Долгая дорога в бездну

Когда Германн берет в руки мел и встает перед широкой черной доской, то единственное, что он чувствует – растерянность. С чего начать? За что взяться в первую очередь? Определить, сколько терабайтов данных придется на каждого участника дрифта в первый момент подключения? Рассчитать объем информационного потока в пиковый момент? Ньют копается в сваленных посреди комнаты коробках с оборудованием с энтузиазмом ребенка, разбирающего подарки, и непрекращающиеся шум, шорох, треск, равно как и ощущение того, что за ними неотрывно наблюдает стоящий неподалеку Мюнье, сбивают с толку. Германн заносит руку – и опускает её. - Сколько будет участников? - Чего-чего? - Ньют поднимает перед собой спутанные мотки проводов, - ты полюбуйся: какие залежи нам перепали! - Сколько будет участников? – строго повторяет Германн. – И, бога ради, тебе обязательно нужно именно сейчас завалить всё этим хламом? - Узнаю старого-доброго Германна по тому, как он ласков и миролюбив, - подмигнув, Ньют переворачивает коробку, и все провода вываливаются на линолеумный пол перепутанной кучей, похожей на клубок змей. - Ты не ответил. - Пляши от полутора сотен. Потом посмотрим. Подавив тяжелый, вымученный вздох, Германн снова поворачивается к доске. Он не может не вспомнить один из самых амбициозных проектов – начатого незадолго до заката программы американского Егеря на шесть человек. Кандидаты в пилоты несколько лет играли за Бостон Ред Сокс. Разработчики утверждали, что дрифт-совместимость в этом экипаже близка к девяноста процентам и, конечно же, они смогут управлять Егерем. Всё, что удалось звездам бейсбола - удержать нейронное рукопожатие в течение полутора минут, а затем команда получила своих питчера, раннера, кетчеров и бэттеров в инвалидных колясках и с выраженной идиотией. Русские - в пику США - пытались сделать своего Егеря на семь пилотов. Нейронное рукопожатие продлилось не больше тридцати секунд, после чего система выдала перегрузку и сработало аварийное отключение, однако, несмотря на то, что в строй испытуемые летчики не вернулись, клиническим идиотом никто из них не стал. А ведь объем нейронной нагрузки в обоих случаях вычисляли отнюдь не программисты-первокурсники. Ньют запрыгивает на один из столов и звучно хлопает в ладоши. - Ну как, уже придумал, что будем делать? – поморщившись, Германн качает головой. Прямое соединение, как в классическом дрифте, исключается сразу: после определенного предела нагрузка общего сознания становилась чрезмерной. Германна можно было бы разбудить посреди ночи и он без труда назвал бы формулу, по которой вычислялся объем нагрузки на каждого отдельного участника, исходя из количества пилотов, их дрифт-совместимости и типа нейромоста. При идеальной совместимости предел был – четыре человека. Дальше – первая помощь, а то и реанимация. - У вас есть коммутатор? – мел сухо стучит по доске, пока Германн считает, насколько использование коммутатора поможет снизить нагрузку. Подошвы липнут к грязному полу, и это раздражает. - А что, сам собрать не сможешь? - Раз вы затеяли массовый дрифт и вам так изумительно везет в ряде рискованных и откровенно сомнительных авантюр, то неужели, по какому-то счастливому стечению обстоятельств, у вас не найдется коммутатора? – как бы он ни скучал (в глубине души) по непрекращающемуся противостоянию и ссорам в лаборатории, он отвык от постоянного напряжения, и насмешливый тон Ньюта начинает действовать на нервы. Германн прикидывает факторы, влияющие на объем нейропотока, и не может удержать всё в памяти. Уже после Кризиса Разлома дрифт пытались поставить на коммерческие рельсы в качестве средства для мозгового штурма, для чего были разработаны нейрокоммутаторы, призванные уменьшить общую нагрузку посредством фильтрации информационного потока. Этакий облегченный вариант, участники такого упрощенного дрифта не погружались полностью в сознания друг друга, а скорее получали возможность подсмотреть, пролететь сверху над ландшафтом чужого сознания. В презентациях это преподносилось как способ «раздвинуть границы обыденного», «упростить диалог», «помочь взаимопониманию». На деле от нейрокоммутаторов вскоре отказались, и компании-разработчики разорились одна за другой: частота несчастных случаев зашкаливала, а затраты на реабилитацию участников и упущенные выгоды от их временной нетрудоспособности оказались слишком большими. Ни одна идея, сгенерированная во время подобных мозговых штурмов, не смогла покрыть расходов на их проведение и компенсацию последствий. Что было в тех разгромных статьях, критикующих дрифт как развлечение в целом и коммутаторы в частности? Некорректная настройка? Предварительная проверка дрифт-совместимости была недостаточно полной? Не учли предельное значение нагрузки и индивидуальную выносливость? Мел летит в сторону и, с сухим, едва слышным шорохом ударяясь о стену, переламывается пополам. - Нет, так решительно невозможно работать! - Что не так? – бывший до этого бессловесной тенью, Мюнье бесшумно отделяется от полумрака в углу, где он сидел, и подходит ближе. - Мне нужны личные дела всех участников. Пол, возраст, IQ, болезни, особенно психические, видели ли кайдзю, при каких обстоятельствах. Чем скорее предоставите – тем лучше. С вашими возможностями до конца недели должны уложиться. От удивления и возмущения наглостью Мюнье весь поджимается и словно становится выше. - Обычный дрифт обходится без таких подробностей, - цедит он осторожно. Ну конечно, наверняка Ньют рассказал. Словно готовый подтвердить любое подобное предположение, тот оборачивается к Германну, демонстрируя извлеченную из очередной коробки материнскую плату от старого компьютера, и глумливо стирает со щеки воображаемую слезинку. Наверняка, в первый раз подключаясь к мозгу кайдзю, он даже не подумал предварительно просчитать риски – и ему банально повезло остаться в живых, – однако сейчас было бы преступной глупостью не принять во внимание характеристики участников, если только Германн рассчитывает на то, что выживет большая их часть. - Обычный дрифт по сравнению с вашей богопротивной затеей – горный ручей в сравнении с Амазонкой. Повторю, если кто-то вдруг еще не понял: с одной стороны – горный ручей. С другой - тысячи кубических метров коричневой воды пополам с грязью, в которой плавает всё – от аллигаторов и ванделлии [1] до отходов химкомбинатов и старых кроссовок. Мюнье сжимает и без того тонкие губы, сдерживая недовольство и, очевидно, из последних сил стараясь не ронять маски ласкового наставника. Германну даже приятно его злить, причинять неудобство и практически заставлять быть у себя на побегушках. «Чем скорее предоставите – тем лучше» - в следующий раз он потребует отчет. - Может быть, вам что-нибудь необходимо, кроме этих досье? - Спасибо, ваши люди все предоставили. - Я не имею в виду материалы для работы. - Тогда мне необходимо знать, где сейчас Тайо Ванг. - Там, где должен быть, - и по его тону совершенно понятно, что никакого другого ответа Германн не получит. Ньютон, не выпускающий из рук всё ту же материнскую плату, прищурившись, смотрит то на одного, то на другого и даже не старается перестать улыбаться во весь рот. - Вы боитесь, что я на вас кому-то донесу или это вам ваша вера запрещает рассказывать? – ответа не следует, и Германну хочется рассмеяться, - Господи, да вы и в самом деле во все это верите! Я-то думал, вы просто пудрите людям мозги и получаете кучу денег с благодарных прихожан. Мюнье слушает его, уже не очень успешно скрывая гнев, и Германн почти доволен, что довел его, однако, совладав с собой, Мюнье лишь сухо бросает, пристально смотря Германну в глаза: - Я не подвергаю сомнению вашу веру в числа и был бы признателен, если бы вы не делали того же с моей верой. В чужой монастырь... - Вы сами приволокли меня сюда! - взрывается Германн, - Без сознания, накачанного транквилизатором. Вы едва не убили меня, судя по вашему упорному молчанию, убили тех, кто меня сопровождал, а теперь – «в чужой монастырь»! Прекратите делать вид, что вы менее умны, чем вы есть. Вам это не дается. Вера в монстров-спасителей?! Вам лучше верить в то, что я не сделаю ничего, чтобы убить всех ваших пешек! Хотя, нет, стойте. Вы верите как раз в обратное. Вы сами хотите стать спасителем и помочь вашим почитателям попасть в лучший мир досрочно. Ведь вы же не пойдете? Да? Зачем вам? Там боль и ужас. Кто в своем уме пойдет туда?! Пусть пушечное мясо выжигает разум, а вы останетесь светочем и путеводной звездой с кружкой для пожертвований в твердой валюте! Он не замечает, что переходит на крик, пока в горле не начинает першить. Запыхавшись, Германн заходится в кашле. Мюнье ждет, пока тот переведет дух: - Конечно я пойду в дрифт вместе с моими братьями и сестрами, - кротко и покладисто кивает он, - Мы все знаем, что это опасно, но если бы мы не верили, то не были бы здесь. Спасибо за вашу честность, доктор Готтлиб, Я рад, что нам удалось поговорить по душам. Приношу искренние извинения за то, что отвлек вас от работы. Пожалуйста, продолжайте, - коротко поклонившись, он уходит, оставляя Германна с мерзким ощущением того, что он только что предал сам себя и сказал гораздо больше, чем следовало, и ощущение это ему слишком хорошо знакомо. *** О возвращении Ньюта с совещания кафедры весь дом узнает по оглушительному хлопку входной двери и топоту, который едва ли заглушается постеленным в прихожей и на лестнице ковролином. Не сразу попав ключом в замочную скважину, Ньют открывает дверь квартиры чуть ли не с ноги, громко оповещая весь этаж: - Детка, я дома! И, угадай, кто стал самым популярным научным руководителем в этом году? - Еще раз так назовешь меня, - доносится голос Германна из ванной, – и станешь самым непопулярным человеком в этом доме. - И ведь это даже не самая потрясная вещь за сегодня! - слышится плеск. - Тебе не надоело объявлять все новости с порога? - Не могу молчать, когда такое происходит! – Германн практически видит, как Ньют, потирая руки, ходит туда-сюда, - А что, мне надо было послать вперед себя курьера с письменным уведомлением и парочку глашатаев? - Письменное уведомление было бы нелишним, - откидывая голову назад, Германн с нарочито страдающим вздохом опускается ниже, почти полностью погружаясь в воду, - чтобы я успел запереться в звуконепроницаемой комнате - У нас нет такой комнаты. Смирись, тебе от меня не деться, - Ньют берется за ручку двери в ванную и дергает пару раз, - ты что, заперся? Серьезно? - Я рад, что ты, как никто, печешься о моем личном пространстве и всегда предоставляешь мне шанс уединиться, - фыркает Германн. Через дверь ему глухо слышно, как Ньют продолжает нетерпеливо шагать взад-вперед по коридору, разрываясь между желанием рассказать всё сразу и желанием дождаться Германна, чтобы увидеть его реакцию. Ньютон выдерживает около десяти секунд. - Ох, черт с тобой, - Германн довольно улыбается, - в общем, слушай: на западе Илинга [2], на складах у реки, бобби накрыли подпольную точку, где продавали препараты кайдзю. С громким всплеском Германн садится и тянется за полотенцем, чтобы вытереть глаза. - И каким образом это связано с аспирантами? - Как?.. чт?.. да никак вообще! С колледжем связались серьезные люди и, ну, я говорил с ректором, которая говорила с серьезными людьми, и – представь себе, Гермс, – конфискованное перейдет в собственность университета! – судя по звуку, Ньют сделал неуклюжий пируэт, - а по факту – в мое полное распоряжение! - Потрясающе, - с максимальной невозмутимостью вздыхает Германн, осторожно выбираясь из ванной и кривясь, когда ноги касаются холодного пола. После горячей воды весь мир кажется омерзительно холодным. Продолжая вытирать мокрые волосы, Германн в запахнутом халате неспешно выходит из ванной: - Так значит, в этом году под твоим крылом жаждет писать диссертации целых пять человек? – закатив глаза, Ньют с силой проводит ладонями по лицу, оттягивая нижние веки: - Ты вообще слушал меня?! Препараты кайдзю, Гермс! - Полагаю, твоя слава самого терпимого и доброго преподавателя идет впереди тебя и все эти избалованные дети рассчитывают на то, что ты в своем неизмеримом добродушии сам всё за них напишешь, - Ньют не сразу соображает, что ответить. С видимым усилием отведя взгляд от шеи Германна, он восклицает: - Вовсе нет! - Конечно-конечно, а не с тобой ли это было, что студент принес черновик статьи, а тебе так не понравился вывод, что ты пересчитал статистику и всё переписал? - Э-это не я, это кто-то другой, - с шутливой усмешкой Ньют тянет за пояс халата. Германн смотрит на него с деланным вежливым интересом и не предпринимает никаких действий. - Спальня? - Думал, ты не предложишь. *** Лодка скользит под ветвями низко склоняющихся к реке ив. Течение сильное и Германну не нужно грести, только чуть править курс – его постоянно сносит к левому берегу. Краем сознания он еще улавливает, что всё происходит во сне, но это ощущение быстро покидает его, оставляя только всепоглощающее спокойствие. Спокойствие, которого, казалось, никогда не будет в его жизни, наполненной вечным противостоянием – с кайдзю, с подавляющим призраком отца, с Ньютом, с самим собой… Закрыв глаза, Германн опускает весла, глубоко вдыхая сырой запах ила. Он слышит оклик – кажется, Ньют зовет его – и оборачивается на звук, но никого не видит. В этот же момент протоку накрывает широкая черная тень, и страх скручивает внутренности: огромный металлический ковш экскаватора с плеском и скрежетом опускается в воду в пятидесяти метрах от лодки. Поднимается, зачерпнув склизкий ил, половина которого выливается из ковша обратно в воду – мутные, коричневые завихрения расцветают вокруг падающих в реку комьев грязи – вываливает зеленоватую массу на берег и снова зачерпывает. Вода закручивается воронками вокруг ковша с каждым его погружением, и холодное осознание того, что его несет прямо под стрелу работающего экскаватора, заставляет Германна опереться о дно и что есть сил налечь на весла. Но течение ускоряется, и мышцы от непривычной нагрузки вскоре начинают ныть, на лбу выступает пот. Измазанные машинным маслом поршни ходят туда-сюда, и воздух наполняет густая вонь от перегретого двигателя. Нужно пристать к берегу. Быстро утерев лицо манжетой, Германн перехватывает весла удобнее, но именно в этот момент накатившая сзади волна выбивает их из рук и лодка, взбрыкнув, стремительно несется в сторону работающего экскаватора с такой скоростью, словно у нее есть мотор. Наверное, именно этот мотор производит такое дикое жужжание, грохот и скрежет. Шум нарастает, становясь невыносимым, и бросив весла, Германн закрывает уши руками, спасаясь от разрывающего перепонки грохота. Ковш поднимается уже над самой его головой, и потоки ила льются на костюм, затекают за шиворот, залепляют глаза. Задыхаясь, Германн смотрит в потолок, пытаясь прогнать из головы очертания нависающего над ним экскаватора. На тумбочке рядом жужжит телефон, дерево усиливает этот звук до гулкого гуда. Проморгавшись, он отвечает на звонок и из трубки на всю комнату разносится истерически громкое: - Ньют! Доктор Гейзлер! Вам нужно быть в колледже! - Третий час ночи, вы в своем уме? – голос Германна холоден, как лед. - Я не… а где Ньют? - Спит! Ньютон вытягивает руку из комка одеял и, пытаясь наощупь найти телефон, несколько раз задевает Германна по носу. Тот раздраженно хлопает Ньюта по ладони и передает ему мобильник. - Лучше чтобы у них был действительно важный повод, - прикрыв микрофон, бормочет Гейзлер, не открывая глаз. - Я же говорил тебе не разбрасываться номером… - Здорово, Кайл, - Ньют широко зевает. - …Любой аспирант в истерике может позвонить тебе хоть посреди ночи… - Что у вас случилось? - …что они и делают на регулярной основе. А у некоторых, в отличие от тебя, очень чуткий сон и подобные звонки сбивают весь режим. - Хей-хей, Кайл, дружище, помедленнее, а то ты будто читаешь мне лекцию по мнимым числам. - …Ты-то потом спокойно уснешь, тогда как мне до утра считать овец, а у меня семинар первой парой… Что случилось нечто ужасное, Германн понимает за несколько мгновений до того как побледневший Ньютон, совершенно изменившись в лице, сухим, надломившимся голосом бросает: «Буду через полчаса». Понимает по льдистому холоду, волной поднявшемуся в солнечном сплетении – ужасу Ньюта. Гейзлер с трудом, суетливо, но бестолково собирается: надевает футболку навыворот и несколько минут пытается натянуть брюки, пока не понимает, что надевает их молнией назад. Германн отвечает: «Ключи на полке рядом с пропуском» прежде, чем Ньют произносит: «Можно взять твою машину?». Снова заснуть оказалось проще, чем Германн думал. Утром он уже считал, что звонок посреди ночи – элемент кошмарного сна, а Ньюта вызвали в колледж потому что взорвалась одна из плохо загерметизированных банок с новыми препаратами кайдзю. Но, приехав на свой семинар, Германн узнал, что в корпусе, где обычно шли занятия ксенобиологов и где располагалась лаборатория Ньюта, отменены все лекции и семинары. Ему хватает самообладания, чтобы самому не отменить занятие – что было бы исключительно непрофессионально – и уже после семинара, отпустив студентов, Германн заходит в свой кабинет, чтобы быстро оставить все бумаги и не тащить их в другой корпус. Он вздрагивает, видя там Ньюта. Гейзлер сидит на краю стола и выглядит совершенно потерянным. Кажется, он сидел так последние полтора часа и даже не двигался, что в случае с Ньютом повод для тревоги. - Ты давно здесь? – спрашивает Германн. Ньют даже не смотрит на него. - У тебя не очень хороший замок. - Это не ответ. - Мои аспиранты вчера решили устроить вечеринку в лаборатории, - помолчав, он нервно хихикает: - А ведь меня не позвали. Что, я слишком старый уже? - Ньютон. - У нее был инфаркт, - выдыхает Гейзлер, сутулясь, будто слово в одно мгновение вытянуло из него все силы. – Работа, диссертация, проблемы с визой, хреновый график, нервы, еще и выпила много… ты же читал, что болезни сердца молодеют? - У кого был инфаркт? – уточняет Германн, ощущая всё большую растерянность, уже похожую на оторопь. Ньют отвечает непечатным ругательством. - Ты из своего стеклянного шара вообще выходишь иногда?! Сибил, моя аспирантка! Ты ее не знаешь, потому что тебе начхать на всё, что происходит со мной, на всё, что мне важно! – Ньют спрыгивает со стола, - К черту! Германн встает между ним и дверью. Ему самому очень не по себе и, да, он согласен, что побыть в одиночестве было бы неплохо, но панический побег в никуда – это не то, что он разрешит себе или Ньюту. Не то, что допустимо сейчас. Всплеск злости уходит столь же резко, как и начался. Ньют со вздохом закрывает глаза и прислоняется к плечу Германна так, будто у него уже нет сил стоять на ногах – давно знакомый жест измотанной усталости, когда уже не остается внятных слов. Больше всего ему хочется уйти. Он не просто хочет скрыться от внимания, спрятавшись в чужом кабинете от любопытных глаз, – он хочет исчезнуть, но такой роскоши не может себе позволить ни он, ни Германн. - Я д-должен съездить к ее родителям, - мямлит Ньют глухо. Обнимая Ньюта за плечи, Германн медленно делает глубокий вдох – главное не вспылить так же, как Ньют только что, и не сказать непоправимого. - Ты не поедешь, - произносит он твердо, - Родители Сибил уже в курсе, а твои соболезнования и раскаянье – не то, что им сейчас поможет. К тому же… ты не умеешь соболезновать, - вздрогнув, Ньют поднимает на него полный ужаса взгляд, и Германн холодеет, понимая, что сказал то, что нельзя было: Ньют смотрит так, будто его ударили. Он пытается исправить ситуацию, ведь это исключительно логично, объяснить, почему Ньют неправ и почему ему не нужно сейчас ощущать себя оскорбленным: – Ты знаешь, о чем я. Мы это уже проходили. Ты перечислишь им всё то, что сказал мне, а потом будешь сидеть в углу и безуспешно пытаться держать себя в руках. Как думаешь, им действительно нужно сейчас слушать обо всех причинах, приведших их дочь к инфаркту, когда ей не было и тридцати? Им действительно нужно успокаивать тебя?.. - Дура! – вдруг взрывается Ньютон, резко вскакивая и сбрасывая руку Германна со своего плеча, - Дура! Дура! Какая же дура! Они читают интервью с пилотами, а потом думают: хей, я же тоже крутой, как вареное яйцо, я же прекрасный и божественно великолепный, лучший студент братства каппа-альфа-хрен-собачий, конечно я выдержу нейронное рукопожатие и не сдохну в корчах! Подключившись через сделанный из хлама нейромост! Надо быть психом, чтобы решить, что это отличная идея! - «Психом или мной», улавливает Германн невысказанное завершение фразы. - Сделанный из хлама нейромост? – осторожно уточняет он. - Я разрешил им собрать, - кривясь, как от физической боли, отвечает Ньют, - Попробовать. По инструкции из дип-нета. Никто не собирался его запускать. Это было просто чтобы проверить, а смогут ли. На пустом прогоне ничего не заработало, я решил, что можно его оставить. Пусть стоит в углу. - А они починили. - Ага. Починили, - вздыхает Ньют, пустым взглядом смотря в окно. А за окном происходит жизнь, через стену слышно, как ходят по коридорам студенты, переговариваются, смеются, и всё это такое далекое, что кажется – ни Германну, ни Ньюту никогда не быть там. *** Дождавшись, пока шаги Мюнье затихнут, Ньютон оборачивается к Германну: - Я же говорил, что он тот еще фрукт! И ведь всегда так, куда ни попадаешь – везде находятся такие фрукты. Сначала ты думаешь, что в Шаттердоме без Пентекоста бардак, и такой: «хм, а не будет ли в университете спокойнее?». Приходишь туда – а там клубок змей. Ты уходишь к частникам – и там на тебя со всех сторон шипят. А потом ты оказываешься здесь, вот уж где все идейные: общие цели, великое благо, все такое. Переступаешь порог – и падаешь в яму с кобрами, - понизив голос, Ньютон шепчет, - Никто, кроме меня, здесь тебе не доверяет. - Я даже не могу предположить, что бы могло стать причиной этого, - Ньют начисто игнорирует сарказм, восклицая только: - Да они же чокнутые! Кругом враги, весь мир против нас. - Поразительный накал паранойи, - еще холоднее чеканит Германн, - У них совершенно нет предпосылок так полагать. Ньют громко смеется. Германн слышит странный фоновый звук, похожий на непрекращающийся гуд проводов, и не сразу понимает, что это в его голове. Он устал, но, кажется, к этому придется привыкнуть, если только он не хочет сойти с ума. Постоянное напряжение, постоянная, выматывающая бдительность, готовность в любой момент ударить или бежать – вот что его ждет, и с этим придется смириться.