Отражение

Барнс принял душ и забрался под одеяло, снова завернувшись в него с головой. Не то чтобы он сильно хотел спать, но ночью снова предстояло лезть непонятно куда, поэтому отдохнуть стоило. Он думал о Стэне, о практически незнакомом ему человеке, ради которого расшибся в лепешку, но приготовил то, что он хотел. Был готов отгонять от него фанатов и вообще всячески опекать, как когда-то опекал Стива. Наверное, именно этого ему и не хватало, когда Стив стал Капитаном Америка, и вся забота свелась к тому, чтобы вовремя отстрелить голову врагу, нагрянувшему со спины. А потом Барнс умер снова, чтобы вернуться в жизнь Стива искалеченным и не помнящим себя. Он стал нуждаться в заботе, и его бесило, раздражало это чувство слабости, потому что оно разъедало его. Эти обеспокоенные взгляды, молчание и прочая хрень. Было сложно. А со Стэном снова стало легко. Он уснул, и ему снился странный сон, где он падал, но не в снежную воющую пропасть, а в мягкое черное ничто, в котором он словно растворялся, не умирал, но переставал быть. И внезапно, уже практически полностью став этим ничем, слившись с ним, он увидел яркий огонек, который словно звал его, и он потянулся к нему, снова собираясь заново, вновь становясь собой, с трудом, но выбираясь из вязкого, не желающего его отпускать марева. Рвался к этому яркому огоньку, понимая, что секунда промедления — и жадное ничто засосет его обратно, навсегда поглощая. Он рванул из последних сил и резко проснулся, садясь в кровати. Потерев лицо ладонями, Барнс поднялся и напился воды из-под крана. В голове взвесью болталась какая-то муть, которая не давала покоя, словно должна была сложиться в образ, но не складывалась. В квартире было тихо, только цокал по полу коготками Кайл, тихо жужжал холодильник, а за открытым окном слышался шум города. Барнс прошел на кухню, сварил себе кофе и, взяв ноут, забрался в кресло. До вечера было полно времени, и он принялся искать все, что было в сети про Себастьяна Стэна, о нем, вглядываясь в фотографии, особенно уделяя внимание тем, которые выкладывали его фанаты. Кликая по тегам в Инстаграмме, Барнс с удивлением обнаружил фото их двоих, мирно прогуливающихся по парку. Похоже, фото выложила одна из девушек, которых они сегодня встретили, потому что, Барнс был уверен в этом на сто процентов, больше их никто сфотографировать не пытался. Под фотографией была подпись «Кто этот хмурый мужик рядом с Себом?» и длинная цепочка обсуждений и предположений, одно другого безумнее. Барнс откровенно не понимал, почему люди так увлечены тем, с кем общаются их кумиры, что они делают и прочая. Нет бы за соседями так следили, больше было бы толку. Он не стал закрывать вкладку, чтобы потом показать Стэну, ему виднее, может, этот бред одержимых людей как-то ему повредить. Себастьян вернулся под вечер, немного вымотанный, как всегда после съемочного дня. Он привез Баки коробку пирожных — обычных шоколадных и мокко. — Привет! — крикнул он с порога. Кайл заплясал вокруг него, радуясь, что хозяин пришел. — Ты дома? — Привет, — отозвался Барнс, выходя его встречать с кухни, где занимался приготовлением ужина. Это было немного странное и давно забытое ощущение: готовить для кого-то, встречать вечером. — Есть будешь? — спросил он. — Я тут нашел кое-что забавное в сети. Помнишь утренних девушек? Почитай, если хочешь, ноут на столе. — Выложили фото в Твиттер или в Инстаграм? — без интереса спросил Себастьян. — Они всегда так делают. Держи, это тебе, — он протянул Баки пирожные. — Есть буду, голодный как волк. Переоденусь только. — Если это не повредит тебе, то меня эта хрень вообще не волнует, — сказал Барнс, начиная накрывать на стол. — Не знал, что ты будешь на ужин, и просто нажарил мяса. Спасибо за пирожные, — поблагодарил он, держа в руках коробку и разглядывая угощение. Он не знал, как на это реагировать, потому что подарок такого рода он получал впервые в жизни, и представления не имел, что за этим стоит. Обычно девушкам дарили цветы и конфеты, чтобы произвести впечатление, а что крылось за этим подарком у Стэна, Барнс ума приложить не мог, и постарался скрыть растерянность. — Ты любишь шоколад, — сказал Себастьян за ужином, заметив, какие взгляды Баки кидает на коробку с пирожными, — а я забыл про него, когда заказывал продукты. Отличное мясо. Очень вкусно. Спасибо. — Да, люблю, — Барнс давно отвык от того, что кто-то замечает, что ему нравятся те или иные вещи. Да не просто замечает, а приносит ему лакомства. Это было странно, он чувствовал себя непривычно от проявления такого внимания. — Пожалуйста. С другой стороны, это просто могло быть ответной любезностью на долму с утра пораньше. Придя к такому выводу, Барнс внутренне немного расслабился. Только он все равно осознавал, что это была та самая пресловутая забота, только более личная. Они жили вместе всего третий день, да, и «жили», и «вместе» было пока еще громкими словами, но уже проявляли личную заботу друг о друге. Эта мысль напугала Барнса, потому что он просто не знал, что с этим делать, понимая, что это приведет к отношениям. Каким, пока было сложно сказать, но отношениям. А отношений у Барнса не было так давно, что он успел забыть, как это. Но та часть отношений, что была заботой, оказалась приятна. — Завтра с утра у меня тренировка по крав мага, — сказал Себастьян после ужина, вытягиваясь на диване. Кайл запрыгнул ему на живот, потоптался и улегся, уложив морду на грудь. — Потом показ. Вернусь поздно, потому что после показа будет фуршет. Кайл, потерпи, сейчас пойдем. Завтра придет уборщица, в восемь, будет работать до двенадцати. Предупредить ее о тебе, или ты уйдешь на это время? — Уйду, — сказал Барнс. С уборщицей ему встречаться совершенно не хотелось. — И как, хорошо получается? Это было странно приятно — вот так вот просто делиться планами. Они не были друг другу близки, или уже были? Барнс тряхнул головой. Мысли были странными и совсем не теми, которыми стоило занять голову перед разведкой. Хотя ему разведку не укрепленного подземного бункера проводить, а всего лишь подвала и подходов к нему. — Будешь? — протянул Барнс Стэну коробку с пирожными, уплетая шоколадное. — Нет, спасибо, мне сладкое особо нельзя, — он улыбнулся Баки. — Тренер говорит, что неплохо. Я поздно начал. Никогда не думал, что буду сниматься в боевиках, а вот понадобилось. У меня, конечно, на сцены боевки дублер есть, но лучше я сам. Это… честнее, что ли. Самое смешное было, когда я играл тренера по художественной гимнастике. В фильме была сексуальная сцена с элементами гимнастики, я там даже сальто в одном носке делал, — он рассмеялся. — Эм… Зачем сальто в постельной сцене? — недоуменно спросил Барнс. — Вот такая это была постельная сцена, — улыбнулся Себастьян. — Мне выбрили весь живот и нарисовали на нем олимпийскую ленту, типа член — это награда. — Бред какой-то, — искренне изумился Барнс, вновь поняв, что ни хрена он не понимает людей. — А один носок зачем оставили? — О, — понял Себастьян. — Ты же не в курсе. Когда снимаются сцены с полной обнаженкой, актеры-мужчины цепляют носок на причинное место, чтобы не светить членом и яйцами перед всей съемочной группой. В фильме-то гениталии редко вот так откровенно показывают. Я за все годы из совсем откровенного, что не порно, только «Американских богов» помню. Но там даже гомосексуальная секс-сцена есть. Потому что она в книге была. Представив себе Стэна с носком на члене, Барнс долго смеялся, чуть не подавившись пирожным. — Весело, наверное, у вас там, на съемках таких сцен, — отсмеявшись, спросил он. Барнс не представлял, как можно вообще раздеться перед такой кучей народу, да еще не чувствовать себя при этом идиотом. После бытности Солдатом самому Барнсу было глубоко плевать, голый он или одетый, и сколько вокруг народу, но обычных людей, раздевающихся на людях, он не понимал. — Покажи, что умеешь из крав мага, — попросил Барнс, это было ему хотя бы понятно без вопросов. — О, после ужина… — застонал Себастьян, но послушно поднялся и принялся демонстрировать то, чему он успел научиться. Ему хотелось покрасоваться перед Баки, хотя Себастьян прекрасно понимал, что по сравнению с тем, что умел сам Баки, все это детские игры в песочнице. — И сколько ты занимаешься? — поинтересовался Барнс, не спеша комментировать и давать советы. Он сознавал, что Стэну никогда не придется побывать в реальном бою, поэтому пытаться научить его действующим приемам было просто незачем. — Пятый год, — ответил Себастьян, проведя сложную связку. — Молодец, — улыбнулся Барнс, — у тебя хорошо получается. Хочешь, я тебе чего-нибудь покажу? — Хочу, — кивнул Себастьян, раскрасневшийся от активности и похвалы. — Ты же наверняка столько всего умеешь! Баки, можно бестактный вопрос: твоя рука — она чувствует что-то? — Да, чувствует, — легко ответил Барнс, — но не как живая. Я осознаю ее положение в пространстве, чувствую давление, высокую и низкую температуру. Но вот воду как таковую я не чувствую. Прикосновения твердых предметов чувствую. Почувствую, что противень горячий, к примеру. А что? Себастьян взял его за живую ладонь, поднял ее на уровень груди. — У нас с тобой разные руки, — заметил он. — Вот смотри. У Себастьяна ладонь была ýже, пальцы длиннее, и, разумеется, ухоженнее ногти. — Поищу тебе кусачки для ногтей, — сказал он. — И пойду выгуляю Кайла. Барнс посмотрел на свои ногти, неровно обрезанные ножом, и ему внезапно стало стыдно. За ногти, за нечесаные волосы, бороду и общий неухоженный вид. Он глянул на свое отражение в одном из стекол кухонного шкафа, перевел взгляд на ухоженного Стэна, и как-то совсем расстроился. — Я быстро, — бросил Барнс и пошел одеваться для прогулки. Гулять по парку ему нравилось. Когда они дошли до парка, уже совсем стемнело. Обычно Себастьяну было не по себе, когда он гулял по парку в темноте: из Кайла защитник был никакой, и, хотя Себастьян занимался крав мага давно и успешно, драться он не любил вообще никогда. Но с Баки он чувствовал себя в безопасности. — С тобой хорошо, — сказал ему Себастьян. Барнс слегка обалдел от такого откровения, но ничего не сказал. Он впервые за долгие годы был озадачен своим внешним видом, и внезапно захотел действительно привести себя в порядок, чтобы рядом со Стэном на него не смотрели, как на обросшую гориллу, и не думали, в каких джунглях Стэн его откопал и чего вообще при себе такое страшилище держит. Это были странные желания — соответствовать человеку, рядом с которым он находится. Раньше его волновало только, чтобы оружие соответствовало его ожиданиям. Он понимал, что для приведения себя в должный вид ему нужна помощь, только как и кого о ней просить, он не представлял. Можно, правда, было банально сходить в парикмахерскую, попросить, чтобы там его привели в порядок. Эту мысль он решил обдумать позже, потому что обращаться за помощью к самому Стэну ему показалось неудобным. В ночном парке было приятно гулять, почти не было прохожих, свежий воздух, а теперь у него была и приятная компания. Даже просто молча идти рядом было уютно. — Может, еще немного погуляем? — спросил Барнс, когда они уже возвращались обратно. — Давай, — согласился Себастьян. — Только зайдем в Старбакс. Себастьян взял себе латте маття и горячий шоколад для Баки, и они вернулись в парк. Светили сквозь кроны желтоватые фонари, приглушенно шумел город. Мимо них по аллее процокали копытами две гнедые лошади. Кайл испугался их и прижался к ногам Баки. Барнс присел и потрепал Кайла за ухом. Тот был теплым, мягким и пушистым. Внезапно захотелось так же забраться в короткие волосы его хозяина, чтобы тоже ощутить тепло и мягкость под ладонью. Захотелось снова почувствовать пальцы Стэна в своих волосах. Барнс понял, что скучает по тактильному контакту, хочет трогать и гладить сам, и чтобы гладили и трогали его. Он слишком долго был один, чтобы не потянуться к человеку, который оказался рядом с ним, потянуться всем собой, как тянулся во сне к яркому, зовущему его пятну. А вдруг это был не сон, а воспоминание о том, что с ним было после того, как он рассыпался пеплом? Вдруг действительно именно одержимость Стэна и вытащила его из того ничто, и этим ярким пятном был именно он? И что будет дальше? — Я гулял в этом парке, — огорошил Стэна Барнс, чтобы не молчать, не погружаться в мысли, где было больше вопросов, чем ответов. — Таскал сюда девчонок после танцев. Стива тоже таскал, но он тут рисовал. — Целовались под мостами? — Себастьян кивнул на арку моста, под которой проходила дорожка, и взял Баки за живую руку, чувствуя ее тепло. — Марго не особенно любила здесь гулять. Считала настоящим нью-йоркским парком только Центральный. Барнс вздрогнул от прикосновения, но руку выдергивать не стал, только сжал пальцы. Он внезапно получил то, что ему было так нужно. — Да, целовались, — согласился Барнс, даже не пытаясь вспомнить что-то подобное. Он весь окунулся в ощущения чужой ладони в его руке и даже не хотел думать, что такое нашло на Стэна. Себастьян шел рядом с Баки, держа его за руку, и радовался, что в такой час в парке не наткнешься на фанатку с телефоном, а даже если и наткнешься, снимок у нее все равно не получится. — По твоей семье сильно ударила Великая Депрессия? — спросил Себастьян. — Не помню, — признался Барнс. — Да и не пытался никогда вспомнить. Единственное, что связывает меня с тем прошлым — Стив. Но я давно живу настоящим. Мне кажется, что мы и дружим-то уже как-то по инерции, потому что он не понимает, что того Баки, которого он знал, больше нет. А я просто не хочу терять единственного человека, который когда-то был мне действительно близок. Барнс никогда и никому не говорил этого, не только потому, что некому было. Если бы он захотел, он нашел того, кто его выслушал. Да даже самому Стиву бы сказал, зачем таиться, но и смысла вываливать на него свои проблемы, когда у того своих хватало, он не видел. — Тебе сложно со Стивом? — спросил Себастьян. — Он шестьдесят шесть лет проспал во льдах, а ты эти годы прожил. Не все же время было крио, верно? У тебя появились новые знания, новый опыт. Какими бы они ни были, они твои. Ты теперь намного старше Стива. Он это понимает? — Нам было не до задушевных разговоров, — ответил Барнс, сжимая ладонь Стэна в своей, словно это придавало ему сил. — Сначала я спал и представления не имею, чем Стив занимался, а потом его подолгу не было. Зачем меня вообще разбудили, я не знаю. Стив все время волновался, как я, что со мной, а я больше молчал и говорил, что все хорошо. У нас не было возможности поговорить по душам, потому что мы оба сильно изменились, но, наверное, оба оказались не готовы к тому, что изменился каждый из нас. Как-то так. Понимаешь, мое отношение к Стиву не стало кардинально другим, я ведь тоже не сразу стал смотреть на него через призму себя теперешнего, а он просто еще не осознал меня другим. Наверное. — Знаешь, я так хочу, чтобы у вас еще появились возможность и время поговорить по душам… — задумчиво сказал Себастьян. — Как там было написано? «Стив нашел себе работу мечты». — Где было написано? — не понял Барнс, он подобной формулировки вообще никогда нигде не слышал. Хотя фраза очень точно отражала действительность. — В одном совершенно прекрасном фанфике. Знаешь, фанфики же бывают — полный отстой, а этот просто шедевр. Целый цикл. «Бесконечный кофе и пожизненное прикрытие». У автора, похоже, психологическое образование и опыт работы с ПТСР. Она написала несколько восхитительных историй о том, что было бы, если бы ты остался приглядывать за Стивом после того, как вытащил его из Потомака. Таких добрых и веселых, и грустных, и честных. Когда мне печально, я перечитываю этот цикл. — А что такое фанфики? Знаешь, иногда тебе, прежде чем о чем-то рассказывать, стоит объяснить мне само понятие, — попросил-предложил Барнс. — Фанатские истории о персонажах, — объяснил Себастьян. — Люди влюбляются в персонажей, вдохновляются, вспыхивают и садятся писать. Иногда получается полный трэш, а иногда шедевры. Я бы вот не отказался сыграть Баки Барнса из «Бесконечного кофе». Это совсем не ты, но это была бы сложная и увлекательная работа. Намного круче, чем в снятых фильмах. — Чем только люди не занимаются, — сказал Барнс. — Но, наверное, кому-то это интересно. И что, много народу про меня пишут? Или, не про меня, а про тебя… Черт, до сих пор не знаю, как это воспринимать и разделять. — Сотни тысяч, во всех странах, — гордо сказал Себастьян. — Даже на русском, и много. Я сам не знаю, как разделять. Наверное, пополам, потому что вал поднялся после фильмов, особенно после второго. Это твоя история, но показал ее я. — Знаешь, мне приснился странный сон, — вдруг сказал Барнс, который был не склонен рассказывать о своих снах, потому что большей частью это были кошмары. — Как будто меня растворяло ничто, а потом появился яркий свет, который позвал меня, и я потянулся к нему, и так выбрался. Может быть, именно это со мной и произошло, когда я распался там, в Ваканде? — Может быть, — задумчиво согласился Себастьян. — Ты и твоя история срезонировали в миллионах людей, а ты можешь себе представить, какая это энергетика. Настоящая мощь. И я — что-то вроде фокуса этой силы. Как линза на фонаре маяка. Тебя любят здесь. Ты важен. Мне на каждом комик-коне — это такие фанатские сборища, где актеры встречаются с фанатами, а фанаты друг с другом — дарят всякие сувениры: плюшевые игрушки, самодельные открытки, выпечку с символикой Зимнего Солдата. У меня где-то лежит очень трогательный плюшевый Зимний Солдат, его девочка лет двенадцати сама сделала. — Может быть, — пожал плечами Барнс, он был удивлен, что его история всколыхнула столько народу. Но вот исполнение Солдата в плюше он себе не представлял вообще никак. — А ты мне этого плюшевого Зимнего покажешь? Они шли по ночному парку, держась за руки, говорили о том, что чем Барнс иной раз старался даже не думать, и от всего этого он чувствовал себя легко и свободно, все проблемы словно отошли на второй план. — Обязательно покажу, — пообещал Себастьян. — Я обычно отдаю такие игрушки на благотворительность, а эту оставил. В воскресенье вот поеду в детский госпиталь, там малыши с лейкемией, пообщаюсь с ними. Знаешь, многие из них говорят, что будут стойкими и выдержат все, как Баки Барнс. Так что ты в какой-то мере помогаешь и таким детям. — Охренеть, какой я, оказывается, волшебный, — несколько удивленно усмехнулся Барнс. Он даже не предполагал, что его образ может кому-то помогать. Да и не его, на самом деле, а образ, созданный самим Стэном. — Я себя теперь прямо каким-то белым и пушистым чувствую. — Как полярная лисичка pesetz? — пошутил Себастьян. — Да, — громко рассмеялся Барнс, сжав сильнее ладонь Стэна, — как pesetz, kotoriy podkralsia nezametno. — Отличный позывной! — одобрил Стэн. — Никакой ты не Белый волк, а вовсе даже Песец! — Я, кстати, так и не понял, чего они меня Белым Волком прозвали, — признался Барнс. — А у тебя, случаем, нет на это ответа? — Нет, — покачал головой Себастьян. — Громко, пафосно, и неоткуда африканцам знать про волков. Про волка — это скорее про Брока Рамлоу, мне кажется. — Да, он тот еще зубастый волчище, — согласился Барнс. Он отлично помнил своего последнего хэндлера, его практически человеческое отношение к нему. — Он хорошо относился к Солдату. Даже жаль, что он умер, я не знал, пока в фильме не увидел. — Может, он еще вернется, — пообещал Себастьян. — У Грилло вроде бы есть контракт на следующий фильм. Ну, у актера, который его играл. Что-то я такое слышал. — Нет, если он как-то выжил, это здорово, — пожал плечами Барнс. — Но лучше бы ему Стиву на глаза не показываться. Хотя я не знаю, какой Рамлоу человек, кроме того, что он отличный профессионал и не упивающийся властью над более слабыми маньяк. — У него минут пять на два фильма, — вздохнул Себастьян. — А у меня — двадцать три на четыре фильма. Пойдем домой? Поздно уже. Кайл устал. — Но ты за это время умудрился рассказать мою историю, — Барнс чуть сжал теплую ладонь, обхватывающую его. — Спасибо. Себастьян качнулся к нему, прижался плечом к плечу. — Хорошо, что ты пришел, — прошептал он.