то твердое, упирающееся в висок. Кажется, он ошибся… Их тут восьмеро. Резко зажженная лампа над столом с инструментами чуть разгоняет тьму. Просторное помещение напоминает гараж без единого автомобиля. В углу проглядывается силуэт подъёмника со свисающими к полу цепями – он почему-то вызывает совсем другие ассоциации, невольно заставляя его дернуться. Дуло сильнее прижимается к виску. Лампу разворачивают в его сторону, и резкий свет режет по глазу. Но очки защищают остатки зрения от световой атаки. – Кто ты такой? Руки! – спрашивает грузный мужчина с блестящей лысиной и кудрявой густой бородой, что нацелил на него лампу. Чимин с секунду колеблется. Эту секунду разрывает слишком многое. Каждый ее миг несется со скоростью светового луча, с самого начала Вселенной и до края, так его и не достигая. Голова бурлит от судорожных мыслей. Пистолет? Чимину доводилось видеть его только в боевиках, которые чаще всего крутили по телевизору летними вечерами, когда они с отцом усаживались перед экраном с тарелкой маминых пряников в тесной гостиной. Множество сценариев пробежалось перед глазами, и в большинстве из них Чимин обзавелся лишней дыркой в голове. Времени размышлять над сопротивлением нет, и он решает не рисковать понапрасну. Отпускает палочку и вытягивает из карманов руки, демонстративно вскидывая их. Все остальные замерли напряженно, и больше не шевелятся. – Он неясно выразился? – грубо подает голос другой, чуть пониже и поуже в плечах. Он выходит вперед, заслоняя собой свет, становится слитным затемненным силуэтом. С отмашкой велит кому-то: – Обыщи его, Эрик. Тот, что прижимал дуло ему к виску, отстраняется. Чимин больше не ощущает головой железа, не видит его даже боковым зрением, жестко ограниченным очечной рамой. Но знает, интуитивно чувствует бдительный прицел. Выдыхает медленно, удерживая скользкое самообладание. Чего с ним только не было, и нашпигованный патронами пистолет – далеко не самое страшное. Названный Эриком начинает бесцеремонно его обыскивать. Чимин глядит безучастным взглядом перед собой, ощущая на теле резкие движения. Грубая сухая рука, разумеется, проходится и по карманам. Маглы не удивляются, лишь напрягаются, перебрасываясь взглядами, когда он вытягивает на свет его волшебную палочку. – Звони боссу, живо, – бросает кому-то тот же низкоросленький, с пирсингом. Эрик толкает Чимина куда-то в сторону и усаживает на стул, цепляя на правое запястье металлический, резко сомкнувшийся браслет. А другую его часть – к старой, бегущей в потолок, тоненькой трубе. Что-то нервное обеспокоенно шевельнулось у Пака в нутре. Больше всего он ненавидит, когда руки лишаются возможности свободно двигаться. Затея была до мозга костей опасной с самого начала. Чимин отлично осознавал риски раньше и ничуть не хуже осознает их сейчас. И, даже несмотря на это, страх не овладевает телом, захватывая онемением каждую клеточку. Словно со своей жизнью он утратил и способность к настоящему страху. Цель четко стоит перед глазами, и он ни на мгновение не отводит от нее хищный взгляд. И все же легкие больше не сжимает стальной рукой мысль о наведенном на него стволе, ведь теперь никто в него не целится. Рука лениво дергается, звеня наручниками, приковавшими его к трубе. – Можно было обойтись и без всего этого, – замечает он. Никто не изъявляет желания поддержать беседу. Те несколько минут, что проходят в напряженно-молчаливом ожидании, Чимин размышляет о том, насколько маги привыкли опасаться палочек – не совсем обыкновенных, конечно, но, фактически, простых деревянных палочек – ничуть не задумываясь о том, какую опасность может нести магловское оружие. Разумеется, волшебники вряд ли стали бы опускаться до его использования, но… Хорошо, что они не задумываются об этом, ведь в противном случае они могли бы разглядеть в маглах угрозу. И, все же, поглядывая на смутный черный силуэт, появляющийся из широкого входа, скорее всего, предназначенного для автомобилей, прикрытого клеенчатыми занавесями, Чимин сходится на том, что магловскому оружию с их не сравниться. Мужчина в длинном кожаном плаще полоснул по нему тяжелым ледяным взглядом, как только зашел. Чимину он известен как Макс Майклсон, хотя нельзя наверняка утверждать, что это его настоящее имя. Он полукровка, когда-то обучался в Ильверморни и стал предводителем одной чикагской группировки. Связаться с ним непросто, а выследить еще сложнее. Много сил, ресурсов и времени Чимин угробил, чтобы встретиться с ним и получить желаемое. Но, так или иначе, Чимин сейчас здесь. Что в очередной раз, к сожалению или счастью, доказывает могущественность английской аристократии. – Что же привело моего уважаемого коллегу за сотни миль, от Темзы до Чикаго? – неторопливо интересуется он, пропуская сквозь пальцы собственную палочку. Наверняка его выдал заметный британский акцент. – Не представитесь, мистер? – Пак Чимин, – отзывается он, и вновь дергает закованной рукой. – Я бы пожал вам руку, да вот не могу. Заинтересованность проступает на его резковатом лице. Подкидывая за кончик, он крепко перехватывает свою палочку за рукоять. – Пак Чимин, – на пробу прогоняет он имя на языке. Многозначительно дергает бровями. – Даже к нам, в скромные чикагские дебри, просочилась молва о беспокойствах в английских лесах. Он жестом велит своим людям уходить, и остаются только они, Эрик и парень с пирсингом. – Чем обязан? – Мне нужна Имхотепова Дева, – с готовностью чеканит Чимин. Выжидает короткую паузу, ожидая реакции. – Я знаю, что она у вас, мистер Майклсон. Мистер Майклсон задумчиво отводит взгляд, чуть прищуриваясь. Имхотепова Дева – один из мощнейших ныне существующих волшебных артефактов, считающихся утерянными. С виду простая археологическая находка, древняя статуэтка смазанного женского силуэта. В учебниках по истории ей уделяется крайне мало внимания – Чимин сомневается, что она вообще там есть, – а вот в темномагических фолиантах Поместья Мин – вполне. История гласит, что при фараоне Джосере, правителе из третьей династии Древнего Египта, была свита из магов под руководством его приближенного визиря, Имхотепа. Фараон был одержим идеей собственной божественности и вечного бытия, поэтому велел своему врачевателю Имхотепу найти для него лекарство от смерти. До самой кончины его в темных подвалах маги трудились на благо правителя. Доподлинно не известно, но ходили легенды, что статуэтка впитала в себя жизненные силы сотен невинных дев, чтобы подарить фараону сотни будущих жизней. Но созданный магами артефакт был им неподвластен. Имхотеп, как и повелел фараон, захоронил статуэтку Девы вместе с ним. Но визирь знал, что та не вернет ему жизни. Чтобы понадежнее спрятать ее от мира, он возвел первую в истории пирамиду, в которой артефакт и был запечатан на тысячи лет. В ритуалах воскрешения есть один невосполнимый изъян. Ресурсы, которые на них уходят, уже не восстановить. Чимин предвидел многое, но не мог предвидеть собственное воскрешение. Благо, господь-бог дал ему достаточно мозгов продумать план «Б» на любой, даже самый непредвиденный, случай жизни. У него есть для Юнги один маленький свадебный подарок. Вернее, будет, если сделка состоится. – Полагаю, бессмысленно отрицать, – буднично замечает Макс Майклсон. Он задом опирается о стол с приборами, складывая руки на груди. От трения кожаной ткани слышится тихий скрип, словно от шагов по свежему снегу. – Совершенно верно, – выдержано кивает Чимин. Он вскидывает руку, со скрежетом протянув металлическое кольцо вверх по трубе. – Может, все же освободите? Ваши подчиненные уже забрали мою палочку. Макс бросает беглый взгляд через плечо, к поверхности стола, где парень с пирсингом, имя которого так и осталось неизвестным, ее оставил. – Прошу прощения за наши манеры. Мы не стоим и ногтя величественных английских лордов, – язвительно отвечает Майклсон. И все же кивает Эрику, который немедля подходит к нему и тянется к замку наручников, сжимая в пальцах маленький ключик. Макс тем временем берет в руки его палочку и поднимает на уровень глаз: – Какая утонченная вещица. Это исполнение кажется мне знакомым… Чимин потирает саднящие запястья, наконец, обретшие свободу, и ровнее садится на стуле. Пак знает, что больше всего Макс Майклсон ценит деньги. Тот оттого и подался в магловский мир, что для комфортного существования ему ничего больше не нужно было. Чимин не осуждает такую позицию и вполне может ее понять, пусть и не разделяет. В любом случае, сделка должна быть выгодной для них обоих. – Назовите свою цену, – говорит Чимин. – Сколько вы хотите за Имхотепову Деву? – О, можешь на «Ты». Деньги – это всего лишь деньги. Наверное, Чимин так и не научился ценить их, потому что никогда не зарабатывал по-настоящему. Да, он поработал сущие крохи в Министерстве – это ничего не стоит. Его даже не останавливает, что деньги, которые он собирается потратить, ему не принадлежат. Майклсон задумчиво молчит, потирая рукоятку чужой палочки. – Погоди, это… – он удивленно вскидывает брови. Макс Майклсон знается на реликвиях, это точно. Скрывать бессмысленно, поэтому Чимин без раздумий отвечает: – Палочка Мин Джунина, хранившаяся в Поместье Мин столетиями. Да. Мистер Майклсон окидывает его странным оценивающим взглядом с ног до головы и снова возвращается к палочке. В его голосе сквозит заметное любопытство: – Так это правда? – Чимин даже не понимает, вопрос это или скорее утверждение. Он осторожно переспрашивает: – Что правда? – Я недавно был в Брайтоне, многого наслушался о новостях магической Британии. Тебя называют серым кардиналом английской аристократии, – поясняет Майклсон. – У вас гражданская война. А слухи разные бывают. Я знаю, что Мин Юнги вот-вот женится. Но мне вот что интересно: слухи о вас – это правда? Сердце невольно, но очень больно пропускает удар. – Какие слухи? – невозмутимо переспрашивает Чимин. Даже взгляд остается твердым, с легкой дымкой недоумения. – О том, что вы любовники, – без тени стеснения уточняет он. Любовники – как мало в этом слове о любви. Оно звучит так унизительно. И от возмущения в жилах вскипает кровь. – Нет, – чеканит он. И это сама жирная, упертая «точка» в его жизни. Он сухо усмехается, смаргивая легкое воспаленное покраснение пересохших глаз: – Разумеется, нет. В каком месте это разумеется?! – истерично кричит голос в голове, но он затыкает его упрямо. Что-то каменным балластом тянет его вниз, похожее на резкий приступ апатичной усталости. – В таком случае… Кто ты такой, Пак Чимин, – изумленно хмыкает Майклсон, покачивая носком ботинка вытянутой ноги туда-сюда, – что получил в свое личное пользование фамильную реликвию древней чистокровной семьи? Чимин неопределенно ведет плечами. Откуда-то со стороны люка в полу слышится грохот, но мистер Майклсон не обращает на это никакого внимания. – Хороший школьный друг Господина Мина, – спокойно отвечает он. – Он обязан мне жизнью. Майклсон удовлетворенно кивает, выпячивая губу. Скептично переспрашивает, прищуривая глаза: – Ты правда грязнокровка? Недоверчивый взгляд изучает его с ног до головы. – Правда, – жестче отрезает он. – Какие-то проблемы? Майклсон довольно усмехается и качает головой, сухо и звонко щелкая пальцами, тычет указательным в него: – Мое почтение. Баллотируйся ты в президенты, я бы за тебя проголосовал. Чимин поджимает губы, сдерживая улыбку. Как бы там ни было, они бы с Майклсоном поладили. Чимин не заметил, когда их в помещении успело остаться всего трое. Он, Майклсон и Эрик, молчаливо стоящий у входа с каменным лицом. Паренек с пирсингом куда-то подевался. – Сочту за комплимент, – кивает Чимин. – Но я так и не услышал цену. – А я и не говорил, что стану ее продавать, – педантично подмечает Макс, разглядывая свои ногти. Вот он, торг. Но, если честно, Чимин готов был поставить на кон все. Все гребанное состояние Минов. Он знает, Юнги был бы не против. – И не говорил, что не станешь, – улыбается уголком губ Пак. – Ну же. Ты не коллекционер старья и не исследователь. Ты превращаешь вещи в прибыль, а людей – в выгоду. Просто скажи уже, сколько ты хочешь. Майклсон хитро блеснул глазами и заявил: – Я возьму ее. Ответ оказывается столь внезапным, что Чимин не сразу понимает, о чем речь. Глаза опасливо опускаются чуть ниже, и скептичная догадка подтверждается, когда они замирают на палочке Джунина, бережно удерживаемой обеими руками. Чимин ощущает странный, навязчивый порыв выхватить палочку из чужих рук и заявить: «мое». Он подавляет его, как может, крепче сжимая пальцы в кулак. Это всего лишь чертова палочка. Палочка, которую он ненавидит каждой извилиной мозга, но… К которой успел привязаться. Их с ней связывает слишком много противоречивых моментов, так и не нашедших ответов на непоставленные вопросы. Неужели в их истории будет поставлена именно такая точка? И все-таки… То, за чем он прибыл, в сотни тысяч раз важнее. – По рукам. Как только он произносит это, дверь с размаху распахивается, громовым раскатом ударяясь о голую бетонную стену гаража. Они оба резко переводят глаза на застывших в проходе. В помещение вваливается Тэхен, с беспристрастным выражением прижимающий к шее того самого паренька с пирсингом свою волшебную палочку. – Тебя слишком долго не было, – непринужденно произносит Тэ. – Я начал волноваться. Чимин глубоко вздыхает. Бросает беглый взгляд на Майклсона, встречаясь с ним взглядом, и отмахивается: – Все в порядке. Отпусти его.