Планы чернокнижника

— Ты как? — в привычном безразличном тоне спрашивает Тсукишима, сидя рядом с кроватью брата на кресле и отрешенно смотря куда-то в сторону. При любых других обстоятельствах он бы даже и не стал приходить к Кагеяме, предпочитая остаться в гордом одиночестве, но сейчас он понимал, что это одиночество просто убьет его, потому что проблем и мыслей слишком много, а он — один. Тсукишима вообще всегда считал себя человеком твердой воли и холодного ума. Человеком, которого достаточно тяжело сломать. Человеком, который даже на похоронах отца мог бы стоять с гордо поднятой головой и без тени слез и скорби на лице. Его детство не было особо радужным, были моменты, когда он ненавидел себя, ненавидел все вокруг, но никогда не терял контроль над собой и над своим разумом, но сейчас он понял, что заблуждался. Он был сильным только потому, что рядом был Ямагучи. Этот парень всегда подпитывал его гордость своими восхищенными взглядами, и только чтобы быть в его глазах кем-то вроде предмета для обожания, поклонения, Кей был тем, кем он был всегда, а сейчас его не стало, и руки парня опустились, взгляд померк, а мысли спутались в какой-то огромный клубок. Тсукишима потерял своего верного слугу… Нет, не слугу. Он потерял своего близкого друга. Проблема в том, что принц понял, кем на самом деле был для него Тадаши только после того, как тот покинул этот мир. И от этого ком вставал в горле, а по спине бежал холодок и мурашки. Но у Тсукишимы еще не все потеряно. У него ведь есть брат — Кагеяма. Ему чудом удалось избежать смерти, и Тсукишима пообещал себе, что никогда не позволит ему умереть. Отдаст свою жизнь, но брат его не уйдет так рано. Тобио и так прошел через многое, он заслуживает счастья. А Кей — нет. Потому что Кей — убийца. Он убил Ямагучи дважды: когда тот влюбился в него, парень уже умертвил душу своего слуги, не давая даже шанса на взаимность, и сейчас он добил его, ведь совсем не следит за здоровьем парня. Он не хотел опять видеть, как гроб с близким тебе человеком опускают в яму, начинают медленно закапывать, а ты каждой клеточкой своего тела ощущаешь, как становишься все дальше и дальше от него. Паршивое чувство, повторение которого Тсукишима просто не хотел. И он пообещал себе, что не допустит этого. Кагеяма, переведя взгляд от окна на своего брата, открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь злое и возмущенное, но сразу же закрыл его и удивленно вылупился на Кея. Он сам на себя был не похож: уж слишком бледный, уж слишком вымученный, в глазах читается скорбь, ненависть ко всему, боязнь всего, что происходит сейчас вокруг него. Это был не его брат. Это — безжизненная вымученная кукла. Это — человек с вытащенной из него душой. Это — человек со сломанным стержнем. Но не Тсукишима. У Тсукишимы ноты насмешливости в голосе, огонек азарта в глазах и самодовольная усмешка на устах. У Тсукишимы слишком много знаний в голове, чтобы удивляться чему-то. А тот, кто сидит пред ним, — всего лишь копия. — Я уже почти здоров, — спокойно начал говорить Кагеяма, ощущая, будто бы кто-то сжимает сердце в крепкой сильной ладони, принося ужасный дискомфорт, ведь вид Кея делал ему чисто физически больно. Он готов был пасть на колени перед блондином и начать слезно умолять его вновь усмехнуться, сказать что-то нелестное, сделать хоть что-то, что делал прежний Тсукишима. Он готов был отдать душу Дьяволу, лишь бы все было не так, как сейчас. Ему почему-то казалось, что дальше будет хуже. Возможно, это просто его пессимизм, а возможно, прекрасная интуиция. — Слабость еще чувствуется. А так чудесно. А ты? — Жив, — коротко бросил парень. Ему и правда больше нечего было сказать, ибо ничего хорошего не случалось, а говорить о плохом как минимум глупо: все всё и так знают. Тем более Кей не хотел плакаться о том, что вместе с Ямагучи умер и он сам; о том, что он винит себя в смерти слуги. Как-никак он знал, что его проблемы — это его проблемы, его действия и их последствия — это его действия и их последствия, нечего говорить об этом кому-то, даже родному брату, которого он поклялся защищать. Так наоборот даже лучше: чем меньше он знает, тем меньше будет волноваться за Кея. — Ладно, мне нужно еще распорядиться с похоронами Тадаши. Ойкава пообещал, что похоронит его, как принца, а не как того, кто прислуживал принцу. — Он заслуживает подобного, брат, — с легкой улыбкой на бледных губах ответил Кагеяма. Ему доложили о том, что случилось на собрании, и он понимал, что с братом. Тобио не спешил начинать разговор об этом, давая брату время отойти от скорби и успокоиться, хотя ему чертовски сильно хотелось сказать тихое «ты не виноват», но он боялся, да и свежие раны трогать не желал. — Как там Хината? — спросил Тсукишима, лениво поднимаясь, и мысленно ударил себя по лбу за такой вопрос. Тобио болезненно поморщился, а на лице его показались два чувства, которые он сейчас испытывает: боль от предательства и недовольство. Кей, прекрасно понимая, что сейчас испытывает его брат, поспешил реабилитироваться. — Ладно, можешь не отвечать. — Ойкава сказал, что в королевстве точно нет ни его, ни Ячи, — отстранено начал свой рассказ Тобио, смотря в сторону, не желая встречаться с глазами брата. — Вероятно, что им помог сбежать Хранитель Куроо Тецуро, но все это лишь догадки, да и сам Кенма ни за что не признается в подобном, так что нам остается только гадать. Но, знаешь, я рад, что все так вышло. Я не смог бы сделать его счастливым. — Брось, — отмахнулся Кей, недовольно махнув рукой. Он уселся обратно на кресло и скрестил руки на груди, смотря на брата с явным неодобрением. — Он тот еще дурак, раз не выбрал тебя. Ты, конечно, идиот, каких надо поискать. Вспыльчивый слишком, порой ведешь себя, будто бы тебе три года, но это не делает тебя плохим человеком. Когда перемываешь себе кости, помни и об обратной стороне медали. У тебя куча хороших черт характера, и они вполне смогут затмить собой все твои минусы. Понимаешь, о чем я? Так что прекращай. Даже лучше, что он сбежал. Не будет тебе глаза мозолить. — Ты как обычно прав, — вздохнул Тобио, полностью соглашаясь с тем, что сказал Тсукишима. — Бесишь порой. Тебе даже и возразить нельзя. Кей посмеялся. Впервые за долгое время. Искренне. С легкой улыбкой. Он привстал и заключил брата в крепкие объятия, прошептав тихое «пока мы рядом, нас не сломить». Хоть Тсукишима и собирался уходить, чтобы разобраться с делами, он все-таки немного задержался в комнате брата, дабы еще чуть-чуть поговорить. Ведь им так редко удается просто посидеть вдвоем, без ссор и криков, и обсудить все, что хочется. Тем более оба понимали, что когда они вернутся обратно к себе в королевство, то Кей, как король, будет почти всегда занят, и их общение вообще сойдет на нет, несмотря на то, что они — братья. Так что они оба наслаждались своим последним спокойным разговором.

***

— Извини, Сугавара, — неуверенно начала говорить девушка, смущенно опустив взгляд и тихо вздыхая. — Не мог бы ты помочь мне? — Что такое? — Сугавара слегка наклонил голову и продолжал внимательно смотреть на Хану. Хранитель почти все время проводит в комнате покойного, не разрешая никому заходить сюда, кроме него самого и Яку, который читает молитвы усопшему. Он не садится на кровать, он не трогает вещи, он не делает ровным счетом ничего, просто стоит посреди комнаты, смотря в одну точку. Сугаваре кажется, что здесь он может чувствовать присутствие Дайчи. Он слышит его тихий шепот. Он ощущает его крепкие руки, обнимающие его. Он чувствует его горячие поцелуи на своей шее. Он буквально возвращается в прошлое, когда не было всех этих смертей, когда не было всего этого ужаса и когда он и Дайчи могли жить спокойно. Вместе. — Эй, Сугавара! — окликнула его девушка, нахмурившись. Ей показалось, что парень не слушает ее еще на первых секундах, но она продолжала говорить, внимательно следя за его реакцией. На середине своего рассказа она замолчала и простояла так не меньше двух минут, и этого времени ей хватило, чтобы убедиться в том, что Сугавара и правда слишком занят чем-то своим, чтобы слышать то, что ему говорит Мисаки. Он даже не отреагировал, когда та громко позвала его. И это стало последней каплей. — Прекращай уже думать о своем короле, Сугавара! Мисаки топнула ногой и сделала несколько решительных шагов, проходя в комнату. Доселе она мирно стояла на пороге и ждала, пока парень обратит на нее свое внимание. Она прекрасно понимала, что Коуши сейчас тяжело, но его скорбь переходит все границы. Он слишком много думает о своей любви, и ему хватает этого, чтобы не беспокоиться о том, что происходит вокруг. Он не замечает этого ужаса, полностью утонув в своих же иллюзиях. Это и взбесило Мисаки. Когда Хранители обсуждают важные вопросы, в основном говоря о том, что лучше бы разъехаться и отложить собрание до лучших времен, то Сугавара первым говорит о том, что уезжать нельзя, что нужно довести дело до конца. Девушка верила в то, что у него есть на это какие-то причины, а он оказывается просто проводит целыми днями в комнате Савамуры. Хана тоже ощущала присутствие бывшего короля здесь, только вот у нее это не вызывало умиление, а заставляло мурашки пробегать по коже. А вот Сугаваре это нравилось. Хранитель нервно дернулся и свел брови к переносице. Последние слова девушки вывели его из равновесия и заставили вернуться в настоящий мир. Мир без Дайчи. А то, что она прошла в комнату, возмутило парня, и он поспешил сразу сообщить об этом девушке. Только вот та упорно его игнорировала, продолжая настойчивыми шагами идти прямиком к Хранителю. Тот даже опешил от такой наглости: она прекрасно слышала, когда Коуши просил никого не проходить в комнату, она прекрасно знала, что значит для него это место, но делала так, как хочешь, наплевав на все его просьбы. — Долго ты еще будешь игнорировать и жить мертвым человеком? — проговорила Мисаки, а Сугавару от таких слов будто бы ударило током. Его лицо исказилось гримасой гнева, а сам он, грубо оттолкнув девушку, из-за чего та упала, готов был ударить ее кулаком, но вовремя остановился. Девушка не боялась. Она смело смотрела ему в глаза, а губы растянулись в легкой ухмылке. Она не была трусом. Она была гением. И сильным бойцом. И Сугавара все понял в этот момент. Мисаки его обманула. Она заставила его сделать это. Значит, у девушки есть какая-то причина. Только вот какая — неизвестно. Но Коуши должен узнать это прямо сейчас, иначе будет поздно. — Мисаки, ты же не… — начал было говорить Сугавара, но замолчал. Хана дернула рукой, говоря, мол, хватит, и поднялась, отряхиваясь. Парень без лишних проблем прочитал в ее глазах решительность, и это заставило его вздрогнуть. — Что ты собираешься сделать? — Узнаешь, — загадочно улыбнувшись, проговорила девушка, и поспешила удалиться. Взволнованный Сугавара поспешил за ней, забыв закрыть дверь на ключ, что он делал обычно. Мисаки и слушать его отказывалась, упорно продолжая идти вперед. Только когда эти двое скрылись за углом, из соседней комнаты, которая служила кладовой, вначале вышел довольный Куроо, который злобно потирал ладоши, после него ошеломленный Бокуто. Его и без того большие глаза были широко распахнуты, а волосы растрепаны, потому что Тецуро со словами «вот это да, вот это твой Хранитель штуки вытворяет!» решил потрепать его по голове. После с тяжелым вздохом вышел Акааши — единственный светлый ум в этой компании, кстати говоря. Хранитель держал пред собой руки, согнутые в локтях, а меж его пальцев можно было заметить слабые молнии, которые то меркли, то светили ярче. Глаза же его сейчас напоминали звездное небо: полностью черные, но с небольшими огоньками разных цветов. Это и было главным показателем того, что он использует свою силу. Эйта, качая головой, о чем-то говорил Мисаки, которая вышла после него. — Быстрее, — раздраженно проговорил Кейджи, смотря перед собой, но не видя никого и ничего. Главным минусом его способностей было то, что в данный момент он временно теряет зрение, и это ему не особо нравилось. Долгое время он пытался научиться видеть во время этого процесса, но все тщетно, так что он просто смирился. Тем более пока рядом кто-то есть, то волноваться не о чем. Но рядом были Куроо и Бокуто, так что это и было главной причиной легкой нервозности и раздраженности Хранителя. Тецуро и Котаро согласно кивнули и от греха подальше сказали двум Хранителям зайти обратно, чтобы их никто не заметил, а Семи на всякий случай взяли с собой. На цыпочках они зашли в комнату Дайчи и удивленно охнули: запах был ужасный (Эйта сказал, что после чистильщиков какое-то время остается подобная вонь, на что короли болезненно поморщились), кругом была пыль, на полу — пятно крови, но все было так, как при жизни Савамуры: письменные принадлежности аккуратно лежали на столе, кровать идеально заправлена. Взгляд королей пал на небольшую прикроватную тумбочку, вернее на то, что находилось на ней. Записка. Куроо, не раздумывая, схватил ее и быстро пробежался по ней взглядом, а на лице его расцвела широкая улыбка. — Эй, ты читаешь предсмертную записку, — возмутился Эйта. — Мог бы не улыбаться хотя бы. — Король умер, но оставил после себя огромные владения. У него были прекрасные сыновья, в мудрости которых он не сомневался. Романами многочисленными славился он, но душа его, несмотря на измены тела, была верна жене его. Он умер, и прах его развеян был. Он умер, но память о нем будет жить, — прочитал вслух Тецуро. Заметив, что никто не понимает ровным счетом ничего, он закрыл глаза и принялся объяснять все. — Дайчи говорил о себе. Он умер, оставил владения и сыновей. Судя по всему, он изменял королеве, но все еще любил ее. — И как нам может это помочь? — Котаро прислонился спиной к стене и молча смотрел на друга, ожидая его дальнейших объяснений. Тот вновь закатил глаза. — Он хотел, чтобы все это знали. Он ведь был верующим, так? Ну вот. Исповедь пред смертью. Только чрез песню, потому что слишком тяжело было сознаться в содеянном. По крайней мере я так думаю. Но вот со строчками про прах что-то не сходится, — вздохнул Куроо. — Черт, нет, что-то здесь не то… — А что если он говорил не о себе? — предположил Семи, а Куроо удивленно приподнял бровь. — Он завуалировал нужную информацию через песню. Чернокнижник в случае чего не смог бы понять, да и вообще все это выглядит действительно как предсмертная записка, а на деле… Ладно, среди Хранителей бытует мнение, что Дайчи струсил. Он понимал, что идет что-то страшное, и предпочел умереть, чем бороться с этим. Если добавить еще и то, что он был под чьим-то контролем, то все в принципе становится более или менее логичным. — Он осознавал свою слабость перед грядущим, — тихо сказала вошедшая в комнату Мисаки. — Но совесть не позволила ему сбежать от проблем, не дав шанса спастись нам. Он оставил подсказку. Кажется, там есть еще что-то, кроме песни, да? — Куроо кивнул. — Это нам не нужно. — Но почему? — возмутился Тецуро, бросив взгляд на Мисаки. Та тяжело вздохнула, не понимая, как Куроо может вначале выдвигать умные идеи, а затем задавать такие идиотские вопросы. — Я думал, что вся записка, — это подсказка. — Да прям, — отмахнулась Мисаки. — Куроо, Дайчи был умным человеком. И он не стал бы просто так писать текст какой-то давно забытой песни в своей записке перед тем, как перерезать себе горло. — Нам нужно взять основное слово из каждого предложения, — предложил Эйта. — И посмотреть, что получится. — Смерть короля, — начал медленно говорить Тецуро. — Наследники, измены, прах, память. Я бы сказал, что похоже на Дайшо, но… — Все же сходится! — воскликнул Бокуто. — Он умер. Наследник… Ну, наследница — его сестра. В детстве он несколько раз выдавал секреты королевства, помнишь? Его за это потом пороли долго… Прах — это понятно. Его сожгли. А вот память… Ну, это память. Мы же о нем помним. — Память — это Хироо, — положив записку обратно, сказал Куроо. — Он помнит все до мельчайших подробностей, он же его Хранитель. — Дайшо и Хироо, — покачав головой, сказал Эйта. — Получается, что Дайчи рассказал нам об этих двоих. Но это ничего нам не дает. Один из них мертв, другой шляется черт пойми где. — Так найдем Хироо, — развел руками Куроо. — Больше нам делать нечего же. Да и зацепок других нет. Может что и выйдет из этого. — Никого вы не найдете, — хмыкнул вошедший в комнату Сугавара и угрожающе двинулся на Куроо, пока остальные провожали его удивленным взглядом. — Ты! Какого черта ты вообще тут? Я позову стражей, и тогда… Сугавара резко замолчал и упал без сознания. Вернее, в этом ему помог Эйта, который, поднеся ладонь к его затылку, на время вырубил его. Посмотрев вначале на лежащего на полу Хранителя, а затем на Куроо, он еле-еле сдержался, чтобы не сказать тому пару ласковых. Ведь он идет на огромный риск. Во-первых, Ушиджима не знает, что он здесь. Во-вторых, если их догадки ошибочны, то им всем конец. А провести вечность в тюрьме он не хотел. Но и жить так тоже. — У нас есть час, — твердо сказал Эйта. — Час он будет лежать и не мешать нам. Когда он очнется, то расскажет все страже, а та устроит нам взбучку. Так что поторопимся. Я и Куроо пока положим Сугавару на кровать. Хана, иди и найди нужных нам людей. А ты, Бокуто, проверь Акааши. Видимо, с ним что-то случилось. Мисаки выбежала из комнаты, понимая, что время поджимает, Бокуто бросился к Акааши, а Куроо и Эйта без лишних проблем положили Хранителя на кровать и вышли из комнаты, закрыв за собой дверь. В комнату покойника никто не заходит, так что все должно быть в порядке.

***

Бокуто увидел Акааши лежащего на полу и держащегося за голову. Хранитель не сказал, но иллюзии забирают слишком много сил, тем более индивидуальные и такие реалистичные. Он не хотел, чтобы Котаро лишний раз волновался за него. Кейджи знал, что если расскажет об этом, то король начнет отговаривать его, придумывать еще какой-нибудь план, но на это ушло бы еще какое-то время, а разобраться с этой проблемой в виде постоянных смертей нужно было как можно быстрее. Акааши просто хотел вернуться обратно в свое королевство, завалиться на огромную кровать, утянуть следом за собой Котаро и мягко целовать его, не думая ни о чем и ни о ком. Акааши потребовалось всего минута, чтобы успокоить Котаро. Минута и один настойчивый поцелуй в приоткрытые губы. Котаро мгновенно успокоился, сел пред своим Хранителем на колени и молча слушал то, что он говорит. Акааши попросил его не влипать его в большие неприятности, чем сейчас, не рисковать и просто остаться в живых. Кейджи пообещал, что прикроет их в случае чего, и Бокуто успокоился и помог ему подняться, а затем, заключив его в крепкие объятия, поспешил удалиться, оставив Хранителя одного.

***

Мисаки спешно шла по коридору, смотря себе под ноги, так что неудивительно, что она с размаха влетела в кого-то. — Ах, черт, опять, — прохныкала Мисаки, потирая лоб. Подняв взгляд, она встретилась глазами с Ойкавой, который натянуто улыбнулся и принес свои извинения. — Куда это ты так спешишь, милая Мисаки? — слегка наклонив голову, пролепетал Тоору, а Хана потеряла дар речи, не в силах сказать что-то. Не могла же она выдать всю правду. Комната Терушимы вообще на другом этаже, ее комната — тоже, а что если… — О, Хана, а Киёми тебя уже заждался, — с приветливой улыбкой проговорил Мотоя, идущий с другого конца коридора. Он поклонился вначале королю, а затем и Мисаки. — Ты должна поторопиться! Ведь скоро у него пропадет желание озеленить наше королевство, так что иди живо посоветуй ему, какие цветы лучше приобрести! — Ох, это надолго, — посмеялась Хана, а Ойкава удивленно похлопал глазами, провожая взглядом удаляющуюся парочку. — Ты же понимаешь, что если я начну говорить о цветах, то это затянется на пару часов? — Да, конечно, но оно того стоит! — улыбнулся Комори. Он дошел до конца коридора и прямиком около двери своего короля заставил девушку резко развернуться и толкнул ее в сторону лестницы, а сам открыл дверь в спальню, продолжая делать вид, будто бы она до сих пор с ним. — Заходи, не стесняйся. Киёми, смотри, кого я привел! Ойкава, продолжая идти к другой лестнице, слышал этот разговор и продолжал качать головой, но приметил, что Мисаки разбирается в цветах. Вдруг пригодится. «Спасибо, Комори», — мысленно поблагодарила Хранителя девушка, поднимаясь на следующий этаж и ища блондина.

***

«Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу», — судорожно шептал парень, идя по длинному коридору и прижимая обе руки к груди. Он искал хоть кого-нибудь из Хранителей. Хотя бы Льва. Да даже тот священник подошел бы. Хоть кто-то, кто может сейчас помочь ему и забрать эту штуку, которая мирно сопит под его одеждой. Но никого не было. Ни Льва. Ни Яку. Ни Сугавары. Внезапно вдалеке он увидел знакомую фигуру, а с губ его сорвался облегченный вздох. — Простите, — сказал Тсукишима и сам удивился тому, что знает это слово. — Мисаки, верно? У меня тут проблема. — У нас у всех тут проблемы, — судорожно проговорила девушка и потянула парня в обратную сторону, в ее комнату. — Слушай, нужна твоя помощь. — Сними с меня эту змею — и я буду рад, — хмыкнул парень, а Мисаки замерла, удивленно на него посмотрев. — Что-то не так? — Боже, как нам повезло, что днем стражников не ставят, — вздохнула Мисаки. — Что за змея? Только Мисаки задала свой вопрос, как из-под одежды Тсукишима показалась голова змеи. Хана открыла было рот, чтобы что-то сказать, но замолчала, услышав шаги. Девушка сделала пару шагов и, открыв дверь в свою комнату, затащила туда парня. — Вы слишком долго, — демонстрируя разрезанный язык, проговорил Хироо, выползая из-под одежды Кея. Тот первым делом недовольно поморщился, а затем облегченно выдохнул, когда Хана взяла его на руки. — Могли бы быстрее понять, что вам нужно найти меня. — Это Сугавара виноват, — нахмурилась Хана. Заметив ничего не понимающий взгляд Кея, она кратко рассказала ему все, что случилось. Девушка думала, что король будет упираться, откажется помогать им, но он бросил короткое «я с вами», что несказанно порадовало Хранительницу.

***

Минут десять прошло после того, как Мисаки обнаружила Хироо. Она продолжала держать змею на руках и ждать, пока придут остальные, но они почему-то задерживались. Тсукишима отстраненно смотрел в окно, все еще не понимая, как его жизнь перешла от вечных балов и натянутых улыбок до этого. Но его мысли прервал скрип открывающейся двери. — Задержались, простите, — с улыбкой сказал Куроо, проходя в комнату. Следом за ним вошли и Эйта с Бокуто. Увидев блондина, Тецуро хищно оскалился, но промолчал. — Итак, все здесь, да? И… о боги, Хироо! — Это Тсукишима его нашел! — радостно сказала Мисаки. «Эта тварь просто залезла на меня, пока я дремал», — подумал Кей и хотел было озвучить свои мысли вслух, но ему помешал Куроо. — Я в тебе не сомневался, — выдал парень и, обняв того, звонко поцеловал в обе щеки, а затем ловко увернулся от удара Тсукишимы, вставая на безопасное от него расстояние. — Так, а теперь мы слушаем Хироо.