Жертва

Давно, на спор сам с собой, Бледен Марк забирался на вершину одного из Шпилей. Так, сиюминутное развлечение, но вид с площадки открывался поистине фантастический. Потом он ещё забирался несколько раз на самый верх, наслаждаясь удивительной красотой и одиночеством. Главное было не прислушиваться к ощущениям отголосков магии Шпиля, к этой колоссальной мощи, что спит беспробудным сном и словно уже давно-давно покрылась пылью. Отчего-то сила спящих Шпилей зачастую напоминала заросший гниющий пруд со стоячей водой или пыльное давно заброшенное здание, может даже склеп. Наблюдал он и за теми редкими наглыми идиотами, что пытались как-то пробудить Шпили, но они не откликались ни на чей призыв. Оставались просто громадными древними постройками, грозящими рухнуть со временем. И всё это действительно оставалось бы так же, если бы Мэйва не пробудила Горный Шпиль. А после и все остальные, что нашла на Ярусах. Теперь, оказывая на любом из Шпилей Ярусов, он ощущал их магию по-другому. Даже отголосков было достаточно, чтобы ощутить разницу. Магия бурлила, как горная река, текла непрерывным свежим потоком, казалась почти живой, как его собственные тени. Да и сами Шпили теперь не казались разваливающимися от времени башнями, словно бы обновляли сами себя. Порой ему казалось, что Шпили знают о нём, приветствую его как одного из Архонтов своей хозяйки, когда он приходит. Он знал, Шпили никогда не заговорят с ним. Ни с ним, ни с кем-либо другим, кроме Мэйвы. И никто не сможет так же свободно использовать их силу, как она. Но странное ощущение никуда от этого не пропадало. Он пропустил провозглашение Эдикта Сумерек на вершине Горного Шпиля, но зато успел полюбоваться как враждебные земли укрываются плотным пологом вечной ночи и как пугаются люди внезапной темноты. Никто не слышал слов Эдикта, никто не понимал, что происходит и можно ли это прекратить, но так даже лучше. Понаблюдав за паникой, Бледен Марк решил наведаться к Мэйве, заодно разузнав, как у неё и её забавной компании идут дела. Всё же провозглашение Эдиктов так часто дело не маленькое, пусть Мэйве оно давалось пока без больших усилий и серьёзных негативных последствий Марк не замечал. В общем-то, всю компанию он насчитал внизу, в форте вокруг Шпиля, а сама Мэйва нашлась наверху, на площадке. — Не каждый день выдаётся таким напряжённым, — как ни в чём ни бывало вымолвил он, выходя из теней. — Как ты, малышка? — М-м, не так плохо, как я рассчитывала, но до состояния хорошо ещё надо работать, — дипломатично ответила Мэйва, приветственно подняв руку с наполненным кубком вина. Архонт Теней осмотрелся и задумчиво хмыкнул, отметив и ящик со спиртным, и «выключенный» портал с вершины Горного Шпиля, и полное отсутствие третьих лиц. А ещё несколько пустых бутылок и тарелок со снедью. — Ты пьяна, — констатировал он, потому что с четырёх с половиной бутылок вряд ли можно не опьянеть. — Ага. — И судя по количеству пустых бутылок, завтра ты будешь валяться пластом. — Марк, — серьёзно начала Мэйва, поглядев на него совершенно трезвым взглядом. — Я сегодня объявила Кайрос войну. Это веский повод. Я имею право напиться. Ты, кстати, тоже. Так что если хочешь, присоединяйся. Но печеньки мои. Она подвинула тарелку с печеньем ближе к себе. Марк усмехнулся и, недолго думая, сел рядом с Архонтом Шпилей. Каменная площадка Шпиля тёплая, словно нагрета солнцем за день, но ему казалось, что дело вовсе не в этом. — Мы сегодня объявили войну Кайрос, детка, — поправил он. — Не думай, что я или Тунон бросим тебя где-то на полпути. А уж про твою весёлую разношёрстную компанию я и вовсе молчу. Они, кстати, не всполошатся? — Марк кивком указал на выключенный портал. — Я сказала, что хочу пить в одиночестве, — ответила она, достав из ящика с бутылками второй кубок и наполнив его. — То, что я пью не в одиночестве им знать совершенно не обязательно. — Итак, ты рассчитывала на то, что я приду, — озвучил он очевидное, забирая из её рук свой кубок. — Надеялась, — поправила его Мэйва. — Не зря, как видишь. — А если бы не пришёл, пила бы в одиночестве? — Ну, надежда умирает последней, как известно, — философски ответила она, подняв взгляд к вечернему небу. — Как там Тунон, кстати? Когда я уходила, он выглядел несколько не в своей тарелке, мягко говоря. — Всё ещё немного в шоке от твоей прыти и происходящего в целом. — Марк усмехнулся, пробуя вино. — Но, насколько я могу судить по своему опыту, он доволен. — Серьёзно? — удивилась она. — Мне казалось его верность Кайрос такой… — Мэйва неопределённо махнула рукой. — Искренней, что ли. Честно говоря, на мирный исход суда я уж и не рассчитывала в связи с этим. Кто ж знал, что он решит не только меня оправдать, но и принести присягу. Я была в шоке, — она сделала ещё глоток из кубка и покачала головой. — Даже не верится, что он решился на такое. Он ведь так рьяно придерживался законов Кайроса, фанатично даже. Архонт Теней расхохотался и, откинувшись назад, на ступеньки, сделал ещё глоток из своего кубка. — О, малышка, возможно, так и было когда-то очень давно, но не теперь. Знаешь, он сомневался долго, но приказ Кайрос об отмене мира между Архонтами окончательно добил его, — неожиданно откровенно поделился он, допив вино и наливая новую порцию. — Надежда умирает последней, как ты говоришь. Его надежда и верность Кайрос умерла вместе с отменой мира и уничтожением Кайрос собственного Суда. В тебе у него куда больше уверенности и он будет на твоей стороне до конца. Так что не думай, будто он снова решит переметнуться — для него это теперь смерти подобно. В прямом и переносном смысле. — Почему ты это рассказываешь? — она смотрит спокойно и внимательно. Никаких уловок и хитросплетений слов, просто интерес. — Потому что ты всё равно спросишь, а я всё равно отвечу, — он улыбнулся лукаво, едва заметно пожав плечами, не став договаривать очевидную и понятную им обоим вещь: она никогда не доверяла Адъюдикатору до конца, вряд ли вообще когда-либо будет. В чём-то такое недоверие Тунону на фоне их собственных отношений даже забавно. — Что ты намерен делать дальше? — спросила она зачем-то, покачивая почти пустым кубком. Он вопросительно вскинул брови, глядя на неё. — Вообще-то это должен был быть мой вопрос, Вла-ды-ка, — протянул он её новый титул по слогам, будто пробуя на вкус и издеваясь одновременно. — Я уже сказал, малышка, я весь твой и ты прекрасно понимаешь суть этих слов. Итак, каков твой план? Мэйва снова взглянула на небо. — Ну, для начала соберём армию, отвоюем ближайшие земли, — она почесала щёку. — Снимем Эдикты там, где их снять можно, потом кинем новые Эдикты вокруг отвоеванных земель и так пока не доберёмся до Кайрос. Ну, плюс-минус несколько действий. Как-то так примерно. — Ты говоришь об этом так, будто это просто, — насмешливо говорит он, посмеиваясь и допивая вино. — Я почти готов в это поверить, малышка. — Верь. Но прежде всего я хочу придерживаться первоначального плана и напиться. Он рассмеялся в ответ, уже привычно расслабившись в её компании, и бездумно играл с собственным кинжалом, крутя его между пальцев. Не угроза, а так, безобидная привычка, которую Кайрос так и не смог вытравить. Теперь и не сможет. А девочке привычка нравится, она любит наблюдать, как кинжал ловко скользит в его пальцах. Сейчас тоже смотрит, чуть щурится с таким видом, словно одновременно прислушивается к чему-то, слушает кого-то ещё. И он догадывается, кого именно. — Эй, детка, о чём рассказывают тебе Шпили? — О всяком. О том, что было и что есть. Что давно потеряно и ещё не обретено, — она качнула кубком и печально улыбнулась чему-то своему. — Они далеко не всегда говорят о чём-то прямо. Порой их сложно понять, но я стараюсь. — Научишься, — кивнул он уверенно. Новоявленная Владыка лишь улыбнулась ему с благодарностью. Пожалуй, спроси его кто следующим днём о том, на какие темы они с Владыкой Ярусов общались, он бы попросту всех не вспомнил. Они о многом говорили: о планах на войну и на ближайшее время, о Архонтах и о молодых экзархах, чей дар ещё не раскрыт, о силе как таковой и способах убийства, о гильдиях, которые можно возродить, о Вершителях судеб и разных сортах вина. О важных делах и о личных. О чём-то ещё, в чём оба нихрена не разбираются. Смеялись над чем-то, над чем-то думали. Даже чертили что-то на листах пергамента. А потом из этих же чертежей, признанных негодными и перечёркнутых так, что ничего не прочесть, складывали бумажные фигурки и пускали в полёт со Шпиля или во временно включённый специально для этого портал. То-то утром, наверное, обитатели крепости удивятся, найдя в зале Вознесения кучу бумажных фигурок. Бледену Марку нравилось, с какой опьяняющей лёгкостью он может общаться с Мэйвой. С ней просто хочется говорить обо всём подряд, он не мог отказать себе в этом. Давно уже не было осторожных слов и запретных тем. Есть лишь те, которых они не касаются, но и те лишь до времени. С ней вообще всегда просто, легко во всём. Словно знакомы не одну сотню лет. Резонатор едва слышно гудел, вращаясь почти бесшумно, и в свете собранной в его середине энергии ночная тьма ложилась неровно. Чем-то этот шар собранной магии напоминал Марку раскалённое солнце, но свет не обжигал, хотя смотреть на него всё равно неприятно. А ещё Марк гадал, сколько понадобится девочке времени, чтобы научиться провозглашать Эдикты без помощи резонатора. Мэйва вздохнула и положила голову ему на плечо. Марк же, обняв, прижал Мэйву к себе и уткнулся носом в мягкие волосы, жадно вдыхая знакомый запах, от которого почти кружится голова. От выпитого вина по телу растекались лёгкость и жар, и он никак не мог определиться, чего ему хочется больше: остаться сидеть, постепенно проваливаясь в пьяную дрёму или чем-нибудь заняться в компании Мэйвы. Мэйва молчала, с лёгким интересом наблюдая, как пляшут тени у ног и на камнях ступеней. Они то становятся похожи на тёмный туман, то на чёрные пятна и линии, а порой и вовсе принимают какие-то невероятные формы. Их движения завораживали, и наблюдать за ними Мэйва могла очень долго, прислушиваясь к тихим-тихим шепоткам. Марк прикрыл глаза и, вдохнув глубже, ощутил совсем тонкий запах ночи и теней, идущий от его женщины. Возможно, последствия произнесённого Эдикта — после них к её запаху всегда временно примешивается какой-то ещё. После Эдикта Казни от неё пахло кровью. От Эдикта Огня остался запах угля, пепла и костра. После Эдикта Бурь какое-то время от неё пахло дождём, морским бризом и свежей водой. После снятия Эдикта Камня к её запаху примешивался едва уловимый запах земли, гвоздики и ели. А ещё он думает, что, возможно, не пробуди она Горный Шпиль, то могла бы стать экзархом Теней, совсем как её ручная зверолюдка. Девочка умеет слушать тени, чувствовать их, а ночь благоволит ей. Но использовать тени так же свободно, как он сам, она не может. Или не умеет. Мэйва потянулась, потёрлась щекой о его плечо, а потом, повернувшись, легко поцеловала его в губы. Марк ответил охотно, улыбаясь довольно сквозь поцелуй, словно ожидал чего-то подобного, но замер на пару мгновений, когда она забралась ему на колени. А потом тихо рассмеялся, глядя в её сиренево-голубые глаза, и в который раз подумал, что у людей попросту не бывает таких манящих, нереальных глаз. И едва не рычит от удовольствия, покрывая поцелуями её шею и плечи, чуть прикусывая кожу, вновь возвращаясь к её губам, на которых всё ещё чувствуется привкус вина. Оплетя тенями её ноги, забирается руками под простую тунику и гладит горячее женское тело. Чувствует, как жар сладко стекает вниз живота. Мэйва обнимает его в ответ, прижимается к рукам, зарывается пальцами в его волосы, мягко поглаживая кожу. Целует, пачкаясь в алой краске. — Ма-арк, а давай пойдём куда-нибудь, а? Где нас искать будут только в самую последнюю очередь. Или не будут совсем, — жарко шепчет она, и он довольно жмурится от ощущения живого тепла, сладкой истомы и простой ласки. — Ко мне? — не задумываясь, предлагает он, целуя её в шею и утыкаясь в неё носом. Запах её кожи просто сводит с ума. На самом деле, двигаться не хотелось вовсе, но раз девочка просит… Тем более, спать на камнях — так себе затея, даже если это тёплые пропитанные магией камни Горного Шпиля. Хотя с каждой секундой мысль о неудобстве становилась всё менее значимой на фоне нарастающего желания. — Давай, — покладисто соглашается бывшая Вершительница, подумав, что через тени пьяной она ещё не ходила. В покоях Архонта Теней всегда царят либо полумрак, либо тьма. Ему так проще, привычнее и он прекрасно видит в темноте. Только вот Мэйва замирает в нерешительности, не видя почти ничего, прислушивается к тихому шелесту теней. Он чувствует, как Мэйва доверчиво расслабляется в его руках, позволяет себя вести почти в полной темноте. Он ухмыляется довольно, утягивая за собой на постель, жарко целуя и избавляясь от ненужной сейчас одежды. Тени вокруг дрожат, льнут к её голому телу. Он отстраняется, смотрит жадно, как тени ласкают столь желанную им женщину. Как ласково гладят её бёдра и грудь, едва-едва касаются живота. Как смыкаются теневые руки на шее несильной хваткой и почти сразу отпускают, зарываясь взамен в густые тёмные волосы. Как она выгибается навстречу прикосновениям. И как тени удерживают её руки, переплетясь с её пальцами. Жадно слушает, как чарующей музыкой срываются с раскрасневшихся от поцелуев губ первые стоны наслаждения. Любуется, тщательно запоминает каждый изгиб, каждую чёрточку, каждый стон той, кому отдал всего себя. Разрывается между острым, как собственный кинжал желанием, взять её прямо сейчас, ощущать прикосновения не через тени, а собственными пальцами, собственной кожей, и тягучим желанием сладкой муки наблюдения, чтобы смотреть и смотреть, как ласкают её материальные тени. Он едва улыбается, понимая, что просто наблюдать долго не сможет. Слишком велик соблазн, непреодолимо собственное желание, с которым он не собирается бороться. И сейчас она нагая, разгорячённая, такая красивая и так доверчиво беззащитна, доступна. Лишь для него. Никому другому она сама не позволит лезть к себе, не откроется, не отдастся. Никому другому он сам не позволит покуситься на его девочку, его жену, его ценное сокровище. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты божественно прекрасна, малышка? — хрипло прошептал он, касаясь пальцами бледной мягкой кожи. Почти любовно наблюдает как тени скользят по её телу невесомыми мягкими лентами. — Только ты, — улыбнулась она в ответ, целуя теневые пальцы, что обводили контур её губ. От этого по телу волной проносится сладкий жар. Хочется взять прямо сейчас, немедля, мешая яркую страсть и мучительную нежность. Получать ответную ласку, ответные чувства. — Значит, все остальные слепые идиоты, — уверенно говорит он, склонившись к ней и перенимая инициативу у собственных теней, готовый отдаться переполняющей страсти с головой, забыть обо всём, утонуть в ощущениях и чувствах. И единственное, что его действительно сейчас интересовало — это Мэйва, разделяющая его желания целиком и полностью, отдающаяся ему. Всё остальное не важно, может подождать. Не нужен им двоим никто больше, кроме друг друга. Тени уступают неохотно, никуда не уходя до конца, наполняя комнату ещё большим мраком. Утром у неё на шее, плечах и груди будут следы укусов. Утром у него вновь будет саднить расцарапанная спина и плечи. Утром, возможно, голова будет болеть у них обоих от выпитого вина. Но это уже будут проблемы утренних их и сейчас такие мелочи их совсем не волновали.