***
Первые дни Саша почти не ела, только лежала в своей кроватке, уставившись в одну точку. Все попытки женщины вывести ее из апатии проваливались. На третий день Петунья силком подняла ее с кровати и отнесла к Дадли в игровую. Саша сидела на мягком ковре и бездумно следила глазами, как пухленький Дадли упорно пытается дотянуться до конфет, лежащих в вазочке на комоде. Мальчик видел, как его мама туда их положила, и теперь целенаправленно лез к ним. Саша апатично наблюдала, как Дадли рассерженно топнул ножкой и потянул скатерть вместе с конфетницей на себя. И в этот момент Сашино сердце сжалось в предчувствии беды: она сама не поняла, как успела оказаться рядом с ребенком и оттолкнуть его. А потом, словно в замедленной съемке, наблюдала, как падает и разбивается тяжелая конфетница. Саша застыла, невидящим взглядом уставившись на осколки и конфеты, а перед ее взором раз за разом проносились совсем другие воспоминания — падение, летящая кружка с чаем и нож. Она не видела, как выскочила из кухни тетя Петунья, услышавшая плач Дадли. Тетя подняла сына, проверила его на наличие повреждений и принялась укачивать, обнимая и целуя. Взгляд женщины остановился на девочке, и тонкие губы зло сжались. — Лекса, негодная девчонка! Посмотри, что ты наделала! Ты что, совсем ненормальная?! Немедленно встань в угол, ты наказана! — Петунья, не дождавшись ни звука от неподвижной девочки, подошла к ней. — Ты меня слышишь? Больно схватив застывшую девочку за руку, женщина потащила ее в угол комнаты. Приказав стоять там до самого ужина, Петунья, ласково воркуя над сыном, ушла наверх, в спальню. — Я… умерла? — первые слова Саши в этом теле прозвучали немного сипло… и на чуждом для этого тела языке. Она по-новому осмотрела комнату вокруг, обхватив себя за плечи. Одинокая слезинка скатилась по щеке; девочка осознала, что вернуться назад не получится. Некуда ей возвращаться. И теперь она и не Саша вовсе, а Гарриет Александра Поттер — до самой своей смерти тут, в теле Лексы, как называла ее тетя, отчего-то невзлюбившая первое имя девочки. Хоть и странно это — почему не Алекс? Новое тело, новое имя, новая жизнь. Поначалу Саше было очень тяжело, она попросту не узнавала себя. Ее постоянно бросало из крайности в крайность: то ей хотелось бегать и смеяться, то накатывала такая тоска, что она начинала плакать. Хотелось к родителям. Снова оказаться на коленях у погибшего в прошлой жизни отца. Они с Сашей любили вечерами сидеть у костра. Она делилась проблемами и тревогами, а папа гладил по волосам, успокаивая и подбадривая. А еще порой очень хотелось услышать колыбельную Лили. Саше казалось, она сходит с ума окончательно. От противоречий. Она с детства испытывала отвращение к овсяной каше — отравилась в садике — а сейчас с удовольствием ее ела. При виде ранее любимых яблок ее тошнило. Впрочем, противоречия касались не только еды, но и, например, отношения к собакам. Пропал прежний панический страх, зато появилось желание забраться на спину самого большого пса и покататься. Время шло, и Саша привыкала к новой жизни, к другим порядкам, и даже к тому, что теперь и она не Саша вовсе, а Лекса и маленькая девочка притом. У нее, между прочим, вся жизнь впереди. Правда, она подробно знает эту жизнь наперед — вплоть до совершеннолетия. И ничего хорошего ее там не ждет… Но если с бытом не было больших проблем, то вот отношение семьи Дурслей к девочке оставалось откровенно прохладным. Лекса отчасти их понимала: им подбросили ребенка на порог — без документов, только с письмом. Вернон долго уговаривал жену отдать девочку в приют, но та отказалась и смогла уговорить мужа оставить ребенка. Во время этих затяжных споров Лекса чувствовала тетин страх — и то как она боролась с собой. Все-таки сестру Петунья любила, несмотря на то, что они были в ссоре и долго не общались. С другой стороны, от «отродья Поттера» она ожидала каких-то проявлений волшебства, но день проходил за днем, отсчитывая месяцы, а потом и годы — а девочка оставалась обычным ребенком. И Петунья постепенно успокаивалась. С дядей Верноном и Дадли было проще: первому нужно было просто не попадаться на глаза, а от второго вовремя уворачиваться и не трогать его вещи и игрушки. А то потом истерику тетя будет устранять больше часа. Плохо было только одно. Дадли, видя и чувствуя, как его родители относятся к девочке, старался повторять за ними: мог отобрать любую вещь, толкнуть или ударить игрушкой. А когда понял, что можно свалить свою вину за проступок на Лексу, стал этим активно пользоваться. Так что девочку наказывали часто, но пока что просто ставили в угол или запирали в комнате. Ей выделили отдельную на втором этаже, но только после того, как убедились, что Лекса будет спокойно там спать и не сотворит ничего «ненормального». Комната, конечно, не роскошная, но девочке хватало: шкаф, кровать, маленький столик у окна и старенький ковер. Тетя Петунья была помешана на чистоте, а потому все должно быть убрано и аккуратно сложено. Так тихо и относительно мирно прошло три года. Наступал конец октября, погода радовала последними теплыми солнечными деньками. Улыбнувшись солнышку за окном, Лекса после сна потянулась и сладко зевнула. Она ощущала легкость во всем теле, мысли были четкие и ясные, словно до этого она была под действием препаратов туманищих разум и теперь их действие прошло. Хотелось улыбнуться и обнять весь мир — так ей было хорошо. Лекса немного удивилась таким резким переменам в себе, но решила подумать об этом позже. А пока надо одеться и спуститься на кухню, помочь тете. Сегодня дядя с Дадли уедут в зоопарк, а также заедут к сестре дяди Вернона — мисс Марджори Дурсль. Первоначально с ними должна была поехать и Лекса, но вчера Дадли, который хотел ехать один, устроил безобразную истерику. Родители не смогли устоять перед его слезами, и Дадли добился своего. К тете Петунье же должны прийти на чай соседки — похвастаться детьми и посплетничать. Они поочередно собирались друг у друга по какому-то сложному графику. Солнечно улыбаясь, Лекса спустилась вниз и увидела тетю, проверяющую пирог в духовке. Девочке так хотелось поделиться хорошим настроением хоть с кем-нибудь, что она просто подошла и обняла Петунью. — Доброе утро, тетя. Тебе помочь? Та вздрогнула от неожиданности: Лекса была очень тихим, замкнутым и самостоятельным ребенком и обычно не любила, когда к ней прикасались. Что уж говорить, если девочка сама одевалась и купалась, хоть и под присмотром. Поэтому объятия и настоящая улыбка, а не натянутая, повергли Петунью в некоторый шок. Но с собой она справилась быстро и, сделав вид, что ничего необычного не происходит, попросила помочь с пылью в гостиной. Лекса кивнула, взяла перьевую метелку и ушла в гостиную. Обмахнув ею журнальный столик и мягкую мебель, девочка придвинула стул к комоду. Закончив с уборкой несуществующей пыли — поскольку в комнате и до того было чисто — Лекса положила щетку в чулан и вернулась в кухню завтракать. — Сегодня ко мне придут гости, поэтому посидишь тихо в своей комнате. Вернон и Дадли уже уехали. Можешь взять несколько сказок и полистать. — Спасибо, тетя, — тихо ответила девочка. — Я пойду к себе. Тетя до сих пор думала, что Лекса просто листает книжки, рассматривая картинки. На самом деле та училась читать. Благо знания из прошлой жизни остались: прежде Лекса учила английский, но была откровенна с собой — знала она этот язык из рук вон плохо. А теперь приходилось наверстывать. Хорошо хоть, разговорной практики у нее теперь имелось в достатке. Просидев за книжкой добрых два часа, Лекса поняла, что вторая кружка чая была явно лишняя. Аккуратно сложив книги на столик, она тихо приоткрыла дверь и беззвучно ступая пошла в сторону самой нужной комнаты в доме. Внизу раздавались женские голоса. Что-то в разговоре сплетниц зацепило ее, и Лекса застыла возле лестницы, прислушавшись. — …купила сыну красивый костюм вампира. Он уже большой совсем стал, так что отпущу его в этом году со старшей сестрой. А ты, Петунья, отпустишь Дадли за конфетами или опять подождешь? — Рано ему еще, — Лекса по интонации тети поняла, что та поджала губы в недовольстве. Что уж говорить, Хэллоуин семья Дурслей не любила. — Я тоже не буду праздновать, — поддержала Петунью еще одна собеседница, — в прошлом году у меня родители разбились в автокатастрофе, так что просто посидим в кругу семьи… Лекса больше не слушала, что говорили внизу. Ее как мешком по голове огрели. Ведь она уже три года находится тут, а до сих пор ни разу не помянула ушедших! Но если подойти с такой просьбой к тете, та в лучшем случае откажет — а может и наказать. И девочка решила поступить иначе. Когда гости ушли, а тетя поднялась к себе немного отдохнуть, Лекса направилась в чулан. Где-то там она точно видела свечи. Но отыскав их взглядом, сразу же поняла, что никак не дотянется до нужной полки. Пришлось идти в кухню и добрых десять минут потратить на тихое перетаскивание табурета и добывание свечей. Взяла она только использованные, новые не трогала. Еще ей понадобятся какие-нибудь фрукты, печенье и желательно конфеты, а еще десертные тарелочки. С этим проблем не возникло. Лекса набрала на кухне всего по чуть-чуть, прихватила коробку спичек, лежащих у плиты, и потихоньку поднялась к себе наверх. Вечером вернулись дядя с кузеном. Дурсли долго не ложились спать — в дом до поздней ночи стучали соседские дети и выпрашивали сладости. Петунья же изо всех сил демонстрировала, какая у них образцовая семья: кисло улыбалась, поджимала губы, но сладости отдавала. Около полуночи в доме наконец-то наступила тишина. Лекса зажгла свечи и поставила их на свой маленький столик. Достала тарелки, разложила на них фрукты, печенья и конфеты. — Мама, папа, Лили, Джеймс… Гарриет. Простите, что так долго не вспоминала о вас. У меня все хорошо, Дурсли не обижают… почти. Я не знаю, как оказалась тут, но постараюсь разобраться. Хоть я пока и маленькая, но ведь вырасту же… Правда, как представлю, что меня ждет в будущем, так становится страшно… — ком встал в горле, Лекса сглотнула и продолжила, — но ведь Гарри же справился, и я должна, верно? Присмотрите за мной, пожалуйста. С последними словами девочка поклонилась, выражая почтение к ушедшим. И в тот же миг свечи, до того горевшие еле-еле, вспыхнули, а по комнате пронесся порыв могильного холода. Лекса почувствовала легкое прикосновение к щеке, а тихий смешок возле уха разорвал тишину. Лекса, вздрогнув, моргнула. Все было как прежде. Огонь в свечах еле тлеет, а дары… Их нет! Вот так Лекса и убедилась окончательно, что попала в мир магии, и ритуалы тут работают самым недвусмысленным образом. Ее переполняли легкость и сила — даже шрам перестал ныть. Девочка могла только надеяться, что сегодняшними своими действиями никому не навредила. Она убрала пустые тарелки, затушила свечи и открыла окно. От доказательств существования магии и того потустороннего прикосновения ее до сих пор немного трясло. Проветрив комнату, Лекса закрыла окно и легла в кровать. «Эх, вот бы найти взрослого мага, который помог бы во всем разобраться…» — думала Лекса, погружаясь в долгожданный сон.***
Шелестит бумага, потрескивает свеча. За столом сидит молодой блондин и сосредоточенно работает с документами. Опять тот самый сон, почти уже забытый. Лекса ожидала, что видение, как всегда, не продлится долго, но минута проходила за минутой, а она не просыпалась. Тогда Лекса попробовала пошевелиться — и каково было ее удивление, когда она смогла сделать шаг вперед. Это было неожиданно и так интересно! А что если подойти ближе к столу?.. Но девочка успела сделать всего два шага по направлению к мужчине, как наткнулась на невидимую преграду. Заинтересовавшись, Лекса протянула руку, чтобы потрогать прозрачную стенку, и вздрогнула от неожиданно прозвучавших слов: — Наконец-то. Теперь не сбежишь. Тон молодого мужчины вызывал дрожь по всему телу. Сначала до Лексы донеслись незнакомые слова, но смысл сказанного почему-то стал понятен. Как интересно… — Имя! — Лекса, — ответила девочка на автомате, все еще находясь под впечатлением от необычности происходящего. — Из какой ты деревни? —…деревни? — нахмурившись, недоуменно переспросила Лекса, вскинув на него глаза. Стоящего напротив мужчину явно не удовлетворил такой ответ. Он окинул ее взглядом, из-за которого Лекса почувствовала себя мошкой, поднял правую руку и сложил пальцы в странную фигуру, от вида которой Лекса нахмурилась было — но времени на раздумья ей не дали. В один миг Лексу переполнил первобытный ужас; казалось все вокруг несет только одно — смерть. Перед взором девочки закружились самые кошмарные воспоминания, детские страхи, смерть родителей, вернулись чувства одиночества и отчаяния. Лекса не выдержала нахлынувших эмоций, всхлипнула, схватилась за голову и упала на колени. Тишину комнаты разорвал ее тихий голос, перешедший в крик: — Перестаньте, прошу вас… не надо… Прекратите! Из глаз девочки лились слезы, стекая по щекам и падая на пол. Давящее чувство ужаса отступило, позволяя девочке вдохнуть такой желанный воздух. Все тело Лексы дрожало от пережитого потрясения. Раздались еле слышные шаги, и перед ней на корточки присел хозяин кабинета. — Посмотри на меня, — послышался приказ. Лекса с трудом подняла голову и посмотрела на мужчину. Его теплая улыбка жутко контрастировала с абсолютно холодными глазами и вызывала лишь желание оказаться от него как можно дальше. Лекса отползла до самой прозрачной стены. — Итак, продолжим. Из какой ты деревни? — Я-я живу в Литтл-Уингинге… н-но это не деревня, эт-то небольшой городок в пригороде Ло… — Кажется, ты не поняла. Не лги мне, — прервал тихие слова мужчина и снова медленно стал поднимать правую руку. Лекса с ужасом наблюдала за этим действием — и вдруг в голове сформировались четкие образы, позволяющие понять происходящее вокруг: странные жесты — печати, странный барьер, дикий ужас (очевидно, от техники) — перед ней шиноби. — Я не вру, поверьте, прошу вас! Не надо!.. я расскажу все, что знаю… Вы ведь шиноби, верно? Только прошу вас, не надо больше, пожалуйста, — Лекса, кусая губы до крови в попытке сдержать рыдания, не отводила широко распахнутых глаз от правой руки мужчины. — Как ты сюда попала? — Не знаю… я-я просто уснула, а открыла глаза уже тут… — И сколько раз ты уже так «засыпала»? — Не помню точно, много… Просто переносилась из своего мира сюда, — Лекса вытерла слезы ладошками; эмоционального давления больше не было, но она понимала, что стоит мужчине сложить печати, все повторится. Проснуться у себя в кровати Лекса не сможет при всем желании — проверено на снах про семью Поттер. Значит, нужно тянуть время и постараться выжить. — В своем «мире»? — обозначил самое важное для себя мужчина. Хмыкнул. — И в нем тоже есть шиноби? — Не-ет… насколько я знаю. — Тогда как ты поняла, что я шиноби? — видимо, надеясь подловить, насмешливо фыркнул он. — Я смотрела… читала про ваш мир в одной истории… сказке. — Звучит крайне… неправдоподобно, — насмешливо заметил хозяин кабинета. — Но я говорю правду! — горячо воскликнула Лекса, временно забыв про свой страх перед шиноби. — У нас была очень популярен мультик… история про приключения мальчика-джинчурики Девятихвостого. Он сыграл большую роль в объединении всех пяти стран перед войной! У него было тяжелое детство, он был сиротой, а в деревне его все боялись и называли демоном. Но Узумаки не сдавался и смог доказать всем, что он не демон, и обрел друзей! — Неужели? Тогда ты должна знать, каким по счету носителем был этот мальчик и что случилось с предыдущим, верно? — безо всякого интереса бросил шиноби. Лексу покоробило такое демонстративное пренебрежение к ее словам и она выпалила: — Предыдущим была Кушина, его мама. Она погибла после нападения на Коноху. Вражеский шиноби извлек демона из нее, потому что хотел использовать для своих целей… Поэтому Хокаге пришлось запечатать Кьюби в младенца… — Кьюби — в младенца? Это невозможно — а значит, ты врешь, — Лекса на такие слова вскинула голову и поперхнулась от возмущения, закашлявшись. — Начнем с начала. Девочка со всевозрастающим ужасом наблюдала, как медленно поднимается рука. Зажмурившись, она изо всех сил сжалась в комочек, ожидая снова испытать весь ужас техники. В голове у Лексы билась только одна мысль: «Только не снова. Не надо… Нет!»***
— Нет! — громко крикнула Лекса, вскакивая с кровати. Ее сердце часто билось, во всем теле была ужасная слабость. Проведя рукой по щеке, она отметила, что и тут плакала. Лекса понимала, что уснуть не получится — уж точно не после случившегося. Только от одной мысли, что она снова попадет туда, ее начинала бить дрожь. Лекса обняла себя за колени и, слегка покачиваясь, подумала, украдкой вытирая все еще бегущие слезы: «Почему сны вернулись? Прожила же без них спокойно три года… Ведь если только от одного разговора я испытала такие ощущения, — девочку передернуло от всплывших воспоминаний, — то наверняка у этого шиноби есть возможность меня просто убить. Но почему мы с ним встретились, снова? Может ли… это как-то быть связано с Хэллоуином? Значит, никаких поминаний, простите меня, родные, но больше таких встреч я боюсь, не переживу. А если вдруг снова окажусь там, то буду стоять до посинения и не двигаться…» Лекса вернулась к своим размышлениям из прежней жизни, в сотый раз перебирая самые невероятные предположения возникновения странной связи, начиная от воли богов, в существование которых она уже почти поверила, ведь магия же реальна и заканчивая наличием возможной духовной связи в своих прошлых воплощениях с неизвестным шиноби. Конец ее размышлениям положила резкая боль в животе — желудок совсем не тонко напоминал, что Лекса не ела уже очень давно. Девочка со стоном встала и направилась к своей заначке — припрятанной булочке. Проглотив ее, почти не жуя, Лекса вернулась на кровать и без сил упала. Желудок, уже не так требовательно урча, принялся за свою работу, силы потихоньку возвращались. На удивление, ей удалось успокоиться и больше ни о чем не думать. Она просто лежала и смотрела на восходящее солнце. Хлопнула дверь спальни старших Дурслей. Девочка заправила постель, оделась и, дождавшись, когда тетя спустится на кухню, проскользнула в ванную комнату. Лекса включила свет, благо, выключатель находился низко. Подставив маленький стульчик к раковине, взяла свою щетку и выдавила пасту. Вот только приступить к процедурам девочка так и не смогла. — Только не это, — потрясенно выговорила Лекса, уставившись в свое отражение. Проведя дрожащей рукой по седой пряди в челке, девочка убедилась в реальности случившегося. Она оглядела «обновку», тяжело вздохнула, озабоченно пробормотав: — Тетя меня прибьет. Потратив добрых десять минут на тщетные попытки заправить белую прядь под копну жестких черных волос — отчего те встопорщились еще сильнее обычного — она добилась примерно ничего. Прядь выскальзывала и вызывающе ложилась поверх остальных. Девочка похлопала себя по щекам, мысленно приказав собраться. Закончив с водными процедурами, Лекса услышала стук в дверь ее комнаты и приглушенный тетин голос: — Лекса, иди завтракать. Вставай! Из кухни доносились голоса тети и дяди. Дадли пока можно было не опасаться, ему в выходной всегда давали поспать подольше. Вздохнув, Лекса мысленно пожелала себе удачи и тихонечко проскользнула на свое место за столом, где уже стояла ее тарелка с овсянкой. — Завтра заберут большую партию дрелей, и мы сможем расплатиться с кредитом за машину. А летом можно будет съездить вместе с Дадли во Францию, — причмокивая, проронил Вернон. — А куда мы денем Лексу? — спросила Петунья и хмуро посмотрела на девочку. Лекса опустила голову, безнадежно подумав, что, может, так тетя не сразу заметит седую прядь… Но та, конечно, заметила — и испугалась: тарелка с тостами выскользнула из ослабевших пальцев женщины и разбилась. Напрягшись в ожидании упреков, Лекса дернулась от громкого звука. А осколки, словно повинуясь ее желанию вернуть все как было, мгновенно сползлись вместе и собрались обратно в целую тарелку. Лекса почувствовала себя еще более опустошенной, в глазах аж потемнело. — В-в-вер-рнон! Эт-то началось, — в ужасе всхлипнула Петунья, прижав руки к лицу и отшатнувшись от тарелки, как будто та могла ее укусить. — Никогда, слышишь, никогда не используй это в моем доме! Если понадобится, я из тебя силой выбью всю эту дурь! — Вернон Дурсль, весь красный от злости, подскочил к Лексе и за ухо потащил ее из комнаты. Преодолев кухню, он открыл чулан и буквально зашвырнул девочку туда. Лекса, обессиленная после выброса, сползла на пол. Ухо пылало, и сдерживать слезы уже не получалось. И она беззвучно заплакала, держась за ухо и прикусив кулак, чтобы не прорывались громкие рыдания. Лекса слышала, как дядя Вернон успокаивал плачущую тетю и обещал воспитать из племянницы нормального человека. Больно, как же Лексе больно… Конечно, не столько ухо болело, сколько душа. В голове билась всего одна мысль: «Вот и кончилось относительно нормальное существование… Здравствуй, чулан под лестницей!»