За день до нашей смерти: 208IV

— Как они там?       Настал следующий день — ровно одни сутки остались до выхода. Боеспособная часть военных начищала оружие, готовила форму и пыталась не думать о завтра, пока это не являлось необходимым. Не потому что было страшно, а потому что так было проще. В их числе был и Джеймс — Хантер, вернувшись от беседы с Тихим (снайпером группы), застал напарника, перебирающим своё снаряжение в полной тишине. — Они… — мужчина оглянулся на отряд, собравшийся в кучу на одном этаже. — Боятся. Сильно. — Страх — плохой мотиватор. — Порою, он единственный, который есть. — Не в этом случае. У них полно причин, чтобы сражаться. Ещё куда больше, чтобы жить. Слышал такую фразу: «Пессимисты идут на дно первыми»? — Ты-то сам не сильно тянешь на оптимиста. — А я и не он, — наёмник сел на упавшую колонну, — я — рационал. Если сдохну — это будет «необходимой жертвой». — И что, совсем не страшно?       Уильям ухмыльнулся — эта улыбка была очень надёжной защитой. Он отлично понимал, что завтра всё может кончиться. «Впрочем, как и многие разы до этого», — утешал он себя. Врал. Не бывает «многих раз» перед смертью. Каждый из рисков, каждый из шансов не вдохнуть в следующую секунду уникален обстоятельствами. И в этот раз, они тянут его назад, прочь с поля боя — ему есть, что терять. Наверное, в этом и есть самая злая шутка: когда находишь людей, за которых можно умереть — смерть становится меньшим, с чем ты желаешь столкнуться. «И ты ещё спрашиваешь, страшно ли мне», — подумал охотник. — Нет, — ответил тот. — Главное — чтобы музыка подходящая на похоронах играла. — А если такой не будет? — Ха-ха. Тогда я просто не приду.

***

— Хименес, верно? Звал меня? — Что?.. А, да. Да, Уильям, звал. Пройдёмся?       Доктор был явно в хорошем расположении духа и плохом состоянии тела — несмотря на лёгкую полуулыбку, было заметно, что спал он в последний раз более полутора суток назад. Да и халат, который мужчина нечаянно заправил сзади в брюки вместе с рубахой, тоже о чём-то да говорил. Слегка протерев глаза, врач встал с ящика с оружием и медленно зашагал сквозь свои владения — импровизированные палаты. — Просто хотел сообщить вам, что состояние девочки стабильно. Как море в штиль, если понимаете, — собеседник то и дело отмечал что-то на листике, закреплённом на планшете. — Позвал меня только за этим? Сказать, что всё, как вчера? — Что? Н… Нет. Эх, Вашей прямолинейностью орехи бы колоть. Нет, не только. Я просто заметил, что никто ещё на это не решился, а потому хотел бы поблагодарить вас за всё то, что вы сделали. — Давай как-то без этого — обойдусь. — Но почему? Это ведь всё… Вот это, — док загородил проход и развёл руки в стороны, — благодаря вам. Люди сплотились, стали более… — Если ты решил расплыться в благодарностях — побереги словарный запас. Материальная выгода в качестве «спасибо» мне нравится куда больше. — Так часто в ноги кидаются? — Скорее, так редко, что я привык жить без этого. Думаешь, что геройство бродячего наёмника проходит точно так же, как в каких-нибудь книгах? Читал же что-нибудь подобное, верно? Напуганная и беззащитная девушка, окружённая злым и безликим врагом, кидается на руки и благодарит жаркими поцелуями героя, совершившего подвиг? — на его лице появилось подобие улыбки. — Когда-то и я так думал. Давным-давно… Вот только после того, как первый спасённый мною от мёртвых человек вместо того, чтобы благодарить, упал на колени и начал блевать в помутнении сознания от количества крови и внутренностей, которыми он обвешан, а потом и вовсе упал в обморок, мировоззрение поменялось. И даже когда он пришёл в себя, не было ничего такого — он просто стоял и смотрел на меня испуганным взглядом — боялся и не верил тому, что череда совпадений сыграла в его пользу, и он остался жив. Без единой царапины, без следов заражения, без травм — он был абсолютно уверен, что я и мой спутник застрелим его в следующий же момент, ограбим и оставим без единого шанса на выживание, обеспечив ещё более долгую и мучительную смерть… А когда мы убрали оружие — он рывком развернулся и побежал от нас прочь так быстро, как мог. И так каждый раз. В этом мире нет героев — есть лишь те, чей выбор совпадает с законами морали, чей выбор правильный. А тому, кто просто поступает так, как хочет, не нужна благодарность. — Знаете, возможно вы… Нет! — схватил его за руку Хименес. — Вы всё же меня послушаете! — Уилл лишь громко выдохнул в ответ. — Я уже понял ваш взгляд на вещи — нужно быть самым настоящим идиотом, чтобы не понять: люди — дерьмо, а мир — емкость. Вот, что говорю вам я: мы станем лучше. Мы становимся, — старик уже было открыл рот, но не успел. — Каждый спасённый человек, каждый ребенок, чья жизнь продолжается только благодаря чьему-то самопожертвованию — тому доказательство. Думаете, улучшения приходят сразу? Чушь! Даже эволюции понадобилось два миллиона лет, чтобы сделать из обезьяны человека! Слушайте… Да, мы убиваем, — кивнул тот, отпустив руку. — Люди. Грабим, пытаем, насилуем, истязаем — жестокость свойственна всем животным, а мы к ним сейчас ближе, чем когда-либо. Но не все. Сейчас идёт время, когда выживает вовсе не сильнейший — выживает тот, кому есть, ради кого жить. Когда есть тот, кому важен. Кто-то рядом, понимаете? И вот я повторяю: мы объединяемся и объединимся. Мы станем лучше, — в какой-то момент «док» схватился за лоб от усталости и невольно рассмеялся. — Думаете, я люблю людей, да? — тот показал на себя пальцем. — Бросьте. Моя жизнь была бы куда проще без них. В ней не было бы авианосцев, сотни раненых, десятков идиотов, которые лишь приумножают это число… Не было бы этих потерь и страданий, которые всегда заканчиваются у меня на руках, на моих больничных койках… Сотнями и сотнями раз! И те речи, что человек подобен глине — обжигаясь, твердеет — чушь. Больно было и будет! Так что поверьте: я ненавижу людей всем своим чёрным сердцем… Но я в них верю, — выровнялся во весь рост мужчина. — Потому что та же эволюция нас учит очень простой вещи: если мы не станем лучше — мы просто умрём. А меньшее из того, что я хотел бы сейчас — понимать, что даже ваша девочка может не дожить до завтра…       Да, он явно слышал подобное. Десятки людей ему говорили о том же — об огне в сердце и в душе, свет которого отражался в глазах доктора — о надежде, часть коей носил в себе каждый живущий, держал где-то в груди тлеющие угли, которые поддерживали тепло во всём теле. Ведь всем им — рассказчикам — нужно было во что-то верить, нужно было за что-то жить. Правда ли то была? Кто знает. Однако Хантер был уверен в одном: человек, стоящий перед ним и повествующий о лучшем будущем, никогда не терял всё. Никогда не лишался всего до последней капли лишь за тем, чтобы вновь начать наново. После первой потери ещё можно было бы встать на ноги и поверить. А после второй? Пятой? Десятой? Проблема веры была в том, что вовсе не от хорошей жизни или трусости не хотелось верить — нет. Не хотелось лишь из-за того, что какая-то часть человека, какой-то подлый тёмный силуэт позади подсказывал, что после очередной потери — неважно, окупится она или нет — будет больно. Без шансов. Без вариантов. — Ха… — грустно улыбнулся Хантер. — Ладно. — И это… всё? Это всё, что вы ответите?! — Если я отвечу сейчас так, как думаю, ты потеряешь веру в людей. По крайней мере, в одного — точно. Так что не стоит — некоторым из нас и вправду проще жить, когда есть крылья. Если это всё, то я пойду. Будем считать, что я проиграл нашу маленькую битву. — Нет, погодите! — остановил его тот. — А кем вы приходитесь этой девочке? Кто вы ей? — Этой Девочке… — взгляд старика упал на ширму, за которой находилась Её «палата». — Тем, кто обещал.

***

— Итак, все вы слышали о «сверхгнезде» — огромная и смертельно опасная территория, населённая паразитом токсоплазмы хомос. Уверен, именно так вам и описывали это на ваших теоретических занятиях, если они были — сухо, малоинформативно, бесполезно. — Хан, не отвлекайся.       Старик стоял на ящике с боеприпасами и, держа в одной руке противогаз, вёл свою речь. На него были обращены десятки лиц — простые парнишки, в зрачках которых недоставало былой наивности. Прошло всего две недели после того, как наёмники в последний раз покинули то место, всего четырнадцать дней, четырнадцать битв, которые приходилось вести за жизнь, а половина из них уже валялась в госпитале, который куда больше был похож на морг — результат всех тех многочисленных учений во всей красе.       Да, среди наёмников тоже хватало военных, а среди военных — наёмников. Ворон, Братья, Папа-Медведь, Снейк, Одиночка, Железная Элис, Спрут — все известные убийцы, о которых слышал Уильям Из Джонсборо, знали, что это такое — быть солдатом. Он и сам знал не понаслышке, пускай и не был таковым лично, но вот, какая штука: если бывший наёмник — это военный-профессионал, то бывший вояка — неумелый новичок, если не труп.       Причин такому неравному расколу великое множество: да, солдат знал, что такое оружие — он умел стрелять, целиться, знал тактику и был уверен на поле боя — качественная оловянная фигурка, выточенная мастером, но он был чужим. Современный мир для современного рядового являлся гостевым матчем в другой стране без тренера или группы поддержки, чего уж говорить о переводчике, тогда как для охотника за головами — это хоумран. «Знать своего врага — это половина победы. Вторая — это знать самого себя», — мало кто понимал, что баланс между этими половинами не соблюдался, наверное, никогда. И в то время — время правления Поколений Три и Четыре — преимущество было у тех, кто знал своего врага — наёмников. Не всегда умелых, грязных, недисциплинированных профессионалов, и именно из-за этого Уильяму из Джонсборо приходилось стоять и, словно на допросе, выдавать самый ценный продукт из доступных военным — знания о враге. — Единственное, что вам известно правильно и точно — это место убьет вас, если не будете соблюдать правила. Но начнём издали. Кто из вас знает, как выглядит сверхгнездо? Чем оно отличается от гнезда?       В зале повисла неловкая тишина. Словно на каком-то древнем школьном уроке, куча парней в форме опускала глаза вниз и стыдливо пялилась на пол, пытаясь увидеть в причудливых очертаниях треснутого мрамора что-то интересное. — Лес рук, — съязвил себе под нос старик. — Тогда слушать сюда! Отряд! — Эй, не строй из себя генерала! — Не строй из себя кокетливую школьницу, голос из толпы! — по рядам прокатился смешок. — Итак, сверхгнездо или же Ад. У каждого из вас наверняка закрадывалась мысль: «Если есть «гнездо», и я видел, что это, то «сверхгнездо» — это то же самое, но больше», — говорю сразу: нихера. В этой фразе доли правды столько же, сколько и мозгов у того из вас, кто только что выделывался. И эта самая доля является в разнице в количестве маток и бутонов, а на вашем языке: «станковых и мобильных распространителей инфекции высшего порядка». Если в обычном гнезде их может быть от двух до пяти, то в Аду их может быть от двадцати до пятидесяти. В одном чёртовом месте.       В толпе тут же пробежался подлый шёпот. Старик прекрасно знал, что это означает — страх, сомнение. «Да, этим можно обладать, — думал себе Уилл, — но не стоит это показывать — только усиливает эффект». Подняв револьвер в воздух, он выстрелил по одной из люстр. — Эй! Каждый, кто хочет выйти и пустить скупую слезу труса — милости прошу отсюда. Нет таких?! Ну же — так хорошо шептались?! Нет?! Отлично. Продолжаем: в обычном гнезде стаи заражённых жрут друг-друга и подпитываются паразитом от маток — этот процесс занимает, порою, весь день, но и всего-то — считайте, что это пит-стоп, если кто-то ещё помнит, что это, но вот в Аду… В Аду происходит самая заварушка: именно там заражённые мутируют в подтипы; именно там орды остаются зимовать, если не уйдут за Стену; и именно это место нам нужно уничтожить, если вы действительно хотите осесть тут зимой.       К наёмнику в один из моментов подбежал доктор Хименес. По его лицу вновь было видно его состояние — что-то шло не так. Он хотел было начать целую тираду, посвященную его проблеме, но Хантеру было не до этого — он молча остановил его правой и продолжил свою речь. Единственное, что он уловил, звучало так: «Уильям, вы должны остановить этого сумасшедшего». — Первое, что вы должны знать о сверхнегзде: это место люди не просто так называют «Адом» — в нём невозможно дышать. Живым просто не место там, где спят мёртвые, если хотите красивой художественной речи. Но проще сказать так: из-за концентрации паразита в воздухе, все известные человечеству фильтры становятся бесполезны в кратчайшие сроки… Вам и мне придётся считать каждый вдох. Никакого волнения! Никаких лишних всхлипов! Всё должно быть чётко и слажено, потому что если просчитаетесь — умрёте. Но… Сюда слушать! — разрядил вновь толпу Уилл. — Если почувствуете, что начинаете задыхаться — ни в коем случае не срывайте с себя противогаз! Да, я сам слышал слухи о том, что люди, снимающие маску в Аду, становились «симбиотами низшего порядка» — перебежчиками — и жили ещё минимум пять лет. А теперь слушайте, что я скажу: вам должно очень, сука, повезти. Если вы не доберёте клеток вируса, и ваши сослуживцы успеют надеть на вас противогаз обратно — будете жить людьми, если возьмёте достаточно — вы станете перебежчиком и выберете медленную смерть, но если будет перебор… Вы умрёте в собственной блевоте из крови. Содержание кислоты в вашей системе кровообращения повысится, и вас разъест изнутри. Но не сразу! Две мучительных недели… Вы будете умирать, а, вернее, превращаться так долго, что и курок станет вам другом, если сможете руку поднять, поверьте мне. Все те, кто был в Аду и срывал при мне маску — мертвы, а все те, кто горели желанием стать «высшим» и испытать судьбу — исчезли.       В эту секунду Джеймс дёрнул своего друга за рукав и молча указал в толпу — там Уильям увидел одного из рядовых, чье состояние было очень близко к истерике. «Полегче с ними, — кивком сказал темнокожий мужчина. — Это всё ещё только дети». — Слушайте, я сам был в Аду шесть раз. В один из них со мной был и мой напарник. Целых шесть раз в Ад и обратно. Знаете, о чём это говорит? О том, что если соблюдать правила — можно жить. Жить и выжить. — А нахрена вам столько раз было переться в этот Ад?! — снова раздался знакомый голос. — А какие ещё бывают причины у риска или благородства? Я идиот, — толпа рассмеялась в ответ. — Так вот… Прямо сейчас орды идут через Оклахому. Куча орд. Если бы увидел их всех разом — назвал бы это армией. Очень велик шанс на то, что когда мы зайдём внутрь, там будет несколько стай. Там будет орда, все это понимают? И что вы сделаете, если увидите мёртвого рядом с собой? — Выстрелим?! — Безликое зелёное пятно в толпе получает гроб! Нихера. Весь огнестрел вы будете держать в кобурах, даже если уссаться захочется от страха. Эта экосистема — не дура, ей незачем держать бодрствующие организмы на бесплатной еде два-три месяца, так что орда, на которую мы наткнёмся, будет спать, — по залу пронеслись вздохи облегчения. — Не спешите, сволочи — подвиды будут лишь дремать. Небольшой шум — и все они: падаль, саранча, колоссы, бутоны, сонары, прочие уроды — все они пойдут на вас. Всем ясно, что вы точно не будете делать в Аду? Так-то лучше. Итак, короткий итог того, что же такое Ад: это дохрена большое место с дохрена большим количеством заражённых, в котором самое большое преступление — это шум и вдох, когда этого не нужно. Я хочу, чтобы вы вбили себе это в голову так хорошо, как только можете. Чтобы если вас ночью поднять по тревоге и задать вопрос: «Какого хера нельзя делать в Аду?!» — Вы тут же, не открывая глаз, ответили: «Сэр, дышать и стрелять, сэр!» — и вновь упали сосать лапу. Ясно? Отлично. На этом у меня всё.       Старик спрыгнул с ящика и, схватившись одной рукой за ногу, ударил Джеймса по плечу. «Твой выход», — вещал этот незамысловатый жест.

***

— Ну и зачем? — Тебя, блять, забыл спросить! — Ты же в курсе, что можешь этого не делать, верно? — Отвали, старый! Я прекрасно могу… Эй! Эй, отдай, сука!       Уильям «Из Джонсборо» Хантер стоял в паре метров от своего собеседника и держал в руках деревянную палку, в то время как Ларри, хромая на импровизированном протезе, напоминающем ножку от стула, пытался то ли удержаться на весу, то ли очень-очень медленно дойти до своего мнимого соперника. — Уже не такой крутой и независимый, а? — Пошёл ты нахер, а?! — Вообще-то я могу и уйти — не бросался бы ты словами, потому что потом не догонишь… Знаешь, странно называть себя «независимым», когда вся твоя жизнь зависит от куска дерева. — Если ты такой умный и знаешь, что от чего зависит — отдай! — Забери.       Парень поковылял к наёмнику. Спотыкаясь о трещины в полу, держа равновесие и хватаясь руками за невидимые даже ему самому нити, он пытался преодолеть расстояние в огромных два метра. Ирокез падал на глаза и закрывал обзор, руки потели не пойми, от чего, а единственная здоровая нога болела от нагрузки, но он шёл. Старик же, ступив назад, лишь отвёл руку с палкой за спину, ухмыльнувшись. — Издеваешься?! — А что? Неужто со старичком не сладишь? — Не нарывайся, дед — я тебя уделаю и с одной ногой. — Ого. Даже нет — ого! Но ты, если что, смотри: я, пускай и седой, могу поддаться — ты только намекни как-нибудь, что не тянешь.       Парень усмехнулся и тут же попытался ударить, развернув корпус вправо. Удар прошёл мимо Уильяма — ему потребовалось лишь слегка отклонить тело на выставленную ногу, чтобы оказаться не в зоне поражения, но в «первых рядах». Как только Ларри понесло по инерции в сторону взмаха, охотник шагнул вперёд и, поддев палкой протез, рывком отвёл его за спину нападающего. По пустому залу прокатился гул от удара. — Обманул. — Кх… Кх-х… Сука. Нравится издеваться над слабыми, да?! Да, гнида?! — Что, настолько тупой, что так и не понял? Если я смог уложить тебя одним движением руки, то завтра, когда ты войдёшь в Ад, ты сдохнешь ещё на лестнице — твои лёгкие сами убьют тебя, — он поднёс кулак к сердцу и в ритме то сжимал, то разжимал ладонь, имитируя сердцебиение. — Сердечко уже не то, что раньше, верно? Какого хера ты туда лезешь? — Тебя забыл спросить. — Именно. Я возглавляю вас, идиотов, так что меня действительно стоило спросить. И я говорю: ты не пойдёшь с нами. Ты же снайпер… Я не понимаю, с хера ли ты так яростно пытаешься умереть? — И ещё кто из нас тупой? Я уже труп, старый! Как только меня заберут — всё, я больше не увижу земли. Меня ждёт чёртова жизнь на чёртовой шлюпке, а эта миссия — единст… — Тебя ждёт жизнь, придурок. Спокойная, как двери в библиотеке, но на атомном авианосце. Но нет. Нет, мать твою, обязательно нужно сдохнуть, зацепив с собой остальных. — А кто сказал, что мне нужна такая жизнь?!       Старик стоял напротив парня и видел огонь в молодых глазах. Даже несмотря на то, что тёмный ирокез загораживал взгляд оппонента, он чувствовал этот огонь — тот жёг изнутри, жёг насквозь. — Значит, всё равно пойдёшь с нами, верно? — Да! — Ладно.       Наёмник кивнул и протянул руку солдату в знак примирения. Выражая своей мимикой явное недоверие, Ларри осторожно протянул свою ладонь и очень неспешно пожал руку, но вот высвободиться из хватки не смог — Уильям сцепил хватку и рывком потянул на себя. Парень оступился и, согнувшись, выпустил здоровую ногу вперёд тела, чтобы не упасть. В этот момент наёмник обхватил двуручной хваткой палку, находящуюся в левой руке, и, замахнувшись сбоку, ударил прямо по спине. Кусок сухого дерева разлетелся на две крупных части, большое количество опилок и осколков. К удивлению Хантера, его соперник лишь издал едва слышимый хрип и тут же нанёс ответный удар — реакции не хватило, чтобы увернуться полностью и левая бровь была рассечена. Он отступил назад и, быстро проведя по пальцем брови, ухмыльнулся. — Ну давай!       Парень замахнулся и рванул на противника. Произошло ровно то, на что рассчитывал Уилл — его соперник в пылу своём забыл о том, что вместо второй ноги у него культя, и всем весом перекинулся на «ногу». Чувство равновесия подвело рядового и тот, споткнувшись, потерял силу удара. Старик же не дожидался — поймав руку солдата под своё плечо, он вывернул её и потянул вверх, открывая корпус. Первым делом он ударил по солнечному сплетению. Дважды. Едва слышимые всхлипы раскатились по пустому этажу и быстро исчезли — третий удар следовал прямо в сердце и имел в себе цель сбить с ног. Не получилось. Четвёртый стал апперкотом — прямо под подбородок — безотказное средство. Снова раздался глухой стук. — Любители, — кинул Уильям из Джонсборо рядовому Ларри. — Умей рассчитывай свои силы, щенок.       «Щенок» же просто лежал на полу и, больше напоминая выкинутую на берег рыбу, нежели человека, безуспешно пытался глотать прохладный воздух. Охотник схватил парня за здоровую ногу и потащил по полу. — Ты, идиот, в своей слепой идее мести за товарищей потерял голову. Думаешь, сдохнешь ты, и твои друзья-побратимы будут отмщены, да? А тебе не приходила в голову, что сдохнешь не ты один? Ух, тяжёлый, мать мою… — Ларри пытался говорить что-то в ответ, но издавал только шипение, подобное змее. — Заткнись и слушай. Знаешь, что будет, когда ты сдохнешь? Не «если», а «когда»? Поднимется паника. Идиоты. Неподготовленные идиоты, — Уильям «Из Джонсборо» Хантер притащил побеждённого именно туда, куда и хотел — к упавшей бетонной плите; осторожно взяв остаток ноги, он положил её на плиту, чуть ниже колена, и, наступив на последнее, продолжил разговор. — Думал, тебя спасёт эта миссия? Даже если выживешь — вертолёт улетит и не заберёт тебя, пока ты в Аду? Это именно из-за этого ты и твои дружки отвели на подготовку всего день, да?! Не неделю, не месяц, не сезон. День. Всего один грёбаный день, — он сильнее надавил в стык колена и бедра. — Двадцать четыре часа, чтобы подготовить и без того идиотов для миссии, предназначенной профессионалам! — Отпусти… — И когда ты сдохнешь, твои партнёрши по бальным танцам станут настоящими истеричками — они возьмутся за стволы либо в таком же глупом желании мести, либо из-за страха и начнут палить по всему. Бежать к выходу, толком не помня, где он. Выискивать себе мнимого противника из целой армии. Дышать чаще. Меня не устраивает ни один вариант. Я. Не. Хочу. Там. Сдохнуть. — Отпусти, сука. Больно! — Думаешь, это больно?! О нет, — он ещё сильнее надавил на колено. — Больно будет, когда тебя начнут рвать на части. И если уж так случится — я прослежу, чтобы ни один и пальцем не пошевелил, чтобы остановить это — просто ради урока. — Пусти! Пусти, сволочь! А-а-а! — А теперь слушай: я не хочу завтра видеть тебя даже на километр от этого здания. Если увижу — сломаю ногу. Обе. И сделаю это куда медленнее, чем сейчас. Понял меня? Понял?! Отлично.       Сил говорить у Ларри не было — стиснув зубы, тот просто часто кивал, слегка подёргиваясь. Только Уильям встал с колена, как парень тут же схватился за ногу и скалился на Хантера взглядом настоящего животного в немом бессилии. — Сделай мне одолжение — оставайся снайпером.

***

      Уильям медленно шагал в сторону своего спального места, что было расположено в пустом пентхаусе. Солдаты, ссылаясь на кучу панорамных окон и «открытость к противнику со всех сторон», не желали там селиться, а вот старый охотник ни за что не променял бы виды мёртвого города с высоты птичьего полёта и гордое одиночество на железные ставни и плоские шутки молодых ребят. Ну, не совсем одиночество… — Так на чём я остановился, парнишка? Не помнишь? — услышал он голос, поднимаясь по лестнице. — На том, как вы пришли сюда и решали как бы… «разобраться» с ними. С этими… — С фриками? — Ага. Вроде того. — А-а-а-а. Да. Да-да, помню. Что ж… Роняй свою задницу вот сюда и слушай.       Уильям «Из Джонсборо» Хантер опёрся на дверной проём и присоединился к слушанию — его слуху предстал рассказ о недавних похождениях двух наёмников. Где-то приукрашенный, где-то недосказанный, но, что главное, честный — без притворства о геройстве или излишнего пафоса о последствиях поступков. — И потом я обернулся и увидел Уилла — тот стоял один на один перед оставшимся мертвяком. Патронов не было ни в карманах, ни в стволе. Как ты думаешь, что он сделал? Пошёл в рукопашную. Прикинь?! То есть… Слушай, я видел много. И до того, как псом войны наёмником, и после. Но ни один, повторяю: ни один живой не был настолько сумасшедшим, чтобы идти с мёртвым один на один руками, когда есть нож. — Хочешь сказать, ему не было страшно? — Не-а, — цокнул языком Джеймс. — Вообще. Знаешь… Он бывает старым мудаком. Да, он, конечно, скажет, что пятьдесят один — это не возраст, но это дохера возраст, скажу я тебе, и синдром престарелого ушлёпка у него развивается не по дням, а по часам, — Мальчик, кажется, улыбнулся, — но не заблуждайся — через несколько минут, когда за ним погналась Блоха… Саранча… Он не подумал о себе. То есть… Когда Хан бежал на меня, я был уверен, что он хочет, чтобы эта тварь просто переключилась на меня — сцапала, пока он убежит. Я бы так поступил. Но нет. Этот хрен играл в благородство так, будто у него была запасная шкура — стал прямо перед во-о-он той дырой, которая была ещё стеклом и… развернулся. Представь: смотреть прямо смерти в глаза и не двигаться. Ждать. Готов спорить, что он улыбался этой штуке… Но соль в том, что ему совсем не было страшно — он доверял мне. Чёрт, да и сделал он это из-за меня. Каждый раз, когда он творит такую хрень, я понимаю одно: смерти стоит его бояться. — В чём его проблема? — В смысле? — То есть… Мой брат говорил, что только тот не боится, кто-либо перерос страх, либо ищет встречи с ним, либо глуп. Он явно не глуп. Смерть перерасти нельзя. Зачем жаждать её? — Думаю… Думаю… Слушай, а мудрые слова. И дохрена тяжёлый вопрос… Знаешь… Наверное, это всё из-за его философии. С тех пор, как я его знаю, он такой — он будто бы ищет себе достойной смерти. Серьёзно. Каждый раз, когда есть оправданный риск жизни, каждый раз, когда этот риск является необходимостью, даже если спровоцирован глупостью — он тут как тут. Не знаю, было ли это до его рака, но… Думаю, он либо в какой-то мере смирился с тем, что скоро умрёт, либо ищет искупление за то, что когда-то совершил. Он как-то почти рассказал мне… «За день до нашей смерти», — то ли то, что стоит сделать до того, как умереть, то ли то, за что следует расплатиться. Это было в самом начале — я тогда был в стельку пьян… Хотя и он — тоже. Вот, как я скажу: вся его жизнь — вызов; и если он не сможет победить жизнь — он примет достойную смерть. И я не вижу ни одной причины быть как он. — Скажи… Это он убил моего брата? Или ты?       Ответом последовала лишь многочасовая тишина. И, к сожалению, в этот раз она действительно служила самым понятным ответом…

***

— Сэр, а Вам с ребятами вообще обязательно входить в это здание? То есть, там же даже дышать нормально нельзя и все дела — неужели нет другого варианта решения этой проблемы?       Уильяма, идущего по мед.блоку, остановил низкий и грузный голос у одной из «палат». Обернувшись, мужчина увидел невысокого и довольно полного блондина с короткой стрижкой. Рядовой (если судить по нашивкам) смотрел на наёмника широко открытыми тёмно-голубыми глазами, а узкий рот с тонкими губами застыл в удивлении, ожидая ответа. — Сами виноваты, — отрезал Хантер. — У вас нет ни снаряжения, чтобы выкурить мёртвых из Ада, ни нормального оружия, чтобы разнести в щепки всё, не заходя в здание, ни даже приличного количества взрывчатки, чтобы сровнять его с землей или, хотя бы, входы завалить. Впрочем, последнее не сильно бы и помогло — вышли бы через окна. Так что нет — по-другому никак. Повезло ещё, что в ваше «современнейшее» обмундирование противогаз с двумя фильтрами входит. — М… — важно потянул солдат, надув щёки. — А почему утром, а не ночью? — Тебе действительно нечем заняться, кроме того, как донимать меня в пять часов и… сорок три минуты утра вопросами об операции, участия в которой ты даже не будешь принимать? — Э-э-э… Да. Ну так что?..       В эту секунду его уже не было рядом — совсем не на то он хотел потратить своё оставшееся и, возможно, последнее свободное время. Он, конечно же, шёл к Ней — к Девочке. На часах было пять сорок пять — рассвет. Огненно-жёлтый диск медленно возносился в небеса. Что, впрочем, не сильно было заметно из-за задвижек на окнах — в импровизированном госпитале царил полумрак. Её состояние всё ещё было далеко от нормального. Казалось, день за днём она совершенно не менялась — жар, бред, лихорадка. В мысли Хантеру лезли слова доктора о том, что каждый медикамент на вес золота. О том, что до того, как прилететь сюда, у него были медикаменты, но подавляющее их большинство было исчерпано. И в те секунды лишь одна мысль закрадывалась в подкорку: а помогли ли они? Те лекарства? Выжили ли все те люди, на чьи тела были потрачены безликие белые пилюли и ампулы? А если не выжили, то стоило ли вообще пытаться поднять их на ноги? Возможно, их стоило приберечь для этого случая? Но, если следовать той же логике, стоило ли их беречь? Стоило ли вообще пытаться кого-то спасать?       Уильям Из Джонсборо взял ладонь Девочки в свою руку и, стиснув, молча смотрел в пол. Где-то там, в глубине своей крохотной души он понимал, насколько слабо его обещание, насколько оно мало в весе и насколько тщедушен шанс на то, что он его исполнит… Однако, ощущая тепло от маленькой девичьей ручки, он понимал, что даже если шансы невелики, даже если завтра может и вовсе не наступить для них обоих — ему есть, ради чего стараться, есть то, ради чего стоит жить или пытаться. И он попытается. Даже если не сможет.       Через несколько минут на руке старика завибрировали часы — шесть утра, время выдвигаться. Торопиться он не хотел. Под монотонный треск датчика вибрации старик сидел ещё несколько минут. Жаль, что время не могло замереть. В конце концов, он отпустил Её ладонь и, поднявшись на ноги, зашагал к лестнице. — Так почему утром, мистер Уильям? — не отставал молодой рядовой. — Только ради того, чтобы ты надоедал мне вопросами, солдат. Только ради этого.       Охотник шёл к точке сбора, где его уже ждал готовый военный отряд в количестве десяти человек во главе с Джеймсом, которому, как казалось, куда проще находиться среди военных. Нельзя было сказать, что ребята, разодетые в одинаковую зелёную форму, были во всеоружии — большинство обмундирования потребовалось снять в угоду мобильности и скорости — главных параметров для выживания в Аду, так что лёгкий бронежилет, пистолет с дополнительным магазином, сумка с противогазом и заточенный до состояния зеркала боевой нож — всё, чем мог похвастаться стандартный боец на той вылазке. Наёмники также оставили свои рюкзаки и основное оружие на базе, а Джеймс, чего уж там стесняться, даже скинул кожаную куртку и выкинул из своих карманов на штанах и отсеков на поясе всё лишнее. Уилл сбросил плащ и остался в разорванной рубахе, ворот которой давно пора было пустить на половую тряпку. Взяв всё необходимое, отряд выдвинулся на чердак. Двери наружу открылись, и свежая осенняя прохлада тут же ворвалась внутрь вместе с потоками воздуха, разгоняя пыль. — Прежде, чем мы выдвинемся, — вдруг остановил всех старик, — у меня за ночь возникла очень любопытная мысль насчёт этого договора, и я не могу не спросить. Понимаю, что может и не время, но покоя это мне не давало целую ночь, другого шанса может и не представиться: скажите, что было бы, если бы я отказался? Вы бы так просто оставили Её умирать? Совсем не задумываясь?       На мгновение на крыше дома застыла удивлённая тишина. Он знал — это был очень хороший вопрос. Нет, он бы не отказался — рисковать в таком случае было бы слишком абсурдно, но любопытство нужно кормить. Хоть иногда. Множество и множество секунд никто не решался говорить, но молчание всё же прервалось: — Нет. Девочка была бы ни при чём к твоей трусости, — ответил тихо один из солдат, подойдя к наёмнику. — Но вот тебя мы бы так просто не отпустили.       Он посмотрел на парня в военной форме — молодость в глазах, пробивающаяся сквозь светлые пряди волос, и юношеский максимализм в сердце, сказывающийся оскалом на губах. «Интересно, их учат быть такими, или они сами ожесточаются ко всему, что хоть немного отличается от них?». — Что, прямо так бы и пристрелили? Зная, что меня эта Девочка будет ждать и спросит, что со мной случилось? — Да. Прямо вот так и пристрелили бы. Как шавку. Как сволочь. Ты же как-то смог бы прямо отказаться, зная, что стоит на кону. — Ха… Мальчишка… Впрочем, в словах не сомневаюсь — уверен, что пристрелили бы. Когда у вас решалось по-другому, верно? Спасибо, что ответили — теперь я буду не спать спокойнее.       Почему-то наёмника терзала мысль, что откажись он прямо там — посреди госпиталя, то никто бы ничего не сделал, а его самого просто отпустили бы, пускай и с позором, но это только возможность, к тому же — упущенная, так что… — Не стоило тебе оскорблять генерала, — раздался тот же злобный голос позади. — Ась? — Я говорю, что тебе не стоило оскорблять генерала. Он прибыл сюда к нам из самой жопы мира добровольно, а не по приказу — единственный, кто прибыл. Думаешь, с нами связался кто-то за всё это время, пока мы были здесь? Прислали припасы или медикаменты? Хрена с два, — голос разносился спокойно и равномерно, медленно протекая по стенам чердака. — Единственное, что мы получили — вертолёт голодных ртов, в котором лишь чудом оказался доктор, и приказ от этого снайпера-выжившего — одно гребучее слово: «Укрепляйтесь». — И что? Что ты от меня хочешь? Чтобы я расчувствовался? Или поймал попутную вертушку и полетел извиняться перед вашим идолом? — Я хочу… чтобы ты признал свою неправоту.       Усмехнувшись, наёмник молча шагнул на балкон и тут же услышал шум позади себя. Обернувшись, тот увидел, что солдатика держат под руки два его товарища — на всякий случай, наверное, потому что сам он не проявлял никаких эмоций — лишь смотрел из-подо лба на своего нравственного противника — Уильяма Хантера. Тот улыбнулся и немного шагнул вперёд. Его тело тут же обхватила другая пара рук, пытаясь разнять ещё не начавшуюся драку, но он не противился — лишь немного наклонился, чтобы быть лицом к лицу поближе с соперником и заговорил: — Что ж ты так долго молчал, а, боец? Не давили яйца в штанах, когда мы этого самого генерала отчитывали две недели назад? Ещё бы — холодные, голодные пришли на зачищенное место, где были всего-то каких-то два тела, покрытых с ног до головы кровью — против таких не особо попрёшь, зная, что они убили с полсотни мёртвых, верно? Особенно, вспоминая то, что не так давно в Южной Дакоте ваши же парни вас из-за помутнения рассудка и истерики пристрелить пытались? А тут — на тебе — башня уже ваша, укрепились хорошо, чувствуете себя хозяевами, к которым заявились непрошеные гости, да и эти два тела теперь вам должны. Юношеские выебоны у тебя, а не принципы. — Давай один на один сойдёмся, если тебе яйца так жмут. Давай. На кулаках, — совершенно спокойно, с оскалом на зубах, шептал солдат. — Давай! — Если выживешь сегодня — без проблем. А до тех пор, будь добр, потерпи.       Уилл сделал шаг назад, и солдаты тут же отпустили его. Через несколько десятков секунд отступили и от рядового. Отряд двинулся вниз по балконам, сохраняя напряжённое молчание. — Охренительное начало операции, — опешил Джеймс, — просто, блять, лучше некуда. — Хе. Это же Ирвин и его «патриотические чувства к защитникам родины» — куда тут без очередных разборок. — Если есть идеи, как это исправить — мы все во внимании, — проговорил очень низким голосом один из бойцов, идущих впереди. — Да, б-б-б-было бы сейчас неп-п-плохо. — Я слышал, что раньше перед боем войны делали что-то воодушевляющее. Пели, там, или… — Ты нам спеть что ли предлагаешь, Джим? — Хе. Типа мы все какую-то песню одну знаем? — Гимн? — Иди ты нахер, Марк. Воодушевляющее, а не хрен пойми что.       Дальше шли молча — лишь Джеймс, идя где-то в середине шеренги напевал что-то себе под нос, но слышно его было, увы, лишь тем, кто шёл рядом с ним — всего двум из двенадцати. Однако, на удивление, этого хватило. Уильям, следующий замыкающим, видел, как солдаты начали перешёптываться между собой, объясняя что-то на пальцах от человека к человеку — вроде игры в сломанный телефон, только без тайного слова. В конце-концов очередь дошла и до старика — солдатик, развернувшийся к нему, начал оживлённо объяснять то, что способ взбодриться был найден — песня вполне устраивала всех, оставалось лишь запомнить текст. Но для Хантера в этом не было необходимости — этот мотив был ему знаком не понаслышке. — А как её петь-то надо? — Хе. Я так понял, что это рок — нужна агрессия. Типа, самое то для боя. — А кто н-н-н-начнёт-то? — Да… Кто?       В ответ Джеймс лишь улыбнулся и опустил голову. Старший охотник был готов поклясться, что в тихой фразе, которую мужчина шептал сам себе, он услышал: «Как же у вас всё сложно». Когда они почти спустились, зрение старика уловило древнюю платформу с электрическим приводом на уровне крыш более низких зданий (такие раньше использовались мойщиками окон или строителями) — видимо, то самое устройство, с помощью которого военные теперь и спускаются вниз. «Так вот, о каком «устройстве» они говорили, когда мы увидели обломки лестницы. Занятно. Вряд ли он перевезёт больше трёх-четырёх человек — нужно будет спускаться по очереди. Что ж, тогда я…» — но от мыслей Уильяма отвлёк странный, похожий на вой звук — Джеймс запел: — А-а-а-а в старом городе Оклахома мне было нечего терять!       После первой строчки пару секунд длилось неловкое молчание. Хантер, осознавая ситуацию, легонько толкнул впереди идущих солдатов и кивком почти приказал им: «Подпевайте, раз сами напрашивались». Спустя ещё секунду прозвучала вторая строка, пускай и довольно робко: — О том что она юн-н-на, красива, я не хотел и знать… — Мне было нечего терять. — Нечего терять. — Нечего терять! — Уо-о-о-о-о-о-хо хо-о-о-о-о-о хо-о-о-о-оу! — И ещё раз!       Второй раз получился гораздо лучше первого — в нём принимали участие практически все, за исключением Уильяма Хантера, а эхо от криков наверняка было слышно даже на вершине здания Национального Центра. «Что ж, пускай это было похоже на вой стаи койотов, — думал себе он, — оно того стоило. По крайней мере, визуальные улучшения есть». — Да, вот так! — прокричал Джей. — И чтобы ваши лица и оставались такими же, пока не прибудем!       Здание, подлежащее зачистке, выглядело как обычный многоэтажный дом типа коробки — ничем не выделяющийся изначально серый кусок бетона с дверьми, окнами и балконами. Даже название этого здания исчезло — остались лишь куски синих букв в белом обрамлении, гласящие теперь никому не понятный слог. Достав тесак из ножен, Уильям пошёл первым — перед входом толпилась пара мертвецов, наверняка отбившихся от своей Стаи.       Первым широким взмахом он разрубил шею какому-то мужчине в толстовке до кости — даже крика не было. Второй удар был колющим и пронзил нижнюю челюсть паренька в ветровке по направлению к мозгу. Наверное, достал — мертвец упал на пол и задёргался в конвульсиях. Не доставая оружия из черепа противника, охотник быстрым шагом подошёл к третьей жертве — какой-то девушке низкого роста в топе и джинсах с завышенной талией. Та хотела было закричать, чтобы позвать своих сородичей, но человек оказался быстрее — Хантер, подбежав спереди, ловко зажал ей рот рукой и откинул голову когда-то живой назад — тело невольно наклонилось следом и упало на пол, а он, воспользовавшись моментом, наступил коленом на грудь и схватил заражённую за подбородок и макушку головы. Рывок, хруст шеи. Не прошло и двадцати секунд. — Хе… Хера себе, он быстрый, — сказал один из солдат. — Нам что, так же надо будет?.. — Не ссы, — успокоил тут же младший охотник. — Вам нужно будет быть аккуратными и быстрыми, но не в плане боя, а в плане передвижения.       Отряд тут же зашёл на первый этаж через распахнутые стеклянные двери, закрыв те за собой — стекло было явно прочнее, чем казалось. В просторном холле, отведённом под кучи кафе и магазинчиков, не было видно никого. Треснутые стеклянные стенки разных заведений покрывались пылью, чей плотный слой перекрывал трещины; столы и стулья разных материалов и цветов мирно валялись в своём идеально спланированном хаосе; автоматы с едой, электроникой и прочим давным-давно были опустошены и покрылись мхом, превращаясь в угрюмые серо-зелёные блоки, а двери лифтов и вовсе были открыты, демонстрируя пустую шахту — видимо, сам лифт застрял на каком-то этаже. И лишь редкие голые кости и кровавые разводы на стенах тут и там были свидетельством того, что то было не простое здание. Впрочем, был ещё и запах, о котором лучше умолчать. Наёмники собрали военных у единственной лестницы — той, что была далеко от неработающих лифтов, и остановились. Уильям из Джонсборо заговорил первым: — Спрашиваю последний раз: вы уверены, что хотите это сделать?       В ответ раздались лишь немые кивки. Несмелые, робкие, редкие, но раздались. Сказать «да» не решился никто. — Отлично. Тогда вот вам последний инструктаж: разбивайтесь на пары, на каждый этаж по два человека, — отряд тут же перестроился. — Запоминайте место, откуда пришли — в зависимости от концентрации паразита в помещении видимость будет ухудшаться, так что следите за поворотами и считайте шаги. Да, вам будет страшно; да, вы будете ходить среди живых трупов, которые в любой момент могут оказаться дремлющим подтипом и разорвать вас на куски; да, вам нужно будет подойти к матке и пронзить ей сердце, стоя лицом к лицу, но вы должны, сохранять спокойствие. Лишняя трата кислорода — ваша жизнь. Противогазы, как уже говорилось, не снимать ни в коем случае. Почувствовали, что задыхаетесь — задержали вдох и сменили фильтр. Огнестрел не доставать пока не настанет такая жопа, что выстрел себе в голову будет казаться меньшим злом. Общайтесь жестами и держитесь рядом. О подтипах, если кто-то не слушал: это что угодно, что выбивается из шаблона тела обычного человека. Обходите это стороной. Не трогайте. Не приближайтесь. Не паникуйте. Нас шесть пар. В этом здании как раз примерно восемнадцать жилых этажей. Зачистили свой — поднимайтесь на пять выше. Это простое жилое здание, как сказал Тихий, и я понятия не имею, чем оно стало после Конца, так что… — Ещё лет десять назад, как я слышал перед тем, как отправиться в Оклахому, здесь была наша база. И, вроде бы, довольно мощно переделанная — сносили стены, переделывали балконы в бронированные наблюдательные пункты, на лестницах дежурили часовые — внутри здание может быть каким угодно. Почему теперь здесь Ад — не знаю. Нужно было у нашего генерала спросить, а не говном его поливать. — Хм… В любом случае, если вы дёргаете за ручку двери и понимаете, что там закрыто — не ломитесь, мёртвые не умеют пользоваться ключами, так что только время потеряете. Если видите, что этаж не заражён (второй, третий, четвёртый, если, опять-таки, верить Тихому) — сразу идите вверх. Вопросы? — Д-д-да, есть один. Где у нас т-т-т-точка сбора? — А вот и тот, кто не слушал инструктаж. Точка сбора — на чердаке. Сразу объясняю: велик шанс на то, что внутри здания находится несколько стай, а может и вовсе целая орда, и, когда мы перебьём всех маток и бутонов, концентрация паразита, как и усыпляющего вещества, уменьшится в воздухе, а это значит… — Все они проснутся? — Именно. И попрут не куда угодно, а вниз — у нас была бы очень большая возможность встретить «многочисленного противника», спускайся мы обратно, так что некоторое время просто переждём наверху и дадим всем этим гадам расползтись в сторону юга и Стены. Всем всё ясно? — в ответ последовала тишина. — Тогда… Отряд, слушай меня: надеть маски, выдвигаемся. Мы с Джеймсом идём замыкающими. Вперёд, вперёд, вперёд!       Как только команда прозвучала, первая пара тут же пошла по лестнице, разбивая тишину неуверенными шагами. Раз за разом безликие, на первый взгляд, солдаты сменяли друг друга на лестничном пролёте, чтобы исчезнуть из поля зрения и остаться с противником один на один. Джеймс Виттима кивнул своему напарнику, Уильяму «Из Джонсборо» Хантеру и через секунду надел противогаз. Старик закинул себе волосы назад и сделал то же самое. Они начали подниматься. Резиновые контуры маски неприятно давили на лицо, довольно толстые стёкла с маленьким радиусом мешали обзору по углам, а воздуха, пускай и очищенного, было просто недостаточно, чтобы дышать свободно — лицо быстро запотевало, а дыхание сбивалось.       Всё было точно так, как говорил Тихий  — на первых двух этажах не было заметно практически ничего. Те же самые тоненькие ручейки крови, оставившие свой след на пыльных ступеньках, неспешно высыхали и прилипали к подошве, а разводы из грязи и прочих выделений на стенах составляли причудливый узор. Причудливый и, местами, жуткий.       Ступенька за ступенькой людей начинала окутывать красная пелена. Словно бы едва заметная утренняя дымка, она постепенно набирала густоту, превращаясь в настоящее облачко, когда мужчины смотрели в открытые двери. Но на четвёртом этаже уже не оставалось никаких сомнений — это Ад. Одинокие трупы, перекрывающие лестничный пролёт, покрывались цельным и плотным слоем светло-красной, иногда бордовой жижи, которая, оседая, тускнела на их телах, собираясь в целые наслоения и превращая мёртвых в замысловатые и страшные по своему существу фигуры. Стены, перила, лестницы — всё покрылось этой необычной пылью. Стоило хлопнуть ладонью по поверхности, как можно было увидеть целую волну одноклеточных паразитов, разлетающихся во все стороны — смерть во всей своей красе.       Шаг за шагом, секунда за секундой облако уплотнялось. И вот — шестой этаж, видимость составляла всего несколько метров, а стены легко было принять за свежеокрашенные. Впрочем, как и двери, как и окна, через которые едва пробивался свет, как и фигуры людей, вернее, нелюдей. Уильям взялся за ручку двери и, получив от напарника положительный кивок, открыл — они вошли на этаж. «Я — направо, ты — налево», — тут же жестами сообщил Джеймс и исчез в тумане.       Вдох. Взгляду старика открылся длинный, почти пустой коридор со множеством дверей и ещё большим множеством комнат. Там, стоя в одиночестве, опираясь на прохладные и забытые всеми стены, спали они — заражённые. Их дыхание было редким — куда реже, чем у любого живого человека. Их едва было видно — в красной пелене, которая оседала везде, где могла, они отлично сливались с пейзажем, казались его неизменным элементом и были теми деталями картины, на которые не сразу обратишь внимание. Их лица, их одежда, их глаза и зубы покрылись той всепоглощающей смертью, теми паразитами. Они не шевелились. Совсем. Ни движения пальцев, ни грудной клетки при дыхании, ни даже моргания — ничего. Лишь редкие единицы из них время от времени отклонялись от своего привычного положения и падали на пол, окончательно засыпая. Они знали — им здесь быть ещё очень долго.       Первая дверь. Уилл дёрнул за ручку и с опаской потянул на себя, попутно доставая нож из ножен. Там было пусто. Почти. Комната начиналась с широкой прихожей, ведущей в ещё более просторную гостиную. Выдох. Через секунду он закрыл дверь — судя по количеству заражённых клеток на стенах, то помещение долго было изолировано от остальных — шанса на то, что там была матка или бутон практически не было. Вдох. Следующая дверь. Открытая. «Мародёры, наверное, постарались, — думал себе он, смотря в дверной проём и наблюдая полнейший хаос. — Раньше это ведь был элитный жилой комплекс. Наверняка в самом начале Конца отсюда выносили всё, что могли — кто же знал, что потом это почти не будет иметь ценности? Все украшения превратились в тех.металл, а всё «новомодное» тряпье и прочие элементы быта — в труху. Кто же знал, кто же знал». Выдох.       Повсюду: на разломанных столах, на пустых стенах, где раньше наверняка висели плазма и картины, на пустых вазах без цветов — паразит был везде, окутывал всё плотным, шевелящимся от любого порыва ветра покрывалом, а где-то вдали — из ванной, наверняка, доносилось оно — громкое, сбитое, редкое, но протяжное дыхание, хрипом выдающее себя даже тем, кто был в противогазе — матка. Вдох. Из приоткрытой и прогнившей от влаги деревянной двери неспешно вылетали порывы того самого красного облачка. Грациозно, почти красиво разносясь вверх по воздуху, словно снежинки, и застывая где-то на уровне человеческого взора, чтобы потом медленно-медленно, за долгие дни, осесть на землю, закрыв собой очередную деталь картины. Выдох. Вдох. Он ступал так осторожно, насколько мог, часто жертвуя, при этом, скоростью. Он знал, что возле кормушки всегда будет голодный рот, и ему главное было, чтобы тот самый рот спал, а не дремал. Шаг за шагом, шаг за шагом. Осторожными движениями, он расталкивал от себя обычных ходячих, отводя их тела в стороны и давая им упасть на пол, поднимая очередные облака тумана. В последний раз осмотрелся по сторонам — никого, только спящие. Выдох.       В ванной действительно была она — одинокая, пленённая и очень важная. Её тело буквально вросло в то здание «корнями», сроднив со стеной и раковиной в душевой. Вросло в полуразложившиеся трупы, что валялись подле неё. Десятки, прикрытые пеленою, они служили одной верной цели — поддерживать пищевую цепь. Слабые умирали, чтобы она могла питаться, а её деятельность подпитывала только сильнейших, чтобы те могли отсеивать слабых от себя и противостоять противнику, пополняя тем самым ряды новыми сильными. Вдох. Тело той матки очень плотно покрылось «покрывалом» — окуталось так, что даже черты человека как-то затерялись среди всего того пуха из красных телец — лишь зубы и язык, всё ещё оставшиеся на месте, были чистыми. Ещё бы — ведь мимо них и пролетало основное течение той заразы, и лишь они помогали определить, где у того существа, явно не имевшего ничего общего с Человеком Разумным, было лицо. Выдох.       Вдох. Уильям осторожно начал сметать рукой с тела некрепкие слои вниз, пытаясь обнаружить грудную клетку. Его рука путалась в пышных, наверняка женских волосах, а пальцы застревали в рваной одежде. Видно было плохо. В какой-то момент наёмник осознал, что та женщина, чем бы она тогда ни была, смотрела прямо на него. Смотрела в беспомощности, в панике, в страхе, неспособная ни кричать, ни даже сомкнуть челюсти, ведь это не было её делом в той системе, не было её ролью. Сколь бы страшно ей ни было, она будет молчать. Он взял нож в правую руку и, положив левую ладонь на тыльную сторону рукояти замахнулся для двуручного удара — нужно было достать до сердца.       Выдох. Вдох. Удар. Протяжные вздохи заражённой сменились резким хрипом, она дёрнулась. Немного, едва заметно, но это было большим, что она могла себе позволить. Хантер не был до конца уверен, но на секунду показалось, что её глаза наполнились слезами. «Нет, ложь, — конечно же, ложь. — Сколько можно было себе повторять: они не умеют плакать, они не умеют жить». Через несколько секунд всё закончилось — она обмякла и просто обвисла на стене, за которую так старательно держалась, а паразит перестал вылетать из её рта вместе с дыханием. Выдох. Вытащив нож из её тела, Уильям из Джонсборо поспешил обратно — к следующей двери. Так же переступая трупы, так же обходя заражённых, так же стараясь не шуметь. И на всё нужно было время. Вдох.       Заперто. Заперто. Заперто. Расталкивая мёртвых, застывших в своём глубоком сне, он не мог не поражаться своей удаче — всего шесть дверей, шесть квартир на его стороне, а минимум четыре из них были пустыми. Оставалась лишь она — последняя дверь. Выдох, вдох. Он лёгонько дёрнул за ручку и потянул на себя — ему навстречу выпало лишь тело в разрезанном чьими-то когтями жилете. Военная форма. Вся же остальная дверь была в кровавых разводах, как и все стены. На одиноком диване лежало полное обмундирование — бронежилет, автомат, сварочный аппарат, магазины, открытая аптечка, неиспользованный фильтр, но всё это не помогло тому безликому солдату в противогазе — не хватило времени. На двери с внутренней стороны было криво написано лишь одно простое слово: «уходите». Наёмник взял с собой автомат погибшего и, напоследок, осмотрел комнату — пусто. «Неплохой сувенир». Вдох.        У лестничного пролёта Уилла уже ждал Джеймс. Вытащив окровавленный нож, он поднял его перед собой и показал на лезвие. «Сколько?» — означал этот жест. «Одна», — ответил Хан. «Две», — не дожидаясь повторения такого же жеста, показал пальцами Виттима. Кивнув, оба пошли наверх. С каждым шагом облако становилось всё гуще. На некоторых пролётах между лестницей и коридорами мелькали одинокие тени — солдаты уже поднялись на более высокие этажи, более мучительные круги Ада. Дышать становилось всё труднее. Подводили ли то лёгкие, потому что приходилось высоко подниматься? Вряд ли. «Ты — налево, я — направо», — скомандовал молодой наёмник и тут же запнулся — дверь направо была намертво заперта, сколько он не пытался её дёргать. «Не трать время зря. Если твоя сторона пустая — пошли оба в мою. Всё равно будет чем заняться», — ответил Хан, указав большим пальцем себе за спину. Обменявшись утвердительными кивками, они вошли в блок и замерли.       Вдох. Десятки, если не сотни, они заполонили собою весь центральный коридор, не давая протиснуться даже лучику света. Плотное облако превратилось в настоящую красную стену. Выдох. В опасный газ, за которым не видно и на расстоянии пары метров, а слой напыления на телах и стенах был настолько плотным, что когда Уильям смотрел вдаль коридора, не было видно ничего — просто сплошной красный фон, едва освещаемый утренним солнцем. Вдох. Почти не находя места, куда ступить, наёмники осторожно, не нарушая общий ритм места, расталкивали мертвецов, расчищая себе проход. Выдох. Первая дверь оказалась распахнутой. Сквозь стену из одинаково красных трупов не видно ничего — нужно было проверять. Вдох. Уилл вызвался идти в ту дверь.       Темно и красно. В потёмках из абсолютно одинакового цвета и его нелепых полутонов почти ничего не было видно — лишь тела, уже больше напоминающие грубые заготовки скульптора, едва заметно шевелились, с трудом вдыхая столь желанный всеми воздух. Выдох. Глупая люстра, висящая под самым потолком, чем-то напоминала язычок. Она стойко давала ощущение того, что человек находился пасти у огромного чудовища, а оно жило и дышало. Тихо, едва слышно, но оно было готово проглотить всех в любой момент. Вдох. Показалась первая матка — сидела себе в каркасе того, что, видимо, раньше было диваном. «Забавно, — подумал Хантер. — Один раз позволив себе присесть отдохнуть в Аду — больше не встанешь». Выдох. Удар. Диван треснул, и тело, лежащее на нём, успешно провалилось в него, рассыпав целую реку паразитов вокруг и издав глухой, но всё же треск. Охотник тут же, не вытаскивая ножа, схватился за пистолет и обвёл взглядом комнату. Было тихо. Даже слишком тихо. Лишь мёртвые всё также непроглядной стеной стояли, наблюдая за вечностью. Дышали. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох…       Не дожидаясь, пока кто-нибудь стянется на шум, он продолжил обследовать квартиру, но в следующей же комнате его ожидал неприятный сюрприз — колосс. Грузный, высокий, опасный… Вдох, выдох… Способный расплющить голову одной лишь рукой, он стоял прямо возле матки… Вдох. Стоял у широкого стола, прямо на противоположной от входе стороне которого и лежала цель Хантера, обвившая ножки деревянного изделия своими многочисленными глотками, и не давал ни единого шанса ни обойти его, ни зайти сбоку. Единственное, что оставалось — поравняться с ним, обойти стол с другой стороны и медленно, настолько осторожно, насколько вообще возможно, нанести удар. «Интересно, — мыслил старик, подходя к врагу и поддерживая ритм дыхания. — Думали ли когда-нибудь все эти люди, что умрут вот так? Застыв в нелепых позах, не имея возможности ни кричать, ни даже передвигаться? Вряд ли. Никто же не хочет умирать. Никто не планирует ни момент смерти, ни то, что будет после — всем кажется, что они будут жить вечно, а если и умрут, то им будет далеко всё равно на то, что произойдёт. А происходит… Ровно то, что происходит — вот это…»       Шаг, ещё шаг… Выдох, вдох, выдох… Даже в противогазе было слышно дыхание того чудовища — такое же тяжёлое, как и оно само. Грудная клетка вздымалась высоко вверх, увеличиваясь в объемах, куда чаще, чем у обычных мертвецов. Даже дураку было бы видно — то создание лишь дремало. То полуобморочное состояние очень было похожим на человеческое — то самое, когда сон не приходил пару дней, и организм начинал искать любой свободный момент, чтобы прикрыть глаза.       Вдох. Старик шёл размеренно и очень осторожно. Смотрел то на руку противника, чьи толстые и грубые пальцы скребли ногтями стол, слегка подёргиваясь, то на его лицо — старое, немного прогнившее. Наверняка Поколение Три — доживающее свой век. Мощные кости черепа наращивались таким образом, что рано или поздно просто сдавливали глазные яблоки, уменьшая глазницы в диаметре и оставляя лишь небольшую окровавленную пустоту вместо них, на которой всё ещё могли висеть остатки глаз. Грубая, почти первобытная челюсть с кривыми, но огромными зубами замерла в полуоткрытом положении, жадно поглощая воздух порезанным о собственные клыки языком. Такими зубами можно было перекусить шею. Можно было раскусить голову. Воздуха не хватало. Ещё шаг. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. «Спокойно, Хан, спокойно». Жевательные мышцы чудовища время от времени сокращались, издавая ртом щёлкающий, предвкушающий укус, звук. «Он спит — куда ему до тебя». Ещё шаг. Он начал обходить стол справа, прижавшись спиной к стене и соскребая с последней целые реки одноклеточных, которые, словно немного застывшая вода, расплывались по воздуху, перекрывая обзор. Вдох, выдох, ещё шаг.       Каково было чувствовать себя, стоя напротив своей собственной смерти? Страх, волнение, паника? Всё сразу. В тот момент, когда Уильям стоял по другую сторону стола от своего противника, он отчётливо понимал: в случае чего, его не спасёт никто. И если та громадина проснётся и почувствует опасность, то снесёт и стол, и его самого, и стены в той чёртовой комнатушке — ничего не останется. Вдох. В некоторых штатах наёмник, будучи ещё пилигримом, слышал, что тот подвид называли Голиафом. В тот момент это было как никогда уместно. Огромным монстр, стоящий перед ним — маленьким Давидом. И, к сожалению, пращи рядом не было — она осталась где-то там, в далёкой башне Первого Национального Центра. В тусклом свете комнаты немного блеснуло лезвие ножа. «Матка лежит на животе. Сердце — между четвёртым и пятым ребром…». Выдох. Вдох.       Он выставил руку вперёд и, положив вторую ладонь на рукоять, осторожно надавил на оружие. Кожный покров был легкой преградой. Жировая прослойка, мышцы… Но с каждым миллиметром нужно было давить всё сильнее, всё напористее. Уилл не слышал того, скрипел ли стол. Надеялся, что нет. За причёской матки даже не было видно лица — трудно было определить, кем она была до того, как стать чудовищем, лишь небольшой ручей воздуха и паразитов вылетал из-за стены волос — единственный ориентир того, была ли она жива. Лезвие проходило всё глубже и глубже, пока в конце концов Уильям Хантер не смог давить дальше — видимо, наткнулся на кость. Совершив финальный толчок, он, наконец, остановился. Выдох. Спустя несколько секунд ручей высох — очередная жизнь завершилась так, как и должна была завершиться. Вдох, выдох. Едва вытащив нож, наёмник попятился назад, всё ещё смотря в пустые глазницы Голиафа.       Щелчок. Нет — стук. Громкий, даже чересчур — он был отчётливо слышен в противогазе — ствол автомата, перекинутого через плечо, ударился об угол стола, заставив своего владельца замереть на месте. Рука монстра дёрнулась. Вдох. Двумя лёгкими шагами Хан вновь оказывается с другой стороны стола — у ног уже мёртвой матки — и принялся ждать худшего. Однако из полузакрытой челюсти в ответ на ожидание слышался лишь слабый рык, а сам колосс не подавал никаких признаков к пробуждению. Выдох. «Кажется, пронесло».       В другой комнате всё было куда проще. По крайней мере, со стороны практики — там почти никого не было, кроме двух бутонов — тварей, которых наёмник из Джонсборо ненавидел больше любых других, и у него на то были весьма веские причины. Но, кроме тех самых причин, бутон также являлся одним из ключевых и опаснейших звеньев в цепи вируса — мобильная матка, паразит в которой питался энергией и калориями тела, а не поглощал от кого-то — та же система, схожая с корнями, просто циркулировала в волдырях, которые ни за что не должны были лопнуть при жизни того подвида. Всё, что от него требовалось — есть. Часто и много. Однако если такой монстр замечал человека, то он просто бросался на него всем весом. Как итог: волдыри, коими было усыпано тело, лопались, а из них лился паразит, трупный яд и гной — лобовое столкновение без противогаза с таким существом смертельно.       Двое заражённых, стоящих в той комнате, были повёрнуты к Уиллу лицом. Не было никаких сомнений — они его видели. Не спали, не дремали — видели. Но наёмника это не волновало — одним ударом ножа он достал до сердца мужчине, распоров, при этом, один из волдырей, а второго тут же ударил кулаком под челюсть, повалив на землю. Подняться тот не успел — как и говорилось раньше, выигрывал тот, кто был быстрее. Вытерев лезвие о штору, старый охотник поспешил обратно. К тому моменту, как тот справился, Джеймс ждал уже на уровне восемнадцатого этажа. Завидев Хантера, тот лишь молча поднял указательный палец вверх. Старик вопросительно покосил голову, на что молодой охотник просто дёрнул за входные ручки дверей по обе стороны. Заперто и заперто. «Везёт. Снова везёт». Наёмники оказались первыми на чердаке. Их приветствовал прохладный осенний воздух и лёгкий ветер, разносящий по городу обычную коричневую пыль. Или пепел, если верить рассказам… — Что-то нам очень часто везёт в последнее время, — усмехнулся Уильям. — Так-то да. Если мыслить в правильном ключе. — А как по-другому? — Ну, если бы не взяли тот щедрый заказ от военных — зачистку здания — ничего бы этого не было, верно? И в Ад не приходилось бы спускаться, ты бы не грызся с парнишкой из-за всякой мелочи, вертолёт был бы не нужен, так как… — Я понял, понял — хватит. Мне больше нравится находить плюсы из того, что уже случилось, а не из того, как могло бы быть — так проще. — Думаешь? — Определённо. Не нужно спускаться до уровня грёз, а лишь принимать реальность такой, какой она есть… — Скучно, наверное. — Каждому — своё. Мечтай, если так легче… — его взгляд устремился в какой-то узор на треснутом полу, а мысль — в прошлое.

***

— Нам везёт, парнишка.       Твёрдый мужской голос разносился по старому тёмному амбару. Только что забежавший в него Уильям переводил дыхание, как мог — это была его первая пробежка за две недели свободы и, к сожалению, вынужденная. Парень опёрся на стену и, схватившись за правый бок, отчаянно пытался поглощать лёгкими воздух. Выходило плохо. Мужчина же, что привёл его в тот амбар — компаньон и спаситель по-совместительству — чувствовал себя, в отличии от спасённого, чуть менее паршиво даже несмотря на то, что ему приходилось бежать с довольно большим походным рюкзаком на спине. Старинный масляной фонарик вспыхнул тусклым тёмно-жёлтым светом в руке грузной фигуры. Из-под маски и капюшона по-прежнему не было видно практически ничего. Впрочем, с таким освещением вряд ли бы удалось что-нибудь разглядеть — ни стен, ни потолка видно не было, только пол, только земля. — Почему нам везёт?       Незнакомец молчал. Он неспешно шёл по пустому амбару, явно зная, куда идти. Парень смотрел на своего спасителя, и ему казалось, словно тот бредёт среди полнейшей тьмы — непроглядной бездны, где даже лучик света — большая редкость. Впрочем, один такой там был — прямо у него в руках в виде маленькой масляной лампы. Не думая ни секунды, Уильям Хантер пошёл за ним. Так же, как и две недели до этого, он до конца не понимал как мотивов человека, так и того, почему он — уже не раб, шёл за ним. Быть может, потому что идти было просто некуда? Мужчина подошёл к углу здания и присел на корточки. Уилл медленно шёл к нему — единственному источнику света в этой темноте. Снаружи наконец начали выть заражённые, которые бежали за ними от далёкого города-призрака. Один из них с разбегу влетел в гнилое дерево, но, на удивление, не разнёс его в щепки, а лишь издал глухой хрип, заставив парня попятиться назад. — Они не достанут нас здесь? — Боишься? — Нет, просто…       Договорить он не успел — его попутчик погрузил руки в землю и, захрипев, начал с трудом подниматься на ноги. Земля заскрипела, словно дерево, и начала подниматься вместе с ним идеально ровным прямоугольником. Приподняв до пояса, фигура откинула кусок породы в сторону, который оказался просто старой дверью, присыпанной землёй. «Нам сюда», — кивком скомандовал тот и, подняв с пола фонарь, осторожно пошёл прямо вниз — в землю. Подойдя ближе, парень увидел старую — старее, чем он сам, лестницу, ступеньки которой стремительно исчезали с отдалением фонарика от них. Не дожидаясь, пока тьма поглотит его целиком, Билли двинулся следом. — Не боишься, говоришь?       Когда Хантер спустился, фонарь уже стоял на каком-то подобии верстака — старого деревянного стола с кучей импровизированных полок между ножек. Спаситель разбирал свои «баулы», развешивая всё по стендам и раскидывая по полкам и ящикам, коими была просто заставлена эта комната — не было ни единого свободного места у стены или в непосредственной близости, которое не было бы занято вещами. Инструменты, материалы, медикаменты, оружие, патроны, обмундирование — всё валялось в невиданном хаосе, выпирая из деревянных ящиков, валясь со стендов, падая со столов, сползая с полок, но всё так же находясь и в идеальном порядке — расфасовано по категориям, весу, редкости. «То ли идеально, то ли безрассудно», — думал Уилл, перешагивая последнюю, треснутую ступень. — Просто мы… — Что «мы»? — Мы в проигрышной позиции. Один вход, один выход, замкнутое пространство. Наш враг многочисленный. Если он займёт точку перехода — мы обречены. Да, у тебя есть оружие, но ты не сможешь отбиваться вечно, так что… — Почему ты тогда не закрыл за собой дверь? — вдруг перебил его мужчина. — Я… Ты не говорил этого делать. — А зачем мне говорить? Пока мы идём вместе, безопасность — общее дело.       Уильям вернулся во тьму. Дверь была тяжёлой, грузной — куда тяжелее, чем мужчина, открывший её. — Так почему нам везёт? — всё ещё настаивал он, безуспешно пытаясь струсить землю с ладоней. — А ты не любишь незакрытых тем, да? — в ответ ничего не раздалось. — Ладно. Нам везёт, потому что мы смогли спокойно уйти из Хоупа — видимо, мало кто любил твой дом рабов. Мы… — Это не мой дом, — в ответ собеседник лишь странно покосил бровь. — Это дом рабов, да, но он не мой. — Но он служил тебе таковым, верно? Ты там ел, пил, спал, испражнялся? Ты там жил, верно? Учись принимать как победы жизни, так и поражения.       Парень сел на один из ящиков, осматривая комнату. Мужчина же всё ещё разбирал рюкзак. Иногда создавалось ощущение, что вместо днища того походного снаряжения была бездонная дыра, а в ней было всё, что пожелает душа человека, нашедшего то изделие, но так лишь казалось. Как говорил один мудрый человек: «Всё конечно. И всё закончится». — Так вот: мы смогли успешно покинуть Хоуп; дойти до Кав-Сити, не нарвавшись на стаю; успешно покинуть Кав-Сити и дойти до сюда, несмотря на преследование. — Преследование, которое сами и спровоцировали. Но… — Что? — Для тебя ведь всё могло сложиться удачнее, не зайди ты в дом рабов? Выторговал бы из Хоупа всё, что тебе нужно, ушёл бы с приличной репутацией — с Кав-Сити ты же не получил почти ничего? — Ха-ха-ха-ха-ха-ха, — по амбару разнёсся громкий и низкий, чем-то похожий на рык, хохот. — Я смотрю, ты так и пытаешься заставить меня пожалеть о своём решении. Но нет. Я больше люблю думать о везении в тех вещах, которые уже со мной случились, а не мусолить прошлое — всё равно уже ничего не изменишь.       Уильям перевёл взгляд и увидел, что с двухметровой фигуры наконец-то спал капюшон. В тусклом свете показались чёрные, тёмные, как сама темнота, волосы чуть ниже лопаток, собранные в толстую тугую косу. Мужчина немного развернулся и мальчик увидел короткую, недавно бритую бороду, редкие торчащие волоски на которой напоминали шерсть. — Я Вейлон, кстати говоря…

***

— Наконец-то!       Хантера из воспоминаний вырвал крик — кричал Джеймс. На чердаке, тем временем, уже собралось восемь человек, а последние две пары, судя по звукам, поднималась по ступенькам. «Сколько же прошло? — подумал вдруг старик. — Совсем не следил». Впрочем, прошло явно не много — девяти утра ещё не было. — Фух. Я т-т-там чуть весь желудок со страху не ост-т-тавил, — проговорил только поднявшийся солдат. — Хе. Хорошо, что мы были в противогазах — отлично скрывали запах твоего страха. — З-з-з-з… З-з-затк… Сука. Иди нахер, Бойд. — Ага. Ты ещё и плотно позавтракал, я погляжу — как мимо проходил, так мертвяк и… — Эй, откуда у тебя автомат?! — крик Ирвина эхом разнёсся по лестничному пролёту, но направлен он был на Уильяма. — Ты заходил в здание только с пистолетом! — Нашёл на трупе одного из ваших, — меланхолично ответил охотник. — Тех, что заходили сюда ещё в прошлый раз. — На каком он этаже?! Нужно вынести тело и похоронить его! — Заткнись нахер, Ирвин. Не поднимай скандала на пустом месте. Время терпит. Уйдёт вся эта падаль — вернёмся и заберём. — Не встревай, Марк! — Не будь истеричкой. Мы живы, мы справились — уже хорошо. — Ещё не справились, девочки. Вот начнёт выползать стая из здания — вот это справились. — Кстати, Марк, а разве ты с Риком не должен был остаться на девятнадцатом?       Весь отряд обернулся на слова какого-то паренька — Джима, кажется. Он стоял у входа на чердак и смотрел прямо на дверь. Заслышав столь странный вопрос, отряд собрался у двери и стал полукругом. — Я же не один насчитал девятнадцать жилых этажей? — Мы с Уильямом были на восемнадцатом — он был заперт. Мы полагали, что ребята, взявшие тринадцатый этаж, возьмут и девятнадцатый. — Обсчитались, виноват. Заперт, говоришь? — И семнадцатый тоже был. — И шес-с-стнадцатый. — И… — Хе. Да не просто «заперт». Вы что, следы сварки не видели? Двери-то заварены. — У того мёртвого солдатика я видел «сварочник» и один запасной баллон. — Это значит, что… — Возможно, предыдущая группа была не так уж и бесполезна — похоже, они просто решили заварить этажи, чтобы оставить мёртвых там на верную смерть. — Н-н-некоторые двери в нижних блоках т-т-т-тоже заварены. Я д-думал, это так здание под б-б-базу переделали. — Получается, что сначала варили только квартиры, а потом все блоки целиком? Интересно. — Чего интересного-то?! Где все тела?! — Кстати, да — кто-то находил тело? — Н-н-н… — Хе-х. Не-а. — Никак нет! — Нет. — Я тоже. Единственный, кому повезло — наш проводник в этот загробный мир, а значит… — Значит, все ваши сейчас лежат на девятнадцатом этаже… — Нужно забрать их! Вернёмся и!.. — Говорил же: заткнись. — В одном он прав, — Хан с хрустом позвоночника поднялся на ноги, спуститься придётся. Нужно зачистить последний этаж, а то всё может пойти насмарку. — Вот д-д-д-дерьмо… — Хе. Ну, дерьмо — дерьмом. Поехали по-новой. — Сделаем это вместе — быстро и без шума. Итак, готовы? Отряд, надеть маски — мы спускаемся вниз!       Надев противогазы, отряд зашёл на лестницу. Красная пыль, поднятая недавними шагами, ещё не успела осесть и быстро улетучивалась через открытую дверь на чердак вместе с потоком воздуха. И вот — двери на девятнадцатый этаж. Заваренные, так же, как и предыдущие, но одна выбита. Измята изнутри, погнута и выбита напрочь по линии сварки. «Я этого не заметил? — думал себе Уилл. — Странно. Очень странно. Должно быть это сделал тот колосс, что ошивается на двенадцатом, а сами сварщики были не слишком-то квалифицированными, раз сварили что-то с чем-то, что не выдержало удара, но… Как все тела исчезли, если колосс остался спать на двенадцатом? Он же не мог просто перетащить тела и спуститься дремать? Что-то тут не так». Джеймс поманил его рукой вперёд и, открыв скрипучую дверь, указал на коридор блока — там не было видно почти ничего. Ни на два метра, ни на метр, ни даже на расстояние вытянутой руки. Вдруг один из солдат промычал что-то и указал на дверь — с внутренней стороны одинокой полоской у замка тоже виднелась линия сварки. «Кто-то пытался заварить дверь изнутри? Бессмыслица какая-то».       Только все зашли внутрь, Хантер начал отдавать приказы жестами: «Двое — в эту дверь. Двое — в эту. Вы — сюда. А вы — сюда. Последние — за мной». Шесть квартир, шесть дверей — по два человека на каждую. Уильям, как никто другой, рассчитывал на то, что всё пройдёт быстро и тихо — чутье всё ещё тревожило его. Он и Ирвин синхронно открыли двери. «Что за?!» — удивился Уилл, когда увидел, что смежная стена между его с Джеймсом и солдатской квартирой просто снесена — нет даже остатков от неё, чего уж говорить. «Значит, она была таковой ещё задолго до Ада». Среди красного тумана едва были различимы собственные руки. Джеймс шёл впереди и двигался исключительно на ощупь — выставив вперёд себя нож. Ирвин и Джим, подошедшие к наёмникам, держались в центре, а охотник был замыкающим. Но как бы сильно половина отряда ни пыталась разглядеть среди океана паразита его исток, ничего не выходило. — Помогите.       Голос звучал громко и отчётливо. Низкий, очень хриплый, чем-то похожий на стон раненного животного, он исходил откуда-то из дальнего угла комнаты. Как казалось, стен в этом квадрате не было вообще — четыре человека просто шли на голос среди красной пустоты. «Ни трупов, ни заражённых, ни подвидов… Что за хрень?!» — Помогите.       Там, у окна, где через самодельные ставни пробивалось хоть немного осеннего света, они и увидели картину: восемь тел, лежащих прямо посреди маток, которые тоже расположились на полу. Восемь трупов солдат, разорванных на кусочки и скинутых в одну общую кучу. Понадобился бы не один день, чтобы собрать все части тела к той голове, которой они принадлежали. Перебитые ноги, разорванные желудки и разрезанные грудные клетки — всё то было настолько свежим, что даже не успело покрыться достойным слоем покрывала. Даже кровь, застывшая на голом полу, не успела почернеть. — Помогите.       А среди всего того мяса — матки. Лежали себе, словно на курорте, и едва-едва заметно дышали — выдыхали чистую смерть из своей пасти и ждали, когда же уже трупы начнут разлагаться, чтобы поглотить их без остатка — до костей. И где-то там, в самом дальнем углу того ужаса и был слышен голос — исходил от одинокой фигуры в длинной накидке, лицо которой, пускай и нельзя было бы разглядеть, было повёрнуто к отряду затылком. — Помогите.       «Что это?». Возле одной из Маток Хантер видел заражённую. Она явно не спала — глаза были устремлены прямо на солдатов, переступающих мимо трупов к незнакомцу. «Почему она не спит? Почему не сопротивляется, почему не двигается? Что?.. Что?!» — наёмник подошёл к ней и скинул с её тела труп, икру которого она так медленно, но старательно жевала. Из-под тела военного показалось обычное девичье тельце, в котором была лишь одна особенность — чрезмерно большой живот. Старик скинул труп с ног заражённой девушки и ужаснулся. «Не… Не может…». — Помогите!       Голос вдруг закричал. Крик тот не был похож на мольбы о помощи. Даже Уилл, отвлечённый увиденным, услышал, как через голос пробивалось что-то странное. Что-то, похожее на рык. Он поднял глаза и всмотрелся в стену из тумана — там, у окна одной из квартир, стоял явно мужской силуэт, к которому приближался рядовой-задира. К высокому росту фигуры прилагался столь же длинный плащ, и всё же даже он не смог скрыть то, что Хантер заметил только спустя минуту — незнакомый мужчина стоит босым. «Что-то в нём не так. Даже если предположить… Но что же?». — Помогите!       И тут Уильяма осенило. Старый охотник прозрел, понял и побледнел одновременно. Единственное, что смущало его всё то время: тень от правой руки при одинаково равномерном освещении была в два раза длиннее левой. — Стой, идиот!       Фигура резко развернулась и взмахнула правой рукой. Рядовой Ирвин схватился за горло и, упав на колени, забился в конвульсиях на полу, теряя кровь. В тусклом свете, пробивающимся всего на пару сантиметров, показалась конечность того незнакомца — то был длинный клинок из почти голой кости, который разрезал когда-то нормальную руку от локтя вдоль и удлинялся вместе с сухожилиями и мышцами ещё на добрый метр. — Нет!       Джеймс вскрикнул слишком поздно и слишком тихо для человека в противогазе — Джим достал из кобуры пистолет и открыл беспорядочный огонь по противнику. Бесполезно. Напрасно. Глупо. Лишь какие-то странные, похожие на мел куски субстанции выпадали из-под плаща с каждым новым попаданием. «Бежим! Бежим!» — попытался прокричать Джеймсу старик, но запнулся, споткнувшись о чей-то труп и камнем повалился на пол. Удар. Гул. Треск стекла.       Сквозь разбитые линзы противогаза старик увидел, как Нечто пробивало рядового Джима насквозь в районе печени и подымало над собой всего-то одной рукой. Что-то странное было с силуэтом того монстра — накидка дёргалась во все стороны, а спина напоминала… ежа? Тело Джима ударилось о стену, откинутое невероятной силой. Послышался хруст кости — самый неприятный в мире звук. — Осторожно!       Хан вскрикнул и тут же схватился за горло. «Воздух! Воздух!» — его система защиты больше не работала. Вдох. «Голова гудит. Нужно… Воздуха… Быстрее». Краем взгляда старик видел, как Джеймс увернулся от колющего удара клинком и вогнал в Нечто нож. Целил метко, проверенно — промеж ключицы, прямо к сердцу. Не достал. Клинок монстра прошёл точно по линии груди и откинул молодого охотника силой удара прочь, пока он, охотник, всё полз к своей цели. Он видел её прямо перед собой, всего в паре метров, но всё же она оставалась труднодоступной для того, кто только что ударился головой о пол всем своим весом — тело Ирвина.       Уильям ухватился за ногу рядового и начал буквально подтягиваться по нему. Обернувшись, он увидел, что существо медленно обходило его по дуге — шло прямо к той заражённой девушке. Джеймс и Джим всё ещё шевелились. Воздуха не хватало. Выдох. Кажется, зрачки Ирвина смотрели на него и наливались слезами — именно это увидел Хан, срывая маску с тела солдата. «Кажется… Просто кажется. Либо он, либо я. Просто кажется». Вдох. Как только кислород вновь начал прибывать к телу Уильяма из Джонсборо, он тут же поднялся на ноги и поспешил к своему напарнику, и лишь то самое Нечто преграждало ему путь. Удар. Он вонзил нож прямо в левое бедро существу и, вдохнув, что есть силы потянул в сторону. Раздался громкий крик — лезвие прорезало ногу почти на четверть диаметра. Ожидая удара справа, он уклонился от клинка и тут же бросился бежать. Зря — спустя секунду он снова упал на пол, чувствуя жжение от правой стороны талии до середины спины у лопаток. «Не время сдаваться! Не время!» — закричав, он перевернулся с пола и, сняв автомат с предохранителя, дал очередь в туман. Крика не последовало. Почувствовав странное облегчение, старик поднялся и продолжил бежать. — Вставай! Вставай!       Хантер кричал своему напарнику, но тот, казалось, совсем его не слушал — лишь капли крови на стекле противогаза, когда Джеймс дёргал наклоненной головой из стороны в сторону, продолжали прибывать. «Насрать — так донесу. Давай!» — схватив мужчину под плечо, он поднялся и, ударив по двери ногой, выбежал в коридор. — Бегите! Бегите! — Что, нахрен вас всех, сл… — парнишка, став прямо у деревянной стены, так и не успел договорить — клинок прошил дерево насквозь, ударив прямо на источник звука. Череп треснул, словно орех. — Наверх! Все наверх и заприте чердак! — несмотря на панику, несколько солдат перегруппировались и, пустив старика с раненым в центр, быстрым шагом направились к выходу. Сзади раздался хлопок. — Сюда! Быстрее!       Он указал на одну из квартир, и отряд из пятерых человек быстрым шагом влетел в неё, закрыв за собой. Снаружи послышались тяжёлые шаги, сопровождаемые множественными звуками, похожими на разрезание дерева и железа. «Ждите, — ладонью указывал старик. — Ждите». Через десятки секунд паники, снаружи раздался человеческий крик. «Вперёд!» Солдаты подбежали к лестнице и устремились было вверх, но наверху их уже ждали — Нечто рвало на части ещё одного парня, совсем чуть-чуть не добежавшего до двери, пока второй давился собственной рвотой, пытаясь снять противогаз. — Вниз! Все вниз!       Шаг, шаг, шаг, шаг. Спустя два пролёта один из солдат упал, споткнувшись. «Догоняй!» — орут ему сослуживцы, не останавливаясь. — Колосс! Колосс! Осторожно!       Уильям крикнул солдатам предупреждение быстрее, чем они добрались до двенадцатого этажа. К сожалению, того предупреждения Марк не слышал… «Держись, Джеймс, держись». Спустя минуту с потолков посыпалась пыль и грязь, а здание буквально затряслось. — Хе-х, что это, блять, был за удар?! — Это М-м-марк и Кевин… Чёрт… Бежим! Бежим! — Стойте! Орда!       Внизу, на уровне второго этажа уже было несколько стай, проснувшихся ото сна — те, как и планировалось, спускались вниз. Недостаточно быстро. Сразу опомнившись, Хантер побежал наверх. Побежал и тут же упал на одно колено — не хватало воздуха. «Грёбанные новички! Мать вашу!» — кажется, фильтр Ирвина был на исходе. Он схватился второй рукой за спину и не нашёл там ни сумки, ни автомата — удар клинка монстра не только рассёк спину, но перерезал оба пояса. Вдох. Не сказав ни слова, он крепче обхватил раненного напарника и побежал наверх. Позади него послышался очередной крик. — Рик! Суки! Суки-и-и-и-и!       Спустя череду пистолетных выстрелов, позади наёмников послышались шаги — рядовой Бойд, ковыляя на одну ногу, догонял их, как мог. На третий этаж забежать не удалось — слишком много мертвецов. На четвёртом почти то же самое. Однако было одно «но» — больше бежать было некуда, а время поджимало. Выбрав тот коридор, где меньше противников, группа рванула. Выстрелив в преграждающих путь и истратив пять патронов, Хан побежал прямо к той двери, где обнаружил труп военного. Солдатик кинулся за ним. Выдох. Как только все втроём забежали внутрь, Бойд захлопнул дверь. — Всё?! Всё?!       «Всё… — пронеслось в голове у старика, пока сознание покидало его. — Вот и всё… И Джеймс, и я… Нет. Хрена с два», — он навёл свой револьвер на грудь парню и выпустил последний патрон. Рядовой замер то ли в изумлении, то ли в болевом шоке. Новая порция патронов быстро влетела в барабан. Выстрел, выстрел, выстрел, выстрел, выстрел, выстрел. Тело только что убитого покосилось и упало на спину. «Быстрее». Уже падая от недостачи кислорода, он сдёрнул с трупа сумку с запасным фильтром и закрутил его себе во второе гнездо противогаза. Вдох. Громко прохрипев, старик жадно вдохнул и, схватив фильтр военного-профессионала со стола, тут же пополз к своему напарнику. «Ну, давай же. Джеймс… — в глазах начало темнеть, ощущение боли и усталости наконец-то начинали пробиваться через поток адреналина и болевого шока. — Джеймс…».       Сфокусировать взгляд на Виттиме, лежащем у двери, всё никак не удавалось — зрачки «кидало» из стороны в сторону, а края зрения медленно затухали. Сделав последний рывок, он поднялся с колен и, сделав шаг, упал.       Лишь спустя часы, когда он услышал, как дверь кто-то отчаянно пытается открыть, он смог поднять глаза. Спустя долгие часы. Последним, что он видел в тот день, был расплывшийся из-за слабости и ранения силуэт, смотрящий на него испуганным взглядом — Пацан, в руке которого был противогаз, а волосы на незащищённой голове шевелились то ли от ветра, то ли от страха.