Жертва

Вишня на вкус кислая и от некоторых ягод хотелось даже зажмуриться. Черешня на этом фоне казалась только слаще. Зачем эти ягоды смешали, оставалось для Мэйвы загадкой. Шорох, который угощение и притащил, лишь делал страшные глаза на все вопросы. Ученица даже заподозрила его в том, что угощение он счастливо стащил с кухни. Вероятно без спроса. И, как подозревала Мэйва, Шорох эти две ягоды вообще не различал. Будто не у зверолюдов рос, вот честно! В укромном закутке в саду, где они устроились, пахло розами. В саду Суда вообще росло много кустов с розами, это Мэйва ещё давно успела заметить. Причём росли разные сорта, с крупными и мелкими цветами, но только двух цветов: красные и белые. Впрочем, ученица подозревала, что другие ещё попросту не вывели. Ну, ещё шиповник встречался местами. Но, небо, как это всё прекрасно пахло, когда цвело! Одно удовольствие было сидеть в саду и, если бы было можно, она бы тут все лекции слушала. Кенор, до этого гипнотизирующий миску задумчивым взглядом, всё же рискнул и взял наугад первую попавшуюся ягоду. И скривился, попробовав. — Кислятина! — А ты не ешь, — вяло огрызнулся Шорох. Мэйва промолчала, закидывая в рот очередную сладкую ягоду и беспечно болтая ногами. Неумение Кенора отличать вишню от черешни она понимала — вряд ли он что-то подобное ел, будучи в гильдии. Для него, скорее всего, вишня и черешня кажутся одинаковыми. Ученик суда потянулся за следующей ягодой и, закинув в рот, опять скривился. — Трудности закаляют характер, — возразил Кенор, стараясь не морщиться. — Читал об этом, да? — с усмешкой спросила Мэйва. — Да, — без тени сомнения ответил бывший ученик гильдии. Шорох покосился на него с явным недоверием. — Ягоды — это трудность? Ты такой слабый, что не можешь их есть? — Иди ты в лес, зверёк, — незлобно фыркнул Кенор. — Сам туда иди, — ворчливо отозвался тот. — Шороху не нравятся собравшиеся ученики. — Почему? — поинтересовалась Мэйва, посмотрев на диковатого паренька. — Ученики слабые, не могут определить себе вожака, не могут ничего защищать и делать вместе. Но Прима сказал, что нужно с вами быть. — Мы и не стая, чтобы определять себе вожака, — хмуро ответил Кенор. — Да и разве если человеку нечего терять, он не должен быть самым страшным врагом? — Ученики должны стать сильнее для стаи Примы. Это цель. — Ну да. Чтобы стать Вершителями, нам ещё долго нужно учиться. Но всё же я слышал, что самыми сильными становятся те, кто всё потерял. Они готовы идти на всё, чтобы добиться своего. — Нельзя быть сильным в одиночку, — возразил Шорох. — Без стаи ты мало чего можешь. Если бы могли, то не было бы всего вот этого вот, — он махнул рукой в сторону здания Суда и города. — А ты что думаешь? Мэйва пожала плечами, подумав, что какой-то странный разговор выходит. — Это сложный вопрос. С одной стороны, те, кто потерял всё, становятся самыми яростными злыми врагами. Им нечего терять и они готовы пойти на всё. С другой стороны, те, у кого есть, за что и ради чего бороться могут стать не менее сильными и яростными противниками. Я видела тех, кто сломался, потеряв всё и тех, кто добился много, имея за плечами то, ради чего они боролись. Не так важно, семья это, дом, мечта, долг или что-то ещё. Видела и полностью противоположные вещи, и даже тех, кто терял смысл жить после совершённой мести. Мэйва знала, что несколько лукавит, но чужие воспоминания о прошлом всегда можно переделать под текущую реальность. Проверять её слова никто не будет. Да и не сможет. — Значит, говорят неправду, — ученик о чём-то задумался. — Но разве может столько людей ошибаться? Шорох хмыкнул и, отправив в рот новую ягоду, довольно улыбнулся. После чего тут же схватил следующую и, попробовав, уже недовольно поморщился. — Я к тому, что бессмысленно всё под одну гребёнку совать. Что побудило к действиям одних, вполне может сломить вторых и оставить совершенно равнодушными третьих. Но всё же я думаю, что то, что нас не убило, то сделало сильнее. И, я так и быть, поделюсь с вами житейской мудростью. А то сил больше нет глядеть на ваши кислые физиономии. Шорох встрепенулся и заинтересованно поглядел на Мэйву. Кенор же вопросительно вскинул одну бровь и ехидно улыбнулся. — Мы готовы внимать твоей мудрости, о, светлейшая! Ученица пропустила подначку мимо ушей. — Те ягоды, которые покрупнее, тёмные и более плотные — сладкие. Кенор уставился на миску с ягодами. — Что, серьёзно, что ли? — Ага. — А мелкие красные, что, недозревшие получается? — Мелкие красные называются вишней. Они тоже спелые. И это две разные ягоды. — А-а-а-а… — глубокомысленно протянул он. Шорох задумчиво потёр нос, недоверчиво поглядывая на Мэйву. — Что одни красные, что другие… — Не веришь? Проверь, — почти промурлыкала она, не в силах сдержать лукавую улыбку. — И проверю. Соврала — сама всю эту кислятину есть будешь, — пригрозил Шорох, выбирая нужные ягоды. Кенор с живым интересом наблюдал, как одногруппник осторожно пробует угощение. Мэйве же очень хотелось рассмеяться, глядя на них. Взрослые лбы, а ведут себя, как дети малые. Хотя говорят, что у мужчин первые сорок лет детства самые сложные. Интересно, в случае Архонтов эту цифру можно округлять до четырёх сотен? Или лучше сразу до четырёх тысяч, чтоб уж наверняка? Ученица потянулась и подняла голову, глядя на голубое небо. Побольше бы таких беззаботных деньков.