Дышать легко.

       — Теперь вверх… хорошо. Вниз. Право. Налево. Теперь прям на свет… Отлично, — Умино, проговорив эти слова в разной последовательности до мозолей на языке уже в миллионный раз, отложил рефлектор с лупами в сторону. — Прошу, пройдемте.        Дежурство в травмпункте выдалось относительно легким и богатым на пациентов со всевозможными случаями. Ирука только за утро успел наудалять с роговиц самых разных глаз не менее разных людей десятки инородных тел. Как мантру повторял напоминание нерадивым работягам о такой немаловажной вещи, как соблюдение техники безопасности в виде использования защитных очков при работе со сваркой или циркулярной пилой. Приходили несколько девушек и омег, у которых под веками застревали линзы или отклеившиеся нарощенные ресницы. И, как обычно, большой ассортимент воспалительной патологии разнообразной локализации, этиологии и степени тяжести, пришедшей не по адресу, но под девизом «на всякий случай — мало ли!».        Была даже экстравагантная бета в годах, избыточной массе и леопардовом, установившая сама себе химический ожог роговицы. Она до визгливого крика настаивала на своем диагнозе, убежденная в том, что всему виной была перекись, которую та по неизвестным причинам закапывала себе в нос. Но не сегодня. И не вчера. И даже не в последнюю неделю, а шесть месяцев назад. И тогда, полгода назад, никаких жалоб со стороны глаз не было. Ирука начинал понимать, что совершенно ничего не понимает. А сейчас женщину беспокоила сухость глаз. И объяснениям врача о том, что одно с другим уже давно не связано и ей просто можно покапать увлажняющие капли, она отказывалась внимать категорически. Периодически бета требовала настоящего специалиста, обвиняя Ируку в том, что он «нацепивший чужой халат жалкий неуч-практикант». По истечении получаса пыток Ирука уже готов был плакать от бессилия и ничтожного опыта работы с психически нестабильными пациентами, но ему на помощь пришел Котецу. Коллега посетил этот спектакль через пять минут от начала и все время тихо ржал в углу, за спиной беты. Наконец альфа пожалел теряющего всякую уверенность в смысле своей работы омегу и вежливо улыбаясь забрал безумную «с ожогом» к себе в кабинет, внушая той на ходу какую-то успокаивающую чушь.        Выдох облегчения! Возможно Ирука отрегировал бы более сдержано на общение с этой милой женщиной и справился своими силами, но упрямо давала о себе знать гребанная течка. Не совсем полноценная изначально и заглушенная супрессантами, но все же напоминавшая о своем существовании тупыми болями внизу живота и общим недомоганием, как при простуде. По правилам, предписанным для омег на эти случаи, Ирука должен был эту неделю провести дома, но это было не выгодно: за больничный традиционно могли выдать только пиздюлей. Да и к тому же в последние несколько лет запах отсутствовал, в результате чего он ни в обычные, ни в деликатные дни никого вокруг не беспокоил. Потому омега просто менее жизнерадостно, чем обычно, и с неудобным тампоном внутри себя продолжал трудиться. И осталось Ируке мучиться еще четыре дня… Течка, чтоб ее, недотечка... Кто это только выдумал? Поскорее бы она уже закончилась.        — Умино-сан! — в кабинет заглянула одна из медсестер. — Вас ожидают в первом реанимационном. Срочно!        — Пять минут, — обозначил временные рамки Ирука и, собравшись, быстрым шагом вышел из кабинета.        Упомянутое отделение пряталось в лабиринте коридоров, переходов и этажей соседнего хирургического корпуса, куда офтальмолога вызывали крайне редко. Лишь в случае возникновения катастрофы локальных, а именно внутри и околоорбитальных, масштабов. От силы раз-два в месяц, не чаще. В накинутой поверх халата куртке Умино добежал до нужного здания в считанные секунды. Лифт с его непредсказуемостью и замкнутым пространством омега по обыкновению проигнорировал и по лестнице взлетел наверх, перескакивая через ступеньки.        Реанимация встретила Ируку звуками пикания, шебуршания и еле уловимого гудения многочисленных аппаратов жизнеобеспечения. Тут всегда было относительно тихо. Прям царство спокойствия и умиротворенности. Если бы не запахи. Очень много очень неприятных запахов. Людских крови, пота, гноя и физиологических отправлений, приправленных ароматами самых разнообразных лекарственных средств, убойных антисептиков и дезинфектантов. И ферромонов. Внешне чистые, ухоженные и обработанные пациенты, пребывавшие в разной степени отсутствия сознания и подвижности, тем не менее источали свои характерные статусные запахи. Альфы — удушливо-масляные, а омеги — приторно-сладкие. От всего этого букета невыносимо жгло в носу, легкие отказывались принимать в себя предложенный отделением воздух и напоминал о себе, упрямо дергая за глотку, рвотный рефлекс. Стараясь мелко и поверхностно дышать только через рот Ирука спешно нацепил вторую маску, еще раз убедившись в том, что ни при каких обстоятельствах не смог бы работать в подобных условиях. Слишком тяжело для обостренного свободой омежьего нюха, а на данный момент еще и раскочегаренного течкой.        Из персонала тут были только одни флегматичные беты и два особо стрессоустойчивых альфы, один из которых уже заметил Умино и махал ему из ординаторской.        — О, Райдо. Привет. Что произошло?        По долгу своей специализации Ирука познакомился с труженниками реанимационных отделений в первый же месяц своей практики. Намиаши-сан, ставший заведующим в свои неполные тридцать пять, с угрюмым взглядом и шрамом от ожога на всю левую половину лица с самого начала понравился омеге. Всегда спокойный, собранный и с четким планом действий на любой случай. Понравился не как альфа, а как прекрасный специалист. Хотя кому он врал — даже как альфа. Высокий — на голову выше омеги, с обалденно мощными руками и приятным дымно-древесным ароматом. Ирука грешным делом раньше допускал мысль, что если бы не обручальные браслеты на запястьях Райдо, то он бы наверно попробовал… а может и нет. Нет. Скорее всего нет. Не решился бы.        — Здорова, — поприветствовав вошедшего, альфа открыл объемную папку и выудил оттуда на удивление тонкую историю болезни. — Да вот, даже не знаю, с чего бы начать… пару часов назад поступил с огнестрелом в живот. Наши его подлатали — там навылет. Только много крови потерял. Крупный сосуд все-таки бахнуло. На данный момент стабилен…        — Прекрасно, — омега решил опустить подколки, напоминавшие, где его стезя, а где брюшная полость для другого случая. Если Райдо начинает издалека, то дело как минимум непонятное. — Ну? А я то зачем понадобился?        — А ты сейчас все сам увидишь, — альфа встал в дверном проеме, пропуская омегу вперед, а затем повел к одной из палат. — Ну не все, а глаза, конечно же. Точнее, один… Тебя точно заинтересует.        — Ну ты прям заинтриговал, — усмехнулся Ирука.        В небольшой палате на одного пациента царил полумрак и относительная свежесть, будто к их приходу помещение проветрили. На многофункциональной кровати в состоянии медикаментозного сна лежал длинный, почти от края до края, мужчина, укрытый тонким больничным одеялом, под которым слабо угадывался худощавый силуэт. По руке, что лежала открытой для системы, можно было предположить, что в целом у больного хорошо развитая, как у бегуна, мускулатура почти без намека на жировую ткань. Тонкая алебастровая кожа, через которую просвечивали голубоватые вены, казалось плотно обтягивала сухие жилистые мышцы.        Ирука подошел к изголовью, чтобы лучше рассмотреть своего клиента. Седой. Это первое что пришло врачу в голову. Интересно, сколько ему лет? Если не брать в расчет цвет волос, выглядел мужчина достаточно молодо. Нет, не седой… седина не отливает таким живым блеском. Хаотично торчащие в разные стороны пряди, что казались жесткими и колючими, частично прикрывали лоб и глаза. Нижняя часть лица оказалась сокрыта медицинской маской. Зачем да почему — офтальмолог уточнять не стал.        Натянув перчатки, Ирука убрал мешающие волосы, оказавшиеся на поверку мягкими, в сторону и приступил к осмотру, проговаривая про себя по выработанной еще в студенчестве привычке все, что видел. Итак, что имелось в наличии.        Почти идеальные брови вразлет того же цвета, что и волосы. Волосок к волоску. В целом правая и левая стороны симметричны. Слева имеется тонкий старый рубец с ровными краями нанесенный, предположительно, очень острым предметом или очень хорошо залеченный в свое время. Непрерывный шрам протянулся от середины лба до середины щеки ровно через центр глазницы. Закрытые веки без явных признаков патологии. Ресницы короткие, черные.        Приоткрыв большим и указательным пальцами веки справа Ирука осмотрел глазное яблоко, подсвечивая себе офтальмоскопом. Конъюнктива с нежным сосудистым рисунком чистая, склера белая, роговица прозрачная… ну и до самого глазного дна все в норме. Омега задержался только на радужке, которая оказалась насыщенно темно-серого цвета. Без какого-либо намека на коричневый пигмент. Непередаваемого серого, который он ни с чем не мог на данный момент сравнить. Но в целом Ирука тут не заметил ничего такого, что могло бы его заинтересовать, как врача. До того момента, пока он не приоткрыл украшенные рубцом веки слева и из-под них не потекла разбавленная со слезой кровь.        — Ранение? Проникающее? Надо было сразу в операционную звать, — Ирука отвлекся, чтобы взять марлевые салфетки. — Снимки сделали?        — Неа, не угадал, — с засунутыми в карманы руками Райдо выглядел невероятно расслабленным для того, у кого в отделении по непонятным причинам кровит пациент. — Вообще он не наш клиент. У стражей правопорядка своя клиника в центре. Просто по экстренности здесь оказался. Как станет транспортабелен — заберут к своим.        — Ясно, — разобравшись с кровавым ручьем Ирука повторно развел сомкнутые веки, навел офтальмоскоп и… не поверил своим глазам. — Чтоб меня… биджу…        Шаринган. Под этими обычными веками с необычно аккуратным шрамом было самое настоящее глазное яблоко с синдромом Шарингана в состоянии острого приступа. Алая широкая радужка с запущенной неоваскуляризацией. Четыре зрачка: один большой в центре и три маленьких на периферии ровно на 12:00, 16:30 и 19:30 часов. Ошибки быть не могло.        — Ага. Мы сами охуели. Незадолго до тебя, — усмехнулся альфа, наслаждаясь ошеломленным видом коллеги.        — Как это… — не убирая рук и неотрывно смотря на глаз, Ирука никак не мог найти слов и уложить в голове то, что видит. — Да кто он такой?        — Некий… — альфа посмотрел в историю. — Хатаке Какаши, тридцати двух лет. Ранее служил в АНБУ. Есть такое спецподразделение у военных. — Райдо указал на правое плечо, где красовалось замысловатой завитушкой черно-синее клеймо, а потом на грудь. — Хорошо хоть все необходимое у него набито. А то по Ко-МЕДу о нем информации — кот наплакал.        Оторвавшись от глаза, Ирука приподнял одеяло. И действительно, в центре, аккурат над грудиной оказались выбиты иероглифы. Самое основное и необходимое по мнению военных — ни символом больше, ни меньше. Столбиком значились кодовое имя, дата рождения, гендерный статус, группа крови и резус.        — Гончая? То есть Хатаке Какаши — это реальное имя? — неверяще обратился он к Райдо, на что тот молча кивнул. — Я думал, ты шутишь. А как узнали?        — Сам сказал. Перед тем, как наркоз дали. Мы вначале тоже подумали, что он от боли бредит. Я тебе даже больше скажу — он к нам на своих двоих пришел. Точнее, приехал.        — Альфа? — Ирука стянул маски и принюхался. — Совсем без запаха… А есть что-нибудь про наследственные заболевания? Родственные связи?        — Мы нашли только заключение о редкой форме альбинизма клана Хатаке. И если ты про Учих, то никаких данных нет. Ты мне лучше объясни — откуда кровит то?        — Слезная железа, — Ирука, пальпируя глаз через веко, пытался пока что хотя бы ориентировочно прикинуть, насколько высокое тут внутриглазное давление. — У Учих очень нестабильные новообразованные сосуды в зоне орбиты. А растут они не только на радужке, но и на глазном дне, и в железе… Если приступ Шарингана долго не снимать, то они начинают лопаться. Поэтому течет кровавая слеза. Это в лучшем случае. Если они начнут лопаться внутри глаза, то он может осл… Райдо! Пусть кто-нибудь из твоих, кто свободен, сбегает ко мне, в травму! Нужны пилокарпин, тимолол, диа… этамзилат у вас тут есть?        — Иру, не суетись. Лучше напиши, ато ведь все равно все напутают.        — Да-да, — омега достал из кармана халата блокнот с ручкой и быстрым размашистым почерком стал выводить названия препаратов, стараясь не ошибиться ни в одном из иероглифов. — Я просто немного в шоке. Глаз же явно пересаженный. Но вот как он прижился?        — Ну, ты не можешь знать ничего наверняка, пока он не очнется, — Райдо, взяв оторванный листок, вышел в коридор и направился к сестринскому посту. — Так! Конеко-сан! Что вы в этом зеркальце все время хотите увидеть? Дуйте в глазное…        Ирука остался в палате и пребывал в какой-то отупляющей расстерянности. Пересадка глаз пусть и не была потоковой, но и не являлась какой-то невозможной операцией в их дни. В области транспланталогии и регенератологии, в особенности при работе с нервными тканями, уже давно был осуществлен прорыв с техникой приживления «зеленым биоизлучением». Специалисты, имеющие от природы уникальные возможности, долгие годы проходили тяжелые обучающие тренеровки по контролю и целевому использованию своей силы. На данный момент в их стране таких можно было пересчитать по пальцам. Но и с такой техникой при трансплантации органов и тканей необходимо было соблюдать все остальные правила совместимости рецепиента и донора по многим показателям. Не стоило забывать и о таком немаловажном нюансе, как внутриклановая политика. А в таком тяжелом случае, как Шаринган и Учихи, теоретически допускалась возможность пересадки только внутри представителей клана. Был даже прецедент - единственный успешный случай пересадки Шарингана, известный истории и медицинской науке, произведенный во времена Третьй Мировой от Учихи Изуны своему старшему брату, Мадаре. Ирука, вспоминая все это, уже успел надумать несколько гипотез в отношении того, как глаз почти вымершего гордого и замкнутого клана попал к этому человеку. И каждая была глупее предыдущей. Ему оставалось только дождаться, пока Хатаке-сан соизволит прийти в себя и распросить его обо всем. А пока нужно было снять приступ и не допустить осложнений. Такой запущенный случай ему попался впервые.        Медсестра, которую отправили за препаратами, блуждала где-то по ощущениям врача уже довольно долго. Или время в этом месте тянулось иначе? От невозможности делать что-нибудь полезное Ирука просто стоял и смотрел на своего необычного пациента. Альфа без запаха. Это даже интересно. Хотя он мог быть и под подавителями. Или он такой же «поломанный», как Ирука? И зачем на него надели эту маску? Омега поддался праздному любопытству и потянулся к ней, чтобы снять, но, едва коснувшись края, был резко остановлен. Он даже понять не успел, в какой момент на его запястье в жесткой хватке сомкнулись пальцы мужчины — так быстро это произошло — и твердо отвели его руку в сторону. Пациент неожиданно пришел в себя и теперь, едва приоткрыв веко, смотрел на Ируку своим правым, предположительно родным глазом. Левый он открывать не стал. Не мог? Или не хотел?        — Кто вы? — услышал омега тихий вопрос, заданный хриплым обезвоженным голосом.        — Умино Ирука. Врач-офтальмолог.        — Ммм… а где я? — альфа неотрывно продолжал сверлить врача взглядом, так и не отпуская его руку. Омега не боялся, но начинал потихоньку беспокоиться о заливающейся болью конечности.        — Первое реанимационное отделение Центральной Районной Клинической Больницы Конохи. — протараторил он на одном выдохе, после чего мужчина, наконец разжав пальцы, перевел взгляд на потолок и пробормотал на грани слышимости.        — Тут пахнет морем…