***
После вчерашней попойки отбросы больше напоминают живое мясо, бездумно двигающееся по настоянию руководящих. Юнги даже на секунду грешит мыслью, что это их состояние сыграло ему на руку, ведь будь они более бодрыми, то канючили и устраивали бы сцены. Он каждого разделяет по разные стороны, чтобы они меньше взаимодействовали друг с другом. Ёнджу отправляет развешивать декор на сцене, Мину — помогать с костюмами, Сору — подготовить напитки, Намджун уходит расставлять стулья по периметру, Чонгук подготавливает аппаратуру, Тэхён переносит подносы с едой из фургона на фуршетный стол, а Чимин занимается уборкой в зале. Мина кое-как сдерживает свой порыв зажать пальцами нос, ибо от деда, который крутится вместе с ней в гримёрной, жутко воняет затхлостью. Он ещё с добродушной улыбкой на морщинистом лице что-то воодушевлённо рассказывает школьнице, делится какими-то воспоминания, но Ли неинтересно. Ей вообще хочется сказать, чтобы он рот свой закрыл и делом занялся, но у неё слишком трещит голова и от тошноты все слова встают поперёк горла. Поэтому девушка, бросая изредка тяжелые взгляды в сторону старика, угрюмо развешивает костюмы и мечтает поскорее вернуться домой. Там тёплая постелька, какао и сериалы. Губы сохнут из-за сушняка, а живот противно урчит, требуя перекуса. Сейчас она, наверное, выглядит ужасно. Помыть голову утром в душе у Чонгука не представилось возможности, да и косметики с собой не было, чтобы привести себя в порядок. Раздражает. Убогость во внешнем виде её бесит, потому что Мина не хочет слышать в свой адрес унизительные обзывательства. Она их не сможет пережить повторно. Столько сил и времени вкладывается ежедневно в идеальную картинку, что становится не по себе, когда случаются форс мажоры, из-за которых что-то идёт не по привычному раскладу. В такие моменты она вспоминает о себе из прошлого. О другой Ли Мине, той, которую сейчас она ненавидит всей душой, потому что та Мина была жалкой, никчёмной и унизительно слабой. Девушка останавливается у скамьи, заметив на ней свёрнутый в бумагу пигоди. Желудок призывно ноет, напоминая о голоде, а под языком скапливается вязкая слюна. Очень есть хочется, поэтому Ли невольно представляет, как хватает пирожок и впивается в него зубами. Сок, появившийся в тесте из-за мяса, течёт по подбородку, а дёсны щиплют из-за резкого контраста в температуре. А после в ушах звенит противный смех и осуждение: "Жирная". Желание сменяется болезненной тошнотой. Укладывая ладонь на горло, Мина чуть сжимает пальцы, словно перекрывая выход желчи, и, стиснув челюсть, глубоко дышит. — Если хочешь, можешь, скушать, — раздаётся сбоку ласковый голос дедушки. Взяв себя в руки, школьница косится на старика и грубо выплёвывает: — Не хочу. Ближе к полудню, когда начинается представление, классный руководитель разрешает отбросам немного отдохнуть и пообедать. Сам же занимает место в последнем ряду, чтобы посмотреть небольшой концерт, сделанный сотрудниками дома престарелых для его "постояльцев". Мина, написав маме смс-ку о том, что скоро вернётся домой, берёт с длинного стола, укрытого непримечательной бежевой скатертью, кимпаб и выходит из актового зала, следом за ней направляется Ёнджу, желающая уединиться ото всех — боится пересекаться с Тэхёном после вчерашнего. Усевшись на бетонную холодную лестницу, Ли распаковывает еду из фольги и, коротко глянув на присевшую рядом одноклассницу, кусает маленький кусочек. — Намджут тебя не потеряет? — спрашивает Мина, тщательно пережёвывая кимпаб. — С чего бы? — фыркает Ким. Её начинает бесить неизвестно откуда взявшийся слух, будто её брат бегает за ней хвостиком. Ли проглатывает еду, изо всех сил сдерживая рвотный позыв. Ей нужно хоть немного поесть, чтобы не доводить себя до голодных обмороков, как в прошлом году. Приходится прикладывать титанические усилия для этого, ведь желудок всё время хочет вывернуться наизнанку и опустошить содержимое. Весь живот режет каждый раз, когда внутрь поступает пища. Как же Мина устала от этих ощущений. Проще было бы вообще не есть, но матушка беспокоится. — Вся эта затея с классом такая дерьмовая, — говорит блондинка, изо всех сил пытаясь отвлечь себя от нарастающей тошноты. Завернув кимпаб обратно в фольгу, девушка кладёт его рядом с собой и складывает руки на коленях. Одного кусочка пока достаточно. Ёнджу с любопытством смотрит на собеседницу, удивившись её миролюбивому тону и отсутствию желчи. За эту неделю Ким настолько привыкла к ядовитости Мины, что как-то становится не по себе из-за её желания поболтать. Возможен ли между ними нормальный диалог? И одна, и вторая славится своим паршивым характером. Сколько всякого натворила Ли? Многие говорят, что она забияка и постоянно провоцирует девчонок на драки. С двойняшкой в первый день в классе отбросов тоже умудрилась сцепиться. Что, интересно, у неё на уме? — Как думаешь, что будет дальше? — принимает "правила" Ёнджу. Неизвестно, сколько Мина пробудет такой спокойной, поэтому, пока есть возможность, лучше поговорить. Ким знает, что такие, как Ли дружить не умеют. Сейчас она контактная, а через час снова будет долбанной сукой, которую захочется размазать по стене. — Нас всячески будут эксплуатировать. Мы типа заключённые на исправительных работах — бесплатная рабочая сила, отрабатывающая за свои грехи, — с раздражением отвечает Ли. — М-да, звучит, как говно какое-то. Мина кивает, хмыкнув. — Есть будешь? — спрашивает Ёнджу, указывая на кимпаб. Свой она уже доела, но живот всё ещё изнывает от голода. Взяв в руки колбасу из риса и листа нори, Ли протягивает её двойняшке. — Аппетита нет, — врёт блондинка. На самом деле, ей тоже хочется поесть, вот только для неё такая пища тяжёлая. Дома она похлебает супа и всё будет нормально. Ким коротко благодарит и принимает добавку. На какое-то время между девушками повисает молчание. Мина размышляет о том, что ей недавно сказал доктор. В прошлом году она не могла контролировать свою тягу к перееданию, а теперь наоборот — в неё и крошка не лезет, но тошнота осталась неизменной. Врач посоветовал найти друзей, перестать постоянно нервничать и найти какое-то увлечение. Легко говорить "будь хорошей девочкой", когда именно доброта довела Ли до такого состояния. Травма сильнее, поэтому пусть этот умник засунет свои советы себе в задницу и следует им сам. Друзья не вылечат её. Они могут только угробить и добить. Девушка отвлекается от мыслей, когда дверь, ведущая к ним, скрипит и на лестничном пролете появляется Тэхён. Юноша опирается о перила, плюнув в проём между лестницами, и зажимает в зубах сигарету. — Если учитель Мин тебя увидит, то будет взбешён, как чёрт, — оповещает Мина, подперев голову рукой. — Мне плевать, — отрезает Ким, подкуриваясь. Ёнджу молчит и отводит взгляд, перестав жевать. Её тело всё ещё горит, а сердце заходится в холодящем ужасе от одной только мысли, что случилось бы с ней, не подоспей Чонгук вовремя. Да и поведение Ви нельзя считать нормальным! Он мог взять её силой, а это уже преступление против закона, а не просто унижение или издевательства над ровесниками. Это нечто большее и аморальное. Один его вид теперь внушает двойняшке ужас. — Ты меня боишься? — ухмыляется Тэхён, наклонив голову вбок, когда замечает встревоженный взгляд девушки. Он зажимает между пальцами сигарету, выдыхая струйку дыма, и лукаво подмигивает наблюдающей за ними Мине. Проигнорировав парня, Ли невесомо хлопает ладошкой себе по скуле и переводит взгляд на побагровевшую Ким. Попа начинает мерзнуть из-за бетона, на котором блондинка сидит. — Не боюсь, — резко выплёвывает Ёнджу, выдавая своё волнение с потрохами. — Маленькая лгунья, — хрипло смеётся Ви. — Но так даже интереснее. — Почему ты просто не оставишь меня в покое? — рычит девушка, разозлившись. Кому нравится быть цирковой зверушкой? Ким изощрённо перебирает ногтями струны самообладания, подводя Ёнджу к черте злости. Она ведь не отличается терпением и выдержкой. А он как будто это знает и хочет на таймере засечь, на сколько её хватит. Что же потом? Получив своё, Тэхён успокоится? — Не накручивай себя, малышка. Я просто развлекаюсь, — произносит юноша и, выбросив окурок, уходит. Свирепо выдохнув, двойняшка до боли в запястьях сжимает кулаки и хочет ударить в стену, но ей мешает Мина, сидящая рядом, поэтому Ёнджу обречённо стонет и роняет голову в свои руки. Ли же с интересом наблюдала за маленькой сценой, невольно развернувшейся перед ней. "Интересно, между этими двумя вчера что-то случилось?" — проносится в мыслях блондинки. — "Наверное, снова угрожал закатать в асфальт". Хорошенький, коллективчик, однако, собрался.***
Прислонившись плечом к косяку, Мина тихонько закрывает входную дверь и щёлкает замком. От маминых причитаний не сбежать, но можно ненадолго оттянуть момент, когда её начнут ругать. Почти беззвучно стягивает с ног кроссовки и вешает на крючок короткое пальто. Теперь бы незаметно пробраться в спальню и немного поспать! Разгладив холодными после улицы ладошками складки юбки, Ли на цыпочках движется к своей комнате, игнорируя ароматный запах выпечки, доносящийся из кухни. Матушка, наверное, снова булочки наделала. Зачем только, если потом размачивает в воде и кормит бездомных собак, потому что в доме никто к ним не притрагивается. Отец, — потому что не любит сладкое, а Мина, — потому что её сразу же стошнит от такой тяжелой пищи. Было время, когда она с удовольствиями поедала всякие пирожные и тортики, но тогда она весила семьдесят килограмм и терпела насмешки одноклассников из-за своей внешности. Почти прошмыгнув мимо зала, девушка замирает, потому что родительница вдруг выходит из ванной комнаты и также останавливается, глядя на свою дочь. Судя по всему, она от переживаний затеяла уборку по дому. Школьница выпрямляется и наигранно улыбается, пытаясь дышать неглубоко, чтобы мама не учуяла перегар. Но женщина и не замечает всего этого: осунувшееся и бледное лицо дочери, синяки под глазами от размазанной за ночь туши и омерзительный запах, ибо злится на отпрыска за то, что та не вернулась домой, отделавшись от неё скупой смс-кой. — Долго ты ещё будешь вытворять такие вещи? — строго спрашивает родительница, уперев руки в бока. Кухонное полотенце забавно свисает с пухлого плеча, а на лбу появляются глубокие морщины из-за того, что она хмурится. Мина артистично закатывает глаза, не скрывая своего раздражения. Меньше всего после такого жуткого похмелья и утра хочется выслушивать о том, какая она отвратительная дочь. — Ну, не начинай. — Не говори со мной таким тоном, будто я не имею право тебя отчитывать! Ты мой ребёнок, который всё ещё зависит... — Я всё это знаю, мам, — перебивает Ли, понимая, что надо избежать конфликта, если она хочет поскорее уединиться в спальне. — Я была не права, прости. Женщина тут же смягчается. Когда Мина такая податливая, то весь пыл теряется, ибо обычно девочка ведёт себя паршиво. Говорит такие гадости даже родным людям, не задумываясь о том, насколько больно может быть матери из-за них. Иногда она боится собственное чадо, потому что её глаза обжигают злобой и ненавистью. И как так вышло, что этот сгусток негативной энергии поселился в её маленькой крохе? Как она так упустила тот ужасный момент, когда те изверги притесняли и изувечивали душу её единственного ребёнка? — Я могу идти? — спрашивает школьница, не дождавшись никакой реакции от мамы. Та, встрепенувшись, вздыхает и делается невозмутимой. — Ты ела? Мина кивает. — Что ела? — Кимбап. Ну вот, начался допрос. — Много? Раздражённо фыркнув, девушка треплет ладонью волосы и озлобленно зыркает на родительницу. — Давай, ты не будешь, — рычит. А вот и вернулась маленькая колючая дьяволица, сворачивающая кровь всем окружающим. — Тебя снова тошнит, да? Ты говорила об этом врачу? — обеспокоенно тараторит матушка. Мина хочет оттолкнуть от себя родительницу и раскричаться. Потому что её берёт отчаянное чувство обиды на неё. Когда она училась в средней школе, то получала тонну ненависти от своих сверстников из-за того, что толстая. Самыми страшными и жестокими могут быть только дети, еще не обрисовавшие в своей голове чёткие грани добра и зла. Они ещё не понимали, что плохо, а что — хорошо, потому что, чтобы понять точно, необходимо прочувствовать всё самому. Да, родители всегда говорят, что можно делать, а что — нет, но этого недостаточно. Когда тебе говорят, что конфета сладкая, ты же не можешь прочувствовать её вкус и понять, насколько она сладкая, пока не съешь её сам. Так и с жестокостью. Когда кто-то корчится от боли — смешно, ведь физиономия так забавно искажается. Пока ты не чувствуешь боль, а причиняешь — ты не поймёшь, почему взрослые говорят, что плохо издеваться над кем-то. Чужие слёзы не вызывают горечи, ибо дети используют их как оружие против родителей, поэтому, мучая кого-то и видя, как этот кто-то задыхается от плача, ты ничего не чувствуешь, кроме веселья. Мина это осознала, когда поменялась местами с обидчиками. В средней школе она была жалкая и ничтожная. Толстая, некрасивая, на зубах были брекеты, а щеки усыпаны прыщами. Одноклассницы обзывались, зажимали в углах, чтобы ударить, потушить об кожу сигареты, облить вонючей водой из грязного ведра или прилепить к волосам жвачку. И она ничего не могла с этим поделать. У неё не хватало сил и смелости защититься, поэтому Мина терпела боль. Её душу каждый их недобрый поступок изрешетил в клочья. От неё остались только рваные куски. И самое ужасное, что изничтоженное состояние дочери мать попросту не замечала, либо закрывала глаза, — Ли не знает. В какой-то момент она просто сорвалась, у её нервы сдали. Она погрузилась в пучину ненависти к матери, к самой себе, к окружающим людям. Чтобы уничтожить причину издевательств, Мина перестала есть. Очень долго голодала, заставляла себя блевать, доводила до обмороков, а потом захотела со всем покончить, потому что было невыносимо. Но не вышло. Просто ничего не получилось. Какое-то время ей пришлось лечиться, потому что своими финтами Мина заработала булимию, а теперь... теперь она пожинает плоды всей той боли, через которую ей пришлось пройти, потому что мать была слепа, а она слаба. Теперь её сердце переполнено ненавистью к родным, к себе, к таким же ничтожествам. Можно ли её спасти? Она уже и не рассчитывает на это, ведь к затхлому воздуху в легких уже привыкла. — Отстань от меня, — по слогам выплёвывает в лицо родительнице школьница и, пока та обескураженно хлопает ресницами, обходит её и запирается в своей спальне. Её просто надо оставить в покое.***
Все выходные Мина проводит в своей спальне, выходя только в туалет или для перекуса, когда уже голова начинала от голода кружиться. Мать после той стычки после благотворительного мероприятия свою дочь не трогает, делая вид, что той не существует, только оставляет в кухне на столе под тканевой крышечкой завтрак, обед и ужин. Сначала Мина смотрит сериалы, потом шерстит социальные сети, отыскав на фейсбуке страницу Чонгука, а в инстаграме — Тэхёна, затем она рисует в планшете, а после снова смотрит сериалы. Эти, прошлые, следующие выходные — они все одинаковые. В понедельник, сидя на уроках, она о многом размышляет, не забывая в промежутках тишины язвить, задевать Сору и просто паршиво себя вести. Стоит ли хвататься за протянутую руку завуча и учителя химии? Честны ли они в своих намерениях помочь отбросам? Возможно ли такое, что они просто используют их, чтобы, например, получить какое-то финансирование от образовательного комитета? Ведь школа, в которой Мина учится, почти разваливается. Она для самых бедных и самых проблемных детей. Сама же Ли половину первого года старшей школы обучалась в женской гимназии, в которую попала благодаря отцовским связям. Но долго там не протянула, ибо в кровеносном мешочке, именуемом сердце, кипела ненависть и разъедала плоть. Нужно куда-то было девать её. Мину исключили из-за того, что она поставила подножку однокласснице на лестничном пролете, из-за чего та девочка пролетела вниз целый этаж и разбила нос, губу и, кажется, бровь. Это был первый её серьёзный и плохой поступок по отношению к кому-то. Зато она поняла одну вещь — выплёскивая свою чернь наружу, становится легче. Намного. Поэтому, когда после многочисленных заслуг, она загремела в класс отбросов, козлом отпущения стала — Чхве Сора. Над Ёнджу сложно издеваться, ведь она даёт сдачи. Сожалеет ли Мина о том, что делает? А те сожалеют, что искромсали её душу? Сожалеют ли они? Когда Ли попала в больницу из-за попытки суицида, её навестить пришёл только староста, потому что классный руководитель попросил. Даже ему было всё равно. Всем плевать на то, насколько глубоко впивается кол, пока его не воткнули в них самих. Можно ли назвать её нынешнюю позицию отмщением? Частично. По большому счёту она просто избавляется от скапливающейся боли через злобу. Снимая рубашку перед зеркалом и видя по предплечьям безобразные пятна шрамов от ожогов, Мина не может перестать ненавидеть. Смешны те, кто говорят, что душевная боль хуже физической. Эти люди полные кретины и дураки, которые, судя по всему, никогда не испытывали настоящей боли. Когда твою плоть прожигают насквозь, воняет палёным мясом, а агония ломает твои кости, стискивает металлическими прутьями лёгкие, вынуждая рвать голос в беспомощном крике и топить глаза в бесконечном потоке слёз. Ты готов в эти секунды на всё, потому что терпеть, сдерживаться и тушить в себе боль не можешь. Готов даже на унизительные мольбы и выполнения любых прихотей обидчиков. Это они сделали из Мины чудовище На обеденном перерыве классный руководитель снова садится за один стол со своими подопечными. Перед ним отбросы не такие хамоватые и лишний раз не лезут друг к другу на рожон. Ли берет ложку риса и один кусочек маринованной редиски, боясь, что даже такие малюсенькие объёмы не сможет осилить. Доктор говорит, что это она сама себя настраивает на голодание. Боится снова набрать вес, поэтому, чтобы стать нормальной, необходимо лечить душу, а не тело. А ведь он и не задумывается о том, что, говоря о возвращении в нормальное состояние, косвенно причисляет Мине ненормальность. То есть... она ему совсем не доверяет, потому что по сути ему плевать, что там будет с ней в итоге — родители платят деньги и хорошо. Ведь он считает её ненормальной, девочкой с отклонениями. — Ты собираешься этим наесться? — огорошивает своим вопросом Юнги, с подозрением глядя на почти пустой поднос. — Я на диете, — бесстыдно лжёт Ли. Она никого не собирается посвящать в её боль. — Не пори чушь, ты и так худая, как щепка, — строго говорит мужчина, протягивая школьнице свою сосиску в тесте. Девушка демонстративно кривит нос, всем видом показывая нежелание это есть, но Мин настойчив: вкладывает ей в руки вредную пищу и безапелляционно заявляет: — Ешь. Мина недовольно поджимает губы и, колеблясь некоторое время, открывает упаковку. Только глядя на сосиску в тесте, её начинает мутить, но она кусает. Медленно жуёт и глотает. Кусает ещё, ещё, ещё и глотает. Её руки трясутся, а из глаз начинают литься слёзы. Плохо. Ей очень плохо. — Эй, что с тобой? — легонько толкает девушку в плечо Чонгук, сконфуженный её странным перепадом настроения. Но она ничего не отвечает, потому что желудок скручивается в один огромный узел и ухает камнем на дно, отталкиваясь, и летит вверх к горлу. Зажав рот ладошкой, Мина подрывается и бежит в туалет, потому что вот-вот чёртова сосиска в тесте выйдет обратно. Ошеломлённые одноклассники переглядываются и не понимают, что происходит, а химик, искренне испугавшись, просит их подождать и бежит следом за Ли. Школьница залетает в женский туалет, и учитель успевает только заметить, как она входит в одну из кабинок и разрывается в ужасном звуке болезненного спазма, и дверь перед ним закрывается. Её там выворачивает наизнанку. Она блюет, кажется, помимо еды ещё и желчь. Ей страшно и больно, а ещё такое чувство, что через пару секунд из неё начнут вылезать все органы. Когда рвотные позывы заканчиваются, Мина еле стоит на ногах. В ней совершенно нет больше никакой энергии. Ей хочется спать, но надо умыться, потому что лицо грязное и воняет. Кое-как она выходит из кабинки и подходит к раковине, но на этом силы её покидают и она ухает вниз, теряя связь с реальностью. Юнги же врывается в женский туалет, когда за дверью раздаётся визг. На грязном полу он обнаруживает мокрую из-за пота Мину. Она лежит без сознания и, кажется, почти не дышит. Не на шутку испугавшись, он поднимает подопечную на руки и несётся в медпункт. Медсестра дёргается, сидя за рабочим столом, когда химик влетает, словно ошалелый, в её кабинет с бессознательной ученицей. Округлив глаза, женщина подпрыгивает и рукой показывает, куда положить Ли, а сама суетливо достаёт нашатырный спирт. — Ей стало плохо, она вырвала и... — тараторит Мин, слыша, кажется, в ушах, как бешено колотится его сердце от страха. — Я знаю, — перебивает школьная медсестра, — она частый здесь гость. Позвоните, пожалуйста, в скорую, потому что ей срочно надо поставить капельницу. Скажите, что у ученицы Ли Мины, которая стоит на учёте у психиатра, снова голодный обморок. Юнги пораженно смотрит на женщину, а когда та просит его поспешить, судорожно достаёт из кармана мобильник и делает то, что ему велят.