В Огайо всегда пахнет сиренью

Если бы мне пришлось когда-нибудь написать сочинение на тему «Как я провёл свои зимние каникулы», мне бы потребовалась целая вечность, чтобы описать все стороны произошедших событий, но даже столько времени не хватит, чтобы выложить всё наиболее раскрытым и доступным языком. Не знаю, что именно послужило причиной того, что пятнадцатого декабря предполагаемый пациент покинул стены больницы живым и почти невредимым, но несмотря на ужасное и незапланированное происшествие, я до последнего не мог поверить в благоприятный исход ситуации. Джош уехал домой, изменив решение в самый последний момент. Он расторг все бумаги и отказался от повторной дозы, выписав чек за... доставленные неудобства. Мне же ничего не оставалось, кроме как скорбеть по своей лучшей подруге, четвероногому счастью, и в то же время испытывать тяжёлое облегчение, потому что, вероятно, что-то в несчастном случае заставило Джоша значительно пересмотреть всю свою жизнь и планы на неё. Как бы жестоко это не звучало, но, не разбив яйца, омлета не получишь. Мне так жаль, Лиза, ты была такой самовольной и непослушной, но достаточно самоотверженной, чтобы отдать свою жизнь за чужую. Алекс помог похоронить твёрдое, как камень, тело на кладбище домашних животных, после чего мы сразу поехали в окружную больницу, чтобы договориться о моей госпитализации. Мне было нелегко принять такое решение, но аргументы квалифицированного специалиста оказались более, чем убедительными, чтобы заставить меня передумать. Казалось, всё наконец-то вернулось на круги своя, вот только прежде, чем ложиться в больницу, я решил для себя провести профилактическую беседу с человеком, который теперь уже точно не сможет отвертеться. В саду уже ожидал Джош. Его мама встретила меня взглядом, полным сочувствия и в то же время непередаваемой благодарности, после чего сказала сыну, что отлучится на несколько часов в город, и оставила нас наедине. Мне не терпелось вновь услышать его голос, а так же выяснить истинную причину, по которой он передумал умирать, хотя это и не было чем-то особенно важным теперь. — Привет, Джозеф. — Его губы изогнулись в слабой улыбке, но это уже что-то. Может, этот разговор выдастся даже более приятным, чем нужно. — Привет, Дан, — парировал я, усаживаясь на лавочку так, чтобы находиться рядом с ним на одном уровне. — Как ты себя чувствуешь? Как тебе твоя новая сиделка? Справляется? — По крайней мере, она не смущается всякий раз, когда видит голую полоску из-за задёрнутой майки. В целом, неплохо. Но эта девушка не вызывает во мне желания идти ей навстречу. Честно говоря, с тобой было как-то проще. — Я знаю, что этот вопрос не совсем правильный, но... что заставило тебя передумать? Настал момент истины. — Я не хотел, чтобы всё так получилось. Лиза... Она ведь не заслуживала такой смерти. Несчастный случай, но я всё равно ужасно виню себя. Будто это я виноват в том, что всё так получилось. Джозеф, извини меня, если сможешь. Мне правда жаль, что из-за меня ты лишился верного друга. И... когда тебя увели из палаты, мне показалось, что ты просто не выдержишь. Алекс рассказал мне, что какое-то время ты провёл в больнице. Эти медики те ещё сплетницы, если ты не в курсе. И всё как-то само собой сложилось в одну цельную картину. Я и не представлял, что терять кого-то так тяжело. Всё равно, что сложить два и два и получить результат, который тебя расстраивает. Я был настоящим эгоистом, предрекая окружающих на страдания. Даже подумать не мог, что из-за меня ты доведёшь себя до такого ужасного состояния. Мне показалось правильным уберечь тебя от ещё одного нервного срыва, даже если цена... Что-то я разговорился, правда? Извини. Свежий воздух на меня дурно влияет. По правде говоря, я не знал, что и думать. Его откровения казались совершенно несвойственными его личности. Будто кто-то заставил его произнести всё это, потому что иначе не укладывалось в голове, по какой причине он вдруг решил открыться передо мной. Я вдохнул в себя цветочные пары, они всегда действовали успокаивающе, и перевёл дух, прежде чем ответить что-либо. — Я не виню тебя в произошедшем. То, что случилось... уже случилось, и нет смысла искать виноватых. Знаешь, когда я лежал в больнице, одна девушка посоветовала мне заставить тебя поверить в любовь. — Правда? — Абсолютно. Так и сказала. — Хочешь сказать, меня спасла любовь? — Иначе ты бы не изменил своего решения, разве я не прав? Я представил, как Джош поднимается и складывает свои ладони на моих плечах, как проводит ими вниз по предплечьям и останавливает у запястий, чтобы крепко сжать их и приложить к груди, там, где бьётся сердце. И от этого воображения закружилась голова, будто от крепкого алкоголя. Мои фантазии столь же бессмысленны, сколько бессмысленны попытки научить хорька распевать церковные песни. Следующие несколько месяцев прошли в окружной больнице, где за мою жизнь боролись терапевты, диетологи и даже психиатры. Мне пришлось делить палату с другими пациентами, но они казались такими далёкими и недоступными, что проблемы из-за них возникали исключительно у персонала. Я же решительно принял оборону проходить лечение в полнейшей изоляции, чтобы ничто не отвлекало от главной преследующей меня цели. Я честно старался делать всё, чтобы как можно быстрее идти на поправку, но получалось не всегда удачно. По началу процесс двигался не обнадёживающе медленно. Вес слегка набирался, а через какое-то время снова падал вниз, и врачи разводили руками в стороны, не имея достойного объяснения возникающим метаморфозам. Надежды становилось всё меньше, боли учащались, всё больше ночей я проводил наедине с ноющей, раздирающей всё нутро кошкой, что беспощадно царапала стенки желудка и выворачивала его будто наизнанку, с каждым разом становясь всё более агрессивной. Однажды моё сердце билось так медленно, что я практически видел белый свет в конце туннеля. И точно такая же ситуация с чересчур учащённым, сумасшедшим сердцебиением. Это было похоже на американские горки. Меня бросало из стороны в сторону и я понятия не имел, как балансировать между двумя состояниями так, чтобы в конечном итоге остаться в живых. Только спустя полтора месяца организм прекратил блокировать медицинское вмешательство. Цифры постепенно поднимались вверх, коэффициент жира значительно возрастал, всё складывалось более, чем замечательно. Никогда бы не подумал, что пресная каша на завтрак будет такой вкусной. Двадцатого мая, в половину девятого утра, мы с соседями по палате играли в карты на венские вафли. Валюта, конечно, так себе, но личных финансов у нас тогда не имелось, так что пришлось довольствоваться малым. В то утро я чувствовал себя просто прекрасно. Ничего не болело, желудок не скручивало, впервые за несколько месяцев я чувствовал себя по-настоящему здоровым. — Джозеф, ты идиот! — кричал рыжеволосый парень с редкими веснушками, будто уже заранее предчувствуя свой проигрыш. — Я идиот, который выиграл тебя в козла, козёл! Тащи сюда свою чёртову вафлю, и не вздумай смухлевать. Явно обиженный юноша покинул круг под наши весёлые смешки, и вернулся уже с новой пачкой венских вафель. Он прошуршал упаковкой и, вытянув одну, с большим нежеланием выпустил её из пальцев. — Может быть, не станем тянуть кота за хвост, и ты сразу отдашь мне всю пачку, а? — абсолютно серьёзным тоном предложил я и дерзко вздёрнул бровь вверх в ожидании вполне предсказуемой реакции Баки. Баки — странное прозвище, лучше было бы назвать его кем-то вроде лепрекона, но, к сожалению, в этой комнате не я устанавливал правил. Баки же в свою очередь бросил на меня взрывной взгляд и буквально вырвал из моих рук перетусованную колоду карт, смял их всех в одну кучу и со злостью швырнул куда-то в сторону, отчего те врезались в стену и беспорядочно разлетелись по воздуху, точно лепестки. Кажется, игра закончена. Как бы там ни было, мы с Лойдом всё равно прыснули в один голос и забили в животы, потому что получилось даже смешнее, чем я представлял в своей голове. Наше веселье прервал доктор Уиттер, неожиданно вошедший в палату с сопровождающих его Алексом. Я уже привык к присутствию этого человека, потому что уже давно уяснил, что работает он не только на Джоша, но тогда я сначала даже не понял, почему они вместе проводили обход. Всё оказалось невообразимо просто. Двадцатого мая меня наконец выписали. Здорового, крепкого парня, набравшего вес до пятидесяти двух килограмм. Ровно тринадцать килограмм с момента последнего взвешивания, и не я один считал это большим достижением. Разумеется, впереди у меня ещё долгий путь, но время, проведённое в больнице, не прошло безрезультатно. В первую встречу с доктором Уиттером, он сказал, что я не способен съесть даже яблоко, не чувствуя при этом мучительные боли во всём желудочно-кишечном тракте, а сегодня же я точно уверен, что мой желудок справится и с чем-то более внушительным и серьёзным. Я буквально сгорал от нетерпения, чтобы поскорее увидеться с Джошем. И вовсе неудивительно, что это желание стояло первым в списке необходимых вещей, которые должен выполнить буквально каждый пациент после выписки. Несмотря на то, что все эти месяцы мне хватало собственных забот и волнений, я ни на секунду не переставал думать о нём, о его последних словах, о его естественном цвете волос, я даже написал ему пару писем и передал с Алексом, но, к сожалению, ответа никогда не следовало. Впрочем, я всё равно не смел унывать. Я проделал огромную работу над собой и сейчас просто счастлив, что могу вновь наслаждаться жизнью и не чувствовать себя так, будто в любую минуту произойдёт апокалипсис. Алекс довёз меня до коттеджа, высадил и поехал обратно в больницу, махая рукой из окна на прощание. Я воспринял этот жест посланием удачи. Впрочем, удача мне действительно не помешает. Мне уже было всё равно, с каким отрешением может встретить меня Джош. Потому что я знал, что наша встреча больше не доставит той боли, с которой я оказался в клинике утром пятнадцатого декабря. Весь ужас остался далеко позади, и мы всё преодолели. — Он сейчас в саду, Тайлер, — миссис Дан выглядела по-настоящему счастливой. Не было в её голосе прежней жёсткости, властного тона, пренебрежения. Она сидела на диване и вглядывалась в канву, вышивая нитками картину. Я кивнул и, вспоминая дорогу к саду, направился в ту сторону, заранее пытаясь приготовить себя к предстоящей встрече, я был ужасно заинтригован. Я прослушал сотни песен о любви, но ничто в них не могло сравниться с невероятной и ошеломляющей реальностью. — Джош? — окликнул я, послышалось плавное жужжание, и парень в инвалидном кресле развернулся и посмотрел на меня снизу вверх будто неверующим взглядом. Что ж, должен признать, я тоже ни на секунду не верил, что всё это действительно происходит. Что передо мной и правда тот самый Джошуа Уильям Дан, который... однажды напомнил мне о том, кем я на самом деле являюсь. — Рад снова видеть твою пухлую задницу, Джозеф. Отлично выглядишь. Мне кажется, или на этих чулках больше преобладает жёлтый цвет? — Джош сдержанно улыбнулся и слабо похлопал по контроллеру кончиками пальцев, как бы приглашая меня подойти ближе. Отбросив все моральные принципы, я осторожно устроился у него на коленях, немного поёрзал и всё же решил, что мы достаточно сблизились, чтобы позволить себе положить руку на его плечо и слегка прижаться телом к груди. Меня совершенно не беспокоили мысли, что строить нормальные отношения, как у всех нормальных людей, с человеком в инвалидном кресле практически невозможно, потому что, если честно, изначально я и сам никогда не был нормальным. И как бы скептически Джош не отрицал правдоподобность и искренность моих намерений, для себя я всё равно принял конечное решение. И отказываться от него просто потому, что это странно, трудно и едва исполнимо, не собираюсь. Он даже не пытался выразить своего недовольства, что уже без слов говорило об очевидном. И я был благодарен ему за эту возможность беспечно сидеть у него на коленях и слушать, как равномерно бьётся живое сердце. — Почему ты сразу не сказал, что я тебе нравлюсь? — почему-то этот вопрос больше не казался неловким. Будто всё в абсолютном порядке вещей. — Честно? Не хотел обременять тебя. Ты ведь понимаешь, что, оставаясь со мной, ты... Не знаю, почему я на это решился прямо сейчас, но его оскорбительные слова обещали вырваться наружу и я не нашёл ничего лучше, чем заткнуть ему рот внезапным, требующим поцелуем. Джош, явно не ожидавший подобного разворота событий, несколько секунд не проявлял абсолютно никаких признаков ни согласия, ни отрицания, после чего всё же позволил раздвинуть его зубы языком и проникнуть чуть глубже, неуверенно двигая губами. Клянусь, что внутри ожило точно целое войско вооружённых бабочек, которые в ту же секунду ринулись атаковать весь пищевод, так что от испытываемой эйфории у меня даже вскружило голову и онемели руки. Его губы постепенно набирали уверенность, от них пахло кокосовым маслом и чем-то очень сладким, немного пряным даже. Такие горячие, влажные, они могли бы сделать любого человека счастливыми, но удача наконец сыграла в мою сторону. Мы смотрели друг другу в глаза, казалось, так долго, что вполне могли пропустить сразу несколько смен времён года. В саду по-прежнему пахло сиренью, и мы оба с удовольствием вдыхали её нежнейшие пары в лёгкие. Мы молчали, соблюдая абсолютную тишину, как бы не желая нарушать воцарившую идиллию. ... — Ты уверен, что готов пожертвовать всем ради... меня? — Вот теперь Ты задаёшь идиотские вопросы, Джош. — Сомневаюсь, что ты осознаёшь все трудности жизни с человеком, который никогда не сможет банально обнять тебя во сне или же... отнести к алтарю. — Что ж, в таком случае, я сам понесу тебя. Кто сказал, что я позволю тебе лишить меня возможности быть главным? — Тебе придётся терпеть чужого человека рядом со мной. Справишься с ревностью? — О чём ты? Тебе не нужна сиделка. Я буду рядом. Всегда. Я буду... заботиться о тебе, стирать с губ остатки еды, менять нижнее бельё, когда оно испачкается, принимать вместе с тобой душ и больше не заливаться бордовой краской при виде голой полоски. Признайся наконец, что у тебя нет аргумента, почему это плохая идея. — А как же Твои потребности, Тайлер? Собираешься податься в монахи? Взять обет воздержания? Надеюсь, ты понял, о чём я. — Если ты хочешь знать, смогу ли я выдержать сексуальное влечение, то сперва ты должен узнать один важный факт обо мне: мне двадцать три. Я девственник. И меня буквально тошнит от одной мысли о... Будто я всё ещё маленький ребёнок, который случайно застукал своих родителей голыми в постели. Джош, зачем ты это делаешь? Зачем пытаешься убедить меня в том, что я делаю какую-то глупую ошибку? Абсолютно каждый человек достоин любить и быть любимым. Я верю в искреннюю любовь, верю, что она не имеет корыстных целей. Может, я действительно спешу с выводами, но мне всегда нравилось находиться рядом с тобой и делать всё, чтобы облегчить твою жизнь, а это уже что-то, да значит. Мы ведь должны хотя бы попробовать? Если, конечно, моё отношение к тебе взаимно... ... — Просто мы изначально были разными. — Подумаешь, мои родители немного беднее твоих. — Квадриплегия. Тайлер. Я - безнадёжный инвалид. — А в Огайо всегда пахнет сиренью.  — Неправда. — Неправда.