Жертва

— Альфа смотрит назад. Смотрит в прошлое. Видит, что было. Мэйва равнодушно смотрит на зверолюдку, а глаза её отливают холодной синевой зимнего неба. Вершительнице уже не нравится этот разговор, как и то, что кто-то понял эту способность. — Я не смотрю слишком глубоко. Смерть-из-Тени чешет за ухом и встряхивает головой. Ветки тихо потрескивают в костре, огонь которого разгоняет ночную тьму. По-хорошему Вершительница должна сейчас спать, но, по сути, сегодня не хочется даже пытаться заснуть. Ведь всё равно она не видит сны, лишь мутное серое пространство и плывущие в нём прямоугольные окна света. — Альфа помнит своё прошлое? Что было до жизни сейчас? — Небольшими частями, — честно отвечает она. Если заглядывать в себя, то можно разглядеть прошлое урывками, не так, как если смотреть в других. Другие — это как книга с картинками, как если бы смотреть происходящее чужими глазами или вовсе со стороны. Свои же воспоминания походили на обрывки изорванной картины, местами полустёртой. Но даже от этого порой приходилось содрогаться, пусть она и принимала своё давнее прошлое. Чужие эпохи, чужие миры, чужие имена, чужие знания… Мэйва принимает это всё, по крайней мере, очень старается, ведь иначе будут сомнения, будет раздрай в душе, а этого допускать нельзя. Она — это всегда она, не кто-то другой. Мэйва пыталась не смотреть слишком глубоко не только из-за плохого самочувствия после, но и потому что один раз докопалась слишком далеко. Увиденное обдумывать пришлось долго, чтобы принять. Очень уж в нём всё было чёткое и ясное, слишком знакомое и отчего-то манящее. Небо расчерчено алым, тяжёлые облака вспыхивают порой ярко-оранжевым светом. Чёрные силуэты высотных зданий объяты огнём. В лицо бьёт горячий ветер, приносящий запах гари и смерти. На языке что-то горчит. Рядом раздаётся взрыв и в небо вместе с землёй взлетает пепел и искры, которые тут же куда-то уносит ветер. Она вынимает тяжёлый жуткий меч, словно пушинку, из трупа смертного короля, и одним движением отсекает ему голову. С тихим звоном соскальзывает с него корона, катится вниз, по залитой кровью и заваленной обгорелыми трупами лестнице, и с хлюпаньем падает в очередную кровавую лужу. Она осматривается, чешуйчатый хвост, похожий на длинный толстый хлыст с тёмным костяным гребнем высекает искры, беспорядочно ударяя по полу. Вокруг лишь хаос и разруха. Треск пламени, шум разваливающихся домов, звуки боя, чужие крики боли и ужаса сплетаются воедино в жутковатую музыку, под которую хочется кружить. Здания из камня, железа и дерева рушатся под натиском всепоглощающего огня и разрушительной силы магии. Обугленные и сломанные, будто куклы, тела валяются вперемешку с брошенным оружием, а земля щедро залита кровью. Чёрно-красное, красно-чёрное, обречённое сгинуть навсегда. Всё вокруг тонет в этих красках. Сила в крови поёт, радуясь происходящему, радуясь бою, боли и чужим смертям. Эмоции смертных витают в воздухе, их вкус ощущался на языке, словно дорогое вино. Страх и отчаяние, ужас и сломленная надежда, предсмертная агония… От всего этого бросает в сладкую дрожь, от этого хочется смеяться. И она ухмыляется широко, скаля острые зубы и протягивая вперёд, к городу, когтистую руку, затянутую в чешуйчатый угольно-чёрный доспех. Из горла вырывается шипящий смех, едва ли напоминающий человеческий. — Это всё — моё… Войска, одетые в зловещие доспехи идут вперёд, сметая любые преграды, сминая лишившуюся короля армию, убивая всё живое. Она знает, что каждый из них тоже радуется происходящему, наслаждается творимым хаосом, пьёт чужие эмоции и потому возможны любые зверства в отношении врагов. Нет здесь тех, кто мог бы противостоять им. И они несут чёрно-алые знамёна, штандарты с хищной символикой, предвещающие гибель и слабым, и сильным.

…Поистине завораживающее зрелище…

Этот обрывок ярче, сильнее прочих. Своё-чужое имя вертится на языке, грозясь вот-вот вспомниться, и это пугает так, как ничто другое прежде. Словно даже мысленно назвав его, можно разбудить то жуткое существо и оно, встряхнувшись от долгого сна, окрасит весь Терратус в угольно-чёрный и кроваво-красный. Уничтожит всё и всех, не важно, враги то или друзья, упиваясь собственной Силой. От того могущества остались лишь крохи, от той личности осталось слишком мало. И Мэйва не знает, радоваться этому или же горевать. Потому что порой кажется, что и оставшегося слишком много. — Что видит Альфа в своём прошлом? — всё же интересуется Смерть-из-Тени. Хорошо, что сейчас рядом нет других спутников. — Призраков давно погибшей страны, — сдавлено говорит она, ощущая ту самую горечь на языке, после чего поднимается и идёт прочь от лагеря, в ночную темноту, которая успокоит, но не сможет позволить забыть, — и собственных демонов. Только что делать, если то прошлое пробудится и окажется вдруг настоящим…?