Пленница

       Руки, у неё были холодные руки. Очень холодные руки. Они были холодны, как лёд. Шустов замечал это особенно остро. Он держал её за руку, пытался передать хоть немного необходимого жизненного тепла. Всё было безуспешно.        Тишину палаты нарушал лишь монотонный писк прибор и дыхание женщины. Она дышала тяжело, хрипло набирала воздух и выдыхала с небольшим свистом — сказывалось острое воспаление лёгких.        Игорь держал её за руку, ловил каждый вздох и понимал: он бы убил Бирюкова ещё раз, убил собственноручно, медленно и мучительно. За все те страдания, которая пережила и продолжает переживать любимая женщина, простой пули и мгновенной смерти мало. — Галина Николаевна… Галя, ты держись, прошу!        Сколько раз он повторял эту фразу? Игорь не мог сосчитать. Он знал, что сидит на краешке кровати в одном положении уже целые сутки. В палате не было окна, не было часов, но регулярно заходила медсестра и врач, которые всеми силами пытались выгнать капитана хоть немного отдохнуть. А мужчина не мог, он будто чувствовал, что стоит отпустить её руку, и всё… что-то страшное произойдёт. Что-то, что изменит всю его жизнь. В какую сторону? Он не знал… — Галь, я боюсь, знаешь? — прошептал мужчина. — Очень сильно боюсь. Как никогда в жизни…        Врачи говорили, что пациенты в коме ничего не слышат и не понимают, но Игорь считал иначе. Он знал, что Гале это необходимо, как необходимо и ему, чтобы просто не сойти с ума от безысходности. — Я боюсь, что стоит мне закрыть глаза — ты исчезнешь. Испаришься. Вжух! И всё!        Он цепляется за её руку, как за единственный ориентир. Он боится отпустить её, оставить в сложной ситуации. Один раз отпустил, и вот что из этого вышло… Цветом кожи женщина сливалась с простынями, под глазами залегли тени, а ещё было странным то, что её руки оставались холодными, сколько бы Шустов не грел их. Это пугало. — Галина Николаевна… Галя… Я давно должен был тебе сказать… Боже, да я как школьник, как студент прыщавый… — Игорь горестно вздохнул. — Не время сейчас, конечно. Надо бы вживую… Но не могу я, не могу! Галя, я тебя люблю! Да, люблю!        Мужчина почувствовал, что Рогозина вцепилась в его руку. Приборы будто сошли с ума, запищали, зашумели, в палату стали вбегать врачи и медсёстры. Они отстранили Шустова к двери. — Нет… не надо, прошу, — донёсся до Игоря слабый голос Рогозиной.        Он попытался прорваться к ней, но группа врачей оказалась сильнее, и дверь захлопнулась буквально перед носом. От безысходности Игорь начал мутузить стену, разбивая в кровь костяшки. Выместив злость, мужчина осел на пол рядом с дверью палаты. — Галь, ты только держись, прошу, — продолжал шептать он. — Галя…        Игорь мысленно находился там, рядом с ней, держал её за руку и делил все невзгоды. Он уже решил, что больше никогда не отпустит её, что бы не случилось.

***

       Она витает в холодном, сыром тумане. Ничего не видно, лишь белёсая дымка всё время находится перед её глазами. Женщина чувствует, что дышать становится всё тяжелее и тяжелее, грудь сковывает металический обруч. —  Галина Николаевна… Галя, ты держись, прошу! — доносится до неё знакомый голос.        Женщина встрепенулась и постаралась определить, куда ей идти. Она прорывается через сгущающийся туман, пытается расчистить путь руками. Надо идти, надо спешить. Она знает, что времени почти не осталось. — Галь, я боюсь, знаешь? Очень сильно боюсь.        Она тоже боится. Боится этого странного места, боится остаться тут навсегда, боится потеряться…        Туман становится всё плотнее, через него очень сложно пробираться. Женщина тяжело дышит, но не теряет надежды. Из груди вырываются хрипы, но она не сдаётся, бежит так быстро, как может. Надо спешить, времени осталось совсем мало… — Я боюсь, что стоит мне закрыть глаза, а ты исчезнешь. Испаришься. Вжух! И всё!        Она спешит на голос, она хочет вернуться в нормальный мир, хочет наконец согреться. Хочет почувствовать тепло рук самого любимого мужчины, увидеть радостный блеск в его глазах. Так мало нужно для счастья…        Туман стал совсем плотным, он давит на неё, лишает возможности дышать. Женщина падает без сил, белое облако поглащает её… — Галина Николаевна… Галя… Я давно должен был тебе сказать… Боже, да я как школьник, как студент прыщавый… Не время сейчас, конечно. Надо бы вживую… Но не могу я, не могу! Галя, я тебя люблю! Да, люблю!        Не может дышать. Не хочет умирать. Ей есть ради кого жить, есть, куда возвращаться. Теперь, когда все сомнения отпали, она не может умереть. Просто не может. Не бывает так. — Нет… не надо, прошу! — кричит она, когда облако полностью поглощает её.        Ей хочется прокричать на весь мир о своей любви, чтобы ОН узнал. Никогда не говорила, боролась, молча задавливала чувства, а теперь поняла, что они взаимны. Почему так поздно? Ведь она бы могла быть, наконец, счастлива… — Я так просто не сдамся, я сильная! — решает она.        Рывок, которые отбирает у неё последние силы. Рывок к цели, к финишу. Она может дышать. Она жива.

***

       Рогозина распахнула глаза и тут же зажмурилась от обилия света. Голова противно ныла, всё тело затекло. Женщина с трудом подняла руку и почувствовала, что к ней подсоединены какие-то трубки, которые она тут же вырвала, почувствовав сильную боль. Алые капли залили бледную кожу рук, стекли на простынь. Это было так завораживающе, что женщина не отрываясь смотрела на открывшуюся картину. Она жива! Она выбралась! Она смогла! — Галина Николаевна, ну что же вы! Сестра! Бинты несите! И катетер новый!        Рогозина не могла поверить в своё счастье, но… Где ТОТ, которого она ждала, ради которого вернулась. Не могло же ей присниться то признание? Или могло? Женщина посмотрела по сторонам, но увидела лишь врачей в белых халатах. ЕГО не было. — Галина Николаевна, вы нас слышите?        Она не хотела слышать. Не их. Рогозина отвернулась и посмотрела на стену. По щеке скатилась одинокая слеза. Она обжигала тонкую кожу, но женщине было всё равно. Больнее уже быть не может. — Галина Николаевна! Товарищ полковник! Вы нас слышите?        Не слышит. Не хочет слышать. Ей просто незачем. Это был просто сон. А она размечталась… Дура!        Ещё этот докторишка. Лезет, светит фонариком в глаза. Достал. Он её достал. Хочется остаться одной и подумать. Подумать обо всём. — Евгений Генадьевич, что с ней? — Не знаю. Чёрт подери, я не знаю! Она не реагирует!        Голоса врачей превращаются в противный гул. Женщина смотрит в одну точку на стене и вспоминает всё, что ей приснилось. Тихий, мелодичный голос мужчины, она так хочет услышать его снова… Это был всего лишь сон, а она уже размечталась. Больно. Очень больно. И холодно. Чертовски холодно. — Что мы будем делать?! Что?! — Не знаю.        Она тоже не знала, что ей делать дальше. Как дальше жить. Самое большое разочарование. Самый сильный удар. Было больно. Хотелось плакать, но слёз не было. А ещё было холодно. Очень холодно. Так, что она даже пошевелиться не могла. Смотрела в стену, вновь и вновь вспоминая фразу из сна, перевернувшую всю её жизнь. — Евгений Генадьевич, она снова в коме? — Не говори глупостей! Тут другое! — воскликнул невролог. — У неё шок, — вмешался психиатр. — Такое бывает у жертв насильников, когда они, наконец, осознают, что с ними произошло. — Но она же… — Нет, физического насилия не было. Душевное было. Кто знает, что она чувствовала, находясь в коме. Это нужно просто пережить.        Рогозина хотела рассмеяться. О чем говорят эти идиоты? Строят из себя самых умных, не понимая, что она перенесла. Какое право они имеют лезть к ней? Женщине хотелось остаться одной и просто думать, думать, думать… — Мы можем вывести её из этого состояния? — Попробуйте. Ничего не гарантирую…

***

       Растерянная Антонова не знала, плакать ей или радоваться. Вроде бы все хорошо, подруга очнулась, но есть одно «но». И это самое «но» волновало её больше всего. — Ты куда, Валюш? — спросил Круглов. — К Гале. Она пришла в себя.        Тихонов, услышавший это, побежал по коридорам, издавая радостные возгласы. Именно эти возгласы и подкосили Антонову, она снова зарыдала на плече у майора. Растерянный мужчина гладил её по волосам, совершенно не понимая, что же на этот раз стало причиной женских слёз. — Валь. Валюш, ну ты чего?! Всё же хорошо! — Нет! Ничего не хорошо! Галя не реагирует на внешние воздействия, понимаешь?! Она будто существует в другом мире!        Женщина высказалась и снова заплакала. Кто бы знал, как тяжело ей. Единственная подруга, самый близкий человек должна переживать такое. Врагу не пожелаешь. А Рогозиной тем более. — Значит так! — Круглов резко встряхнул женщину. — Отставить истерику! Сейчас мы все поедем в больницу! И приведём Рогозину в чувство!        Антонова заторможено кивнула. Ничего, главное, что Галя жива, а остальное наладится. Они приложат все силы, чтобы так случилось.