Он сидит в анатомическом кабинете. Вместе с одногруппниками, большая часть которых - девчонки. Преподавателя нет, и тихие шепотки уже перерастают в ощутимый гул, когда дверь резко распахивается, впуская Молина внутрь. Они, как армия миньонов в белом, послушно встают. Он небрежно кивает и машет рукой, мол, садитесь вы уже. Ага, это сейчас он такой легкомысленный, попробовал бы кто-то не встать, и началось бы...
- Староста, списки.
Одногруппница передаёт листок бумаги, едва оторвавшись от повторения конспектов. У них есть ещё пара благословенных минут, пока Александр Николаевич проверяет свои записи и документы, лучше бы потратить их с пользой. Сергей переводит взгляд на открытое окно. Медицинский корпус располагается в отдалении от главного здания, облюбовав асфальтированный кусок земли на краю леса, поэтому из большинства окон видно лишь траву да стоящие друг за другом деревья. Сейчас на одной из веток сидит птичка. Она будто бы ведёт плечиками, поудобнее устраивается и начинает вдохновлённо чирикать. Ну, прямо-таки природная идиллия. Хорошо ещё, что солнце пока что освещает деревья, не заползая своими слепящими лучами в кабинеты - иначе головной боли было бы не избежать.
А настроение и без неё достаточно паршивое. Забытую указку Молин прощал на первый раз, навешивая наказание в виде бесконечных шуток и рассказа нынешней и предыдущей тем. На следующий раз он обещал отправлять в лес за палками.
Большинство людей и в первый раз испытывать его терпение опасались. Сергей в этот раз рисковал нарваться на вторую проверку.
Молин захлопывает папку, и стук пластика эхом отдаётся у всех студентов. Он называет первую фамилию, и отработчик с прошлой пары выходит, садится на стул перед Александром Николаевичем, начиная с запинками рассказывать тему. Достаёт указку (твоюматьтвоюматьтвоюмать), показывая нужные мышцы на учебном трупе.
А у Сергея в голове калькулятор. Осталось 12 одногруппников. Сделать скидку на отличников и отстающих, уравнять. Примерно три минуты на опрос каждого. Даже если его спросят последним, пройдёт меньше половины пары. Единственная надежда - какой-нибудь срочный звонок или важное совещание. Но кто устраивает совещания в среду, на пятой паре? Дерьмо...
Фамилии одногруппников сыплются одна за другой. Кого-то он опрашивает дольше, кого-то - быстрее. Однажды его телефон даже заливается стандартной трелью, но он сбрасывает вызов вместе с надеждами одного из студентов.
Сергей ничего не может с собой поделать, продолжая сверлить часы взглядом. Ясное дело, его успеют спросить, но так хочется чуда, и каждая прошедшая минута добавляет немного надежды.
Остаётся примерно половина неопрошенных одногруппников, когда приходит смирение. Ну, серьезно, что Молин сделает? Заставит рассказать прошлые темы? Так он всё помнит. Скажет, к концу пары разобрать следующую? Да легко - прецеденты были. Даст реферат? Уже проходили. Не заставит же он его и впрямь шастать по лесу. А ничего страшнее обычных наказаний уж точно не будет.
- Сыров, - говорит он, и вся уверенность испаряется к чертям собачьим. Он медленно встаёт со своего места, самого дальнего, чтобы, пройдя пару метров, сесть перед преподавателем.
Встряхнуться, вспомнить материал и ответить так, чтобы даже вопросов не возникло.
Так и получается. Он и не помнит, когда последний раз отвечал с такой запальчивостью. У Молина действительно нет никаких вопросов, кроме:
- Покажешь на манекене?
Сердце ухает вниз, несмотря на предсказуемость вопроса. Он уверенно встает, подходит к висящему на крючьях, будто горбатому трупу, достаёт из нагрудного кармана шариковую ручку и продолжает рассказывать. А какое-то особое осязание заставляет чувствовать хитрый, предвкушающий взгляд, сверлящий спину.
"Мне пизда", - просто возникает в голове. На этот раз он легко не отделается. По взгляду чувствует, по улыбке, которая, наверняка, уже появилась на его лице, перекинувшись на физиономии козлов-одногруппников.
- И что у тебя в руках? - обманчиво-дружелюбно, почти даже без издёвки. Приходится щедро сыпануть всю имеющуюся невозмутимость в свой ответ.
- Указка.
- Нет, указки у тебя в руках как раз не наблюдается, - Степнов, один из самых раздражающих людей потока, начинает совсем уж мерзко ухмыляться, и Сергей, не выдержав, незаметно демонстрирует ему средний палец. Лицо одногруппника багровеет, и, возможно, потом это аукнется, но сейчас плевать. - Помнишь, что я обещал в прошлый раз? - кивок. - Жду через десять минут с указкой, - говорит, а сам уже начинает засекать время. - А ты, Степнов, чего лыбишься? Иди отвечать.
До выхода из кабинета Сыров доходит шагом, за дверью же срывается на бег. Черта с два, дражайший Александр Николаевич не прицепится к выходу в сменке и белом халате на улицу. А значит, придется потратить время на переодевания. Он едва не рвёт халат, стаскивая его с себя, оттаптывает задники кед, скидывая с ног, возится с тесными ботинками и несётся на улицу. Разумеется, с боковой стороны здания, куда не выходят окна анатомического кабинета. Хватает более-менее подходящую по размеру веточку и уже бежит обратно. И там по новой - снять ботинки, нацепить кеды и халат, рвануть с цокольного этажа на первый, лишь бы успеть.
В дверях он притормаживает, замедляя дыхание и чинно стучит по деревянной поверхности. Ворвешься без разрешения - отправишься обратно вместе с рефератом.
- Заходите.
Сергей, всё ещё запыхавшийся и, наверняка, раскрасневшийся, одновременно гордо и зло демонстрирует ветку.
Молин одобрительно кивает, протягивает руку, забирая огрызок дерева, и начинает внимательно его рассматривать. Некстати приходит сравнение с Олливандером. Вот только чувствуется какой-то подвох. Не всё так просто, верно, Александр Николаевич?
- Она мне не нравится. Неровная, да и грязная вся. Иди за другой.
И смотрит так пристально, что внутри всё скручивает, следит за реакцией, словно они в покер играют.
А реакции этой нет. Чего-то подобного он и ожидал. Просто кивает и снова бежит переодеваться.
***
На третий раз, когда уже и пара закончилась, и одногруппники все разошлись по домам, Молин одобряет ветку. На третий, гребанный раз. Сыров под всё тем же внимательным взглядом складывает вещи в рюкзак, на пустом столе остаётся только пенал, когда он слышит:
- Да, из этой может получиться отличная указка. Только обстругать бы...
Сдерживаемая ярость бурлит, рвётся наружу, но он загоняет её внутрь, садясь за стол и доставая канцелярский нож.
Он раздраженно пытает несчастную деревяшку добрые полчаса. Поначалу грубые, размашистые движения, наполненные отголосками злобы, постепенно сменяются более мягкими, аккуратными. Он вытачивает максимально правдоподобную, округлую, действительно заостренную указку под испытующим взглядом преподавателя. Тот будто прикидывает, что ещё можно сделать с провинившимся студентом. Как с мышкой наивной играется. И, видят боги, в следующий раз мышка вряд ли сможет сдержать накопившуюся злость.
Готовую указку Молин, к счастью, одобряет с первого раза:
- Отличная работа. Не было опыта в столярном деле?
Не без издевательств, разумеется.
Он резко кидает пенал в рюкзак, закрывает его и накидывает на плечо.
- Знаете, Александр Николаевич, - начинает он медленно, опираясь на стол, низко наклоняясь к преподавателю, - сублимация эффективнее от первого лица.
Шипит почти, а потом выходит из кабинета, так и не получив ответной реплики.
***
И так бы этот случай и остался забытым, если бы не знакомая указка, оставшаяся на столе после пары. Сергей заходит в пустое помещение и внимательнее приглядывается. Да. Это его работа. Попытка сгладить резкие зарубки, которые были поначалу. Заострённый наконечник. Хах. Как сентиментально. И непонятно, что ранит больнее - эта странная сентиментальность или то, что они, спустя столько лет едва ли продвинулись дальше того уровня.
