Игра Света и Тени

      Герцогство Ворона располагалось на юго-востоке Империи Единорога. Эти земли отличались сильными ветрами и довольно-таки резким климатом, с суровыми зимами и жарким летом. Издревле здесь располагалось много степей, будто наползавших из Ранаара. Их окружали горы, делая эти места любимейшими охотничьими угодьями грифонов. Эти могучие звери улетали повыше на ночлег, но днём непременно спускались с вершин на открытые пространства, чтобы выследить и схватить себе на обед какое-нибудь копытное. Прошло немало лет, прежде чем грифоны перестали нападать на поселения и были одомашнены. Дикие же особи всё реже показывались людям, опасаясь их стрел и копий. Только совсем отчаявшийся оголодавший одиночка мог попытаться украсть овцу из близлежащих деревень. Но то случалось редко, да и уйти далеко вор обычно не успевал – его нагоняли его прирученные собратья.       Со времён падения Соколов и воцарения Грифонов провинция заметно поскуднела во многих аспектах. Никогда не отличавшиеся особым плодородием поля давали мало урожая – семена и ценную землю уносило сильными ветрами. Лишь в отдельных графствах, что огораживали скалы, удавалось до сих пор успешно выращивать зерно. Не помогало и отсутствие больших источников воды. Лишь мелкие ручейки, что сходили с тающих вершин гор, приносили в засушливую местность драгоценную влагу. Близость же к ничейным землям, на которых кочевали орки, прибавляла дополнительных проблем. Дети степей селились на окраинах земель Ворона по разрешению рода Грифонов, а затем и Воронов. Но иные кочевники не признавали их за своих, считая, что законы мелкозубых их портят. Набеги случались не часто – даже орки понимали, что не стоит малым числом атаковать Империю – но стоило герцогу увести войска вглубь провинции, как деревни на окраине тут же вспыхивали пожарами. Орда хоть и сделала внушительный вклад в избавлении от демонов, нещадно протоптала себе путь именно через степи этой провинции. Основные бои шли конечно же в сердце страны, но это преуменьшение, сказать, что Воронье гнездо пострадало сильнее. За годы рабства орки жестоко наказывали своих хозяев. Красная Церковь быстро установила новые порядки во всех провинциях, и старый герцог не мог ослушаться прямого приказа королевы, пусть и фальшивой. Ему и его людям пришлось расплачиваться за тиранию Лжеизабель и её последователей. Это считалось справедливым.       С первых дней своего основания герцогство принимало к себе людей самых разных взглядов. Наряду с герцогством Быка. Обе провинции отличались своим особым расположением, их границы служили последним рубежом между Империей и иными странами. Влияние Серебряных Городов на культуру подданных Быка и вольных городов Ранаара – на жителей провинции Ворона создало идеальные условия для контрабандистов. В этих двух герцогствах часто встречались запрещённые товары, вроде богохульных фолиантов и рабов. Официально всё это не поддерживалось правящим домом, но любой понимал, что будь у Ворона реальная власть, он давно пресёк бы незаконную деятельность.       Было в этом и преимущество. Провинция славилась редкими диковинными товарами, которых не найти у торговцев других земель. Близость Листмура позволила некогда проложить здесь торговый путь, соединяющий Гримхейм, Ранаар и Империю, так что скудность земли с лихвой окупалась посредством налогов, взимаемых с торговцев за проход через границу. Находились конечно и обходные пути через горы, но, поговаривают, в таких местах часто случаются обвалы, к которым, Его Милость Берталан, разумеется, не имеет ни малейшего отношения. И всё же, по ущельям, да узким уступам телега не пройдёт, не говоря уже о том, что эта дорога занимает аж в пять раз больше времени, чем путь по тракту. Поэтому большинство купцов вынуждены мириться почти с любыми таможенными взносами, даже теперь, когда они возросли в связи с послевоенным голодом.       Однако золото решало не все проблемы. Асхан разрывали на части демоны и их союзники, виселицы ломились от изменников и еретиков, почти все старые связи оказались разорваны, а новые только формировались. И большинству жителей подлунного мира сейчас не до чужих бед – им хватало забот дома. Казалось, что гражданская война в Империи поделила все народы на две половины: служителей Асхи и служителей Ургаша. Охота на вторых внесла паранойю в быт первых, после массовых экзекуций люди жили в постоянном страхе, а пограничные территории наводнили беженцы.       Врата Когтей. Самая южная застава герцогства Ворона. Крепость, возведённая ещё в эпоху клана Грифона. Стена из светлой породы, чернёная под стать главенствующей семье, огибающая границу с центральной провинцией и упирающаяся в горы. На въезде любого гостя приветствует тёмный, будто траурный, стяг чёрной птицы, сжимающей в остром клюве кольцо. Любопытно, что вестник скорой смерти, падальщик и вор угодил на герб знати. Однако им правящая династия очень гордилась. Ведь вόроны живут долго и, при всей своей любви к мертвечине, умеют и охотиться, нападая на врага, превосходящего их по силе и размерам. За пределами Империи к этим существам относятся с бόльшим почтением. У кочевников и эльфов вόроны ассоциируются с проводниками и наставниками, изображаются на дорожных указателях и картах. Ворон в Эрише – символ мудрости и главного девиза некромантов. Как и Асха, ворон умеет обращать себе на пользу окружение, использует порой простые инструменты и отличается всеядностью.       Город состоял из ратуши, церкви, рыночной площади, занимавшей большую часть территории, жилого района и, конечно же, башни королевской стражи. Гарнизон насчитывал всего пару дюжин солдат, коих вполне достаточно для защиты внутренних границ и обеспечения порядка. Хоть эта часть герцогства и являлась самой близкой к столице, разница в условиях жизни ощущалась здесь очень резко. Дорога к заставе вымощена камнями или, по крайней мере, не изрыта колёсами до состояния непроходимости. К сожалению, внутри Врат на путников обрушивались последствия большого столпотворения. Рынок представлял собой грунтовую площадку, вытоптанную настолько, что на ней не могли проклюнутся никакие живучие сорняки. В сухую погоду здесь стояла пыль, а в дождливые дни люди и животные замешивали местную грязь до тестообразной консистенции. В канавках возле крепостных стен копилась вода, успевшая вобрать в себя столько грязи, что не всякая дворняга стала бы оттуда пить. Люди с огромными баулами собирались здесь постоянно, вокруг слышался гул множества голосов, детский плач и крики женщин. Порой случались драки, в ходе которых разъярённые мужики бросались на стражников или друг на друга, валили обидчиков на землю и избивали, пока кто-нибудь их не оттаскивал. Воздух наполняла аура отчаяния и угнетённой свободы. Беженцы. Вот, кто были эти люди.       - Что значит «отойдите»!? – взревел бородатый мужчина, тряся бумагой перед носом у стражника. Мускул у него на лице нервно подёргивался. – На каком основании нам отказано в проходе?       Стражника ничуть не пугали габариты крикуна, который был и покрепче телосложением, и на голову выше закованного в тяжёлый доспех пограничника. Карие глаза, наполненные ненавистью, тоже не возымели никакого эффекта на хранителя правопорядка. Тот говорил тихо и с усталостью в голосе, ведь ему уже множество раз приходилось повторять одно и то же.       - Мы не можем больше пускать погорельцев. В городе нет места, - растягивая каждое слово, сообщил он.       - Прошу, - взмолилась стоявшая рядом молодая девушка, - сэр, дайте нам пройти. Мы не останемся во Вратах и двинемся дальше.       Смуглый рассерженный великан отодвинул девушку в сторону, строго что-то пробубнив ей. Похоже, она приходилась ему сестрой, слишком взрослая для дочери и уж слишком молодая для жены. Она поддерживала за локоть трясущуюся старушку, а на плечах у неё висела почти пустая походная сумка. У обеих женщин волосы запылились от долгой дороги, и осела грязь на лице. Их же спутник продолжал спор с солдатом, чем привлёк уже изрядное количество зевак. Торговцы и путешественники, что уже прошли через блокпост, оглядывались на застопорившуюся очередь, а стоявшие на стенах дозорные насторожились, готовясь пресечь очередную потасовку.       - Я сожалею, - даже не пытался притвориться стражник, - но проход закрыт. Без подорожной грамоты, заверенной лендлордами Империи и подтверждающей ваш статус подданных Единорога, я не могу вас пропустить.       - Мы беженцы, во имя Эльрата! Нашего господина сожрали демоны. Увы, но мы как-то забыли попросить у его обожженных костей выдать нам пропуск в собственный дом!       - В таком случае, вам не стоило покидать его.       - И что же, нам нужно жить на пепелище в надежде, что ваша бравая рать соизволит наконец выгнать ургашево отродье с наших полей? Вот, - он снова сунул бумагу солдату, - здесь подпись графа Хэмишкельского из герцогства Волка, принявшего мою семью под свою защиту.       - Я вижу. Эта бумага подтверждает, что вы являетесь беженцами, но не даёт права на посещение герцогства Ворона. У нас здесь хватает погорельцев.       Бронзовая кожа мужчины окрасилась в пунцовый. Он сжал кулаки и приблизился к стражнику. Тут же по команде слетели со стен грифоны. Они пикировали вниз с победным криком и приземлились возле стражника и череды желавших пройти во Врата Когтей. Это уже натренированные звероптицы. Их головы, шеи и лапы закрывала броня, что символизировало определённые успехи в сражениях. Они грозно зашипели и расправили крылья, порыв от которых едва не сшиб нескольких путников с ног.       - Больше предупреждать не буду, - строго сказал стражник. – Если не научитесь себя вести, они вас научат.       Мужчина с досадой усмехнулся.       - Мои отец и брат умерли за вашего проклятого герцога, да сожрёт его потроха Ургаш, а он даже не может позаботиться об их вдовствующих жёнах!       - Это ты про себя что ли? – прыснул стражник. – Если про этих двух баб, того хуже. Пока твои отец и брат умирали за Империю, ты отсиживался запазухой у семьи Волка. Так возвращайся туда, откуда пришёл, может там для трусов найдётся новый дом.       Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Мужчина ринулся вперёд со скоростью разъярённого минотавра и примерно с таким же характерным рёвом обхватил ближайшего грифона. Обычно атакующие на опережение хищные существа не ожидали такой свирепости. Зверь упал в грязь, испачкав свои чудесные золотистые перья. Он попытался ухватить нападавшего передними лапами, но не смог дотянутся, поэтому замельтешил задними, едва не вспоров брюхо обидчику. Коготь оцарапал лишь кожу на боку мужика. Мощные крылья били его по спине, но их силы не хватало, чтобы окончательно его сбросить. Наконец, птичья голова дотянулась до незащищённой голой икры мужчины и выклевала кусок плоти. Тем не менее, для осуществления этого манёвра грифону пришлось согнуть шею, подставив её под смертельный захват. Мужик, не переставая реветь то ли от ярости, то ли уже от боли, вцепился обеими руками в голову гордого создания и свернул тому шею как самой обыкновенной курице.       Стражник всё это время бегал вокруг в растерянности, не зная, с какой стороны ему подойти. Грифон бил крыльями и размахивал когтистыми лапами так, что подойди к нему кто-нибудь поближе, рискнул бы получить серьёзную травму. Солдат не успел даже подумать о том, какой силой нужно обладать, чтобы голыми руками убить боевого грифона, как второй пернатый отправился мстить за собрата. Громко вереща, он прыгнул на ещё дёргавшееся в конвульсиях тело, оттолкнул его и, одним взмахом крыльев отбросил мужика на несколько метров. Тот проскользил по мокрой площади и, не успев остановиться, принял на себя пикирующего вновь грифона. Зверь прижал возбудителя спокойствия к земле передними лапами, наверняка проломив тому грудную клетку и собираясь заклевать насмерть, но команда, поданная другим стражником, что всё ещё стоял на стене, заставила его послушно отойти и сесть перед своей добычей.       Стражники засуетились и подбежали к пострадавшему. Мужчина, распластавшийся на земле, уже не выглядел так уж грозно. Он сдавленно выдохнул, и на губах у него возникла ярко-алая кровь, надувшаяся пузырями. Из раненой ноги тоже хлестала пульсирующая струя, как результат меткого удара павшего грифона. Он был обречён. Его собственные рёбра порвали лёгкие, заполняя ту их часть, что отведена под живительный воздух, кровью. Если он не захлебнётся ею, то кровопотеря из артерии точно его прикончит. Здесь могла помочь разве что магия, не доступная рядовой солдатне и крестьянам.       Сестра умирающего схватилась за волосы, лишившаяся дара речи от ужаса. Она тихо заплакала и опустилась на колени. Старуха же стояла с каменным лицом. Можно предположить, что она просто давно потеряла разум, но взгляд у неё слишком внимательный для юродивой. Не первый раз, когда она теряла сына. Возможно, в первый раз она, как и её дочь, рыдала и заходилась истерикой, но теперь уже даже не знала, как реагировать на подобное. Неотвратимая неизбежность происходящего и горечь от осознания того, что она не может ничем помочь умирающему, высосали из неё все эмоции, оставив обречённое принятие как факта того, что она никак не могла предотвратить. Остекленевшими глазами она тупо смотрела на то, как её сын последний раз выгнулся дугой и замер.       Стражник всё ещё не мог прийти в себя после случившегося. Возможно, что-то всё же дрогнуло у него внутри, когда он понял, что будь он хоть немного обходительнее, то этот мужчина не вышел бы из себя и не совершил бы такой глупости, повлекшей за собой его гибель. Возможно, солдату стоило реагировать быстрее, и он смог бы разнять грифона и мужика до роковой ошибки. Возможно, вовремя пресеки он действия второго грифона, тот не поддался бы своей природе и не ответил бы на нападение столь рьяно. Но все эти угрызения совести оказались мимолётны. Им на смену быстро пришли стыд и страх. Стыд – потому что всё это действо и его растерянность, неспособность пресечь ситуацию в зародыше видели его сослуживцы; страх – потому что простой люд тоже лицезрел всё это действо. Смирение давно стало их выбором. Война окончилась, никто не хотел новых смертей, потому жертв старались всегда избежать или свести их к минимуму. Но вид и запах крови, приправленные свершившейся несправедливостью и угнетением свободы передвижения и насмешками над обездоленными становились опасным катализатором для недовольств.       За всей этой сумятицей никто не заметил, как привратники впустили в крепость экипаж с серыми лошадьми в сопровождении двух конных рыцарей и двух арбалетчиков, сидевших позади кареты. Кучер притормозил по приказу возле образовавшегося вокруг мёртвого мужчины столпотворения. Дверь кареты открылась, и из неё выбежала встревоженная женщина в дорогом дорожном плаще с капюшоном. Первое, что привлекло её внимание – мёртвый грифон, а затем – красный шлейф, тянувшийся от него к месту, где собрались зеваки. Она растолкала людей, предчувствуя что-то плохое и огляделась.       Она увидела простолюдинку, в истерике хватавшуюся за сюрко солдата и что-то протяжно стонущую. Стражник довольно-таки грубо отталкивал её от себя и пытался разогнать скопление людей. Для подкрепления своих слов он приказал боевому грифону, чей клюв ещё оставался мокрым от крови, встать на дыбы, что тут же возымело эффект и заставило наблюдавших отступить на несколько шагов. У ног же солдата лежал мужчина средних лет с тёмными волосами. У него были сломаны рёбра с обеих сторон и разодрана нога, а пустые карие глаза закатились. Он умер совсем недавно. Не обращая внимания на происходившее вокруг, женщина в плаще опустилась над телом и занесла над ним руки. Её губы зашевелились в какой-то молитве.       - Что вы стоите?! Да сделайте же что-нибудь!       - Вы посмотрите на него, на стража закона, тьфу!       - А если мы все не уйдём, может и нас тоже заживо заклюют?       - Назад! – рявкнул стражник, и грифон за его спиной издал звонкое «чиииииууууу!» и взмахнул крыльями.       - Что за?       - Кто это?       - Что она делает?       Стражник поднял было руку, чтобы дать команду грифону подойти ближе, но тут же опустил её, когда колдующую женщину окружили два внушающих уважение рыцаря. Один оказался чуть седым, с изображением пурпурного оленя на груди и носил двуручный меч. Второй, полностью закованный в массивные латы, не оставлявшие никаких шансов разглядеть его лицо, держал наготове копьё с сиреневой лентой на древке.       Из рук таинственной незнакомки вышли два золотистых огонька и, распавшись искрами, окутали тело павшего. На глазах его страшные раны начали затягиваться, а кровь – исчезать. Слова, произносимые женщиной стали громче и теперь чётко различались. Заклинание такое можно услышать крайне редко, не только из-за впечатляющих навыков и талантов, которые требовались для его освоения, но и из-за того, что его обычно не озвучивали. Для его осуществления использовались различные артефакты, усиливающие действие, ускоряющие и не требующие дословного произношения, в то время как возложение рук, без магических предметов, нуждалось в повышенной концентрации и забирало куда больше сил.       И вот, когда женщина договорила последнее слово, яркий луч света вырвался из облаков и на краткий миг осветил тело мужчины. Когда он погас, тот резко вскочил и начал жадно глотать воздух, словно компенсируя временную бездыханность. Его зрачки резко сузились, а глаза распахнулись так, что едва не вываливались из орбит. Он поднялся на локтях, всё ещё пытаясь отдышаться, и увидел лицо своей спасительницы. Он едва не отпрянул, сразу узнав эти бурые кудри и прекрасные черты, обозначавшие идеал красоты Империи. Мужик хотел что-то выпалить, но не знал, что именно стоило сказать в данной ситуации. Его лицо представляло собой нечто среднее между безмерной благодарностью и желанием снова на кого-то накричать.       Не дожидаясь, пока спасённый что-нибудь выдавит из себя, Изабель поднялась с колен и направилась назад к своей карете. Рыцари, что шествовали рядом, заставляли толпу расступиться безо всякого дополнительного предупреждения. Рыдающая сестра ещё пуще залилась слезами, но отлипла наконец от стражника и кинулась к вернувшемуся из царства Эльрата. Освободившийся же от неё представитель закона, отошёл чуть в сторону и склонил голову, тоже распознав герцогиню Грейхаунд. Только одна фигура осталась стоять на месте, не думая уступать знатной особе дорогу. Старуха. Она едва могла стоять без поддержки, вся тряслась от какой-то хвори и гордо и гневно вперилась в Изабель. Её не пугало ни копьё наизготове у Немого Рыцаря, ни напрягшаяся на рукояти меча рука Косма. Оба защитника не принимали пока никаких действий, ожидая, что сейчас они подойдут ближе, и пожилая женщина всё-таки отступит. Но этого не случилось. Изабель сама остановилась, не дойдя до старухи нескольких шагов, и посмотрела на склонившегося стражника.       - Вы командуете этим гарнизоном? – строго спросила герцогиня с лёгкой ноткой скрываемой злобы.       - Да, - запнувшись, ответил стражник, не поняв сперва, что обращаются именно к нему. – Капитан городской стражи Руперт Леон, моя леди. К вашим услугам. Я руковожу гарнизоном и осуществляю таможенный контроль.       - И это даёт вам право науськивать боевых грифонов на мирных жителей?       Из толпы послышались одобрительные возгласы. Недовольство в застрявших на границе беженцах нарастало.       - Произошло недоразумение, - поспешил оправдаться стражник.       - Этот мужчина, - он указал в сторону мужика, уже успевшего поднятья не без помощи своей сестры на ноги, - совершил акт агрессии. Наши животные обучены защищаться в случае, если доходит до подобного. Как Ваша милость, должно быть, уже приметили, он убил грифона. Мы не могли ответить ничем иным.       - Это правда, - встрял мужик, поравнявшись со стражником. Он опирался на руку сестры и с каким-то волнением смотрел на стоявшую неподалёку мать, всё ещё преграждавшую путь к карете.       Изабель искренне удивилась:       - Ты смог задушить закованного в латы грифона? Голыми руками?       Тот утвердительно кивнул. Не то, чтобы его внушительные габариты опровергали подобное, но звучало всё равно невероятно.       - Что побудило тебя к этому?       Мужик сверкнул карими глазами в сторону стражника и сжал ещё не окрепшие кулаки снова. Изабель вопросительно посмотрела на капитана, выуживая у того больше информации.       - Его не устроили новые законы провинции, о которых ему подробно рассказали сразу на въезде.       - Этот ургашев червь не пускает нас в собственную страну, - не сдержался мужчина. – Моя семья родом из этих земель. Да, мы беженцы и лишены крова, но дом можно отстроить. Всё, чего мы хотели, это возвращения в родную деревню.       - На каких же основаниях этим людям отказано в проходе? – продолжила Изабель. Она понимала, что сейчас не имела здесь особой власти. Её вотчина находилась уже далеко. Тем не менее, она являлась достаточно влиятельной персоной, перед которой простые солдаты не станут рисковать чинить несправедливость. Бывшая королева сможет без зазрения совести доложить об их действиях герцогу Ворона. А уж хозяин не сможет проигнорировать жалобу дворянки.       - На основании отсутствия у нас денег на взятку! – не успокаивался мужик. – Мы предъявили бумаги с подписью и печатью уполномоченного лица из провинции Волка. Мы имеем такое же право на въезд, как и те толстосумы, что пришли до нас. Разница в том, что нам нечем расплатиться с этим жуликом.       - Как ты смеешь! – заорал стражник, сразу же заткнувшись на полуслове. Замолчать его заставил громкий звон доспехов и последовавший за ним удар древка копья о землю.       - Как ты смеешь, - пробасил Косм в поддержку своего немого сослуживца, - повышать голос при госпоже.       Капитан стражи сглотнул и снова уставился на свои ботинки. Нет ничего более постыдного для любого герцога, чем нечистые на руку пограничники. Таких было много некогда и в родной провинции Изабель, и в центральных землях. Искоренить эту скверну непросто, но в голодающей стране – жизненно необходимо. Излишне завышенные налоги вкупе с беспределом, творящимся в таких вот далёких от глаз правящих семей застав совсем не помогали наполнить опустевшую казну, а напротив – вынуждали людей прятать последние крохи, лишь бы выжить самим. Ни к чему обвинять Ворона в нарушенной дисциплине, Изабель теперь, как никто другой, понимала, что некоторые пороки в людях уничтожить невозможно. Но это вовсе не означало, что она смирится и пройдёт мимо.       - Нижайше прошу прощения, - залепетал стражник. Он выглядел таким жалким и тянул, разве что, на неуверенного в себе пажа, но никак не блюстителя правопорядка. Отвращение к нему у Изабель росло. Даже если бы она не подозревала его в вымогательстве у беженцев, как командир, он допустил роковую ошибку, повлекшую за собой гибель человека. Пусть тот и сам убил грифона, его стоило задержать, а не натравливать на него второго. Эти звери издревле славились своей свирепостью, только совершенно отчаявшийся человек, которому более нечего терять, набросился бы на них с голыми руками, да ещё на глазах у стражи.       Изабель молча приняла документы от мужика. Бумага оказалась сильно потрёпана и испачкана после пережитой драки, но на ней чётко виднелись подпись и печатка дома Волка. Крайне великодушно со стороны герцога принять эту семью под свою защиту на время войны, когда каждый лишний рот становится обузой. Наверняка жить там было так же в тягость, раз по окончании зимы люди возвращаются на родину. Глупо игнорировать подобную верность, ведь путь занимает много сил и времени, да и в конце никто не ждёт беженцев с распростёртыми объятиями.       - Сэр Шайнвейл, перо, будьте любезны.       Немой великан зашелестел бронёй и направился к карете. Он принял у кучера небольшую резную коробочку и вернулся к госпоже. Внутри коробочка была обита мягким сиреневым бархатом, а в специально вырезанных пазах её хранились хрустальная чернильница и перо алого лебедя, украшенное золотыми узорами и лентой. Здесь же лежал початый кусок сургуча белого цвета и печать. Передав Изабель всё необходимое, рыцарь встал на колени и подставил свою пластинчатую спину в качестве импровизированного стола. Пока герцогиня выводила своё имя на бумаге синеватыми чернилами, Косм подогрел сургуч на ближайшем костре. Когда Изабель закончила с каллиграфией, он полил расплавленную массу на бумагу и отпечатал на ней изображение трёх бегущих собак. По высыхании печати леди Грейхаунд передала бумагу стражнику и произнесла:       - Сим подтверждаю, что этот человек является подданным Империи и имеет право свободного передвижения по провинциям.       - Конечно, миледи.       Командир потянулся за документом, но Изабель отдёрнула руку.       - Я надеюсь, что на обратном пути не увижу больше подобных инцидентов. В противном случае я предъявлю эту бумагу Берталану и, - она улыбнулась, - Дитриху Волку. Первому я всенепременно сообщу, что северная застава требует его инспекции, а второму – что местные стражники не считают заверенные им документы легитимными.       Если бы шлем не прятал лицо стражника, Изабель наверняка бы приметила ужас, охвативший провинившегося солдата.       - Этот человек может пересечь границу? – она обернулась на мужика. – Или, моя рекомендация также не является достаточной?       Капитан не стал спорить. Он молча отошёл в сторону, пропуская брата с сестрой. Те подошли к всё ещё застывшей на месте матери и попытались отвести её в сторону, но та недовольно выхватила свой острый локоть и дождалась, пока Изабель подойдёт к ней почти вплотную. Герцогиня почувствовала, как сжались меч и копьё в руках её телохранителей. Она пока не понимала, что такого ужасного могла совершить эта дряхлая простолюдинка, но всё же доверилась инстинктам рыцарей и остановилась, не спеша сократить расстояние до кареты. Общение с тёмными эльфами, любящими интриги и козни, изменило её сознание и навсегда вбило ей в голову, что лучшие убийства свершаются руками невинных. Никто не заподозрит эту женщину, не станет искать в её мешковатых одеждах крохотный кинжал. И более того, такой старой женщине уже нечего терять, она без страха может пожертвовать своей жизнью, чтобы отнять чужую. И слова, которые последовали далее, лишь подтвердили это.       Несколько мгновений они стояли в молчании, но старуха всё же его нарушила. Её полуслепые глаза смотрели сквозь собеседницу, но без сомнения, слова она адресовала именно аристократке. Она тряслась и плевалась слюной, её будто лихорадило. Ранее она казалась тенью, опустошённой страданиями душой, но теперь в ней вспыхнула последняя, затаившаяся в глуби искра ненависти. Её дети пытались что-то сказать и остановить бурю эмоций, но она не думала останавливаться. Казалось, что когда она закончит, выпустит всё это из себя, то умрёт, освободившись от такой тяжкой ноши…       - Ты, верно, ждёшь благодарности, госпожа моя, - прокашляла старуха, собирая все силы, - ждёшь, что я упаду на свои скрипучие колени и буду целовать твои туфли, восхваляя великое чудо, что ты совершила. Но этого не будет. Не будет, потому что меня не обмануть какими-то трюками, что сработают на публику. Ты, должно быть, очень горда, что смогла найти время для таких мелких сошек, как мы, и явить народу божественную магию, которую мы не в состоянии изучить. Но ответь мне, где была эта магия, когда рогатые твари пришли в наш дом и утащили моего мужа? Где был ваш ненаглядный Эльрат, когда моего сына разрубили на части орки? И где же была ты, когда твой советник осквернял могилы и насылал наших павших на бунтовщиков? А я отвечу! Ты сидела в башне дворца и лила слёзы в подушку. Пока твой воскресший муженёк обескровливал дочерей и матерей этих земель, ты ничего не делала. Тебя не было и когда суккуб занял твой трон и сжигал ни в чём неповинных детей на площадях. И теперь ты, переполненная всё той же слепой уверенности, ждёшь моего признания?!       Она плюнула на землю.       - Вот тебе моя благодарность!       Всё вокруг перестало существовать. Изабель ощутила себя вновь глупой юной девой, только что выпущенной из аббатства. Она думала, что выдержит любой удар, но с каждым словом, что доносилось из уст старухи, она осознавала всё больше собственную никчёмность. Бессмысленно обижаться, спорить или отвечать на поставленные вопросы. Потому что нет никакой причины обижаться на правду. Она была никудышной королевой. Что заставило её поверить, что она стала хорошей герцогиней? Да, она часто оправдывала свои поступки тем, что в данной ситуации нельзя поступить иначе. Но это не совсем правдиво. Старуха напомнила ей о тех моментах её жизни, которых она стыдилась больше всего.       Николас и его воскрешение. Вот первая её ошибка, за которую пришлось расплачиваться другим. Её утешением тогда было, что она пыталась вернуть стране лидера, ведь сама она явно не обладала нужными качествами. Но это тоже не вся правда. Если бы она заглянула глубоко в себя, то сказала бы, что её подгонял страх ответственности. Да, она ненавидела, когда её излишне опекали, ненавидела отведённую ей роль хранительницы дома. Ей всегда хотелось приключений, битв и путешествий, а не отсиживаться в Летнем Дворце в ожидании своего жениха. Но когда его не стало, власть рухнула на неё всем своим внушительным весом и начала давить. Поначалу всё казалось таким простым, но когда начался первый бунт во главе Рэндалла и Колдуэлла, всё пошло наперекосяк. Не нашлось рядом никого, кто мог бы что-то посоветовать или подсказать, знать настроилась против её воцарения, да ещё нападения демонов никак не прекращались. Ей нужен был король, кто-то, за кем она могла спрятаться, кто-то, кто мог бы принять на себя этот удар. Но это было так неприятно осознавать…       Он предстал перед ней совсем не таким, каким она его помнила. Конечно же, не стоило ожидать ничего хорошего от сделки с Маркелом, но на какой-то краткий миг всё действительно наладилось. Некромант, стоило отдать ему должное, умел убеждать. И на короткое мгновение он занял место того самого советника, которого Изабель не хватало. Но вампиризм раскрыл в Николасе совершенно незнакомую до этого грань. Поначалу королева думала, что это Маркел заставлял свою новую марионетку мучить её. Он приходил по вечерам и осушал её, заставляя на какое-то время подумать, что она вот-вот умрёт. Но он всегда забирал ровно столько крови, чтобы сохранить её в живых. Он проклинал её, обвинял в том, что она сделала с ним и с его страной. И он не забывал сообщить ей, что знай он наперёд, ни за что не согласился бы на свадьбу. Не осталось больше и следа той любви, которая виделась ей прежде. Но она терпела, потому что верила, что это козни Маркела в попытке сломать её и заставить передать власть в его руки.       Однажды ночью, когда она тихо плакала в своей золотой клетке, которой ей служили месяцы её покои в Когте, Маркел явился, чтобы поговорить. Он хотел, чтобы она обратилась к людям и убедила их в том, что ей просто не здоровится, а он, Маркел, будет её наместником. Она отказала ему и потребовала, чтобы он прекратил издеваться над Николасом и использовать его против неё. Некромант лишь усмехнулся на это и объяснил, что не может приказать вампиру ничего подобного, а лишь одёрнуть его, если тот перегнёт палку. В остальном король поступал так, как ему хотелось. Проклятье не имело обратной силы, и неживой монарх знал об этом. Ему ничего не оставалось, кроме как вымещать гнев на всех, кто мог быть причастен к его страданиям. Это означало, что то, что он делал со своей несостоявшейся невестой, происходило по его осознанному желанию.       И что же она сделала с этим откровением? Ничего. Она продолжила жалеть себя, пока все проблемы снова не решили за неё другие. Не потому ли она так легко приняла правду, которую раскрыл ей тогда Раилаг? Ведь в том, что случилось с Николасом, есть и её вина. Тем более, что Раилаг, в отличие от неё, признавал это и не боялся сказать ей в лицо. Он вообще оказался храбрее всех, кого она знала.       Рыцари и стража хотели задержать обезумевшую старуху, но Изабель остановила их. Дети поспешно увели свою мать прочь, не желая испытывать судьбу, и без того им сегодня уже дважды помогли. Хотя удовлетворение от, казалось бы, хорошего поступка растаяло без следа. Удручённая мрачными мыслями, герцогиня села назад в карету, стараясь не смотреть на Косма. Она боялась увидеть в его глазах согласие со сказанным. И пусть рыцарь не проронил ни слова и молча спрятал меч, так и не услышав от неё приказа схватить простолюдинку, смотреть на него ей совершенно не хотелось. Возможно, даже слишком поспешно она закрыла за собой дверь кареты и крикнула кучеру, чтобы тот трогался. Изабель вжалась в сиденье и зажмурилась, пытаясь сдержать подступившие слёзы. Это так глупо, так по-детски, и возвращало её снова на несколько шагов назад. Всё, чего она добилась, меркло. Всплывшие вновь воспоминания о Раилаге, которые прежде всегда утешали, возымели противоположный эффект, напомнив, что он далеко и не может сейчас её утешить. Ей стало ещё больше жаль себя, и губы предательски задрожали. Она довольствовалась тем, что никто не видит её слабости, но совсем раскисать не могла себе позволить. Пусть до Пика Ворона ещё далеко, Изабель не хотелось, чтобы её охранники увидели её раскрасневшееся лицо и мокрые ресницы.       Она сделала вдох и попыталась улыбнуться. «Было бы из-за чего», - подумалось ей. И правда, она уже пролила довольно слёз за свою жизнь, сколько можно себя терзать. Герцогиня вытащила из небольшой сумочки аккуратно сложенный ситцевый платочек и промокнула им лицо. Она старалась подавить мысли о том, что поездка уже показала себя неудачной затеей. Возможно, герцог не врёт, и народ и правда готовит против неё заговор. Знати будет несложно собрать добровольцев в ополчение, сэкономив на постоянной армии и сохранив репутацию. Когда свержение задумывают правящие династии, это одно, но когда народ поднимается против правителя, шансов избежать опасности становится меньше. С другой стороны, она ведь отреклась от трона. Изабель надеялась, что это обстоятельство позволит сгладить волнения в стране. Неужели этого недостаточно, чтобы её просто оставили в покое?       Нужно взять себя в руки и не делать поспешных выводов. Она уже имела дело с восстаниями и предателями. Внутри своего герцогства она чувствовала себя в относительной безопасности. Ничего удивительного, что на чужой земле её встречают менее радушно. Формально, она была здесь никем, не могла никого наказать или отдать приказ, так что местное население высказывалось несколько свободнее. Будучи королевой, она возразила бы, вступилась бы за себя, но теперь она являлась просто вассалом Империи, и сама отвечала перед Фридой. Никто не поверит в её невиновность и желание начать всё заново, да и чем она лучше этого стражника, если натравит на старую немощную женщину своих рыцарей просто за несколько грубых слов. Грубых, но, к тому же, правдивых.       Кучер весело присвистнул, погоняя лошадей, и карета сдвинулась. Местность за окном стала совсем незнакомой. В эту часть страны Изабель ещё не отправлялась. Как ни странно, но, несмотря на родство Воронов с Грифонами, две семьи давно отдалились друг от друга. Ныне Изабель относилась куда ближе к ним, чем кто-либо, ведь матерью родоначальника Ворона была уроженка Грейхаунд. Ни для кого не секрет, что все правящие династии перемешались между собой со времён основания Империи. Это хитрый политический приём, чтобы они и не думали о суверенитете. Традиция сохранялась до сих пор. Если две провинции ссорились, король часто организовывал между ними браки, дабы вынудить их прекратить вражду. Правда, говорят, Сандор рождён в любви, чего не скажешь об остальных детях Вячеслава.       После Врат герцогство показывало новые краски. Дорога на Пик Ворона проходила по мощённому тракту, так что проехать тут не составляло никакого труда. Столица располагалась ближе к центральной провинции, очевидно, из соображений безопасности. Но и климат ближе к горам становился всё менее приятным. Сказывалась близость Гримхейма.       Лишь к вечеру они достигли Пика. Об этом свидетельствовала ровная каменная дорога, состоявшая из отшлифованных за годы валунов. Стыки между плитами изрядно сотрясали карету, разбудив задремавшую было Изабель. Она выглянула в окно, чтобы лицезреть столицу во всей красе, но несколько разочаровалась. Когда-то Пик подвергся разрушению, на восстановление ушло много времени, но правящая семья наотрез отказалась перебраться в соседний Рэвенхолм, желая тем самым показать свою стойкость перед трудностями. Можно сказать, что крепость отстроена с самого начала, но по великолепию явно уступала большинству крупных городов Империи. Это объяснялось минимализмом, которым руководствовались Вороны. В отличие от остальных более старых семей, они склоняли чашу весов в сторону практичности, а не эстетики, отчего возводимые ими строения казались угловатыми и простыми, без убранства. Потому уже на въезде можно сказать, что Пик Ворона и рядом не стоит с Когтем или Уайтклиффом. Зато укрепления здесь стояли завидные. Стены шли в три ряда, и каждая из них по толщине превышала известные стандарты. Вместо статуй ангелов висели всё те же стяги с чёрными птицами. Церковь имелась всего одна, но её легко спутать с другими непримечательными зданиями, да и большого столпотворения возле неё не наблюдалось, хотя сегодня и была эльда, отведённая в качестве выходного под службу.       В целом, город можно описать одним эпитетом: серый. Из-за гербовых цветов, таких же тёмных и неприметных, казалось, что живущие здесь люди держат траур, что, тем не менее, быстро опровергалось их внешним видом. Народ одевался диковинно и броско, в яркие, не особо популярные в Империи цвета. Если в большинстве провинций не носили ярко-фиолетовый, считая его цветом Малассы и предпочитая более светлую его вариацию, то здесь буквально у каждого третьего можно углядеть то шарф, то туфли с множеством его оттенков. Встречались здесь и дамы без головных уборов, что считалось совершенно вульгарным у старого поколения.       Говоря о вульгарности, стоило упомянуть и бордель, который пестрил среди серой массы алыми лентами и рядом девушек, чьи наряды устыдили бы разве что тех, кто никогда не видел тёмных эльфиек. Изабель видела и могла сказать, что платья проституток смотрелись очень даже приличными в сравнении с тем, что носили жительницы Игг-Шайла, да и Ироллана тоже. На площади что-то разглагольствовал глашатай, раздавая прохожим листовки, а напротив борделя размещалась покосившаяся деревянная таверна. Тут же, неподалёку, устроили представление бродячие артисты. Среди них мелькали и жонглёры, и фокусники, и клоуны, но глаза цеплялись за хрупкую девочку лет восьми, выполнявшую акробатические трюки верхом на небольшом пони.       Представление собирало людей куда эффективнее эльдской молитвы. Женщины, мужчины, дети и старики все одинаково веселились и плясали под аккомпанемент какой-то до боли знакомой мелодии, которую разыгрывали музыканты. Задорный лохматый паренёк, приплясывая, играл на лютне, создавая основную мелодию. В такт ему ударяли в бубны девушки, а толстенький старичок, раздувая щёки, дополнял всё это гласом трубы. Девушки так же пели и пританцовывали, а прямо перед ними двое крепких юношей ходили на руках, размахивая ногами в разные стороны. Зрелище забавное, разгоняло тоску. Возможно, именно это сейчас так нужно народу, а не заунывные песнопения монахов, которые лишь напоминали о сотнях павших на войне.       За рыночной площадью виднелся купеческий район, где жили или временно останавливались на ночлег торговцы, а следом шёл ряд самых больших домов богачей, которые населяли по большей части учёные и ремесленники. Всюду виднелись вывески с объявлениями, что хоть как-то красило блёклый город. Мастера самых разных дел отыскивались в шаговой доступности. Начиная от сапожника и заканчивая ювелиром. Затем начиналось внутреннее кольцо крепости, за которым находился дворец. Изабель ожидала увидеть что-то угловатое и неприглядное, как и большинство построек в городе, но ошиблась.       Дом Воронов имел форму пчелиных сот с башнями на шести гранях. Камень, из которого выполнен дворец, окрашенный угольно-чёрным, с посеребрёнными пиками на крыше и зубцами на стенах, казался совсем мрачным из-за уже опустившихся сумерек. Сада с фасада не разглядеть, но во внутреннем дворе росли молодые деревья, большую часть которых составляли липы, дубы и берёзы. Ещё имелись заросли чертополоха, шиповника, смородины и малины. Что же здорово выделялось на фоне всего прочего, так это вόроны. В отличие от их меньших серых собратьев, коих селилось много в городах, дикие лесные вόроны редко встречались в людных местах, предпочитая глушь в качестве места обитания. К тому же, эти создания селились парами и редко сбивались в стаи, в то время как местных птиц насчитывалось около десятка. Это объясняло неприглядные белые пятна на крепостной стене и деревьях. Однако, по какой-то причине, на самом дворце не было и следа помёта.       Возле парадных дверей их встретил слуга. Он поклонился, и подозвал нескольких помощников, чтобы те распрягли и напоили лошадей и отнесли вещи Изабель в её комнату. Очевидно, отдавший распоряжения, являлся кем-то вроде привратника или дворецкого. Это был пожилой, но аккуратно выстриженный человек в изящном парадном костюме и идеально белых перчатках, которые почти светились в полумраке. Он подал Изабель руку и помог ей выбраться из кареты, а затем пригласил её пройти в холл. Рыцари не спешили покинуть её, войдя за ней следом.       Внутри царила уютная атмосфера, создаваемая светом боковых свечей. Основной канделябр находился в темноте, потому освещение смотрелось тусклым и рыжеватым, отчего быстро клонило в сон. Но так было до тех пор, пока глаза не привыкали и не могли разглядеть нутро помещения. Главный зал, в котором и встречали первым делом гостей, выглядел довольно гротескно и походил на галерею трофеев. На простых, ничем не украшенных стенах висели головы самых разных животных, а на полу стояли огромные чучела виверн, теневых пантер и чудищ. Под потолком жуткой тенью нависало чучело громовой птицы. Преобладали же в основном черепа демонов самых разных мастей: от хрупких мелких бесов до дьяволов. Здесь застыли неподвижно и более мирные представители фауны Асхана, такие как единороги, но их присутствие лишь добавляло отрицательных ассоциаций.       Изабель не могла назвать себя любительницей охоты. Выслеживание и убийство напуганного до смерти существа не входило в её понятие развлечения. Она слышала, что охота оставалась любимым хобби многих знатных домов, в том числе это ремесло постигали в её семье. Герцогство Грейхаунд получило своё название как раз за особую породу гончих, что могли часами преследовать добычу, доводя её до изнеможения. Но со смертью Анатоля это развлечение исчезло. Собак до сих пор разводили, но скорее в дань традициям. Что же до Воронов, то даже удивительно, что потомки наёмников, способных победить чудище или виверну, спасовали перед орочьим восстанием.       Через пару минут, в течение которых Косм высказывал своё недовольство проявленным к его госпоже неуважением, к гостям вышел лысый мужчина с инкрустированным рубинами обручем на голове. Назвать его старым даже язык не поворачивался. Казалось, что он вот-вот обратиться в пепел при следующем неверном шаге. Бывшая королева слышала, что Берталан жил много десятилетий, и потому безо всяких сомнений признала в этом человеке хозяина дома. Старый Ворон ходил сгорбившись и опирался на изысканную трость из тёмного дерева. Его глаза казались почти белыми, что придавало его самому обычному взгляду резкость и недовольство. С его впавшими щеками, тонкой полосочкой обветренных губ и нависающими надбровными дугами он напоминал птицу со своего знамени. Картину дополняла мантия, украшенная чёрными, отливающими металлом перьями.       Герцогиня жестом приказала Косму помолчать и терпеливо дождалась, пока герцог пройдёт весь тот небольшой, но очень продолжительный для него путь через залу к ней. Слуги, сновавшие с вещами, обходили старика за несколько метров, опасаясь нарушить его тяжкое шествие. Но, стоило признать, он орудовал тростью очень бодро, создавалось даже впечатление, что он лишь притворялся слабым. В подтверждение этому Изабель приметила характерный стук, который сопровождал каждый удар трости о каменный пол. Внутри, должно быть, скрывалась шпага, слишком изящная для настоящего боя, но достаточно лёгкая, чтобы пожилой мужчина мог выхватить её из сокрытых ножен и защитить себя. Беря в расчёт историю великих воинов герцогства, Берталан мог быть когда-то отличным фехтовальщиком, да и чучела, что наполняли зал, далеко не все были старше его. Он остановился перед Изабель, и та сняла капюшон в знак приветствия.       - Лорд Берталан, - сказала она, сделав лёгкий книксен.       - Леди Изабель, - вторил он хриплым даже для его почтенных лет голосом и коснулся её руки. Его губы при этом немного неприятно царапнули по коже, поскольку оказались сильно потрескавшимися. Он сделал этот жест с большой неохотой, поскольку формальность заставила его согнуться.       - Должен признать, вы не похожи на отца, - заявил он безапелляционно. – Слишком хороши собой.       Сложно понять, оскорбил ли он её отца или сделал ей комплимент, но прозвучало весьма двусмысленно.       - Вас я тоже себе представляла иначе, - призналась Изабель.       - Надеюсь, в худшую сторону.       Он издал какое-то кряхтение, которое, очевидно, являлось его аналогом смеха. Этот старик оказался очень непрост. В нём не найти того, что называют благородной старостью. Скорее он воплощал отрицательный пример того, что бывает с дожившими до его возраста. Он пережил многих своих соседей и сменил три жены, а уж по количеству наследников мог переплюнуть любого блудливого барона. В письме он подбирал слова с соблюдением всех правил этикета, но в устной форме он, похоже, был скуп на слова. Он молча двинулся вперёд, махнув рукой, чтобы гостья следовала за ним. Это выглядело пренебрежительно с его стороны, но и в этот раз герцогиня решила стерпеть, замученная любопытством. Ведь цель её визита состояла в их разговоре, а вовсе не в любезностях.       - Анатоль очень гордился своей женой, вашей матушкой, - говорил он, пока они шли. – Такую красавицу нельзя было сыскать во всех семи провинциях. И думаю, он был бы рад тому, что его дочь ей ничуть не уступает.       - Благодарю, лорд Берталан.       - Надеюсь, дорога не оказалась для вас утомительной.       - Ничуть, - соврала она, сгорая от желания наконец нормально умыться и поспать.       - В таком случае, если прибудут оставшиеся гости, мы устроим ужин уже завтра. Там и поговорим.       Непонятно, чего именно так опасался герцог. Не могли же их подслушать в его собственном доме, в самом деле. Возможно, он не желал обсуждать дела в присутствии рыцарей, но старик быстро засеменил прочь, не давая Изабель возразить.       - Это ваша комната, - бросил он напоследок. – Спокойной ночи, миледи.       - Спокойной ночи, лорд Ворон.       По сложившемуся складками лицу Косма Изабель поняла, что на того хозяин дома произвёл неприятное впечатление. Хотя он и не знал подробностей её разговора с Бертоком, Бладстэг не радовался поездке, а потому настоял, что будет лично охранять покои своей госпожи и сопроводит её на балу. В этом имелся резон: благородная дама, пусть и вдова, без сопровождения совершенно беззащитна. Пусть Изабель и могла орудовать мечом не хуже своих защитников, речь шла не только о физических нападениях. Возможно, присутствие постороннего, пусть никак и не связанного с ней мужчины, заставит окружающих тщательнее подбирать слова.       В выделенных для гостьи покоях оказалось просторно. На окнах имелись плотные бордовые портьеры, позволявшие скрыть себя от посторонних глаз или излишне яркого солнца. На стенах пестрели фрески с изображением древних сражений драконов, ангелов и безликих. В углу стоял горшок с каким-то колючим пустынным цветком, а на полу постелена шкура белого медведя. Кровать большая – на ней свободно смогли бы разместиться три человека. Целая куча мягких перьевых подушек и толстое тяжёлое одеяло так и манили, но для начала хотелось бы смыть с себя дорожную пыль.       Служанка прибыла почти сразу же и, как по команде, принесла воды. Она не боялась смотреть знатной особе в глаза и кланялась, не прикрывая век. Её руки не стёрлись, как у Сибил. Это могло говорить о том, что её жизнь прошла чуть лучше, или она просто не занималась стиркой. Так или иначе, она оказалась доселе самой приветливой особой в герцогстве. Разве что, жутко болтливой. Она трещала без умолку, рассказывая о грядущем приёме и дворце в целом. С одной стороны, она могла стать отличным источником информации, но с другой, она могла также что-то разболтать, поэтому Изабель стойко терпела не прекращавшийся поток предложений и согласно кивала. И всё же, познав в сравнении, она решила, что робость для служанки лучше, чем подобная чрезмерная активность. Она перебила девушку лишь однажды.       - Кто из гостей задерживается?       - Её Величество королева Фрида, миледи. Говорят, она прибудет лишь завтра. И лорд Дитрих, разумеется. Если он вообще собирается приехать.       - Разве не для него организован этот приём?       Служанка надула губы, как обиженная девочка.       - Казалось бы. Но эти Волки такие мнительные… Простите, если я сболтнула лишнего, миледи.       Сболтнула. И будь это не вотчина Ворона, а королевский дворец, девушке можно было бы забыть о дальнейшей жизни в роскоши. Но либо местный уклад не предполагал наказания за длинный язык, либо Изабель одной так не повезло с прислугой. Не исключено, что сам Берталан таким образом проверял её или пытался что-то выведать. Но бывшая королева не слыла сплетницей и уж тем более, ей хватало ума, чтобы не попасться на эти старые трюки.       Она вздохнула с облегчением, когда дверь за неугомонной болтушкой наконец захлопнулась. У неё голова разрывалась от этой трещотки, и она взяла себе на заметку, что если придётся задержаться, следует сменить ответственного за её нужды. Герцогиня без сил повалилась на мягкую кровать. Её не смутил даже затхлый запах, исходивший от одеяла. Но сон никак не шёл, и она знала, почему. Заставив себя встать, она подошла к небольшому столику, на котором оставила сумочку. Внутри мешочка лежали не самоцветы и не монеты, а особая речная галька, которая ценилась куда больше. Она прижалась к камню губами и шепнула знакомое имя, просидела в некотором ожидании, но ответа не последовало.       Обычно это означало, что Раилаг был занят. Например, отбивался от бандитов или убегал от преследования. Он никогда не уточнял, что именно задержало его и сохранял невозмутимость даже когда смерть буквально наступала ему на пятки. Как-то он исчез на целую неделю. Изабель уже собиралась отправляться на поиски, но потом его иллюзия снова возникла у неё в комнате, как ни в чём не бывало. Несмотря на его попытки успокоить любимую женщину, она знала, что что-то не так. В прозрачном силуэте едва можно различить черты, но после долгих расспросов он всё же признался, что наткнулся на действующие врата призыва. Это плохой знак. Не всякий демон оказывается настолько могущественным, что остаётся в Асхане после затмения. Большинство выкидывает назад в Шио после нескольких недель или месяцев. Но иные могут оставаться в подлунном мире очень долго, чаще всего, посредством сделки с каким-нибудь адептом Ургаша. И если такой демон выйдет на след разыскиваемого Кха-Белехом предателя, то не будет колебаться в своих действиях. Раилаг утверждал, что сбил демона со следа, но каждое его такое исчезновение заставляло нервничать. Изабель обещала себе не делать поспешных выводов. Успокоением служило тепло, исходившее от камня призыва, которое непременно улетучилось бы, погибни его создатель. Пока же магия сочилась сквозь этот неприметный кусочек породы, леди Грейхаунд могла быть спокойна за судьбу чернокнижника.       Она вернулась в кровать и быстро юркнула под одеяло, всё ещё сжимая артефакт в руке. Она решила, что так сможет спать спокойнее, да и вдруг тёмный эльф освободится от неприятностей и решит всё же отозваться. Пока же она пробовала сосредоточить мысли на грядущем званом ужине и бале. Её тревожило множество аспектов. Во-первых, она банально не знала, что ей надеть. С собой она взяла несколько платьев, ни одно из которых ни разу не надевала. Пока она жила в аббатстве, что, в общем-то, составляло большую часть её жизни, она носила простые церковные одежды, лишь изредка наряжаясь по особым случаям. После же сорванной Аграилом свадьбы она на многие годы заковала себя в латы, сменяя их лишь на удобные, но совсем неподходящие для торжественных церемоний наряды. Она чувствовала себя неловко в этих высоких воротах, юбках с вкладышами и смехотворных шапках, в которых плохо слышно. Раилаг подарил ей целый гардероб платьев, купленных в разных частях света и тьмы, в котором нашлись и откровенные, но изящные эльфийские одежды, и яркие и звенящие от бус и медалек халаты из Серебряных Городов, и даже расписанные вручную торжественные кимоно из Империи Лотоса. Но, к сожалению, предрассудки и консерватизм человеческой Империи не позволяли свободно носить, что вздумается. К диковинкам относились очень предвзято и подозрительно, зачастую переделывая крой под стать традициям. Тем не менее, если где и могли бы оценить красоту иноземной культуры, то в этом герцогстве или на пиру у семьи Быка. Проблема состояла как раз в том, что на этом ужине будут присутствовать не только эти семьи, но и более требовательные к правилам. Тот же Дитрих, воспитанный в богобоязненном обществе провинции Волка вряд ли оценит что-то броское. И это уж точно никак не поспособствует его примирению с Воронами.       С каких пор её стали интересовать отношения дворян? Она уже не была королевой, и ей можно не разбираться в склоках знати. Но так откровенно подставлять Фриду не хотелось. Несколько минут веселья от лицезрения недовольного герцога никак не перекроют дальнейшее развитие скандала между двумя семьями. Стоило поспособствовать Берталану в дипломатических отношениях с Волком. Так старый герцог окажется у неё в долгу, быть может, станет с ней более откровенен.       Помимо этого её волновала встреча с Фридой. Она искренне хотела помочь новоиспечённой императрице, но боялась вызвать дурные слухи. Дружба с женщиной, в честь которой назвали войну, плохо сказывалась на репутации. Изабель надеялась, что сможет украдкой переговорить со старой соратницей и узнать больше о якобы готовящемся перевороте. Круговорот этих рассуждений вкупе с накопившейся в долгом пути усталостью быстро погрузили леди Изабель в сон. Она закрыла глаза, прижав к груди магический камень.