ID работы: 6936838

Имя...

Гет
R
Завершён
84
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
101 страница, 24 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
84 Нравится 51 Отзывы 17 В сборник Скачать

Часть 16

Настройки текста
       Понедельник — день тяжелый, а для некоторых (например меня) ещё и одна из самых страшных пыток. Сколько бы я не спал, сколько бы не вливал в себя этот отвратный, горький кофейный напиток совсем без сахара и, кажется, без кофеина, я всё ровно не мог спокойно проснутся. Плюсом к моей меланхолии и какой-то легкой депрессии были таблетки. После нескольких дней без снотворного я все-таки сорвался. Я начал воровать таблетки у папы. Правда сделал я это только один раз…        Обычно в фильмах после кражи человек испытывает огромный выброс адреналина, чувство безнаказанности и эйфорию, но не в моем случае. Я чувствую себя просто отвратительно. Та белая таблетка так и лежит, спрятанная в тумбочке, я так и не смог её проглотить. Мне кажется, что я поспал только часа два, ну, максимум три. Об этом говорили синяки под глазами… Хе, забавно, я за всю жизнь, наверное, так часто не появлялся с синяками, как за эту гребаную осень! Помниться мне, когда я был совсем маленьким, хотел быть похожим на мамочку и украл её тональник и пытался замазать синяк над бровью. Тогда я узнал, что тон кожи у нас с мамой отличается. По-моему у нас в семейном альбоме где-то была даже фотография…        Воспоминания о детстве — это что-то приятное, терпко-сладкое, политое тонким слоем янтарно-золотого мёда. Отрочество же больше напоминает что-то горьковатое, с легким привкусом кислинки и гари… Пирог с абрикосом и кофейными зернами, который неосторожная хозяйка забыла на плите — да, это лучшее сравнение. А вот юность, которую я вот-вот должен встретит с распростертыми объятиями, я не знаю как описать. Будущее для меня покрыто огромным слоем лилового тумана и черного дыма, оно вселяло страх, предвкушение и волнение. Страх смерти, который в той или иной степени присутствовал у каждого живого человека, не внушал мне такого страха. Смерть кажется чем-то таким недосягаемым, далёким, как одинокая тучка, гоняющая где-то над линией горизонта. кажется, что пока это грозовое облачко дойдет до тебя, оно тридцать, ну, может быть сорок раз развеяться, оставив о себе только пару капель росы, выпавшей на зеленой траве. Да и, зачем бояться того, чего невозможно избежать… Хотя и взросления, а позже и старения, избежать не получится…        Вместо восьми часового здорового сна я ночью лежи и слышу, как мое сознание бьется в истерике. Я практически слышу, как что-то внутри меня говорит: «Сделай что-нибудь… Хватит прожигать свою жизнь, лёжа на койке… Засни, проснись и сделай что-то невероятное… Пора…». И как будто этого внутреннего чертика было недостаточно, мой слух раздражал телефон. Хотелось выть от количества приходящих на него сообщений и все были мелкими. Всего четыре буквы.

П О Р А

       Да чего, блин, пора?! Хотелось встать, раскрыть на распашку окно и заорать, да так, чтобы у соседей заложило уши. Пора. Пора! ПОРА!        Я потянулся к телефону, выключил интернет, включил режим полёта и заблокировал пару особо буйных номеров. Пора уже вставать, собираться в школу, а я всё ещё лежу и смотрю в потрескавшуюся штукатурку на потолке. А ведь ещё пару недель назад осенняя погода, её пейзажи за окном и романтика полуосыпавшейся штукатурки меня привлекали, а сейчас всё это до безобразия противно, словно кольцо, давящее на шею, не пропускающие кислород и заставляющее упиться своими собственными слезами. Теперь-то я понимаю выражение «Россия для грустных», с такими пейзажами легче легкого заболеть зеленоё тоской и\или осенней меланхолией.        — Снежок, пора вставать, — дверь звучно хлопнула, пропуская в комнату отца. Он был на редкость счастлив и как будто светился изнутри. Для типичнейшего флегматика, коим и являлся мой папа, такие широкие улыбки были большой редкостью, но стоит признать. Счастье родных тебе людей всё-таки немного воодушевляет. — В школу сейчас кое-кто опоздает!        — Встаю, встаю… — буркнул я. Мой голос заглушало покрывало, которым я укрылся с головой, спасаясь от такого доставучего «пора». Пора… пора…        — Если хочешь быть здоров, поднимайся! Если хочешь быть весёл, улыбайся! — напевал он себе под нос, раздвигая шторы. Оглядев пейзаж за окном, папа цокнул и поднял с грязного пола мой рюкзак, который пустовал ещё с субботу. — Если кое-кто сейчас не встанет, то мне придется спускаться за кружкой со льдом!        — Да встаю же! — я практически подскочил, уронив плед на пол. Гадство, я похож на истеричку, да что это блин со мной происходит? Это от недосыпа? Или из-за таблеток… Или ещё из чего… Меня немного отрезвило лицо отца, выражающее крайнюю степень удивления и недоверчивости. Его огромные глаза говорили «Это точно мой сын?», но глубоко вздохнув, он снова вернул лицо игрока в покер. Я испортил его хорошее настроение, молодец Эванс! Ты просто молодец!        Я вырвал у него из рук свою сумку, закинут туда три книги и четыре тетради. Учебник по физике я «забыл» на столе. Зато конспект, который я списал у Маки, пока у нас ещё не испортились отношения. Я практически всё это знал, но всё это красиво максимально удобно разлаживать я не умею.        Пропав на десять минут за дверью ванной, возле которой был брошен мой рюкзак, я вышел гораздо более свежим. Моё настроение стало гораздо приятнее, как и запах геля для душа, чем-то напоминающий свежий бриз, гуляющий по солоноватой воде красивого моря. По утрам лучше принимать холодный, практически ледяной душ, но я решил воспользоваться горячей водой, которая за последние три дня стала большей редкостью, чем приступы внезапной грусти.        Моя любимая толстовка была в стирке, поэтому я схватил первую попавшуюся мне на глаза рубашку. Отвратительный материал, чем-то напоминающий шторку, цвета слонового ребра, делал меня немного более серьезным. Точнее много более серьезным. Я имел ввиду гораздо серьезнее. Глянул на себя в дверцу шкафа с очаровательным огромным зеркалом.        — Да уж, тебя сто процентов возьмут помощником менеджера в какую-нибудь фирму в этой рубахе… — поправив вставший, как солдатик в строю, воротник и причесав ещё мокрые волосы ладонью, я выскочил в коридор. Перекинув рюкзак через плечо я прокрался мимо кухни, стараясь не привлечь внимание отца. У меня получилось. Я открыл дверь, прихватив висевший на стене ключ, и побежал в сторону улицы, на которой построили школу. Я слышал, как эглеты на кончиках шнурков моих кед, молотили по бетонной дорожке, раз через раз попадая в лужицу или маленькую горку снега. Я, честно говоря, думал что сегодня от вчерашнего снегопада ничего не останется, но я ошибался.        Колючие сугробы, были прескверным образом разрушены армадой маленьких детишек, которые сбегали к нам со всего района. Наша улица была кривоватой, ближе к нашему дома она резко «спадала», практически как перевернутая парабола. Эта кривизна была просто незаменима в деле изготовления снежных горок, с которых дети любили съезжать на новеньких школьных сумках, а потом получать от родителей.        Откуда-то со стороны старого завода доносились полицейские серены и, слегка отличающиеся от них по тембру, сигналки скорой помощи. Подбежав к забору, совсем не беспокоясь о возможном опоздании и выговоре от классного и директора, я постарался заглянуть в дырки в сетке забора. Охранников не было. Встав на деревянный ящик, который каким-то чудом не проломился под моим весом, я перелез через этот чертов шатающийся, словно листочек на ветру, забор и подбежал к зданию завода. Неуверенно выглянув из-за стены, как стрелок в компьютерной игре, я разглядел троих людей в форме и двоих санитаров, выносивших на носилках тело, прикрытое белым покрывалом.        — Сержант, как вы и говорили, опять эти сектанты, — говорила в рацию женщина. На вид ей было все пятьдесят. Причем в не самом приятном смысле этого слова. Женщина была, как принято говорить в совершенных книжках, иссохшая и одновременно какае-то полная. Пухлые бедра и громадные руки и совсем худое лицо. — Пятеро. Двое из них сразу ляснуло, а один на подходе кажись, но пока ещё живехонек.        Что отвечал мужчина, а из рации доносился именно мужской голос, я не смог разобрать. Просто бессвязный набор слов «Да», «Забрали», «Угадал».        Я быстро побежал к забору и прошмыгнул через дыру, которую изначально хотел миновать. Рубашка промокла от налипшего на неё снега, а меня окутала паника. Вслед за паникой на меня накатило чувство легкой эйфории и успокоения. Я не сумасшедший. Это преследующее меня везде и всюду «Пора» преследовало не только меня! Натянув на щеки улыбку, завязал шнурок на кроссовки и пошел в сторону школы. В приподнятом настроении.

***

       По двору носились играющие в снежки дети, так и норовившие сбить с ног старшеклассниц, килограмм под пятьдесят. Проскакивая между детьми, я не заметил, как ко мне подкрались, после чего мою светлую и прилизанную голову одал адский мороз. Я зашипел, борясь с желанием обматерит человека подложившего мне такую вот «мину». А такой гениальный план мог посетить только одну синеволосую макушку.        — Ты… Идиот… — выдохнул я пытаясь сдержать желание ударить его по улыбающемуся лицу.        — Когда неделю не видишь старого друга нужно здороваться, а не игнорировать его приветствие! — обиженно буркнул тот, отряхая шарф, на котором повисла пара подтаявших льдинок. — Да и нефиг зимой наряжаться, как летом!        — Мне до твоей бомбардировки было тепло и хорошо! — а я ведь не врал. Было как-то по-весеннему приятно и летуче, от осознание моего крепкого рассудка. Правда, изодранная в мясо рука сектанта, вывалившаяся из-под лёгкого белого материала, немного портила настрой. Нужно постараться про это забыть, как можно скорее. Мой приятель замолчал. — А ты слышал про суицид на старом заводе?        — В смысле? Я через него вчера Цу провожал, там была тишина и покой…        — А сегодня, когда я проходил мимо него, я уже заприметил пару людей в форме и халатах. Пять человек себя изрезало. Двое на месте, один на грани жизни и смерти, а насчёт ещё двоих я, увы и ах, ничего не знаю.        — Полный… Капец… — всё что смог выдавить из себя офигевший от такого парень. Он-то небось думал, что попал в миленькую сказочку. Я подхватил его под руку и повел в сторону класса. Часы в коридоре показали: до урока оставалось ещё пятнадцать минут. Я припал к теплым батареям, он же сел рядом со мной. — И… Ну, ты так спокойно об этом говоришь.        — Сектанты. Я один раз уже застал, как они проводят свои обряды… — если прослушать, то можно было услышать, как на пол падает булавка, вот такая тишина стояла в классе.        — Почему ты мне об этом раньше не рассказал. Я конечно не психолог, но я всегда был бы готов тебя выслушать…        — Хе, спасибо…        Я вздохнул и рассказал про тот чертов день в парке. Выпалил всё, как говорится на чистоту. И про поменявшееся поведение Маки и про кошку, которую всё-таки удалось спасти, и про эти чертовы смски, которые давили на меня, словно блок свинца. Блек молча слушал, даже не разу не перебив. И выслушал даже про эту чертову метку, которая так и не хочет появляться. Прозвенел звонок и мы заняли свои парты. Синеволосый вел себя тихо, это заметила учительница, когда записывала в уголке доски сегодняшнюю дату. Она поинтересовалась, всё ли с ним в порядке? Парня как будто выдернули из его мирка. Меленького, кажется в момент ставшего гораздо крупнее и мельче одновременно. Он выпалил нервное: «Всё нормально, просто я немного задумался…». Остаток урока его не трогали, да и он ни на кого не обращал внимания, посматривая на свою метку, аккуратно проводя по ней пальцами, покрытыми небольшими мозолями после обучения игре на гитаре. Цубаки сегодня не было.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.