Мелкий, ты меня убиваешь

POV Питера: — Ладно, приятель, пошли за мной, — заявил вдруг папа, и я с энтузиазмом соскочил с кровати, чтобы последовать за ним. По правде говоря, мне было абсолютно плевать, куда он меня ведет, я был рад просто покинуть комнату. Прошла уже целая неделя с того дня, как я заболел, и все это время я провалялся в кровати. Это сводило меня с ума, потому что я уже дня через три чувствовал, что готов перемещаться хотя бы по дому. Сейчас же я уже мечтал о возвращении в школу, но не только мои родители, но и мой доктор вместе с Брюсом были не согласны с этим. Они хотели, чтобы я еще минимум неделю провел дома, прежде чем мне разрешат вернуться в школу, и только по прошествии еще недели они, возможно, подумают о том, чтобы разрешить мне выходить в патруль. В общем, что-то подсказывало мне, что пройдет еще минимум месяц, прежде чем мне позволят надеть этот костюм. Это была самая длинная и самая скучная неделя в моей жизни, но я старался не жаловаться, не забывая о том, в каком состоянии находилась моя семья, когда я только очнулся. Мои родители все еще выглядели уставшими, и я знал, что это из-за того, что они до сих пор переживали за меня. Я даже чихнуть не мог, не вызвав этим шквал вопросов о моем самочувствии. И я бы бесился из-за этого, если бы не видел, как при этом в их глазах вспыхивала самая настоящая паника. Я делал все возможное, чтобы придерживаться их правил, но был один момент, когда я рискнул испытать судьбу. Это произошло два дня назад: нахождение в четырех стенах уже начало сводить меня с ума, так что я решил выскользнуть через мой люк на крышу. Я как раз проверял свои способности, когда Тони и Пеппер испуганно ворвались на крышу. Испуг быстро уступил место облегчению, а затем и ярости, как только они поняли, что я в полном порядке. Папа отвесил мне полдесятка шлепков, заставив меня унизительно пританцовывать на месте — так сильно они жалили. Он предупредил меня, что, если я еще раз попробую сделать что-то подобное до того, как официально получу на это разрешение, болен я или здоров, он уложит меня на свои колени для полноценной порки. Намек понят, больше я судьбу не испытывал. Но если говорить откровенно, сейчас я уставал намного быстрее, чем раньше, и силы мои еще не до конца восстановились. Да, я чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы ходить по дому, но мои родители были уж слишком осторожны. И я понимал почему, правда, и я подчинялся, но это было непросто. Я не из тех, кто может спокойно сидеть на месте и соблюдать постельный режим. Во мне всегда бурлила энергия, и нахождение в четырех стенах убивало меня. Однако я старался не употреблять конкретно эти слова, поскольку моя смерть все еще была для них больной темой. Папа уже не раз говорил мне, что в тот день он потерял по меньшей мере лет десять жизни. В любом случае, тот факт, что сейчас я следовал за своим отцом в лифт, являлся прямым результатом моих уговоров, жалоб и откровенной мольбы о свободе. Меня буквально потряхивало от предвкушения. После целой недели взаперти, поход куда угодно был равносилен самому настоящему приключению. — Мы идем в мою лабораторию? — спросил я радостно, и папа лишь снисходительно улыбнулся и покачал головой, — а куда тогда? — продолжил я, прыгая с ноги на ногу, — куда-куда-куда-куда-куда-куда-куда? — затараторил я, но он только рассмеялся, пока лифт спускал нас на несколько этажей ниже. Меня буквально переполняло любопытством, когда мы остановились на этаже, на котором я никогда не был. Я буквально замер от шока, когда двери распахнулись, и мы вышли прямо к огромному бассейну. Бассейн? Здесь? С каких это пор? Я повернулся к Тони, вопросительно выгнув брови. Я точно знал, что когда мы только переехали никаких бассейнов тут не было. Большая часть этажей просто пустовали. И этот бассейн выглядел тут так неуместно, словно его добавили, повинуясь мимолетному желанию, совершенно ничего не продумав. Не было в нем как-то изюминки, которая выделяла бы его. Просто очень большой бассейн. Я был в полном замешательстве. — Добавил его пару месяцев назад, — небрежно пожал Тони плечами, и подобное объяснение совершенно не удовлетворило мое любопытство. Оно не объясняло мне зачем Он сделал это. Я знал, как он относится к бассейнам, так что в его наличии не было никакого смысла. — Хочешь искупаться? — спросил вдруг папа, и все мои вопросы отошли на второй план, и я торопливо закивал головой. Сама мысль о плавании была просто потрясающей. Он отвел меня в раздевалку и вручил какие-то плавки. Я спешно переоделся, желая провести в воде как можно больше времени. Запрыгнув в бассейн, я издал радостный вопль, как только моя голова показалась на поверхности. Бассейн был просто огромным, прямо-таки олимпийских размеров, и, кажется, он был больше предназначен для тренировок, чем для игр. И, опять же, я в очередной раз задался вопросом, зачем папа попросил его построить. Может его Наташа захотела? Я не мог себе представить, как Брюс попросил бы о чем-то таком, а остальные не жили здесь на постоянной основе. Или мама? Но я бы знал, если бы она решила обустроить бассейн… ведь знал бы? Или это бассейн для Роудса, чтобы он мог заниматься здесь лечебной физкультурой для его ног? Все равно звучало как-то натянуто, ведь, наверняка у него есть специализированное место, куда он ходит за этим, и где ему оказывают профессиональную помощь? Вдруг из раздевалки вышел папа в плавках с Железным Человеком, и я недоуменно уставился на него. Он же не собирается лезть в воду? Однако ответ на свой вопрос я получил незамедлительно, когда он сел на край и медленно скользнул в воду. Изумленно распахнув рот, я молча наблюдал за тем, как он нырнул с головой, а мгновение спустя вынырнул, сияя улыбкой до ушей. С озорным блеском в глазах он подплыл ко мне и, заметив мое недоумение, притворно смутился. — Что? — спросил он невинно. — Ты… ты в воде, — заявил я почти шепотом. — Я в воде, — подтвердил он. — И ты плаваешь, — сказал я уже чуть громче. — Именно так, — ответил он с улыбкой в голосе. — Как?!  — выдавил я наконец. — Пфф. Я плавать еще в детстве научился. Джарвис обожал плавать, так что он научил меня, как только я начал ходить, — ответил он. Разочарованно рыкнув, я кинул на него недовольный взгляд. — Пап, ну хватит! — заныл я. — Расскажи! В открытую рассмеявшись, папа пробормотал: — Ладно, ладно, — после чего начал объяснять эти чудеса. — После последнего похищения, — заговорил он уже серьезнее, — я понял, что мне следует как можно скорее избавиться от моего страха воды. Нет, ну, все эти пытки водой — это все еще полный отстой, но я просто не могу позволить этой фобии взять надо мной верх. Я ведь даже плавать не мог, как ты помнишь. В общем, Вижн первым предложил мне помощь. Он кое-что читал о борьбе со страхами, так что он тренировал меня, и он всегда был рядом, чтобы помочь мне, если мне станет тяжело. После особенно тяжелого занятия к нам присоединилась Пеппер, поскольку только она была в состоянии меня успокоить, — признался он с заметным смущением. Он сделал паузу, чтобы громко прочистить горло. — Со временем стало лучше, но я понял, что чтобы пройти дальше мне потребуется квалифицированная помощь, так что я нанял психотерапевта с базы Мстителей приезжать сюда раз в неделю, и вот мы здесь, — закончил он с гордой улыбкой. — Это просто потрясающе! — воскликнул я. — Но почему ты мне не рассказал? — Ну, во-первых, мне было стыдно, — честно признался он, и я в замешательстве нахмурился. — Если бы я затеял все это, и ничего бы не вышло, я бы стыдился своей слабости. Не говоря уж о том, что я не хотел, чтобы ты думал, что не сможешь преодолевать свои страхи из-за того, что это не получилось у меня. Чуть позже, когда дела пошли в гору, я не стал сообщать тебе, потому что хотел сделать сюрприз. Я понимающе кивнул, но все же не смог устоять и добавил: — Неважно, как все сложилось бы, для меня ты никогда не будешь слабым. Ты самый сильный человек из всех, что я знаю. С его губ сорвался короткий смешок, и он как-то странно посмотрел на меня. Когда я вскинул на него вопросительный взгляд, он сообщил мне: — Самый сильный человек, которого знаю я, — это ты, приятель. Именно поэтому я знал, что ты справишься со своей болезнью, и именно поэтому я знаю, что ты выдержишь все, что бы на тебя ни свалилось. Мои глаза снова стали круглыми, как блюдца, потому что его слова откровенно застали меня врасплох. Он думает, что я сильнее, чем он? Это же безумие! Он просто не видит себя объективно. Никогда в жизни я бы не подумал, что у Тони Старка такая низкая самооценка, но, полагаю, он, как и все мы, всего лишь человек. Я знаю, что он не тот человек, каким его рисуют СМИ. Он живой человек, со своими страхами, сомнениями и недостатками. И это только еще больше возвышает его в моих глазах, ведь несмотря на все это, он продолжает упорно трудиться и преуспевать. — Давай, поплаваем, — объявил папа. — Нам нужно как-то избавить тебя от лишней энергии. — Наперегонки до конца! — воскликнул я, тотчас же стартуя, и папа крикнул что-то мне вслед насчет несправедливости, после чего поспешил за мной. Я победил, и папа проворчал, что я сжульничал, но по искреннему счастью, что плескалось в его глазах, я знал, что он совершенно не обиделся. После нескольких кругов вокруг бассейна, папа сходил за волейбольным мячом, натянул над водой сетку, и мы сыграли в волейбол. К концу игры счет был примерно равным, поскольку остаточные последствия от болезни все же настигли меня. Плавание вокруг бассейна утомило меня сильнее, чем я ожидал, и я достаточно быстро осознал, что мои сила и рефлексы далеки от привычного уровня. Похоже, я не настолько здоров, как думал раньше. Папа же, с другой стороны, не очень хорошо разбирался в игре, но справлялся все равно очень неплохо. Его тренировки с Мстителями определенно не прошли даром и заметно сказались на его силе, скорости и рефлексах. Как только счет стал равным, папа, наконец, объявил об окончании игры. — Ладно, маленький паучок, я вымотался и вижу, что и ты тоже, — объявил он, задыхаясь, но в целом он выглядел приободренным. Я был вынужден согласиться с ним, поскольку ощущал себя совершенно выжатым, и я знал, что стоит мне оказаться в кровати, я тотчас же вырублюсь. Мы выбрались из бассейна, приняли душ и переоделись, и как только мы закончили, я от всей души поблагодарил Тони за все это. — Я отлично повеселился, — широко улыбнулся я ему. Он улыбнулся в ответ и закинул руку мне на плечи, заходя со мной в лифт. — Как и я, — ответил он. Я устало наклонился к нему в объятие, довольно вздыхая, когда он прижал меня к себе ближе и взъерошил мои волосы. — Прости, — извинился он. — я тебя переутомил. Пеппер меня прибьет. Я хихикнул, на что он кинул на меня притворно-сердитый взгляд, но уже в следующее мгновение закатил глаза. Но как только мы доехали на наш этаж, в голове моей возник вопрос: — Почему ты не заставил меня ходить каждую неделю к врачу, как ты сам? Я думал, что мы договорились, что сколько сеансов пройдешь ты — столько же должен буду пройти и я. Едва заметно нахмурившись, папа ответил: — Потому что принуждение не принесет никакой пользы. Ты сам должен захотеть говорить, и захотеть услышать то, что скажет тебе психотерапевт. Пока ты не будешь готов к этому, все сессии будут пустой тратой времени. От этих слов я ощутил вспышку вины, и Тони, правильно истолковав выражение моего лица, поспешил добавить: — Нет-нет-нет, не надо чувствовать из-за этого вину, — твердо настаивал он. — Я отлично понимаю твои чувства, ясно? Когда я был в твоем возрасте, Оби пытался заставить меня ходить к психотерапевту, но я был категорически против, так что это не принесло никакой пользы. Сейчас мне сорок, и я только-только решился открыться перед врачом, и это потребовало не малой толики убеждения. Я кивнул и с задумчивым видом лег в постель. Стоит ли мне тоже попробовать возобновить мое общение с терапевтом? Ему это определенно помогло, так, может, поможет и мне? А еще это так обрадует маму и папу. Решившись, я поднял на папу взгляд и серьезно сказал: — Я хочу попробовать еще раз. Голос папы был совершенно серьезным, когда он окинул меня взглядом и уточнил: — Ты уверен? Я не хочу, чтобы ты считал себя обязанным только из-за того, что я сказал. — Я так не считаю, — ответил я. — Я просто хочу попытаться еще раз. Еще несколько секунд он внимательно смотрел мне в глаза, после чего кивнул и слабо улыбнулся. — Хорошо, я договорюсь о встрече для тебя. Спасибо, кстати, — добавил он искренне, и я отвел взгляд, не считая, что заслуживаю его благодарности. — Ладно, думаю, что тебе пора отдохнуть, — сообщил он мне. — Нельзя, чтобы Пеппер увидела нас в таком виде. Я тихонько хихикнул и послушно лег на спину, позволяя папе укрыть меня одеялом. Он присел на край моей кровати, и мы молча уставились друг на друга. Это был взгляд, которым он сумел выразить, как сильно он благодарен, что я жив, и как сильно он любит меня. В груди разлилось приятное тепло, и я торопливо выпалил: — Я люблю тебя, пап. Я не думал, что его взгляд может стать еще мягче, но я ошибался. Он еще раз провел рукой мне по волосам, отвечая: — Я тоже люблю тебя, приятель. Теперь засыпай, — приказал он, и я заметил, что его голос стал чуть грубее от переполнявших его эмоций. С течением времени я не переставал изумляться тому, как сильно он изменился с нашей первой встречи, и что он до сих пор меняется. До нашей встречи он был почти другим человеком… почти. Он все еще был тем самым Тони, только лучше. Нет, это неправильно. Он не стал лучше, потому что он всегда был замечательным. Просто теперь он был… папой. Он был моим папой, и он превосходен в этом. Я просто не мог поверить в то, как же мне повезло, что он есть в моей жизни, что он — мой отец. Внезапно я ощутил всепоглощающую любовь и привязанность к моему старику, так что я резко вытянул руку, хватая его за футболку. В глазах папы вспыхнуло понимание, когда он спросил: — Хочешь, чтобы я остался? Я почувствовал, как мои щеки запылали от его вопроса. Ответ, разумеется, был положительным, но я совершенно не хотел признаваться в этом. Мне же шестнадцать. Я не должен хотеть этого или нуждаться в этом… но я хотел. — Эм, ну, ты выглядишь уставшим, — заявил я, внезапно ощутив вспышку вдохновения. — Тебе тоже следует отдохнуть, а у меня достаточно большая кровать. Ты не обязан, конечно, я просто предлагаю. В глазах папы появилось еще больше понимания, и он ласково улыбнулся мне, жестом подгоняя меня подвинуться. Он знал, какую игру я затеял, но все же решил подыграть мне. — Ты прав, я немного устал. Это все из-за необходимости заботится об одном беспокойном подростке, — заметил он совершенно обыденно. — Моя спальня слишком далеко, так что спасибо за это щедрое предложение. Я тихонько рассмеялся, довольный, что он не стал акцентировать внимание на моей лжи, а решил просто остаться. Он улегся в кровать, едва слышно вздохнув, когда его голова коснулась подушки. — Закрывай глазки, — приказал он, и я послушно выполнил приказ, изо всех сил сопротивляясь улыбке. Я подождал минутку, после чего приоткрыл глаза и увидел, что папа лежит на спине, одну руку закинув за голову, а другую расположив на животе. Я уже замечал, что он часто спит в такой позе. Даже не открывая глаза, он снова приказал мне засыпать, и на этот раз я уже не смог сдержать улыбку. Широко зевнув, я зарылся головой в подушку, а затем незаметно придвинулся поближе к Тони. Я снова приоткрыл один глаз и различил улыбку на его лице. Окончательно закрыв глаза, я почти сразу же заснул… … Я медленно открыл глаза, сквозь сон услышав чьи-то тихие голоса. Один голос явно принадлежал Пеппер, а вот вторым человеком была… Аманда? Осознав это, я в ту же секунду распахнул глаза и резко сел на кровати. — Аманда! — воскликнул я оживленно, бросаясь к ней и крепко ее обнимая. Я был так рад видеть ее здесь. — Сукин сын, — тихонько ругнулся мой папа, усаживаясь на кровати и потирая лицо обеими руками, — можешь в следующий раз не орать мне на ухо, шкет? — пожаловался он. Я виновато улыбнулся. — Энтони, — обратилась к нему Аманда строго, — ты же не ко мне сейчас обращался, не так ли? В моей голове всплыли слова папы, и я хихикнул, заметив, как папа мультяшно округлил глаза, когда до него дошло, о чем именно она говорит. На его месте, я бы уже вовсю рассыпался в извинениях и попытках объясниться, но папа, в истинной манере Тони Старка, лишь весело рассмеялся. — Конечно нет, — заверил он ее, очаровательно улыбнувшись, — я сын самой приятной, доброй, великолепной, а главное, понимающей Аманды Армстронг, — сообщил он, подходя к нам и одновременно обнимая нас обоих. «Ловко, папа, очень ловко», — подумал я с толикой восхищения. Слегка отстранившись, папа поцеловал свою мать в щечку, прежде чем выпустить нас из своей хватки и невинно улыбнуться. Взглянув на Аманду, я увидел, как она изо всех сил пыталась натянуть на лицо маску притворного раздражения, однако все было безуспешно, и вместо этого она смотрела на Тони с нескрываемой привязанностью. Я был так счастлив за них обоих. — Ты к нам надолго? — спросил я свою бабушку, и она посмотрела на меня с беспокойством, прежде чем ответить: — Пока я не буду на 100% уверена, что ты полностью здоров. Услышав это, я удивленно выгнул брови. — Я бы приехала к тебе раньше, милый, но кое-кто забыл сообщить мне о случившемся, — заметила она с нотками ярости, переводя взгляд на Тони. Виновато нахмурившись, я ответил, что ей не обязательно оставаться. Я не сомневался, что у нее есть работа или дела поинтереснее, чем оставаться с нами. — Интереснее, чем провести время с тобой? — театрально ахнула она, — Нет такого места, где я хотела бы сейчас оказаться больше, чем здесь, с моей семьей, — заявила она твердо, еще раз крепко меня обнимая. — А теперь, — сказала она затем, весело мне улыбнувшись, — если у тебя есть желание, можем с тобой позаниматься на гитаре. Прошла уже пара недель с нашего последнего урока. Переполненный энтузиазмом, я закивал головой, торопливо хватая гитару. Она поспешила взять в руки свою, которую она заблаговременно оставила у двери, и мы вдвоем разместились на моей кровати. — Ты тренировался? — спросила она, и я смущенно ответил: — Типа того. Школа, друзья, Человек-паук и моя болезнь немного помешали моим тренировкам. Однако Аманда, казалось, все поняла, поскольку она поспешила меня заверить, что мы все нагоним. После этого она повернулась к моим родителям. — Вам обоим стоит отдохнуть, — сказала она, — я пригляжу за этим нарушителем спокойствия, обещаю. Я недовольно скривился, когда меня назвали нарушителем спокойствия, но я видел, как устали мои родители, и за это я был бесконечно ей благодарен. Неважно сколько раз я уговаривал их пойти поспать или отдохнуть, они настаивали на том, что будут рядом со мной. Но после слов Аманды, они переглянулись и все-таки вышли из комнаты. Оставалось только надеяться, что они действительно воспользуются ее советом и хорошенько поспят. Мы с Амандой занимались около часа, и отсутствие тренировок заметно сказалось на мне. Несколько раз я срывался из-за этого, но Аманда заверила меня, что для того, кто совсем недавно начал учиться, я отлично справляюсь. — Не будь к себе так строг, Питер, — пожурила она меня. — Ты начал играть едва ли пару месяцев назад, и прогресс очевиден. Я занимаюсь этим почти всю жизнь, так что, пожалуйста, не сравнивай меня с собой. Я кивнул, ощущая себя уже получше, поскольку я понимал, что она говорила это совершенно искренне. В основном мы работали над моими пальцами, пытаясь выработать привычку двигать ими от ноты к ноте, не глядя на гриф. Хорошая память и гибкие пальцы немного помогали в этом, но временами все равно было тяжело делать это на ощупь. — Практика, практика, и еще раз практика, — наигрывала Аманда с ласковой улыбкой, — чем больше будешь тренироваться, тем легче тебе будет. Рано или поздно мышечная память возьмет свое. Понимая это, я поклялся себе уделять хотя бы полчаса в день игре на гитаре. Я не хотел, чтобы она подумала, что я не воспринимаю наши занятия всерьез, и я очень хотел, чтобы она гордилась мной. — Тебе нравится играть? — спросила она чуть позже с любопытством. — Я не хочу, чтобы ты считал себя обязанным продолжать, и я совершенно не обижусь, если ты решишь прекратить. Бросив на нее косой взгляд, я поспешил заверить ее, что получаю огромное удовольствие от игры. — Ты шутишь? — спросил я, — я обожаю играть на гитаре! Я просто слишком нетерпеливый, — смущенно признался я. — Я хочу играть как ты. Мне очень нравится играть, правда. Мне всегда нравились звуки гитары, они меня успокаивают. — Ох, дорогой, какой же ты чудесный, — улыбнулась Аманда, и я залился румянцем. Внезапно со стороны двери раздался стук, и я сказал: — Войдите. За дверью оказался Брюс с бутылочкой того отвратительного лекарства, которое мне приходилось принимать раз в день. Театрально застонав, я рухнул спиной на кровать. Брюс хихикнул, неспешно приближаясь ко мне. — Ну давай же, железный паучок, я знаю, что эта штука помогает тебе. Недовольно фыркнув, я сел на кровати, но все же не смог сдержать улыбку, которую вызвало у меня это прозвище. Брюс посмотрел на меня заботливым взглядом и протянул мне кружку с лекарством. — Я знаю, что на вкус оно ужасно, но оно помогает тебе, хоть ты этого и не ощущаешь, — сказал он, повторяя то же самое, что я слышал от него изо дня в день. Я знал, что он прав. Из-за болезни я серьезно ослаб, не говоря уж о том, что моя иммунная система была полностью разрушена. И эта дрянь, которую он для меня состряпал, должна была ее восстановить. Уж не знаю, работала ли она или нет, но Брюс заверял меня, что да. Я залпом опустошил кружку, поморщившись от отвратительного вкуса. Изо всех сил подавляя рвотные позывы, я не смог сдержаться и вскинул на Брюса грустный взгляд. — Ой, перестань, не смотри так на меня, — пожаловался он. — Эта штука на самом деле помогает, я тебя уверяю. Он взял у меня ещё одну пробирку крови — как и каждый день до этого. Очевидно, именно поэтому он с такой уверенностью говорил о том, что мне становится лучше. Антитела росли с каждым днем, и сейчас он просто проверял, сколько времени уйдет на то, чтобы моя иммунная система вернулась на прежний уровень. Вчера он сказал мне, что я уже достиг уровня обычного здорового человека, но лично для меня этого было еще мало. Когда Брюс закончил с анализами, я впился в него пристальным взглядом, ожидая мою награду за то, что я был послушным пациентом. Он посмотрел на меня в притворном замешательстве, и я нахмурился, обиженно надувая щеки. Уж надеюсь, что он ничего не забыл. Заметив мое выражение лица, он в открытую рассмеялся и вытащил из кармана завернутую в бумагу булочку с корицей. Мои глаза загорелись, и я поспешил выхватить угощение из его рук. — Спасибо! — радостно воскликнул я, вгрызаясь зубами в восхитительную выпечку. Он приносил мне по булочке через день, если я вел себя хорошо. Их продавали в пекарне, куда мы с Наташей постоянно заглядывали. Пока я был болен меня, разумеется, туда не отпускали, так что я положился на доброго и любезного Брюса, в надежде, что он будет приносить их для меня. — Булочка с корицей? — спросила Аманда, выгнув бровь. Брюс же только кивнул, глядя на меня со снисходительной улыбкой. — Ваш внук поначалу был не самым простым пациентом, но, когда я пообещал, что принесу ему булочку, его поведение кардинально изменилось. Не так ли, железный паучок? — чуть ли не проворковал он с насмешливым блеском в глазах. Сглотнув огромный кусок, я поспешил согласиться: — Ты бы тоже сопротивлялась, если бы тебе пришлось пить эту гадость. Она отвратительна, — сообщил я Аманде, которая смотрела на меня с аналогичной снисходительностью. Я же лишь закатил глаза, решив, что просто проигнорирую их и буду дальше есть свою булочку. Взрослые никогда ничего не понимают. Пока я ел, Брюс и Аманда что-то кратко обсудили, и вскоре Брюс оставил нас. К этому моменту я уже довольно облизывал пальцы, чувствуя приятную наполненность в животе. — И не оставил мне ни кусочка? — расстроенно спросила Аманда. Я по-совиному захлопал глазами, ощущая некоторую вину, но это продлилось совсем недолго, поскольку буквально пару секунд спустя она рассмеялась, сообщив, что это была просто шутка. — Чем ты занимался всю эту неделю? — спросила она с любопытством. — Я знаю, что тебе пришлось сидеть взаперти в твоей комнате, как ты справлялся с этим? Могу представить, как это тяжело. Я громко застонал, согласно кивая головой. — Было просто ужасно, — признался я, — я уже достаточно здоров, чтобы ходить по дому и в школу, но они хотят подождать еще неделю, прежде чем мне разрешат вернуться в школу, и еще две недели, прежде чем они хотя бы подумают о том, чтобы разрешить мне выходить в патруль, — пожаловался я, может, слегка драматичнее, чем следовало бы. Но я так хотел сочувствия, и моя любимая бабушка дала мне именно то, чего я так жаждал. — Ох, бедняжка, мне так жаль это слышать, — сказала она с искренним сочувствием в голосе. — Я просто не могу так, Аманда, — продолжил ворчать я. — Мне нужен свежий воздух. Я заперт в четырех стенах, и я схожу с ума. Это место просто убивает меня, но боже упаси сказать об этом кому-то из членов моей семьи. Они сейчас так носятся со мной, и я понимаю их, правда, но это так трудно — просто сидеть здесь, когда я достаточно здоров, чтобы делать больше. — Ты говорил об этом с родителями? — спросила она, и я решительно кивнул. — Конечно говорил, — вздохнул я. — Они сказали, что даже если я и думаю, что здоров, это не значит, что это так. Они постоянно напоминают мне о том, как плохо мне было, и как сильно они переживали, и как они расстроятся, если я слишком сильно нагружу себя и мне станет хуже. Я понимаю, Аманда, правда, но я все равно хочу, чтобы они успокоились, — я нахмурился, подергав за ниточку на одеяле, прежде чем пробормотать следующие слова: — Два дня назад я поднялся на крышу, чтобы проверить свои способности. Я не собирался никуда уходить, но все жутко перепугались. Папа несколько раз шлепнул меня и пообещал, что, если я повторю что-то подобное, он просто выпорет меня, — проворчал я, и мои щеки смущенно покраснели. Я знал, что Аманда не будет дразнить меня, и все же мне было стыдно признаваться в том, что меня до сих пор шлепают. В ответ на мои слова Аманда лишь тяжко вздохнула. — Звучит сурово, — заметила она, и мне было приятно видеть, что она говорит это искренне. — Ты понимаешь, почему они делают это, и они хотят для тебя самого лучшего, но это душит тебя, верно? — Именно! — воскликнул я, довольный, что она поняла меня, — ты… ты можешь поговорить с ними? — спросил я неуверенно, с надеждой глядя на нее. — Конечно, милый, — ответила она без раздумий. — Правда?! — не удержался я от вопроса. Она ведь даже не подумала над этим. — Я же сказала, что поговорю, ты во мне сомневаешься? — спросила она, и я покачал головой, расплываясь в широкой улыбке. — Ты лучше всех, — заявил я, резко подаваясь вперед и крепко ее обнимая. Она лишь весело рассмеялась, обнимая меня в ответ. — Но имей в виду, то, что я поговорю с ними, еще не значит, что они изменят свое мнение, — предупредила она. — Как и ты, я понимаю беспокойство твоих родителей, но ты всегда должен помнить, что все, что они делают — они делают потому, что любят тебя. — Я знаю, — улыбнулся я. В этом я никогда не сомневался. — Постарайся все-таки не нарушать их правила, — попросила Аманда, глядя на меня своими добрыми глазами. — Мне неприятно слышать о том, как ты попадаешь в неприятности, милый, не говоря уж о том, чтобы видеть это. — Я тут ни при чем, — на автомате парировал я, но поспешил слегка поправиться, когда она окинула меня понимающим взглядом, — ладно, ну, может иногда, но мои родители очень строгие, а папа знает обо всем, что я делаю. Ты только подумай, у меня есть часы, которые постоянно измеряют мои жизненные показатели, я уж молчу про то, что в них встроен трекер. Пятница рассказывает ему обо всем, и Карен — ИИ из моего костюма, — также рассказывает ему обо всем. Это несправедливо, — обиженно надулся я. — Отцы других ребят не знают обо всех их проделках. А мне ничего не сходит с рук! — пожаловался я пылко, и Аманда ответила мне полным сочувствия взглядом. — Поговори со своим сыном, — не удержался я. — То, что он может следить за каждым моим шагом, еще не значит, что он должен это делать. На эти слова Аманда только ласково улыбнулась, убирая прядь волос с моего лица. — Я поговорю с ним, но на твоем месте, я бы не надеялась на то, что что-то изменится, Питер. Я уже слышала о некоторых твоих выходках, и кажется мне, что некоторый контроль в твоем случае не помешает. Я открыл рот, собираясь возразить, но она продолжила, не давая мне такой возможности. — Твоя жизнь кардинально отличается от жизни твоих друзей и одноклассников, и ты это знаешь. Ты живешь с Мстителями. Ты сын Тони Старка, у которого врагов больше, чем кто-либо из нас готов признать, и большинство из них не погнушаются использовать тебя, чтобы добраться до него. Не говоря уж о том, что и Человек-паук имеет немало врагов, которые были бы не прочь навредить тебе, или даже убить. Ну, в том, как она это сказала, действительно был смысл. — Я понимаю твою точку зрения, — тихонько ответил я, но все же не смог удержаться от вздоха. — Я знаю, что это непросто, но все это делается, чтобы защитить тебя. Ты уже должен был понять, что твоя смерть может сделать с этой семьей. Я тотчас же кивнул, припоминая, в каком состоянии была моя семья, когда я только вышел из комы. Даже сейчас, всякий раз, когда они смотрели на меня, я видел облегчение в их глазах. Я бы в жизни не захотел стать причиной повторения подобного. — Ну и что еще происходит в твоей умненькой голове? — спросила она серьёзным и полным беспокойства голосом. Она нежно приласкала мое лицо, глядя мне прямо в глаза. — Ничего, — на автомате ответил я, и она тотчас же прищурилась. — Скажи мне правду, пожалуйста, — попросила она мягко. — Я же вижу, что тебя гнетет что-то еще, кроме их чрезмерной опеки. Это меня беспокоит, и я уверена, что ты не был на сто процентов честен со своими родителями, потому что знаешь, как сильно они переживают за тебя. — Я всех напугал, — сказал я тихо. — Они — самые сильные люди из всех, кого я знаю, а я сломал их. Черты лица Аманды смягчились, и она отрицательно покачала головой. — Ты никого не ломал, — возразила она решительно. — Как ты сам сказал: твоя семья сильная, и с ними все будет хорошо. Как только ты поправишься и встанешь на ноги, они так же вернутся в норму. — Но я не хотел, чтобы кто-то переживал — настаивал я, и она снова покачала головой, а губы ее расплылись в невеселой улыбке. — Никто не хочет заставлять своих любимых переживать, но это невозможно, — уверенно заявила Аманда. — Мы переживаем за тебя, потому что мы любим тебя, так же, как и ты переживаешь за них, потому что любишь. Я захлопал глазами, внезапно осознав, как же она права. Я беспокоился за них, потому что любил их, и они ощущали то же самое. — Такова жизнь, и все, что ты можешь сделать — это быть рядом с ними, — продолжила Аманда. — Постарайся беречь себя и просто будь собой. Как я уже сказала, с ними все будет хорошо. Сейчас ты должен беспокоиться только о себе. — Но я в порядке, — возразил уже я, и она кинула на меня выразительный взгляд. — Нет, не в порядке, — сказала она настойчиво. — Ты пока восстанавливаешься. Я, может, и не была рядом с тобой, когда ты был болен, но сейчас ты выглядишь не очень хорошо. Ты похудел, у тебя мешки под глазами, и ты выглядишь измотанным. Ты не очень хорошо спишь, — резюмировала она, и мои плечи поникли от того, как хорошо она меня читала, — почему? — спросила она с любопытством. «Из-за кошмаров», — мысленно ответил я. Я никак не мог забыть то видение, или воспоминание, или что там это было, о моих тете и дяде. А еще я не мог забыть боль, и это ощущение, как будто у меня больше нет тела. Я просыпаюсь по несколько раз за ночь, хватая ртом воздух и судорожно ощупывая свое тело руками, чтобы убедиться, что я все еще здесь. Моя семья знала, что меня мучают кошмары, но, полагаю, они считали, что они такие же, как и всегда. Они не давили на меня, пытаясь разговорить, но я не знал, сколько еще так будет продолжаться. Вскинув взгляд на Аманду, я закусил губу, гадая, стоит ли мне рассказать ей об этом. Заметив мою задумчивость, они мягко обхватила мой подбородок ладонью, заверяя: — Ты можешь рассказать мне. — Я… я не хочу, чтобы мои родители знали об этом, — выпалил я, в панике от одной только мысли о том, что именно они подумают, как только услышат об этом. Аманда нахмурилась, но кивнула. — Тогда я им не расскажу. Даю тебе слово: все, что ты скажешь, останется между нами. Доверившись ей, я начал свой рассказ: сначала медленно, но чем дольше я говорил, тем быстрее я начинал проговаривать слова. Это было похоже на прорванную плотину, потому что стоило мне начать — и я уже не мог остановиться, пока не рассказал Аманде обо всем, что случилось со мной, когда я был без сознания, или, по крайней мере, о чем я вспомнил. Я рассказал ей про боль, про то, как поначалу не мог кричать или двигаться, потому что у меня не было тела. Я объяснил ей, как в тот момент думал о том, что я попал в ад, и как вскоре после этого я провалился в небытие. А затем я поделился с ней воспоминаниями о том, что случилось в следующий раз, когда я снова «очнулся», как мне казалось, что я горю, и что все, что я мог делать — это кричать, и кричать, и кричать. В конечном итоге, боль отступила, и я снова провалился в пустоту. И вот, я дошел до того момента, когда мне пришлось сделать паузу, чтобы собраться с духом, поскольку я буквально захлебывался от эмоций, навалившихся на меня при воспоминании о том, что произошло дальше. Все время, пока я говорил, Аманда хранила молчание, выражение ее лица было одновременно ободряющим и обеспокоенным. Заметив мою внутреннюю борьбу, она начала успокаивающе водить большими пальцами по моим рукам. — Когда ты будешь готов, — сказала она чуть громче шепота. Ее поддержка и сочувствие придали мне сил. — В какой-то момент я обнаружил, что нахожусь в комнате, в которой я когда-то жил в Квинсе, — сообщил я ей. Голос мой был тих, а взгляд не отрывался от фотографии на ночном столике, на которой были запечатлены мои тетя и дядя. Горло перехватило, и я громко прочистил его, перед тем как продолжить. Я должен все рассказать. Я должен поделиться с кем-то. — Я слышал, как кто-то звал меня по имени и просил меня бороться и дышать, но я был в таком замешательстве, что даже не сразу понял, кто это и почему они просят меня о таком, — припомнил я, и от волнения мой сердечный ритм начал нарастать. Я сконцентрировался на успокаивающих поглаживания Аманды, чтобы найти в себе силы продолжить, — затем другой голос — громче и четче, — позвал меня на ужин. Это был голос моей тети, — заявил я эмоционально. — А сразу после этого в проеме появился мой дядя, протягивая ко мне руку и приглашая меня пойти с ним. Я сделал паузу и, сопротивляясь слезам, посмотрел Аманде прямо в глаза. Она знала. Она все поняла, я видел это. Но она не прерывала меня, а только кивнула, побуждая меня продолжать. Ее сила и тот факт, что она не плакала, позволили мне найти в себе силы, чтобы закончить. — Но вдруг я вспомнил, что они уже умерли, и как только я снова услышал голоса Тони и Пеппер, я понял, что происходит, — сказал я ей с легким трепетом в голосе, — мне дали выбор. Я мог пойти с моими тетей и дядей, и умереть, или, я мог выпрыгнуть в окно — туда, откуда я слышал голоса моих родителей, — и выжить, — я начал тяжело хватать ртом воздух, уже не в состоянии сопротивляться слезам, струящимся по моим щекам. — Это было так больно: видеть тетю Мэй и дядю Бена, и при этом не иметь возможности прикоснуться к ним, — продолжил я глухим, от переполняющих меня эмоций, голосом, — я так сильно скучаю по ним. Я так хотел подбежать к ним, и обнять их и-и-и-и… я просто не смог. Я боялся, что если подойду к ним слишком близко, то просто не смогу вернуться. Я не хотел умирать, — заявил я, отчаянно нуждаясь в том, что она поняла меня, — я хотел жить, хотел вернуться к Тони и Пеппер — к маме и папе. Я нужен им, я слышал, как они умоляли меня вернуться; поэтому, мне пришлось сказать тете и дяде, что я не смогу остаться с ними, — я громко шмыгнул носом, вытирая мокрые глаза. — Они все поняли, — грустно улыбнулся я, — они сказали, что все понимают, и что мы увидимся позже. После этого я развернулся и выпрыгнул в окно; и в тот момент я очнулся в больнице, — я затих, ощущая, как слезы градом катятся по моим щекам. Я уже не мог их сдерживать, и стоило мне вскинуть на Аманду полный отчаяния взгляд, она тотчас же приглашающе раскинула руки. Я прильнул к ней, крепко обнимая ее и рыдая в ее плечо. До этого момента я даже не осознавал, как много я держал в себе. Как сильно опечалила меня та встреча с тетей и дядей, и тот факт, что я не мог обнять их или поговорить ними. Я плакал из-за них, я плакал из-за себя, и я плакал из-за моей семьи и того, через что им пришлось пройти из-за меня. Аманда крепко держала меня в своих руках, медленно покачиваясь из стороны в сторону и тихонько нашептывая мне на ухо: — Выпусти это, милый, выпусти. Я с тобой. От ее слов я зарыдал еще пуще, впитывая ее утешение, которым она поспешила меня одарить. Она больше ничего не говорила мне, лишь тихонько напевала какую-то песню, которую я никогда раньше не слышал. Это расслабило меня, и потихоньку я начал успокаиваться. Когда я, наконец, взял себя в руки, я попытался отстраниться, но она отпустила меня только после ласкового поцелуя в лоб. Я все еще всхлипывал, и дыхание было несколько судорожным, но я смог стереть остатки слез с лица. Щеки мои запылали от смущения из-за этого срыва. Я перевел испуганный взгляд на дверь, а затем и на камеру, молясь о том, чтобы никто не узнал об этом. — Пятница, ты… — начал я, но она ответила, даже не дослушав вопрос. — Нет, Питер, — сказала она с сочувствием. — То, что произошло сейчас, останется между тобой и мисс Армстронг. Я с облегчением выдохнул, тихонько поблагодарив ее, прежде чем снова сосредоточиться на Аманде. Вот теперь я уже стыдился своих слов и действий. Однако я не удивился, заметив, что она смотрит на меня с любовью и беспокойством, и этим своим понимающим взглядом, словно она отлично знала о том, что творится у меня на душе. — Пожалуйста, не нужно стесняться, — сказала она. — Ты пережил крайне травмирующее событие, и твоя реакция более чем объяснима. Спасибо за то, что ты так веришь в меня. Я едва заметно кивнул, не зная, как еще реагировать. Я ощущал себя опустошенным, мое тело отчаянно хотело лечь спать, но сам я не хотел этого. — И ты никому об этом не рассказал? — уточнила Аманда с любопытством, и я помотал головой, на что она понимающе кивнула. — Мне так жаль, что тебе прошлось через все это пройти, Питер, — сказала она искренне. — Не могу даже представить, как тяжело тебе было видеть твоих тетю и дядю и принять такое решение. Конечно, я благодарна, что ты сделал это, но, должно быть, это было очень трудно. Я отрывисто кивнул, резким движением смахивая случайную слезу. Это было трудно. Возможно, это было одно из самых трудных решений в моей жизни. — Ты сожалеешь о своем выборе? — спросила она мягко, и я вскинул на нее удивленный взгляд, прежде чем судорожно замотать головой. — Нет, конечно, — ответил я искренне, — я не хочу умирать, — повторил я, — я вернулся не только потому, что нужен моим родителям. Я вернулся, потому что они тоже нужны мне. Я не готов умирать, — сказал я, в надежде, что она поймет меня. Казалось, мои слова успокоили ее, поскольку ее плечи расслабились, а губы расплылись в улыбке, когда она наклонила мою голову к себе, чтобы поцеловать в лоб. — Ты не мог спать из-за воспоминаний? — задала она следующий вопрос, и я кивнул, — то, что ты поговорил об этом, определенно поможет, однако что-то мне подсказывает, что будет еще лучше, если ты откроешься своим родителям, — заявила она, — я не расскажу им, — поспешила она добавить, заметив, как я приоткрыл рот, собираясь возразить. Мгновение спустя, я снова его захлопнул, но теперь уже размышляя над ее предложением. — Им будет больно, — возразил я слабо, и Аманда поджала губы, едва заметно кивнув. — Да, но видеть, как ты страдаешь, и при этом не знать, как тебе помочь, будет еще больнее, — заметила она мягко. Я в нерешительности прикусил губу. Я все еще склонялся к отрицательному ответу, когда пожилая женщина снова заговорила: — Послушай, Питер, — начала она, подаваясь вперед, чтобы убедиться, что я весь во внимании, — Энтони — мой сын, и хоть большую часть жизнь мы провели порознь, я никогда не прекращала любить его, — я медленно кивнул, не до конца понимая, почему она говорит об этом, — когда я узнала о том, что мой сын — Тони Старк, я немедленно начала искать о нем всю возможную информацию. Я столько лет потеряла впустую, и я отчаянно хотела узнать обо всем. Однако не вся информация, которую я нашла, была приятной, — я еще раз кивнул, начиная догадываться, к чему она клонит. — Жизнь Энтони не была безоблачной. Многое, из того, что я увидела в статьях, на фотографиях и видеозаписях причиняло мне боль, — объяснила она, и я видел эту боль в ее глазах. — Видеть, как он страдает, какие ошибки он совершает, пытаясь справиться с болью, было очень непросто. Но несмотря на всю боль, я не жалею о том, что узнала об этом. Скажу больше, я знаю, что мне известно о нем далеко не все, и, хотя я понимаю, что это знание может причинить мне новую боль, я бы предпочла быть в курсе. Я хочу знать все о моем сыне. Он, может, и взрослый человек, супергерой, но он все еще мой сын. Я хотела бы понимать, из-за чего он страдает, чтобы найти возможность помочь ему, а не просто стоять в стороне и молча наблюдать за этим, не зная, что стало причиной. Я внимательно слушал ее, до этого момента даже не догадываясь о том, что она чувствовала. Однако я понимал ее рассуждения. Я понимал, потому что сам бы ощущал то же самое, когда дело касалось бы людей, о которых я забочусь. — Может быть, — сказал я в конце концов, и мой голос дрогнул, — мне просто… я не… я не думаю, что смогу, — заявил я, глядя на мою бабушку с нотками отчаяния. Я хотел, чтобы она помогла мне. Мне нужна была ее помощь. Я не мог сделать это сам. — Когда ты скажешь, что готов — я буду с тобой, — заверила меня Аманда, взяв меня за руки и поцеловав каждую, — не переживай, милый. Я знаю, что ты достаточно силен, чтобы самостоятельно рассказать им, но я все равно буду рядом, — я громко выдохнул, наклоняясь к ней, и она тотчас же обхватила меня руками, — тебе следует поспать, Питер, ты устал, — заявила она, но я только решительно покачал головой. — Не-а, — возразил я упрямо, и она тихонько хихикнула, откидывая прядь волос с моего лба. — Ну хорошо, упрямое дитя, тогда сделай что-нибудь полезное и помоги мне приготовить ужин, — сказала она, поднимаясь с кровати и утягивая меня за собой. — Я надеюсь, что у твоих родителей хватило ума лечь отдохнуть, как я и просила, и они будут очень голодны, когда они проснутся. Я кивнул, радуясь возможности сделать хоть что-то для них, даже если это что-то настолько банальное, как обычный ужин.