Молчание белого замка

      Черная ворона на фоне ледяного замка смотрелась так же неприемлемо, как Джадис в ярком платье в летней долине. Эдмунд даже невольно хмыкнул себе под нос от такого своеобразного сравнения, а затем и вовсе позволил себе глухо и как-то болезненно рассмеяться — даже спустя годы это казалось ему диким. Он, мальчик, почти застывший во времени, в общем-то, тоже был тем еще парадоксом. Впрочем, он со своей богатой шапкой темных волос вписывался в атмосферу столь же органично, сколь редкая гостья с блестящими перьями, которая решила навестить его спустя много лет в одиноком царстве холодных гор и каменного сада. Еще один пережиток времени с проницательными глазами-бусинками, еще одна страшная легенда, канувшая в лету, но не потерявшая своего авторитета. Они с вороной словно два раритетных оружия, которые пылятся на одной полке в наглухо закрытом шкафу в каком-нибудь музее, уже позабывшие, как нужно правильно стрелять. Эдмунд чувствовал слабость в ногах, когда ощущал, как испуганно дрожала земля под глыбами льда; она стенала, как убитое горем дитя, обливалась кровавыми слезами всякий раз, когда по ней нещадно ступала нога тельмаринца, и активно отбивалась хлипкими руками-ветками, пытаясь спрятаться от плотоядного огня. Казалось, даже природа Нарнии взвывала к Снежному колдуну, тихонько нашептывала старинные баллады, молила, как старая монахиня, склонившись перед единственной иконой в уцелевшем храме, и даже пыталась угрожать. Впрочем, безуспешно. Эдмунд уже не первый век хранил свой дар Аслана в ножнах, не первый год принял тяжкое бремя Белой ведьмы на себя, и далеко не первый день он был королем без королевства. Одинокий и скупой хранитель снежной долины и мертвого замка. Сильный колдун с цепями древнего договора на руках и магическом жезле, могущественный, но бессильный. Хитрый и верткий, как лиса, воин, стратег и тактик, но наивный мечтатель. Со снегом вместо крови и льдом в черных глазах. Ворона, впрочем, даже чем-то похожа на него повадками и характером. Такая же тусклая и унылая, бледная тень былой себя.       Ведьмак тяжко вздохнул, как-то совсем устало откинулся на старый трон с резной спинкой и посмотрел на важно перепрыгивающую с места на место птицу с легким прищуром. Важная персона, впрочем, окатила колдуна еще более насмешливым взглядом и оглушительно каркнула, недовольно хлопнув крыльями с такой силой, что парочка маховых перьев лениво спикировала на пол. Тихий шелест другой птицы и когти, весьма ощутимо впившиеся в хрупкое плечо, казалось, вывели Пэвенси из минутного оцепенения. Его любимая полярная сова ласково потерлась о его щеку головой, приветливо ухнула в сторону вороны, словно здороваясь, и молчаливой советчицей замерла. Эдмунд по привычке потянулся к броши на тяжелом плаще, но длинные узловатые пальцы неловко замерли в воздухе, так и не коснувшись ткани. Точно… Он же отдал теплую материю тому ребенку — принцу Каспиану Десятому, кажется. Тонкая нить сожаления проскользнула в его мыслях, но почти тут же угасла под тяжелым непроницаемым взглядом крылатой гостьи. Действительно, тому человеку плащ был куда нужнее, ведь Снежный колдун не мог мерзнуть по определению, а то, что его порядком раздражала легкая прохлада, гуляющая по полу и заползающая под рубашку, никого не волновало. Это вовсе не показатель для нарнийцев. Он. Просто. Не. Мог. Мерзнуть. Дыхание у него теплое, а кончики пальцев все же ледяные.       Где-то глубоко в подземельях грозно взревели одичалые и, наверняка, голодные медведи, грузно лязгнула цепь и противно захихикали озлобленные гномы. Но Эдмунд даже бровью не повел, — слишком привычно — лишь рассеянно погладил сову большим пальцем возле изогнутого клюва, задумавшись. Взгляд в пустоту или в отражение его больше пугал. Не спустя века своего безмолвного существования на заснеженной земле.       — Ну и что ты хочешь от меня? — на выдохе поинтересовался Снежный ведьмак и совсем не аристократично сполз на своем импровизированном пьедестале. Ледяная корона, которую он шутливо наколдовал пару мгновений назад, соскользнула с макушки на лоб, а затем и вовсе стальным обручем скатилась на пол. Эдмунд проводил ее безучастным взором и на автомате положил руку на волшебный жезл, который едва ли не впился в бедро. — Я уже говорил тому принцу и повторю еще раз — Кэр-Параваль пал. Я не могу, да и, признаться честно, не очень-то хочу помогать. Неужели тебе действительно есть хоть какое-то дело до Нарнии, Изгила? Даже после того, как тебя приписали к мифам и отправили к древним Богам? Ты уже не хранительница этих земель. Думается мне, скоро и Аслана сменит очередной тотем…       Черная ворона взглянула на него преувеличенно обиженно и строго. Так, словно желала немедленно вынуть из него душу за такие гадкие слова. Изгила воевала еще с Джадис, когда она только-только начала набирать силы после своего попадения в Нарнию и даже пожертвовала своими способностями, чтобы на какое-то время заключить ведьму в тюрьму и позволить нарнийцам снова собраться с силами. За это она и стала легендой, а легенды, как правило, никогда не умирают… Птица еще какое-то время сверлила Снежного колдуна взглядом, а затем тяжко каркнула:       — Саааад, — надрывно и хрипло, словно прокурено. Так говорят старухи-шарлатанки на пестрых ярмарках в больших городах.       — Еще можешь говорить? — почти удивленно поинтересовался Эдмунд и выразительно вскинул густые брови. — Надо же… — с неким восхищением пробормотал молодой человек и даже заставил себя выпрямиться на неудобном троне. Надо бы отдать честь этому «талисману». — Значит, сад? Думаешь?..       «Наверное, если бы Изгила могла, то закатила бы глаза», — как-то совсем отстраненно, почти философски подумал Пэвенси, участливо тряхнул головой и выразительно скривился. Конечно, теоретически, он мог бы попробовать освободить каменный сад и отправить на войну своих вредных и ворчливых гномов, но… Насколько хватит ослабленных зверей и фавнов в новой битве? Эдмунд прекрасно понимал — это дурость и самое настоящее безумие поступать так. Без сил бури и зимы они загнутся при первом же крупном сражении, особенно, если в бой их поведет, как обычно, самоуверенный Питер. Великий король древности. Юноша многозначительно хмыкнул — перед глазами почему-то закружился призрачный образ того растерянного, лохматого мальчишки, озябшего в его покоях, но все такого же уверенного и несгибаемого. В тот момент, когда Белый ведьмак задумчиво пожевал нижнюю губу и таки поднял блестящий взгляд на Изгилу, последняя взвилась в воздух, с громким противным хрустом неестественно выгнулась. Нерушимый договор, подписанный кровью самого Эдмунда и старой богини, чтобы наверняка, с едва различимым шелестом упал ему на колени.       Молодой человек пару мгновений молча смотрел на пергамент, а затем, откинув голову непривычно громко расхохотался. Казалось, задрожала даже ледяная крепость. В мозолистую руку уверенно лег жезл, а сталь Джадис приветливо зазвенела в ножнах. Клинок жаждал скорой битвы. Где-то в глубине замка послышался испуганный писк и утробное, но довольное рычание спущенных хищников.       — Что же… Если так, то… почему нет? Думаю, ты права, Изгила. Мне действительно не помешает вернуть свой плащ у того тельмаринца.       …Каспиан зажимал окровавленное плечо скользкой от крови рукой и старался не упасть на зыбкой земле. Над головой с лихим свистом проносились вражеские стрелы, грохотали ядра катапульт и осыпалась единственная уцелевшая крепость древности. Перед глазами то и дело мелькали рыцарские доспехи, отсвечивали лезвия мечей и откинутые наземь покореженные шлемы. Где-то совсем рядом мелькнули черные волосы юной королевы Сьюзен и послышался тоненький писк крошки-Люси. Внезапно впереди него, как подкошенный, рухнул кентавр со стальной стрелой арбалета, попавшей аккурат в сердце и прошившей его насквозь. Юношу резко повело и замутило; он упал на колени, оторвался от ноющей раны, зажал рот рукой и крепко зажмурился. Кроваво-красные пятна, впрочем, ехидно скалились даже там, не желая исчезать в темноте. Отчаяние и тошнота накатывали удушливыми волнами и вставали в горле непроходимым комом. Совсем рядом с головой воткнулся чужой кинжал, а по виску принца поползла капелька пота. Ужас пришел после, когда кто-то неловко подхватил его под ушибленный локоть неестественно ледяными пальцами и с силой дернул на себя. Рывок получился настолько стремительным, что Каспиан не сразу понял, как оказался на ногах и почему с внезапно свинцового неба пушистыми хлопьями валил снег.       — Надеюсь, мой любимый плащ в целости и сохранности, тельмаринец, иначе я отказываюсь это повторять, — с ледяной насмешкой обронил Снежный колдун и досадливо цокнул, когда его удивительный цепкий взгляд остановился на чужом ранении. — За лечение беру дополнительную плату, — хмыкнул парень и одним легким движением руки заставил кровь застыть твердой коркой. — Я люблю рахат-лукум.       Каспиану оставалось с немым восторгом взирать на то, как Снежный колдун почти лениво извлек из ножен закаленную сталь, а следом и чертов жезл. Зима снова царственно ступала по Нарнии, почему-то виновато улыбаясь трем усталым королям древности.