*Моя маленькая Джейн, а ты знала, что маньяки-психопаты не умеют любить? Они умеют только присваивать себе, клеймить до одури с шепотом змея-искусителя «мое» и ранить, ранить, доводя до исступления. А любить они не умеют. И нет в них никакого понимания и человечности.
— Сегодня мы ведем репортаж из единственной в нашем городе больницы, которая полностью находится на государственном обеспечении. Казалось бы, что могло нас сюда привести? — ехидный риторический вопрос, не требующий ответа. Журналистка сверкает своей, натянутой до ушей, жемчужной улыбкой. Она кажется лишней в аккуратном и дорогом деловом костюме на фоне обшарпанных стен, измученных, больных людей и усталого персонала, постоянно маячившего позади. (Все человеческое лицемерие и бессердечие — в одном флаконе) (Попахивает смрадом) — Волонтерское движение в наше время набирает небывалые обороты! Такое, не побоюсь этого слова, огромное количество людей, которым не безразлична судьба нуждающихся! Каждый из этих людей достоин отдельного выпуска, но, к сожалению, на всех у нас просто не хватит времени. Поэтому, давайте сойдемся на том, что наш сегодняшний герой дня — просто один из множества других хороших людей! (Вы слышите, что она говорит?!) («Помогать» — это модно!..) Отштукатуренное лицо журналистки резкой склейкой сменяется растерянным и таким (едва ли не детским) невинным лицом молодого парня (мальчика). Небольшая подпись внизу экрана гласит: Чон Чонгук, 21 год, студент медицинского института города N. — Чон Чонгук сейчас расскажет нам, почему решил связать свою жизнь с бескорыстной помощью другим людям. Чонгук, вам слово! Мальчик очаровательно заливается румянцем, и по бегающим из стороны в сторону зрачкам можно точно сказать, что ему совсем не по себе от такого внимания к его (очень) скромной персоне. Камера кажется заряженным ружьем, направленным на свою «жертву» с целью выстрелить тысячами чужих взглядов с обратной стороны. (…и она обязательно выстрелит) — Я даже не знаю, — смущенно говорит, почесывая затылок, он старательно отводит взгляд. — Тебе не сложно совмещать учебу и смены в больнице? Это же такая нагрузка. — Мне не в тягость, — Чонгук пожимает плечами. — Мне не сложно. Некоторые люди нуждаются в том, чтобы им помогли, а я… — Очаровательно, — журналистка на полуслове прерывает мальчика. — И еще вопрос, Чонгук. Скажи нам: почему так необходимо помогать людям? Чонгук замирает на мгновение, круглые, как у олененка Бемби глаза перестают бегать из стороны в сторону и четко фокусируются на объективе камеры (!). Взгляд становится серьезнее, словно в запуганного мальчишку вселилось «что-то» доселе незнакомое и чужое. Словно человек на глазах преобразился в кого-то совсе-ем другого. Прежде чем заговорить, Чонгук медленно проводит языком по внутренней стороне щеки. Небольшое неловкое молчание затягивается дольше обычного, и микрофон, который держит журналистка, немного покачивается из стороны в сторону перед лицом мальчика. — Я думаю, что такие понятия как «нужно» или «не нужно» помогать — неправильные. Ты просто либо хочешь помогать — и помогаешь, либо не хочешь — и не помогаешь. Третьего не дано. (Стоп) (Перемотка) (Плей) …Тэхен ставит видео на паузу, обрывая на средине. Он смотрит это видео уже, наверное, тысячный раз. Он знает диалог наизусть, знает каждое слово, знает в какой момент Чонгук смотрит так, что пробирает до дрожи, знает в какой момент голос мальчика меняется в корне. Он знает все. Наизусть. Но включает обрывок интервью снова. Снова и снова. — Ангел, — срывается с языка грубый, низкий голос. — Мой… ангел. Хриплый смех. Липкий страх. Истерика. Приступ. Прищур. Горящие глаза и легкие, сводящие судорогой. Бешенный пульс. Сумасшествие… Тэхен сжимает кулаки так сильно, что проступают белые острые костяшки. Он смеется, смеется, смеется. Он бьет сжатыми кулаками по столешнице на которой стоит ноутбук. Резкий стук. Хруст. Но не костей… (Страшно?) Он не может остановиться. Мой, мой, мой — как мантра, как предсказание, как то, чему быть и чего не миновать. Никак. Ничему и никому. Как айсберг, потопивший Титаник, как лавина, как смерч, как… жизнь. Чонгук, как цель номер один. Чонгук, как жертва, как… ангел? (Смех) (Истерика) (Новый виток событий…)***
В больнице противно пахнет. Это первая мысль, которая приходит в голову. Тэхен морщится, ему никогда не нравились проспиртованные, сальные, белые стены больниц, белые халаты, люди с пустыми глазами. И просто… люди. Сами по себе. Особенно, когда их так много. Все это вызывает отвращение. Все это — все вместе — сумма отвратительных слагаемых и уравнение ненависти. (Математика: курс для социопатов) Девушка в приемной, не сразу обращает на него внимание. Она чем-то отвлечена: то ли болтает с кем-то по телефону, то ли красит ногти. В общем и целом: в вечернее время можно расслабиться. Что может произойти? Но медсестра все равно замечает нового пациента (тут сложно не заметить), когда он подходит почти вплотную, проницательно заглядывая ей в глаза. У Тэхена не то, чтобы серьезные травмы, просто выглядят они убедительно. Тут же, как у фокусников, главное — отвлечь внимание зрителя от одного и перенаправить на другое. Интересный факт: чем больше крови, тем больше паники. Красная тряпка — история не только о смелости тореадора. — Помогите мне, — еле слышно шепчет и валится на пол, имитируя обморок. На стойке остается отчетливый кровавый след от длинных пальцев… (Не придерешься) (В актерском мастерстве Тэхен точно не промах) — Боже! — истерика, вскрик. Дежурная медсестра подбегает к незнакомцу, залитому кровью. Топот туфель. Крики. Паника. Чужие руки… (Все — не то) (Не те!) (Руки — не те!) — Чонгук! Каждый шаг просчитан до мелочей. Тэхен улыбается, когда слышит топот, но уже более тяжелый, чем у медсестры. А мальчиков голос он узнает из тысячи. Удобно, да? Именно в этот день кроме Чонгука на дежурстве нет тех, кто бы смог утащить Тэхена из приемной в какую-нибудь не забитую людьми палату. А знаете, что еще удобнее? Ноен тоже оказывается неподалеку. Она же ведет Чонгука, который неуклюже подхватывает нового пациента за талию, перекидывая его руку через свое плечо. У мальчика как бы тоже силенок-то не много, но по сравнению с девушками (которые сегодня остались на ночном дежурстве) он все-таки кажется надежнее. У него хотя бы получается удержать и не уронить, помочь шагать, — благо пациент не потерял сознание окончательно. Ноен показывает на дверь свободной палаты, помогает эту дверь открыть. Она… как проводник. Хах. — Не знал, что у нас остались свободные палаты. — Сегодня выписали последнего пациента. Завтра должны поступить новые. Но пока, мне показалось, что его… такого, — она имеет ввиду то, что Тэхен весь перепачкан в крови, — не стоило вести в общие палаты. Только людей пугать. Отмоем его и там уже разберемся. Чонгук пожимает плечами. Он больше не задает вопросов, ведь он ей верит. Вместе они доводят нового пациента до постели, помогают на нее опуститься. Белые простыни тут же пачкаются в крови, что еще не успела высохнуть. — Я сейчас сбегаю за бинтами и обеззараживающими, — Ноен не дает выбирать. Она говорит и уже отходит в сторону двери. А когда выходит из палаты — не забывает закрыть за собой дверь. Щелк. Чонгук смотрит ей в след, а когда возвращает свой взгляд еще безымянному для него человеку, — чуть не отскакивает в сторону. Сердце резко срывается на рваный ритм и начинает биться так быстро, словно за ним кто-то гонится, а он убегает прочь. Но они стоят на месте. Просто Тэхен успел открыть глаза. Просто Тэхен смотрит так, будто одним только взглядом… касается. — Привет, — шепчет незнакомец, кривя губы в усмешке. — З-здравствуйте, — заикается с непривычки. Потом осознает, что все это время не мог отвести глаз от чужого лица. Тут же опускает взгляд, цепляясь им где-то ниже подбородка — там где уже запеклась темная корочка крови. В глаза смотреть страшно, как и всегда. А в этот раз не просто страшно — жутко. — Вы можете рассказать, что с вами случилось? Чем мы можем вам помочь? Тэхен внимательно наблюдает за тенями от ресниц, что растянулись по мягким чужим щекам. Он хочет, чтобы на него посмотрели, — прямо сейчас. Но давит нарастающую волну «чего-то» темного внутри в зародыше. Сейчас не время. Еще не время. — Так странно, — голос все такой же тихий и хриплый, словно записанный на виниловой пластинке — с треском. — Я ничего не помню. Но болит у меня… везде. Сможешь помочь мне? Чонгук не глупый. От него не укрывается то, что обращаются к нему — на прямую. «Сможешь помочь»? Не доктор, который вернется только утром, не другие медсестры. Он. Чонгук. Только он. И это заставляет трястись не только изнутри, но и снаружи — руки сводит тремором, а ноги становятся ватными. Хорошо, что он сидит сейчас (на самом краю больничной койки!), а то бы, наверное, помощь в передвижении потребовалась и ему тоже. «Что-то» такое есть в этом… человеке. «Что-то» такое… — Врача сейчас нет, но вас могу осмотреть я, — будто игнорирует чужое последнее предложение. Тэхен снова ухмыляется, и этот косой изгиб губ мальчик запомнит надолго. — А вот и я! — Ноен заходит в палату, толкая дверь ногой, потому что руки заняты большой коробкой медикаментов. Она подходит ближе и опускает коробку на пустую прикроватную тумбу рядом с койкой. — Вы уже пришли в себя? — Оказался у вас и сразу полегчало, представляете? — они обмениваются натянутыми улыбками, в то время, как Чонгук все-таки собирается с силами поднять взгляд сначала на Ноен, а потом на Тэхена. Впервые в присутствии Ноен ему не становится спокойнее. Воздух будто наэлектризован — вот-вот и заискрит. Молчание тянется и гудит, как линия остановившегося навсегда пульса. — Ты здесь медбратом подрабатываешь, крольчонок? — вопрос буквально в лоб. Чонгук глупо моргает от неожиданности. (Как-как?) (Крольчонок?) (Что?) — Нет, я… волонтер. — Хорошее дело, — кивает Тэхен. — А как зовут? Чонгук ничего не понимает, он переводит взгляд на Ноен, но та почему-то молчит. Потом он вновь смотрит на странного (мало сказано) пациента. Что-то не дает покоя. Что-то внутри кричит ему, только на непонятном языке, иначе, как объяснить то, что мальчик не понимает очевидного. (Ловушка схлопнулась) (Цель охоты — кроличья лапка) — Чонгук… — А я Тэхен. Приятно познакомиться? Беги! Чонгук не успевает ничего сделать. Его останавливают мгновенно (словно читают мысли): на запястье мертвой хваткой сжимаются чужие пальцы, а в шею больно впивается шприц с каким-то «зельем», которое вышибает мальчика из реальности. Последнее, что он видит — глаза. Темно-карие. С золотистой крапинкой. Пока Чонгук бессознательно обмякает в руках, сжимающих его подобно тискам, Ноен роняет шприц и испуганно смотрит на Тэхена. Но он не обращает внимания на девушку — она ему не интересна. Он только упивается долгожданной близостью с тем, кого так долго искал. Он прижимает слабеющее тело к себе ближе, впитывая чужое тепло. Его взгляд маниакален теперь — он не может скрывать его больше. Чонгук так… близко. Наконец то! Долгое ожидание окупило себя с избытком. — Ты должен уходить, Тэ, — пытается обратить на себя внимание предательница. — Быстрее. Давай я помогу. — Замолчи, — хрипло рявкает Тэхен. — Ты свою часть выполнила, а теперь исчезни. Дальше я справлюсь сам. Чистая ранее форма Чонгука теперь вся перепачкана в крови. Пока он был в сознании, он не замечал этого, а сейчас уже поздно. Он весь перепачкался. Тэхен перехватывает его удобнее. Он больше не собирается его отпускать.