договорились
25 января 2019 г. в 18:31
— Ты мне нравишься...
Хосок не то, что не располагал услышать нечто подобное в 09:35 утра октябрьского вторника на выходе из общежития, а даже был сражён крайней прямотой и потрясён безукоризненной смелостью человека, который на протяжении почти двух месяцев ни во что не ставил элементарные нормы приличия.
Хосок не выказал удивления, разве что в смущённой стыдливости опустил взгляд и дал волю мимолётной улыбке, какая трогает губы в утверждении терпеливой догадки. Первое время он принимал тэхёнину непредсказуемую отзывчивость и в какой-то степени заботу в отношении него за дружелюбие, затем за навязчивость, но, на самом деле, не переставал спорить с самим собой и не принимал то, что с самого начала сквозило ясностью и неприхотливой благосклонностью. Ещё тогда он думал, что этот мальчишка Тэхён — поверхностный, легкомысленный и до глупости самоуверенный.
— Скажешь что-нибудь? — не без ропота поинтересовался Тэхён.
Он до предела сердечных перебоев надеялся, что ошибся в своих выводах насчёт хосокиных принципов о неприкосновенности, отречённости, странности.
Хосок обратил к нему решительный, снисходительный взгляд и говорил мягко, сдержанно, понятливо:
— Я знаю. Знаю, что нравлюсь. Это трудно не заметить.
Тэхён внезапно перенял его смятение, которое, как гонимая волна, било то об один, то о другой берег одного и того же волнующего, красивого, нежного чувства. Он избегал хосокиных внимательных глаз, чью чуткость и удивительное тепло он словно бы вообразил на своих щеках, отчего они заметно горячели простым, но таким далёким, непривычным мальчишеским смущением.
Хосок рассеянно посмеялся и ворошил волосы на голове ладонью с незаметно подрагивающими от осенней прохлады кончиками пальцев.
— И что я должен ответить? — вслух задавался он вопросом нелепой безвыходности.
Тэхён пустил беглую печальную ухмылку. Он ожидал чего угодно — резкий, безоговорочный отказ, желаемое жаркое признание взаимности, — но жалостливое одолжение к его чувствам звучало чересчур унизительно.
— Что посчитаешь нужным, — смиренно говорил Тэхён, поразмыслив,
добавил: — Несомненно, я рассчитываю на взаимность, но знаю, что её не будет. Поэтому я бы хотел, чтобы ты был со мной ближе, намного ближе, чем с кем-либо другим.
Тэхён не раз обдумывал исходы сложившейся ситуации, и в каждом из них продумывал, как бы уловить толику выгоды в пользу своей нежданной потребности в настоящей зависимости от восходящего солнца в обрамлении хосокиной улыбки. Озвучивая просительные уступления, он неспешно сокращал расстояние между ним и моралистом-недотрогой, который своей строгостью и неуязвимой надменностью вводит в исступление неизменно тэхёнины нервишки. Однако его уверенность существенно завязла в соблазнительной глубине хосокиного голоса и притормозилась от едва ли ощутимой, но превосходящей тэхёнину пылкую самонадеянность, преграды в виде одного лишь хосокиного большого пальца, выставленного между ними.
— Это, наверно, мучительно, — с какой-то наигранной, простодушной сметливостью начал Хосок, — быть с тем, с кем вынужден и смотреть на того, о ком мечтаешь.
Они впервые значимым сделали удерживаемые друг на друге взгляды, как делает каждый, в условиях откровенного разговора, чтобы честность не ускользнула сквозь смелые тона возбуждённых эмоций.
Тэхён трогал своей липкой проницательностью, но кололся о хосокину непреклонную бесстрастность.
— Это моё условие, — говорил Хосок, обращая взгляд на своеобразное препятствие, что оставляло Тэхёна на рубеже устойчивых хосокиных убеждений. — Друзьями нам с тобой не стать, и ты это прекрасно понимаешь. — Он обратил неосознанную нежность вкупе с затмевающей её неколебимой правдивостью во взгляде на Тэхёна, который разил своей кротостью и примирением с очевидным. — Ближе я тебя к себе не подпущу. Дело не в твоей девушке, и если ты её оставишь, между нами всё равно ничего не изменится. — Помолчал, изучая вкрадчивую влюблённость тэхёниных тёмно-карих глаз, и продолжил, оставляя в самых укромных тайниках своей души ответное чувство, что из раза в раз манило его согрешить против своей истины: — Другому не бывать. Договорились?