От Маки?!
Если бы мои волосы от рождения не были практически белыми, то можно было увидеть, как они одним махом посидели. Её, Машины, нежные руки перебирают непослушные пряди, а глаза так и норовят выцепить мой взгляд, поймать и понеслось… Но я ничего не чувствую. Не жалею, что раньше не пытался целоваться. Она отодвинулась, на последок лизнув мой подбородок. — Тебе понравилось? — Ну… — я рефлекторно повел бровью, мысленно надеясь, что повторение «банкета» не случится. — Можешь не отвечать: я знаю, — она взяла меня за руку и наложила поверх слегка мятой футболки. Её сердце билось ровно и медленно, словно оно вот-вот встанет. Словно это не она только что пригласила мой язык на танец, словно это не её талию я только что сжимал. — Слышишь? — Нет… — черт, что мне ещё делать?! Я ничего не чувствую! — Я тоже… Со сторон, кажется, что ты целуешься гораздо лучше… — она прижалась к стенке, поднимая руки вверх. — Мне казалось это будет приятнее. — Маш, что? Тип я понимаю, но… Нет не понимаю! Что за хрень? — А? Ты о чем? — она прогнула спину, выпячивая аккуратную грудь. — О нашей маленькой шалости? Ха, расслабься, ты мне просто приглянулся и мне захотелось пошалить. И я вижу, что тебе тоже понравилось. — Нифига, — я её перебиваю и, отлипнув от стены, возвышаюсь над ней. — И тебя я тоже не могу назвать мастером поцелуев. — Ох, так может ты мне покажешь, как правильно целовать? Только быстрее, восьмому сегодня только к третьему уроку. Думаю тринадцатилеткам очень понравятся твои уроки, — от её слов у меня снова побежали мурашки. Не только по спине, но и по загривку, рукам, доходили аж до кончиков пальцев. Это какой-то фетишь? Я накланяюсь к её губам. По всему телу разливается тепло. Я целую её, прикрывая глаза. Мне нравится. Но зелёные глаза всё ещё меня осуждают.***
Сидение на уроках стало ещё более невыносимым. Нет, не только потому что у меня что-то болит (я уже привык к этому), и не потому, что Маша сидела прямо за мной. Я слышал, как она щелкает ручкой, как стучит пальцами по тетради, думая, как переправить очередную ошибку, даже слетевшее с губ бранное слово, не доходящее до уровня мата, но и отскочившее в сторону от дорожки праведного русского языка. Кого я обманываю? Да, причиной моего плохого настроения стала именно Машка. Точнее наше внезапное… Так скажем общение. Учитель что-то повторяет, пишет на доске — я не успеваю. Пофиг, потом спрошу у кого-нибудь конспект… У меня в руке всё ещё розовая ручка, с огромным пушистым пером сверху, полная голова мороки, странное тепло во всём теле и упавший со стола листок.***
Дома мне легче не стало. Голова болит. Руку ломит. Мы со Старом договорись сходить завтра в Мак, послезавтра у нас первая контрольная. В четверг мы встречаемся с Жирафом и Макаром. Надеюсь Лиля не придёт. Она в их троице дольше меня, да и общаются они как-то более… Локально. Я при всём желании не смогу понять практически половину их шуток. Но я всё ровно надеюсь, что она не придет. Проспит, договорится встретиться с подружкой или ещё чем-нибудь. Нужно меньше держать в голове, иначе мне прямая дорога в психиатрическую лечебницу. Я выдохнул и перевернул страницу. Сто восемьдесят первая страница. Порядка нескольких тысяч слов и раз в шесть больше буков. Иногда я задумываюсь, а на что же я трачу свою жизнь? Всё это время я могу потратить на что-то иное. Не перечитывать эту рукопись второй раз за сезон, а… Да хотя бы пролистать другую книгу! Но нет, я перечитываю этого треклятого Холмса.Жарко
Бегу в ванную, запрыгиваю под ледяную воду, едва успев сбросить домашнюю растянутую футболку. Больно. Вверх по венам, от самой ладони до плеча, словно тёк кипяток, нет, нечто гораздо горячее. Холодные струи стекают прямо по стволу вены, слегка холодя. Поправлю, вода была ЛЕДЯНАЯ!, но даже она не может полностью охладить пожар в моей руке. На подкорке сознание загорается пять букв. Метка. ОСОЗНАНИЕ. Почему мне никто не говорил, что это будет так, блин, больно?! Да и она ли это вообще… Нет, это точно метка! Боже, мне даже не верится! Поскорее бы! Может быть сегодня она всё-таки проклюнется? Наконец-то! Ох, и заставила же она меня поволноваться! Выхожу из ванны в приподнятом настроении. Обтираюсь полотенцем и надеваю чистую серо-зелёную футболку. На улице подмораживало, на ветках даже блестели слегка оледенелые капли прошедшего недавно дождя, красиво отражая свет. Желание погулять под крышей, уворачиваясь от слез плачущих сосулек, побороло здравый смысл. Подхватываю куртку, завязываю на ногах ботинки и выпрыгиваю из дома. После дождя так хорошо дышится. Странно, сегодня днём меня посещали мысль о том, как я ненавижу весь этот мир, всю эту природу, но сейчас. Хочется я напоминаю героя диснеевского мультика: такой же веселый. Но, в отличии от того же краба Себастьяна, я всё же одержал победу в поединке с желанием запеть веселенькую песенку. Ну, не совсем чистая победа, так как в голове засела какае-то мелодия, слов которой я не могу вспомнить. Что-то про доброту и барбариски? Но эта «доброта и барбариски» полностью улетучивается, когда по руке снова проносится жар. Тогда-то мне хочется проклясть всё человечество! Сама же улица напоминает картину «оживленный квартал» или что-то в этом роде. Бабулечки, сидящие на лавочках, птички, солирующие своими шикарными партиями, бесчисленное множество кошечек и собачек с красными, синими, зелёными ошейниками. Скорее всего они доставят не мало проблем своим хозяевам, которые будут четно пытаться отмыть любимца от засохшей грязи и, возможно, подхваченных блох. И почему же сегодня все решили выперлись? Сейчас уже темнеет… Вот и заброшенный завод. Дыра в заборе уже не сияла, показывая себя во всей красе, а была забита доской с облезшей темно-зелёной краской. Возможно её оторвали от какой-то лавочки. Да уж, мне казалось, что наш район был каким-то более… Крупным что ли? Сейчас он кажется чем-то маленьким и таким… Родным, своим. Можно ли его так назвать? Возможно. Вот и остановка, сразу за ней был дом Цубаки… А если повернуть назад, метров этак на пятьдесят, и повернуть, то можно срезать неплохой кусок дороги и выйти к парку. Тому самому парку, где мы с Макой нашли ту кошку, где росли те очаровательные розы. Мне сейчас всё ровно нечем заняться… Я развернулся и нырнул на темную дорожку, помогающую тебе сэкономить добрые минут десят на путешествиях.***
В этот раз парк выглядел ещё более пустым и каким-то отчужденным. Нет горящих оранжевым пожаром деревьев, да и листьев в целом вообще практически нет. Сегодня день отпусти собачку погулять, или что? Единственная живая душа — черная помесь собаки и крысы. Весьма смело предположив, что это существо собака, иду дальше. Она бежит за мной, виляя коротким обрубком хвоста. С каждым её шагом колокольчик на ошейнике стучит по массивной грудной клетке, отдаваясь легким звоном. Динь.Динь
Динь
Ускоряю шаг. Этот злосчастный динь-динь не отстает, нет, этот пес ускоряется, я слышу, как ему тяжело так быстро бегать на его коротких смешных лапках. Да развернись ты уже! Такое чувство, что эта псинка меня слышит. Она встала на месте. Я сделал ещё три шага и… Какие люди! Она стоит спиной, уткнувшись в телефон. Красное короткое пальто, белые сапожки и наушники делали её такой нежной и милой. Собака пошевелилась, задев бубенчик ЦИНЬ, — блондинка повернулась. — Привет, — неуверенно сказал я, чувствую, как всё, что я знал на русскому, тихонько вытекает из моей головы.