***
Но обычно заканчиваются дракой. Возможно, не в тот же самый день, но все же. Им просто необходимо выбросить куда-либо свое напряжение: у Кайло (опять) не сложилось с набросками, а Хаксу сделали выговор за излишнюю инициативность. Дерутся в пятницу, днем, и это просто здорово, если честно, при тех условиях, что у них есть. У Хакса целых два с половиной дня на заживание синяков на лице и руках.***
— Маффин и латте, — Хакс делает заказ на ходу, а потом будто бы вспоминает: — И чизкейк, творожный, пожалуйста. И все это с собой. Официантка с забавными пучками принимает заказ сразу же и кидается его исполнять. Окей, (возможно) новая забегаловка через дорогу не так плоха, как казалось. С этим персоналом она, по крайней мере, не настолько и пресная. Тут вам и негр, и кудряш явно из породы голубых, и девочка эта, больше похожая на мальчишку. Прямо-таки целый зоопарк. Хакс делает себе мысленную заметку, что следует заглядывать чаще. Один заказ — и двух зайцев точным выстрелом (обязательно из винтовки). — Приятного вечера. Он сухо кивает, получив пакет и стаканчик. Вечер будет приятным, когда он оставит эту творожную хрень под дверью Кайло. Будет знать, что стругать дыры в их общем имуществе — плохая затея.***
— Мудак, у меня непереносимость лактозы. — А у меня — зияющих провалов в стенах и твоих ебучих татуировок. Хакс запахивает домашний халат и спускает ноги в тапочки. Кайло возвышается посреди кухни, как (смертельно) опасный мобильный шкаф, и он хочет быть готовым к любому исходу. — Рыжая сука... С секунду молчит, и Хакс наблюдает, как стремительно растут зрачки, поглощая радужку, делая ее совсем черной. У Кайло на плече — какие-то чертовы звезды, целая хренова чернильная Галактика, и она ходит ходуном от того, насколько тяжело он дышит. Черная рубашка провисает на лопатках и в вороте, и Хакс заранее приметил, куда вцепиться (в случае чего). — Больной ублюдок. Научись выходить из дома сам, чтобы выбирать то, что тебе нравится. — Но ты, мать твою, знал! Кайло хватает его за горло первым. И это одновременно пугающе — как сильные пальцы сжимают кожу, как она вминается под прикосновениями — и так ярко, что Хакс начинает сомневаться (в себе). Возможно, он создан для чего-то иного, нежели чем для адвокатуры?***
Рэй — та самая официантка из забегаловки — завешивает дыру звездочками на нитках. Это глупо (до жути), и Хакс вообще ее не пускал — это все Кайло, — но стеклянные фигурки причудливо блестят в свете лампы, и игра бликов на их гранях завораживает. Кайло злобно щурится с той стороны дырки, показывает ему язык, когда он разбирает документы. Хакс закатывает глаза. Чересчур ребячески, совсем недостойно взрослого мужчины. Как он вообще мог согласиться делить свой дом с этим (недоразумением)? Рэй, смеясь, варит кофе, и в коридоре играет громкая музыка. Кажется, они с Кайло спелись, и, боже, как же Хакс ненавидит песни AC/DC (и остальные существующие тоже). Убежать в ванную — единственное спасение. Только за шумом воды можно не слышать, над чем надрывается солист в этот раз, и что обсуждают две фриковатые сплетницы за кухонной стойкой. Хакс выкручивает на ледяную и долго стоит под душем. Наверное, он немножко устал (и разозлен).***
Чашка вкусного кофе скрашивает ситуацию, но настроение даже перед сном отвратительное. И все это из-за гребанных звездочек, которые, оказывается, еще и гремят (перезвякиваются) от малейшего сквозняка.***
Хакс срывает их в субботу утром и швыряет Кайло на кровать. — Заебало. Кайло сначала молчит — долго и вдумчиво. Потом поднимает глаза, откладывает карандаш и ручку, и Хакс видит на его столе новый набросок татуировки. Весьма качественный. — Ты тоже. Лететь на подушки через голову вслед за фигурными безделушками — такое себе удовольствие. Хакс пинает Кайло в грудь со всей силы, но тот элементарно тяжелее, и (наверное) стоило подумать раньше, чем затевать бой на чужой территории. — Я тебя раздавлю как букашку. — И сядешь. — За такого, как ты, не жалко и сесть. Хакс щурит глаза — и, он надеется, достаточно неприятно. Сжимает губы в узкую линию, цедит: — Можешь попрощаться с квартирой. — А ты — со своим хваленым самолюбованием. — Чего, прости? Вместо ответа Кайло его целует, и это ужасно (неожиданно). "Это" — словно съесть ком пыли, а затем зачерпнуть еще и размазать по лицу. Для чистюли-Хакса слишком неправильно и непоправимо. Грязно. И да, самолюбование летит в бездну. Как можно любоваться независимым и идеальным собой, когда ты под ним? От досады впору скрипеть зубами. Но Хакс ограничивается тем, что прикусывает Кайло нижнюю губу и зло шипит, когда горячие губы переползают со рта на шею. (По идее) стоит брыкнуться, врезать под дых и вывернуться прочь, но руки немеют. Все это из-за стальной хватки (должно быть). — Я тебе все зубы выбью, с-сука! Кайло не слушает. Кайло ставит ему метку, зубами — ровно на ключице. В голове (случайно) всплывает, что это то место, где у самого Кайло вытатуирована маленькая звездочка. Самая, пожалуй, аккуратная и ювелирная на его теле. Не то чтобы Хакс видел их все. — Ну уж нет. Мне есть что тебе сказать — за лактозу. Холодные пальцы впиваются в бока и рвут в стороны халат. Хакс думает: это (совсем чуть-чуть) безумие, и он этого точно не хотел (точно?). Но бедра сами по себе взлетают вверх, и ладони зарываются в темные космы. Предатели. Но Хакс не сдается так просто. Он набирает воздуха (в горящие легкие), кашляет и: — А мне есть, что предъявить за дыру. (Все это только чтобы оправдаться, кого он обманывает.)