Вообще, жил я по принципу «Все люди хорошие, пока не докажут обратное». Если же «люди доказывали обратное», я в очередной раз разочаровывался в этом мире, впадал в апатию и терял вкус к жизни. А потом просто переставал с доказавшими обратное общаться. Пора менять принципы. Отныне, все люди для меня — сволочи и скоты. Пока не докажут обратное.
Данияр Сугралинов
Тэхен не мог сомкнуть глаз, потому что даже тогда, когда он пытался перестать думать, он все равно не мог выкинуть произошедшее из своей головы. Кровь между молочных бедер, отметины на шее и запястьях, исцарапанный живот, пустые тепло-карие глаза… Взгляд Чонгука останется в памяти навечно, как клеймо. Тэхен уже не забудет этого никогда. Пожизненно. Обжалованию не подлежит. Руки Тэхена помнили много злодеяний и знали как по температуре различить кровь еще живого человека и человека мертвого. Но Тэхен никогда не думал и не хотел думать, что этими же руками он так просто опорочит и измучает абсолютно беспомощного и безвинного человека, чей сломленный образ отныне и до конца дней будет приходить в кошмарах вместе с еще одним таким же… человеком. Он сам себе подписал этот приговор! Тэхен помнит жесткость и грубость, помнит задушенные всхлипы в тишине, удары тел друга о друга — отвратительно и мерзко. Но злость (вопреки всему!) отпускает, отступает прочь и тремор рук, а вместо бурлящего гейзера воцаряется полнейшая и беспросветная пу-сто-та. Вспышка, что так резко вспыхнула, так же и потухла, оставив после себя лишь горсть пепла и опостылевшее отчаяние. Тэхен хотел бы, чтобы все вышло иначе, но он уже ничего не мог изменить. Стоило только заметаться рассвету, разбрасывая слабые лучи сквозь тьму и тучи, Тэхен сорвался из дома, собрался за секунды и оставил все свои улики на месте преступления. Чонгук не двигался и, казалось, больше уже не двинется совсем. Если только умом, но и это под большим вопросом; он не мертв и еще дышит, но дыхание — единственный признак жизни. Сломанная кукла — остатки человека. Тэхен боялся смотреть на него и сбежал как самый настоящий трус, оставляя сквозняк, который врывался через приоткрытую дверь и разгуливал по комнате, за главного, чтобы тот кусал неприкрытое от холода, обнаженное тело мальчика. Молочно-белое тело, но перепачканное кровью и грязью. И Тэхеном… оно тоже было перепачкано. Дом опустел и стал еще холоднее. Вчера в приступе ярости Тэхен отослал прочь даже Джина, который испугавшись мальчиковых криков прибежал… Зачем? Спасти? Нашелся супергерой тоже мне! Он ничего не мог… Только смотрел, что-то пытался сказать, пытался вразумить, вернуть спокойствие, надеясь, если честно, на одно лишь чудо. Но он лучше всех знает, что Тэхена в таком состоянии ничто не остановит. Тем более какие-то слова. Джину было жалко Чонгука, но этим все и закончилось, и не вытерпев отчаянных воплей, старший исчез с радаров, прихватив свои вещи и запрятав в дальний ящик и жалость свою, и свою совесть. Это не его дело. И больше он… к этому не прикоснется. Так он и сказал Тэхену, но тот едва ли его слышал. Дорога не отвлекает, только наоборот заставляет вспоминать и думать. Пару раз Тэхен выруливает на встречку, играется с судьбой, слушая противные гудки. Пип-пип. Словно молоток по наковальне. Руки больше не дрожат, но теперь встряхивает нутро. Коллапс ударил по самому больному, и сейчас Тэхена разрывало надвое. Слез больше не было, да и к чему они? Даже Чонгук больше не плакал… Чонгук Из всех сволочей, которых Тэхен убил собственными руками, он ненавидел больше всего тех, кто смел поднимать руку на беззащитных. Дети, женщины, старики… у всех свои вкусы и предпочтения, но мрази, которые из собственной слабости трогали тех, кто был еще слабее, воистину заслуживали высшей кары! А теперь… получается Тэхен и сам встал с ними в одну шеренгу? В погоне за непонятной целью он навредил тому, кого пообещал защитить! У каждого своя маниакальность и зацикленность на чем-то. А Тэхен с самого начала сходил с ума и гнался за Чонгуком не за тем, чтобы навредить ему! Спасти! Он хотел спасти его! (От чего именно только одному Тэхену известно) Сделать так, чтобы мальчик мог и умел давать отпор — сам себя защищал! Вот, что было и есть его целью! Изначальной и главной целью! А что теперь? Все рассыпалось в пепел. И все благие намерения, как говорится: стали дорогой в ад, мощеной окровавленным кирпичом. Устанавливая правила, Тэхен сказал, что убьет Чонгука за побег. Но разве он мог? Сейчас он хочет убить самого себя и безгранично сожалеет. Но кому нужны его сожаления? И кому нужны его «прости»? Это просто слова… которые ничего не значат. Он сам так сказал. Это просто его мысли. Это его нутро. Но ни в чем нет смысла, кроме действий, которые совершает человек. Ни в чем! Слова — это абсолютная пустота, а действия — то, что можно потрогать. И во что вы поверите больше? Теперь Тэхен знал: он такая же сволочь, как и те, кого он жаждал истребить. Он точно такой же… И это понимание… совершенного ничего не меняло.***
От океана мыслей, что бурлили в голове без возможной остановки, отвлекло осознание того, что Тэхен порядка нескольких минут, заглушив мотор своей черной «хендай», стоит на парковке перед (уже знакомым нам) полицейским участком. Все это время его бросало из стороны в сторону и доехал он как-то на автомате что ли, на автопилоте. Он вышел, размял затекшие мышцы, хрустнул шеей, повертев головой из стороны в сторону. Под утепленную кожаную куртку, расстегнутую нараспашку, пробирался морозный, утренний ветер, игнорируя теплый черный свитер в тон куртке и штанам. Тэхену действительно к лицу черный цвет. А еще на черном не разглядеть капель крови… Асфальт покрылся коркой льда, и когда Тэхен решился пойти в сторону стеклянного входа, ему пришлось смотреть под ноги и передвигаться крайне осторожно. Действительно! Его раздутая и пафосная персона не потерпела бы такого провала — упасть на глазах у сотрудников полиции, которые знали его — вот умора! Даже убийцы переживают за свой имидж. Ранним утром на рабочих местах людей почти не было, а те, кто все-таки были, разве что зевали да силились не закрыть глаза. Сильно пахло горьким кофе и едой из соседней забегаловки. Тэхен кивнул нескольким полицейским по привычке и уже хотел двинуть по коридору в сторону кабинета Юнги, но затормозил, так и не выйдя из-за угла. Напротив закрытой двери начальника отдела стояли двое мужчин и о чем-то тихо переговаривались. Тэхен не успел никого из них разглядеть, но, прислушавшись, различил знакомый веселый голос Хосока: — У меня все еще очень много вопросов и я ничего, ничегошеньки не понимаю, — на что последовал слишком тихий, словно бы нарочно приглушенный ответ. Хосок снова заговорил: — Так рано? Думаешь обошлось? — снова обманчивое молчание, которое на самом деле было заполнено чужим неразборчивым и тихим голосом. Тэхена начинало бесить, что он втянут самого себя в какие-то глухие телефончики! — Я поговорю с ним, но он слишком осторожничает… Благоразумнее было бы дослушать, но Тэхен не мог терпеть. Его бесило, что он скрывался и подслушивал, но еще больше выводило из себя, то, что эта его слежка ничего ему, по сути, не давала. Он не мог ничего подумать, — только надумать, выкрутив вырванные из контекста фразы и подставив собственные предположения. Так, к слову, и рождаются всякие разные слухи. Но слухам верить нельзя, и Тэхен прекрасно это понимает. Просто что-то вдруг зашевелилось в нем и стало неспокойным. Шестое чувство шептало ему какие-то глупости от которых хотелось отмахнуться, но все не получалось. Он вышел из своего укрытия, смело зашагал в сторону вдруг замолчавших мужчин. Они казались спокойными, но прервали разговор и теперь вместе смотрели в сторону Тэхена. Он подходил ближе, отмечая что незнакомый ему мужчина хотел остаться анонимом, прикрыв глаза темными очками, а половину лица он скрыл за черной маской. Мужчина, как и Тэхен был одет во все черное, но более элегантно, предпочтя утепленной кожаной косухе длинное пальто ниже колен, а черным джинсам строгие брюки со стрелками. Из общего образа выбивались только выбеленные волосы, которые смотрелись как-то странно и несерьезно. Тэхен почему-то зацепился за эти белые волосы взглядом, они вдруг напомнили ему о… — Тэхен! — первым на него реагирует Хосок, взмахнув рукой в приветственном жесте. Если честно, Тэхен не мог точно сказать: был ли Хосок и правда рад ему, или это было какой-то игрой. Хосок казался простодушным дурачком, но стоило вспомнить, что работал он в этом участке патологоанатомом, и в голову сразу сами собой лезли сомнения по поводу первого о нем впечатления. Хосок резал трупы и держал в руках чужие внутренности, имея при этом абсолютно безразличное выражение лица. Он проводил вскрытие и выяснял причины смерти, а потом стягивал перчатки и принимался травить байки над которыми сам же и смеялся в итоге. У обычного человека от него бы побежали мурашки, а Тэхен видел и делал слишком много не менее ужасных вещей. У него было иммунитет ко злу, даже к очень большому злу… — Хосок, — Тэхен только кивает, а потом сразу обращается весь в сторону незнакомца. Мужчина высокий, наверное, выше Тэхена сантиметров на десять. Из-за маски и очков ничего не разглядеть, а выбеленные волосы с немного отросшими корнями если и оставляли за собой вопросы, то только очень мелочные и мнимые. Этот человек действительно умело скрыл свою личность от чужих любопытных глаз. — А вам не темно в очках? Незнакомец, кажется, хмыкает, слегка кивает, но ничего не отвечает. Тэхен не собирается быть вежливым, его бесит, что от него так откровенно прячут лицо и что игнорируют, скрывая ухмылку под дурацкой маской, — тоже бесит. — Думаю, что человек сам может решить темно ему или нет, Тэхен, — Хосок вмешивается некстати, совершенно точно собираясь попасть под горячую руку. — Вы, кажется, только что сказали мне, что спешите, да? — вопрос обращен уже непосредственно к мужчине в маске. — Не смеем вас задерживать более. Спасибо и до новых встреч! — Хосок давит свою фирменную улыбку до ушей, вызывая у Тэхена еще один приступ бешенства. А мужчина ожидаемо лишь кивает на прощание. Он еще какое-то мгновение задерживается взглядом на Тэхене (насколько он мог сказать, зная только поворот и наклон головы, ведь глаза были скрыты темными линзами очков). Их переглядки длились всего ничего, но время словно растянулось, заставляя Тэхена вновь и вновь вглядываться в незнакомца. Что-то не давало покоя, что-то с этим человеком было не так. Тэхен чувствовал! Но растянувшиеся секунды вдруг схлопнулись, как мыльный пузырь, вновь сделались линейными, и мужчина широким грациозным шагом быстро скрылся за поворотом. Где-то хлопнула входная дверь… — Кто это был? — Просто мой знакомый, — Хосок еще держит улыбку на лице. Как у него скулы не сводит? — Кто. Это. Был? — Слушай, Тэ, забей. Ты чего такой злой? Как дела у Чонгука? — Хосок знает куда бить, поэтому стреляет точнехонько, словно опытный снайпер. Тэхен хмурится, невольно мысли о незнакомце вытесняются из головы мыслями о мальчике. Хосок подмечает и это. — Пойдем, Юнги скоро придет, а у меня есть ключ от его кабинета. Что на пороге стоять, правда? Снова о мужчине с белыми волосами они не заговаривают, но Хосок не дает молчанию заполнить пространства — начинает болтать даже больше, чем болтает обычно. Тэхен его не слушает, воспринимая словно белый шум, который ничего не значит. Злость, которая так резко накатила, сейчас отступила. Вернулась пустота. В голове шумело словно на пустой радиочастоте. Чонгук… Чон-гук. Отныне это имя тоже пропитано болью, и Тэхену сложно принять то, что причиной этому стал он сам. Белая-белая кожа, как снег, капли крови, слезы и… сперма. Отвращение. Это даже нельзя было назвать сексом. Это было самое настоящее изнасилование. Тэхен делал зло людям, он убивал людей (!), но такое зло… сейчас казалось ему еще большим злом. Он просто не смог остановить самого себя, хотя думал, что вполне контролировал каждое свое действие. Ключевое слово — думал — в прошедшем времени. Сейчас он ни в чем не был уверен. Юнги пришел спустя долгие 20 минут. Он показался растрепанным больше, чем обычно, таким же невыспавшимся, с пролегшими под глазами темными кругами. Он нисколько не смутился присутствию в его кабинете посторонних, даже не обратил на них внимания, только закинул небольшую сумку, больше похожую на тонкую папку с документами, на стол и упал в свое крутящиеся кресло, откинувшись на спинку. Послышались тяжелый выдох и вдох, и только спустя еще пару минут (во время которых замолчал даже Хосок) Юнги все-таки заговорил: — Что вам двоим нужно от меня с утра пораньше? — Юнги всячески избегает зрительных контактов, прикрыв глаза рукой, чтобы с силой их растереть. Но, к большому удивлению, ответа он не получает. Юнги спустя еще одну минуту затянувшегося молчания даже глаза открывает, удивленно рассматривая Тэхена и Хосока, которые вперились друг в друга глазами и не говорили вслух, но, казалось, что разговаривали взглядами (скорее молниями, которые метали друг в друга). — Будете молчать, и я вас выгоню. — Сегодня я застал Хосока со странным человеком и хотел кое-что спросить у тебя, Юнги… — Тэхен первым прекращает противостояние. — Говори уже. — Ладно-ладно, — Хосок вскидывает вверх обе руки, признавая поражение. Он откуда-то (из воздуха, что ли?) с прежней улыбочкой достает бумажную папку, которую Тэхен не видел до этого момента, и шлепает ее на стол Юнги. — «Странный человек» принес мне дело для Тэхена. Сюрприз! — Блять, — Юнги очень далеко отбрасывает от себя образ взрослого и серьезного начальника отдела. — Какое дело? Они совсем ебнулись там? Центральный отдел… — Он сказал, что все улажено, — Хосок пожимает плечами. Юнги берет в руки папку, неохотно ее открывает, выуживает оттуда несколько листов, рассматривает их, хмуря брови и цыкая. А до Тэхена вдруг доходит, что сегодня он, по самой что ни на есть случайной случайности, умудрился пересечься с одним из тех, кто руководит его действиями из тени. И то, что именно Хосок получил это дело… приводило в замешательство. Тэхен всегда считал, что именно Юнги вел переговоры с «тем людьми», и то, что на самом деле это был Хосок существенно переворачивало ситуацию. Юнги Тэхен доверил бы даже свою жизнь, а Хосок… всегда казался слишком подозрительным и странным. Ему не было никакого доверия, и сейчас больше этого доверия не стало ни на грамм. — Ты пришел за новым делом? — Юнги определенно зол. — Так на! Вот держи! — он бросает папку ближе к Тэхену, та плавно скользит по столу и одним только кончиком пересекает край, притормаживая. — Твори что хочешь, только в этот раз позвони нам. Ладно? — последнее слово начальник полицейского отдела говорит уже спокойнее, даже на мгновение смягчается в выражении лица. — Да, — Тэхен не знает что сказать еще. В самом начале он думал, что придется слезно умолять Юнги, а теперь… все, что ему было нужно, само упало в его руки. — Иди тогда. — Удачи! — добивает Хосок. Тэхен рад, что он свободен, потому что еще немного, и он бы врезал старшему по наигранно-счастливому лицу.***
В большинстве случаев Тэхен не получал прямых и точных данных, как сегодня. Обычно им просто отправляли какие-то расплывчатые наводки вроде имени, даты рождения, еще чего-то, что имелось и у полиции: возможные убийства, улики, основные причины для подозрений. Потом все обрабатывалось Юнги, который до повышения подавал весьма большие надежды в стезе опытного следователя, что как бы прямо говорило о его немалой подкованности в данном вопросе. Юнги не от балды занимал свою должность. Вместе с Хосоком и несколькими ребятами из отдела они проверяли наводку, устраивали слежку за объектом. Если у них не получалось ничего найти, то подключали уже Тэхена, который, в силу своей направленности, умел и мог просчитывать чужие шаги наперед. И если объект не могла найти полиция, то за них все делал именно Тэхен. Собственно, потом он же и исполнял приговор. (С отчимом Чонгука все вышло немного по другому плану) Сейчас в папке находились конкретные данные, а подпись в нижнем правом углу, на одном из листов, указывала определенную точку на карте. Тэхену не просто дали задание — его направили в определенное место, перед этим не забыв рассказать о причинах — о злодеяниях, за которые человек и поплатится собственной жизнью уже совсем скоро. (В данный момент Тэхен полностью выкинул из головы Чонгука) (Важность имело только дело) (Только кровь, которую он скоро прольет, имела значение) «Преступник из папки» имел немалый список поступков, которыми не стоило бы гордиться. Это был мужчина 45-ти лет, у него была жена и уже взрослая дочка, которой недавно исполнилось 16. Работал мужчина директором в каком-то небольшом гастрономе. Под его начальством так же имелась еще парочка небольших закутков на городском рынке. В общем, не то, чтобы заурядная личность: образцовый семьянин, который мог позволить себе содержать жену домохозяйку и отправить дочь в одну из самых дорогих, частных школ города, при этом с легкостью покрывая все желания своих любимых женщин. Короче говоря: еще один праведник и «человек, который и мухи не обидит». Но пусть он и не обижал мух, да, этого за ним не наблюдалось, зато по вечерам (где-то раз в месяц, а иногда и раз в неделю) он любил скрасить свою компанию обществом девушки, которая была не то, чтобы не в восторге быть «избранной» — она была в ужасе. В ужасе и умирала. А потом ее находили растерзанной в какой-нибудь канаве на окраине города… Все это Тэхен вычитал из нескольких листов, которые были у него на руках. Он еще немного просидел в машине, прежде, чем выйти наружу и зайти в указанный в деле дом. В этот раз район немногим отличался от того, в котором Тэхен нашел отчима Чонгука: такой же высокий забор, чистый двор, охрана на входе. Тэхен не знал в какое время ему лучше было бы появиться, чтобы точно застать объект на месте. Но он положился на то, что люди, которые столько лет контролировали каждое его действие просто не могли допустить ошибки. Как бы Юнги не беспокоился за центральный отдел. План оставался прежним. Тэхен сделает все так, как делал всегда. У него нет за пазухой страха, который мучил бы его. По крайней мере, сейчас. На будущее загадывать нет смысла. (И имена сейчас лучше… не вспоминать)***
Тэхен преодолевал препятствия с какой-то странной легкостью. Охранника на входе не оказалось (скорее всего: отошел по неотложным делам); камеры наблюдения в доме отсутствовали вовсе, поэтому Тэхен не прятался, а спокойно прошел до лифта, нажал кнопку с номером нужного этажа (который тоже был указан в деле), и лифт тронулся, плавно начал двигаться вверх. Тэхен почему-то с силой сжал всегда холодный металл ножа, когда лифт звякнул, оповещая о прибытии на нужный этаж. Какое-то дежавю поселилось в сердце, потому что жилой, многоквартирный дом был едва ли не копией дома, в котором Тэхен нашел отчима Чонгука. Но отмахиваясь от странных чувств, Тэхен шагал к нужной квартире, потому что должен был. Да и слишком поздно ему отступать. Дверь… оказалась открытой. И если это не странно, то что тогда «странно»? Сердце вдруг застучало прямо в ребра, а в висках завибрировало, и поверх выступила отчетливая пульсирующая жилка. Тэхен зашел в уютную прихожую, но не собирался снимать обувь, как бы не требовал этикет. Он не в гости пришел, он… здесь не за этим. Человек, чья фотография была приложена к одному из листов скрепкой, нашелся на кухне (Тэхен разглядел его лицо в отражении зеркала, которое висело точно напротив). Мужчина сидел за кухонным столом в гордом одиночестве. И когда Тэхен зашел, он как раз одним махом выпил рюмку соджу. Зеленая бутылка стояла рядом совершенно опустевшая. — Пришел, — не вопрос. Мужчина сидел спиной ко входу на кухню, но видимо расслышал гостя по шагам (или тоже увидел в зеркале). — Проходи, присаживайся. Ты опоздал немного, но это совсем не страшно. Тэхен ничего не отвечает. За него всегда лучше всего говорил звон лезвия ножа. — Отлично, — мужчина хмыкает. — Знаешь, как говорят? «На самом деле, настоящая правда в этом мире не имеет значения. Важно лишь то, что скажет человек с ножом». Как ты думаешь, Тэхен: у кого сейчас нож? У кого он на самом деле? — мужчина резко оборачивается, впериваясь захмелевшим взглядом прямо в своего гостя (ожидаемого?) Откуда этот человек знал имя Тэхена — неизвестно. Но теперь все больше фактов говорило о какой-то… западне. — Можешь не отвечать. Это риторический вопрос. Что же ты не присядешь? Боишься, что укушу?.. — Кто вы такой? — Кто я такой тебе доподлинно известно. Ни к чему сейчас глупые вопросы. — Это какая-то подстава? — Не знаю, — мужчина пожимает плечами. Отворачиваясь от Тэхена, он так запросто подставляет спину, в которую можно ударить. Но Тэхен не бьет, а мужчина продолжает: — А ты как думаешь? У Тэхена как-то само собой поджимаются губы, он сильнее впивается пальцами в свой нож. Так сильно, что сам же и режется о лезвие по неосторожности. Но он этого не замечает. А капля крови медленно капает на пол… — С тобой совсем не интересно. Вздумал играть в молчанку? — Привык делать, а не говорить. — А-а, вот оно что. Ну, — мужчина медленно встает со стула, поворачиваясь лицом к Тэхену. Он оказывается немного ниже, но крупнее, намного крупнее высокого и худощавого Тэхена. — Тогда приступай. Или мне надо оказать сопротивление? Тебе больше как нравится?.. Тэхену вдруг стало мерзко. — Что происходит? — Тебе никогда не сдавались добровольно? — мужчина хмыкает. — И ты, наверное, думал, что про тебя никто не знает? Тэхен, какой же ты все-таки наивный мальчик. Слушай, я не собираюсь тут резину тянуть, понимаешь? Просто сделай то, что делал всегда, и дело с концом. Убей меня — это же так просто! Тэхен не двигается с места. — Ты же сказал, что больше любишь делать! А сам сейчас чешешь языком и хлопаешь глазками! Мне сказали, что ты придешь и сделаешь свое дело, а теперь я даже жалею, что согласился. — Согласились на что? Кто вы? Это какая-то подстава? — Тэхен, ты все равно ничего не поймешь. Всему свое время. Своими вопросами ты ничего не добьешься. Я тебе на них не отвечу. Просто возьми этот нож, — мужчина делает широкий шаг, оказываясь слишком близко к Тэхену, и берет его за руку, в которой крепко зажато лезвие. — Убей меня, — и притягивает тэхенову руку к своей груди, чтобы нож своим острием упирался точно в центр его груди. Что-то внутри Тэхена запротестовало. Вся эта ситуация загнала его в тупик и он впервые почувствовал себя слабым перед неизвестностью. Он смотрел в чужие глаза и ничего не понимал. Он ждал, что в любое мгновение откуда-нибудь выскочит кто-то, и его изловят, как самого последнего идиота, как рыбку, которая с такой легкостью попалась на крючок. Но никто не выскакивал, а «объект» смотрит на него слишком пристально. — В жизни мы все совершаем ошибки, Тэхен. Рано или поздно за них приходится платить. Тэхен не двигается, но мужчина сам делает еще один шаг (последний)… и сам напарывается на холодное… ледяное… лезвие. Горячая и алая кровь впервые не отвечает Тэхену ни на один из его вопросов.***
Hildur Guðnadóttir — Líður (Chernobyl Version) Когда Тэхен все-таки берет в руки телефон и набирает номер Юнги, за окном уже начинает темнеть. Он не знает сколько времени провел в забытье. В ушах шумело сильнее прежнего, но он смог справиться с самим собой и проговорить в трубку, что он… все. Закончил. Когда приехала знакомая Тэхену команда ребят, он на них даже не среагировал. Казалось, что весь мир потерял смысл за какие-то чертовы минуты… или это были часы? «В жизни мы все совершаем ошибки, Тэхен», — уверенно повторял голос в голове, напоминая о чем-то старом и страшном. — «Рано или поздно за них придется платить». Обычно уверенный во всем, а самое главное — в себе самом, Тэхен схватился за голову, пытаясь удержать внутри сомнения, которые выбирались за пределы его существа, разрасталось как сорняк. Он уже ни в чем не был уверен. Система потерпела сбой, и теперь… все рушилось. Ничего не укладывалось, только разваливалось на части. Последние годы он существовал словно машина, сердце его молчало, а губы холодно изгибались в оскале, — проливалась чужая кровь, закатывались чужие глаза… Но ему было все равно. Он ничего не чувствовал, потому что поклялся сам себе забыть и больше никогда не вспоминать. Но… сегодня на него свалилось слишком много. Впору пожалеть самого себя… такого бедного и такого несчастного. Ведь никто не страдает так, как он! Никто не… страдает вовсе. (Какой же ты… все-таки эгоист) А теперь? Сердце неровно стучало. Тэхен сжимал виски, смаргивая пелену перед глазами. Пустота мучила! Боль терзала! Все монстры вдруг вырвались из клеток и смотрели на него из темноты до жути знакомыми глазами… — Тэхен? — касание к плечу, но Он уже не узнает даже Юнги. — Тэхен? Никто не спрашивал у него: почему в этот раз все обошлось лишь малой кровью? Никому не было интересно, что на самом деле крови было много. Больше, чем обычно. Просто никто кроме Тэхена не мог ее разглядеть. — Тэхен? Пустота. Белый шум. Шипящая радиочастота. Пу-сто-та. …Как он добирается до своего дома — сам не понимает. Перешагивает порог словно во сне, запинается на ровном месте, распластываясь по полу, словно опьяневший. Но нет. Он не пьян. Разве что сошел с ума. Подниматься тяжело и сложно, но определенно — нужно. В доме третьей лишней поселилась тишина. Тишина молчала, давила собой, своим безмолвием. От нее болели уши. А может быть, болели вовсе не уши. Тэхен не понимал — не хотел понимать… Все осталось прежним, словно он вышел из дома на несколько секунд. Никто его не встречал, и на кухне… не шкварчало масло на сковородке, совсем не было света, и молчал телевизор в покрывшейся инеем гостинной. Словно все вдруг вымерло, как по щелчку чьих-то пальцев. Какой-то очень страшный кошмар. Ужас. — Нет-нет-нет… — словно в бреду вырывается отрицание. Тэхен взлетает вверх по лестнице, словно ураган. Самый настоящий и… Самый разрушительный. Дверь в нужную комнату приоткрыта и так откровенно приглашает зайти внутрь. Тэхену делается еще страшнее. Сердце замирает и почти не бьется, губы сохнут, пальцы… дрожат. Но он все же подходит ближе, касается гладкой деревянной поверхности, легко ее толкает. Если бы у пустоты был запах, то пахла бы она именно так, как сейчас пахнет в комнате мальчика. Тэхен не сразу заставляет себя посмотреть в сторону развороченной кровати, где прежде белые простыни нынче все перепачканные, а следы крови потемнели и их уже почти нельзя было отличить от следов грязи. Зато Чонгука среди этих простыней различить было запросто. Мальчик будто и не двинулся вовсе с того момента, как Тэхен посмотрел на него в последний раз. Страшная мысль заразила сознание, и Тэхен дернулся к кровати, нащупывая холодными руками чужой пульс на тонком запястье. Боже, такие холодные руки! Чонгук окоченевший, но… еще не труп. Пульс еще волновал его вены, а дыхание мерно поднимало грудь. Тэхен не раздумывал и секунды прежде чем подцепить мальчика за плечи, обхватить под коленями и взять на руки, прижимая к груди, как… маленького кутенка, чьи синие губы наводили самый настоящий ужас… кошмар. Как странно, да? Чонгука так пугал только Тэхен. А теперь они, получается, квиты? Тэхен едва ли не бежит до душевой, затаскивая мальчика в кабинку и включая самую горячую передачу. Вода греется постепенно, заполняет тяжелым паром небольшое пространство комнатки; Тэхен промокает до нитки, но будто бы не обращает на это никакого внимания. Въевшаяся в мальчиковы волосы грязь начинает постепенно стекать вниз. Тэхен придерживая Чонгука рукой за талию и прижимая его всем своим телом к стенке, принимается бережно водить пальцами по чужому лицу. Он касается мальчика так легко и нежно, словно боится, что может ему еще сильнее навредить. — Проснись, Чонгук, — он так надрывно шепчет, что у любого человека от такого зрелища зашлось бы сердце. Он так умоляет мальчика и сами небеса! Он чувствует себя таким виноватым! — Прошу открой глаза, слышишь? Вернись, Чонгук, вернись ко мне!.. Прошу тебя!.. — бессвязно бормочет на самое ушко, выдыхая на нежную белую мочку. Но мальчик не открывает глаз и все так же… нуждается в опоре. Он же бесхребетен! Как вы могли забыть? Тэхен принимается водить руками по всему белому, как снег, телу. Он словно старается смыть и спрятать следы своих злодеяний. Но вся проблема в том, что кровь можно спрятать с глаз долой, только ты все равно продолжишь видеть ее повсюду. — Открой глаза, Чонгук, — куда-то подевались уменьшительно-ласкательные прозвища, и осталось только дорогое… имя. — Будь со мной, слышишь? Просто будь… со мной! Но крики не помогут проблеме. А спящий не проснется, если только он сам не захочет открыть свои глаза. Только вот Тэхен не хочет этого понимать! Он опять поступает как эгоист! Он хочет только одного — чтобы ему самому больше не было… так больно! А сам-то раньше как говорил? Показывал на примере, что такое боль и с чем ее едят! Выходит тут не только Чонгук — плохой ученик! Тэхен вовсе не понимает собственных слов. — Пожалуйста… Он как раз вновь возвращается к лицу Чонгука, приподнимая за острый подбородок. Вода стекает толстыми струями, заливается в глаза, слепляет ресницы острыми треугольниками. Тэхен только сейчас замечает такую трогательную маленькую родинку, что притаилась под нижней губой Чонгука. Почему-то это кажется ему серьезным упущением. Почему он не заметил ее раньше? Ведь… каждая мелочь важна. …Потонув в мыслях с головой, Тэхен не сразу замечает еще одну мелочь: Чонгук открыл глаза. И если холод Северного полюса кажется невыносимым, то холод, отразившийся в зрачках мальчика, был невыносимее в сотню раз. А то и больше. Тэхен вздрогнул. Он больше не мог говорить. В глазах Чонгука зияла пустота, абсолютный ноль, 273 градуса по Кельвину. Теплые, карие радужки, что прежде казались похожими на потемневший янтарь, теперь были черными. И Тэхен видел в них свое отражение… Еще никогда он не чувствовал себя столь ничтожным и столь мерзким, как сейчас. Сволочь и скот. Самый настоящий. Вот кто он… такой. И он никогда не заслужит… прощения. Никогда.