ID работы: 6935549

Стокгольм

Слэш
NC-21
Завершён
724
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
191 страница, 26 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
724 Нравится 257 Отзывы 495 В сборник Скачать

14. Пряничный кнут

Настройки текста

Мы приручаем людей точно так же, как одомашниваем собак и других животных, — методом «кнута и пряника». И это совершенно «нормально».

Мигель Руис

Возвращаясь к теме убийств, остается только набирать причины для оправданий. Тэхен, в отличие от Чонгука, оставался прежним. Да, он считал себя виноватым и чувствовал что-то вроде жалости и сострадания. Но на то он и человек. Люди же чувствуют? Да. В этом нет ничего удивительного. Как нет ничего удивительного и в том, что Тэхен продолжал убивать. Ведь это… стало его повседневностью. Его чувство вины касалось только Чонгука, и мир за пределами стен этого дома не имел к этому чувству никакого отношения. Шестеренки крутили механизм, запущенный годами ранее — без остановок. Разве что с краткими перерывами… Сдвиг сознания или же, так называемое, «смещение нравственной парадигмы» — набор терминов, для описания случаев, когда серийники или маньяки оправдывают себя тем, что все зло, которое они вершили собственными руками, было не просто так, а во благо какой-то высшей цели. А высшая цель самая разная (у каждого своя): Бог, человек, голоса в голове… сумасшествие. Убийства Тэхена могли бы быть оправданы достаточно светлыми помыслами. Могли бы… но мы живем не в том мире, где убийство можно хоть как-то оправдать. К сожалению? Скорее, к счастью. Убийство остается убийством — это неизменно. Это закон, следуя которому, люди остаются людьми, выдвигая себя на более высшую ступень — выше, чем мир животный. Ведь, если у человечества отобрать законы и правила — все обратится в хаос. Что-то должно ограничивать и диктовать правила поведения. Другое дело, — когда существующие законы можно перевернуть с ног на голову, изменив их трактование в нужную сторону. Это и называется смещением. Дело не в изменении и поправках, дело в том, что преступник не понимает, что он преступник. Вот, что действительно страшно. Как и многие другие «смещенные», Тэ считал и считает себя миссионером (не убийцей!), что возложил на себя обязанности по «очистке» мира от грязи. Этакий местный дворник, только вместо метлы у него в руке нож, а вместо опавшей листвы под ногами — кровь на руках и выпущенные наружу внутренние органы. Не стоит забывать и то, что за его спиной стоят другие люди. Люди, которые покрывают его. Люди, которые позволяют ему делать то, что он делает. Вы думаете, что мир, как в старых сказаниях, стоит на черепахе и трех слонах, что на своих спинах держат Землю? Думаете, что он нерушим. Что зло побеждается, а добро торжествует? Если так, то ваша парадигма от и до не верна. Мир не черный и не белый. В нем краски смешаны между собой — не различить одну его грань от другой. И кто бы ни были те люди: «мстители из тени» (прости, боже), такие же преступники, просто люди… Страшно даже не то, что они просто покрывают убийцу, более страшно то, что этот убийца под покровительством начинает чувствовать себя не тем, кто он есть на самом деле. Так сказать — это такое «самовнушение», вскармливаемое извне. И Тэхен продолжал убивать, выполняя какую-то роль (свою собственную) в общей схеме мирозданья. Он приходил и уходил, не совершая больше поползновений на личное пространство мальчика. Это была необходимая пауза, нужная для восстановления последнего. Да и для первого тоже. Нужная передышка. Затишье перед самой настоящей бурей…

***

Теперь и Ноен показывалась в гостях, не боясь вызывать подозрений. Чонгук сейчас едва ли мог складывать длинные цепочки размышлений (которые обязательно привели бы его к определенным выводам), поэтому преступникам (как бы грустно это не звучало) все сходило с рук. Казалось, что жизнь в этом доме вернулась на круги своя. Так они и жили до появления Чонгука — как одна большая семья. Бр-р. Мурашки по коже. Разве у преступников может быть семья? И еще какая. Крепче, чем многие «нормальные» семьи. Ведь эту семью берегут самые настоящие монстры… Вместе с Ноен Чонгук стал выходить за пределы душных стен. В лесу они наблюдали, как весна вдыхала жизнь в мир вокруг. По каплям. В ярких лучах солнца лес уже не казался таким страшным, каким выглядел через призму непробиваемых окон. Чонгук обрывками собирал память, осекаясь на разных мелочах: вот тут ему было больно, здесь он упал… пока бежал. Но почему бежал? От кого? Еще только предстояло узнать. — В лесу люди лесеют, а в людях людеют*, — вдруг говорит Ноен и слабо улыбается, зажмурившись от яркого проблеска света, пробившегося сквозь высокие кроны деревьев. — Не думаешь? — Лесеют? — неожиданно задает вопрос. Чонгук с того самого дня сказал слов меньше, чем пальцев на одной руке, поэтому Ноен даже удивилась, приоткрыв от неожиданности рот. Стоит заметить, что на бледной коже лица мальчика теперь проступал неяркий румянец, а румяные щеки хотя бы просто появились, заменив собой болезненные провалы — кожу, туго обтягивающую кость. Нога не доставляла неудобств, потому что Ноен придерживала его за талию, легко помогая передвигаться. Сейчас они были в одной весовой категории. Но как бы там ни было, нельзя не признать, что Чонгук (как-никак) постепенно оживал… Только вот являлось ли это радостной новостью? — Ну да, — девушка останавливается, вместе с ней замирает и мальчик, легко сжав пальцами легкую куртку на плече Ноен. Недолго они смотрят друг на друга. — Лесеют. Здесь особенная атмосфера: нет привычной людской суеты, нет проблем, нет шума и людей… Иногда я понимаю тех, кто отрекается от жизни в городе и уходят жить в лес. Они не отшельники, просто устают от всего людского… Устают людеть. Что тут сказать? Лес забрался под кожу и никуда не собирался уходить.

***

Время шло постепенно, неспешно, словно давало сразу несколько вторых шансов на работу над ошибками. На пересмотр ориентиров? Чонгук свои точно пересматривал с самого начала. А Тэхен оставался верен прежним… Так, шаг за шагом, память возвращалась, ужасая подробностями. Чонгук вспомнил все: как рвался убежать, как получал за это беспощадные «тумаки»… Только теперь он перестал понимать причину своего непослушания. Давайте поймем вот что: человек, где бы он не оказался, всегда стремится к какому-никакому комфорту. А еще очень важна безопасность. Так вот, взглянув на ситуацию чрез время и со стороны, мальчик почему-то пришел к выводу, что он-то был не прав. У него имелся в наличии и комфорт, и безопасность… Чего никогда не было снаружи. Так зачем же он так рвался прочь?.. В моменты каких-то «просветлений» Тэхен приходил к Чонгуку и составлял ему компанию, рассказывая сюжеты прочитанных им книг. Мальчик слушал. Всегда слушал. И смотрел. Внимательно так. Наблюдал, выискивая причины для страха, но (хах) не находил ничего подобного. Тэхен был груб порой — да. Но он не был страшным… а те картины прошлого теперь казались приукрашенной действительностью — как каждый ребенок преувеличивает что-то непонятное, пугаясь неизвестности больше, чем того стоило. Гораздо ярче в памяти отпечатался вид перекошенного от горя лица. Тогда глаза заливало водой, но даже сквозь эту воду, Чонгук смог разглядеть на чужом лице соленые слезы. Этот человек раскаивался. И — как и учила мальчика мама в далеком детстве — этого человека непременно стоило простить… …Есть такое понятие в психологии: метод «кнута и пряника». Он широко распространен в нашем мире. Им пользуются учителя в школах, начальники, даже в любовных отношениях он играет очень важную роль. У «кнута и пряника» есть такая способность — обращать власть, которой добиваются один из «объектов» в привязанность к нему другого «объекта». Такой вид построения отношений между людьми пользуется успехом потому, что он всегда дает свои плоды. Стоит только набраться терпения и все сделать правильно. Если не особо придираться к деталям (оставим это дипломированным специалистам), то всех людей в мире можно разделить на два типа: те, кто понимают «пряник» и те, кто подчиняются «кнуту». В первом случае люди, скорее всего, сами наказывают себя за оплошности, сами себя хлещут «кнутом», чтобы не позволять сделать это другим. Во втором же случае, люди готовы добровольно подчиняться, готовы терпеть и позволять бить себя «кнутом», в ожидании того, что после им обязательно дадут «пряник»… Хотя бы за банальное послушание. За по-кор-ность. Простой пример: человеку (назовем его Джон) захотелось научиться самообороне, Джон записался на занятия, проходил какое-то время, а потом ему надоело, и Джон перестал посещать тренировки. Кроме одного только «хочу», у Джона не было повода, чтобы продолжать обучение. Желание возникло просто из-за мысли, что однажды такой навык может пригодиться, но потом, за неимением мотивации, Джону просто стало скучно. Здесь: «пряник» — мифическая возможность применить полученные знания в жизни, а «кнут» — изматывающие тренировки… Все жаждут «пряника», но понимают почему-то только «кнут». А вот и второй случай: допустим, случилось так, что Джона избили на улице, напали в темном переулке, и возможно, что это произошло неоднократно. Теперь Джон имеет печальный опыт — «удар кнута». Сейчас на занятиях по самообороне Джон будет выкладываться на полную катушку, работать в поте лица, чтобы в случае повторного нападения он смог дать обидчикам достойный отпор. И он обязательно сможет этот отпор дать, потому что у него будет необходимый ему результат. Мотивации для достижения этого результата — выше крыши. Так вот, в данной ситуации: насилие, которое задело Джона — «кнут», а результат его тренировок — «пряник». Поздравляем, Джон! Вы усвоили этот урок. Так и получается, что «кнут и пряник» — это такой механизм, с помощью которого можно получить власть. Не важно над чем или кем именно: над самим собой или другими людьми. Это работает безотказно, даже если вы будете знать, как это работает, даже если будете понимать суть. Вы воспользуетесь этим знанием против других, но кто говорит, что кто-то не воспользуется им же против вас? Даже если этим «кто-то» будете вы сами… А теперь вернемся к Чонгуку и Тэхену. К прощению, которое мальчик готов был подарить, закрывая глаза на прошлые (свои же!) страхи и обиды. Кто-то сказал, что упоминать Стокгольмский синдром сейчас — не к месту. Но что это тогда, если не он? Ведь этот синдром тоже попадает под метод «кнута и пряника». Власть, вызывающая привязанность. Еще один механизм и шестеренка, вставшая на свое законное место… Все снова работает как надо.

***

Очередной новый день запомнился солнцем и чистым небом. Дом превратился в бесконечно светлое пространство, заполненное уютом и покоем. Какие бы страсти не хранили в себе обитатели, дом, как и все вокруг, продолжал существовать отдельно. Он не перенимал человеческий мрак и холод на себя, становясь оплотом спокойствия… Чонгук проснулся рано, успевая краем заспанных глаз зацепить рассветные краски, расплывающиеся по небу яркой акварелью. Сквозь окно в его комнате небо казалось невообразимо прекрасным, очень близким к земле, пусть его и ранили острые кроны голых деревьев. В комнате прохладно, но не холодно. В самый раз, чтобы не замерзнуть и не спреть под объемным теплым одеялом, в которое мальчик кутался с головой. Чонгук не помнил в какой из дней он понял, что ему нравится быть здесь. Одеяло, комната, вид из окна, люди рядом… Впервые он так рад человеческому обществу! Раньше он чувствовал, будто весь мир против него, а сейчас этот мир где-то далеко. За стенами… Тэхен вынес этот мир наружу сквозняком, оставив за собой пустоту. Но было ли это плохо?.. Шлепая голыми ступнями по холодному полу, мальчик оглядывал стены, кутаясь в чью-то (ничейную) черную большую толстовку. Хотелось дотронуться, коснуться нового мира… Мира, который теперь казался меньше и ближе. Все вдруг стало каким-то другим, будто сознание устало страдать и решило выдумать сказку без конца и края. Такую кровавую сказку, с серийным убийцей в главной роли. И сказка, и новый мир — все это пугало бы любого нормального человека. Но Чонгук, обманывая самого себя, ухватился за страх, как за соломинку, которая сможет его спасти. И теперь он… вот так держался наплаву: перебирал руками, щурился в темноте, вытягивал шею, стараясь глотнуть больше воздуха. Зазевался, не заметил, а черные глаза выхватили одиночку посреди опустевшей гостиной. Чонгук вздрогнул, Тэхен ухмыльнулся, крепче сжимая пальцами граненый стакан в своих руках. На дне стакана дрогнула вода, разойдясь кругами, будто не ограниченная по периметру стеклом. Замедлился пульс, как у холоднокровных. Зрачки перестали дрожать… В стакане вода не сменилась кровью, поэтому Тэхен сделал последний глоток и отставил его прочь. Чонгук не боялся, когда монстр зашагал к нему навстречу. Когда подошел ближе. Заглянул в глаза — ментально вырвал кусок плоти, разливая кровь. Подтекает крыша… — Доброе утро, — звучит как вопрос. Доброе ли? Тэхен близко, как никогда, протягивает руку, касаясь, выбившихся из хвостика-фонтанчика на затылке, волос, сдергивает с концами резинку, удерживающую локоны в связке. Чонгук и прежде обрастал до состояния, что колючие прядки неприятно лезли в глаза, но тогда он шел к матери, которая и по сей день стригла его, как маленького. А сейчас он как-то даже и не задумывался по таким мелочам. Резинку ему одолжила Ноен, — мальчик и думать забыл про отросшие патлы. Нет ответа, но никто его и не требует. Оскал улыбки забрался в душу. Тэхен еще немного постоял, будто высматривая в мальчиковых глазах хоть что-то. Нашел в итоге или нет — уже не так и важно. Во всяком случае — оставил все себе. Ушел. Загудел сквозняк. Забрался под шиворот

***

Давно нет разницы в личности очередного монстра, которого нужно убить монстру другому. Они все одинаковые, как и остальные люди — печальная история, заключенная в бренном теле, что учиняет проблемы окружающим. Вопрос только в масштабе и жестокости. Тут в силу вступает совсем иная классификация… Тэхен забрался в дом — протоптанной дорожкой — миновал пороги и милую консьержку на входе. Его улыбка всегда разная — многогранная, как бриллиант — от оскала, до очаровательно приподнятых уголков губ. Разгон — одно мгновение. Квартира не пустовала, обозначая хозяина звуками из ванной: шумел душ. Тэхен сначала прошел мимо, но чуть не упустил удар сзади: ловким движением скинул тщедушного человека со своей спины. Тот совершил немыслимый кульбит в воздухе, грузно ухнув на пол, с размаху ударился локтем о дверной косяк… И шприц, что сжимал в кулаке пострадавшей руки, откатился в сторону. Тэхен хватается за шею. Даже не распознал укола — вот, что значит «комарик укусил». Не прочувствуешь… — Блять, — ругается, пока чужеродное вещество медленно смешивается с его кровью. — Вот я тебя и дождался, убийца убийц! — закричал, расхохотался, будто считал себя хозяином положения. Лицо его исказилось в ненормальной гримасе, он медленно приподнялся, помогая себе здоровой рукой. Сумасшедших людей можно отличить по глазам: они либо пустые и стеклянные, либо такие, как у этого ч… монстра — бегающие из угла в угол, выпученные и горящие, как угольки. — Уже готов к расправе? Я — да. «Убил киллера полиции» — звучит идеально, — слишком уверенно для безумного полутрупа. Звон ножа унимает тремор в пальцах, что беспокоил разве что последние секунды. Тэхен касается холодного металла губами, жмурится и, наплевав на замедленную координацию (явно из-за непонятной гадости в его крови), начинает двигаться в сторону расшумевшегося человека. В Тэхене ни грамма паники, ни грамма страха: когда дело касается убийства — выполнения задания — он становится бесчувственной, отчужденной машиной. — Дрянь в твоей крови вот-вот выведет тебя из строя, а ты все не сдаешься, — продолжает хохотать. — Заткнись. — Что ты мне сделаешь, если не заткнусь, а?! Что? — Убью тебя, — уже совсем близко, возвышается над распластавшемся на полу, и его взгляд сфокусирован только на еще живом теле. Остальные детали размытые и нечеткие. Они не имеют сейчас смысла. — Попробуй, — плюется ядом. И Тэхен пробует: рывком опускается и заносит нож, целясь в незащищенную шею. Но не успевает нанести удар… тело оказывается быстрее. …Радость только в том, что не загорается болью в боку. Тэхен все равно наносит свой удар позднее. Горло «объекта» вспарывается ножом, кровь заливает лицо и все вокруг. Хватка на ноже, что застрял у Тэхена в боку, ослабевает. Глаза закатываютсяНа губах растянута сумасшедшая улыбка. В этот раз Тэхену не до вспарывания и уж тем более не до заметания своих следов. Он осторожно вынимает из себя нож и зажимает рану рукой. Время играет против него, отсчитывая мгновения до полной отключки сознания. Мысли замедляются, затягиваясь пеленой. Тяжелеют веки. Когда мир на секунду замирает, Тэхен рывком находит в кармане штанов телефон и набирает Юнги.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.