Имя...

       После завершения первого урока практически все выбежали на улицу, дабы протоптать дороги на молодом снежном покрове. Я выдохнул, но мой взгляд зацепился за всё ещё грустного Блека. Он что-то чиркал на бумажке и задумчиво глядел в открытый учебник по истории. Впервые вижу, чтобы он что-то повторял.        — Как ты? — спросил я, присаживаясь на свободный стул. Цубаки всегда отличалась прекрасной осанкой и великолепным поведением. Теперь я понимаю, почему у неё постоянно была такая напряженная спина. Её стул шатался из-за отсутствия набалдашника, уж не знаю как эта «крышка» правильно называется, на одной из ножек. — Слышишь?        — Слышу… Просто задумался… Знаешь, это может звучать высокомерно и как-то немного по-свински, но я рассчитывал, что всё это будет проще. Тип, мы соберемся, поедим пиццы, поиграем, погуляем… Одним словом разговоримся и восстановим отношение! Я думал, что всё это будет гораздо легче… А тут ещё и Цу куда-то запропастилась…        — Ты на ней помешался. Я понимаю: вы соулмейты и это прекрасно, но хватит говорить только о ней. Это…        — Я понимаю, что это что-то нездоровое! — вскрикнул тот, перебивая меня. — Понимаешь, как только я её увидел у меня что-то пережало, я стараюсь думать… Не знаю, о домашке! Ну, например, тоже сочинение. Хочется сравнивать её глаза с озером… Нет, чем-то более глубоким и синим… А волосы с чистым ониксом… Это нездоровая херь! Я просто не могу контролировать это!        Я молчал. В данной ситуации Стару просто нужно выговорится. За время его монолога, который я внимательно слушал, в класс пыталось войти трое учеников, которые открывали дверь и почти сразу уходили, поняв, что они тут лишние. Он замолчал, пытаясь перевести дыхание. Я положил ему руку на плечо.        — Знаешь, это морально тяжело. Когда мы были мелкими, нам постоянно говорили «соулмейт не часть тебя», «вы не должны искать свою половину, лучше станьте полноценным человеком и найдите себя такого же полноценного» или что-то в этом роде, но знаешь… Как водой обливает и… Ты просто теряешь себя. Я не удивлюсь, если меня кто-то разбудит среди ночи и спросит, как меня зовут, я отвечу — Цубаки! Об этом в учебниках не пишут.        — И об задержавшихся метках тоже… — выдохнул я, всё ещё держа руку на плечах друга. Мы слишком давно не общались. Он изменился, и дело тут далеко не в брюнетке с глазами, которые так и хочется сравнивать с озером.        Не умеющая читать атмосферу, Патти ворвалась в класс, размахивая концом длинного шарфика. Она как всегда улыбалась, бросая игривые взгляды в нашу сторону. Девушка села за свою парту и начала в открытую пялится на нас. Наше молчание её не устроила и она подала голос:        — О чем сплетничаем?        — Не твоё дело, — бросил Блек, повернувшись к ней. Не знаю как он, но я улавливаю нотки наигранности в её постоянной улыбке и весёлым глазкам.        — Да ладно вам! Мы же друзья, а с друзьями принято делится все-всем!        — Какие нафиг друзья?! Мы практически не общаемся.        — А давайте ими станем. Начнем с обмена секретиками, — она хихикнула, заправляя пшеничную прядь волос за ухо. — Ладно, шучу. Но если что-то всё-таки беспокоит, то я могу помочь! Я очень…        — Спасибо, откажемся! — сказал синеволосый, отворачиваясь ко мне. Теперь он говорил значительно тише, чтобы блондинка не слышала. Хотя, она выглядела максимально не заинтересовано и спокойно пролистывала учебник по истории. — На чем мы остановились?        Ответить мне помешал звонок. Ученики начали возвращаться на свои места, обсуждая последние новости. А именно происшествие на заводе. Количество сплетен и слухов, появившихся буквально за одну десятиминутную перемену, поражала. Начиная числом сектантов и заканчивая задержанием. Кого там было задерживать?! Там половину увезли сразу в морг! Но количество сплетен и учеников прямо противоположны. Ещё пятеро школьников ушло домой: Макар, два Саши ещё какой-то парень, имя которого я прослушал, и наша Эля. Ну и правильно, она весь первый урок клюкала носом и выглядела крайне болезненно. Но я бы был очень рад, если бы на «больничный» ушла Маша. Она «зарекомендовала» себя в качестве отвратительного человека. И не только из-за её стычки с Элей. Она и после засветилась в паре локальных конфликтов, но не сделала и одного мало-мальски хорошего дела.        Вот и сейчас, когда она забыла учебник по истории, ни одна девчонка не захотела поделится с ней книжкой. Но её слабо волновало согласие сидящей перед ней рыженькой девушки — Миланы. Та вскрикивала, отчаянно жестикулировала, пытаясь отстоять право на свободное место, но все её усилия были четны. Маша, как сказала бы Ло, развалилась на весь стол. Историю вела женщина немного вспыльчивая, требовательная, но обладающая хорошими познаниями в своем деле и, не побоюсь этого слова, великими ораторскими способностями. Заинтересовать ребенка для неё было делом исключительной важности, а главное это было ей подвластно. В прошлом году, по истории у меня, если перевести в российскую систему оценивания, ели как наскреблась тройка, да и практически всю школьную программу я прослушал. Сейчас же мои первые оценки были две четверки, а на прошлом уроке я смог получить пятерку. Только, идеального учителя, как и человека, не бывает. Она была страшно не пунктуальна. Вот и сейчас опаздывала практически на пять минут.        — Хватит! Надоела! — вскрикнула Милана, наспех закинув в рюкзак всю канцелярию и учебники. Девушка подхватила сумку и выскочила из класса, звучно хлопнув дверью.        На секунду всё стихло. На полминуты. Дверь слабо скрипнула, впуская учителя. Слегка встревоженная и растерянная, она практически подплыла к столу. Ну, как подплыла, прошла к столу, но её походка была настолько гладкой и плавной, что язык мог повернуться и сравнить её только с лодочкой, плывущей по морской глади.        — Так, что у вас стряслось? — спросила женщина, хлопнув об поверхность стола стопкой книг, из которой вылетела парочка листочков в широкую линейку. Те практически сразу нашли удобное местечко на столешнице, прикрыв собой кусочек мела. Дети всё так же молчали, а Маша недовольно зыркала в мою сторону. Вернее в ту сторону, где сидела Милана. — Я жду ответа.        Тишину нарушить никто не спешил. С задних рядов кто-то быстро щелкал ручкой, дабы отвлечься от стрессовой ситуации. Хотя, она не такая уж и стрессовая, как мне кажется, но эти нервные не ровные щелчки говорили об обратном. Молчание раздражало нашу учительницу. Она начала стучать пальцами по столешнице и посматривала на предполагаемых виновников «побега». Я поражаюсь хладнокровию Машки. Людмила Игоревна — так звали учительницу, смотрела на неё, совсем как надзиратель за заключенным, но та умудрялась поддерживать аристократичное благородство, которым могли похвастаться члены семейства Малфоев из фильмов про Гарри Поттера. В субботу мы с папой устроили целый марафон из первых пяти фильмов. Точнее их режиссерских версий.        — Маша, я спрашиваю последний раз. Что. Случилось?        — Людмила Игоревна, если бы я понимала в чем проблема, я бы непременно вам всё рассказала, но я знаю не больше, а может и меньше вашего! — девушка потупила взгляд и практически карикатурно захлопала длинными ресничками.        — Будь добра, расскажи, чем ты расстроила Воробьеву и, может быть, мы сможем разобраться без директора… — блондинка закатила глаза. Перспектива оказаться на ковре у директора её совершенно не волновала. — Ты меня вообще слушаешь? Ещё один визит к директору и вашу семью поставят…        — Без отца! — вскрикнула девушка, выронив ручку. — Я имею ввиду, мы можем разобраться без привлечения родителей… Но, только на перемене…        — Хорошо. Остаешься после уроков, разберемся со всем. А пока попроси соседа поделится учебником… — под «соседом» Людмила Игоревна подразумевала меня. Я понял это по мимолётно брошенному взгляду. Тяжелому взгляду, который пропал так же резко, как и появился. На щеках у учительницы блеснули ямочки. Она успокоилась.        Желания ругаться с Машкой не было. Она меня раздражала (это не было даже легкой неприязнью), и поддерживать общение с ней не хотелось. Вернее начинать общение, ведь я о ней ничего кроме имени и прескверного характера не знал. Ну и сейчас я узнал, что у неё есть как минимум отец.        Она присела рядом со мной, разложила тетрадки с цветастыми обложками, ручки, самых интересных и необычных дизайнов, и маркеры-текстовыделители, замазка, белая ручка, золотая ручка… Боже, зачем ей всё это барахло?! Последние года три мне хватало двух ручек, одного обгрызанного с обеих сторон карандаша и ластика, который я постоянно терял, а потом внезапно находил на компьютерном столе.        Пока я отвлекся на потеснившую меня девушку, Людмила Игоревна записала тему урока на доске цветными мелками, которые с задней парты было совершенно не видно. Кто вообще придумал этот бледно-голубой цвет? Все объяснения я ненароком пропускал мимо ушей. Ну, как ненароком… Меня отвлекала Маша. Сначала мне в нос ударил запах одеколона. Мужского, крепкого одеколона, которым была практически пропечатана её тетрадь. Меня это… Мягко говоря, удивило. Я рассчитывал на что-то мягкое и цветочное… Ой, я не это имел ввиду, я не рассчитывал на то, что смогу понюхать её блокнот!        — Эванс, чем вы занимаетесь? — голос исторички прозвучал прямо над моим ухом. я промямлил неуверенное: «Простите, отвлекся…». Мне стало очень некомфортно, нет, вернее сказать стыдно. — Я повторю ещё раз. Специально для вас. Будьте добры записать. И так, в конце десятого столетия князь Владимир крестил русь. Записываем! Девятьсот восемьдесят восьмой год — Крещение Руси. «Русь» большая буква, перед «крещение» тире.        Моя соседка старательно пользовалась практически всей канцелярией, которая лежала на её половине стола. Я невольно засмотрелся на её округлый, очень мелкий, но понятный почерк. Пастельные текстовыделители прекрасно сочетались с фиолетовой ручкой, которой записывались определения и черной, которой девушка записывала термин. Из значимых частей её почерка я заприметил «свернутую шею» у буков «з» и «у». Петелька-хвостик больше напоминала прилипшую букву «с».        Моё внимание не ускользнула от девушки. Она пихнула меня в бок и цыкнула:        — Пиши, балбес.        — Балбес смог разозлить историчку, ещё до начала урока, — прошептал я, легонько ударив её в лодыжку.        Девушка цокнула, повернувшись к доске. Пока мы шептались учитель успела написать схему-родословную трех поколений семьи князя Владимира Святославовича.        Я сегодня вспоминал, что мне хватало одной-двух ручек на протяжении двух лет? Накаркал!        — Стар, — позвал я друга. Когда тот повернулся, я продолжил: — дай ручку пожалуйста.        — У меня одна! — слишком громко сказал тот, обращая на себя внимание исторички. Она отчитывала его так же, как меня пару минут назад, только вместо «крещения» был Святополк Владимирович.        — Держи, — сказала Маша, протягивая мне розовую ручку с присобаченными сверху перьями. — Только она светлая.        — Спасибо… — сказал я, забирая у неё этого импровизированного «Фламинго».        Резкий переход цвета пасты смотрелся крайне… Интересно. Но я не был перфекционистом. В отличии от Кида и, как я только что узнал, Маши. Такие аккуратные конспекты…        Судя по её взгляду и слегка задергавшейся брови, мои заметки выглядели для неё крайне непривлекательно. Да ладно, скажу проще: мои записульки выглядели отвратительно. Пять исправлений, многократное обведение одной буквы. Если сравнить наши конспекты, то мой выглядит, как бедный родственник, имени которого никто не помнит, да и почти никто не уверен, что он хоть как-то связан кровным родством с основной массой родни.        — Тебе уже говорили, что ты просто отвратительно пишешь?        — Я буду доктором.        — С твоей успеваемостью? Ха, очень сомневаюсь…        — Вторая парта, вы опять за своё! — выкрикнула учительница, отложив указку на край стола. — Мария, я сегодня уже говорила с тобой, а у вас, молодой человек, уже было одно предупреждение! Я сейчас обоих оставлю после уроков!        — И… Извините, я не расслышала имя, вот и… Переспросила… —        — В следующий раз, переспрашивайте у меня. Ладно, на чем мы там остановились… А, так вот. Перед женитьбой на Анне, Владимир был женат на дочери полоцкого князя — Рогнеде…