Отражение

Себастьян стоял перед судьей и отвечал на вопросы. Он нервничал, но держался уверенно. Адвокат защиты пытался подловить его на противоречиях, но Себастьян выглядел спокойным. Помогло то, что Баки рассказал ему, как лучше себя вести, и его теплый взгляд между лопаток. Мирра сверлила его ненавидящим взглядом, но молчала. От этого взгляда Себастьяну было не по себе. Он припомнить не мог, чтобы хоть кто-то смотрел на него с такой ненавистью. Экспертиза признала Мирру вменяемой, и Себастьян не понимал, за что она так ненавидит его, всего лишь актера. Именно его, а не образ на экране. Как произошло, что она не отличает Себастьяна и Баки? Себастьян сыграл около сорока ролей, почему Мирра уцепилась за эту? У Себастьяна мурашки пробегали по спине от ее безумия. Потому что, несмотря на экспертизу, Мирра была безумна. Барнс сидел в зале суда и зорко наблюдал за происходящим. Он знал, что люди изворотливы, хитры и способны на все, если их обуревают страсти. Он даже рассматривал вариант, что Мирра набросится на Себастьяна прямо в зале, чтобы сделать хоть какую-нибудь гадость, поэтому готов был совершенно ко всему. У адвоката защиты закончились вопросы. Себастьян устало сел. До этого момента он ни разу не был в суде и даже не мог припомнить ни одного фильма про суд — он не любил детективы. Приходилось ли ему играть роли, в которых его герой бывал в суде, он не помнил тоже. Ему только хотелось, чтобы все скорее закончилось, и вернуться домой. — Все хорошо, — очень тихо шепнул Себастьяну Барнс и незаметно на мгновение сжал его пальцы своими. Себастьян все ждал, будет ли предоставлено последнее слово обвиняемым. И действительно, Мирра встала. Угрюмая, грузная, она уставилась на Себастьяна и сказала: — Зимний Солдат убил Марию и Говарда Старков. Он — Зимний Солдат. Он убийца. — Она помолчала и добавила: — Свою вину не признаю. Какая-то женщина, кажется, мать Мирры, зарыдала. Себастьян не стал оглядываться. Ему и так было тяжело. Барнс даже не знал, что было для этой девочки лучше — тюрьма или психушка, потому что она была явно не в себе. Но больше его заботил Себастьян, который выглядел каким-то несчастным и потерянным, хотя уж он-то точно не был тут ни в чем виноват. Барнс прикидывал, как после заседания не дать никому начать задавать ему вопросы. Еще он не скидывал со счетов родителей Мирры, которые тоже могли вытворить что-нибудь необдуманное, например, попытаться поговорить. Но больше всего бесило то, что он не мог обнять Себастьяна, даже за руку его взять не мог на людях. Иррационально захотелось встать и показать этой девчонке настоящего Зимнего Солдата, со всеми потрохами, так сказать, чтобы почувствовала разницу, чтобы обделалась со страху. Когда объявили перерыв, Себастьян вышел из зала суда в сопровождении Баки. Его тут же окружили журналисты. Он улыбался, что-то отвечал. Барнс стоял рядом, может быть, даже ближе, чем должен был бы стоять обычный телохранитель, но сейчас его это совершенно не волновало. Он хотел увести Себастьяна отсюда, хотел укрыть его от чужих глаз и бесконечных вопросов, но не мог. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным, даже падая с чертова поезда в воющую белую пропасть. После перерыва присяжные ушли на заседание, и Себастьян покинул зал суда. Ему не было интересно, его больше не собирались вызывать, и он хотел домой. Он вымотался, как не выматывался во время самого сложного съемочного дня. — Баки, — попросил он, садясь в машину, — можно попросить тебя о странном? — Очень странном? — улыбнулся Барнс, хотя в душе ему было неспокойно. Он видел, что Себастьяна это все достало, что тот хотел оказаться где-нибудь не здесь. — Очень. Купи мне в «Пингвине» пинту крем-брюле с карамелью. Барнс облегченно выдохнул, потому что он ожидал чего-нибудь еще более странного, чем мороженое. — Хорошо, куплю, — когда они приехали домой, Барнс отправился покупать мороженое. Прикинув, он взял и себе тоже, фисташковое. — Тебе сразу нести, или положить во что-нибудь? — крикнул он с порога, разуваясь. — Неси сразу, — потребовал Себастьян. — У меня такое чувство, что мне мозг выжрали. Буду восполнять. Барнс прошел в гостиную через кухню, где захватил ложки и оставил пиджак, и вручил Себастьяну его ведерко с мороженым, поцеловав. — И в тебя столько влезет? — усмехнулся он, садясь рядом на диван. Теперь можно было быть действительно рядом. — Влезет, — уверенно сказал Себастьян, запуская ложку в мороженое. — Хотя мне и нельзя. Но сегодня — можно! — Знаешь, я начинаю понимать, что мне крупно повезло, что я могу жрать все, что угодно и ничего мне за это не будет, — задумчиво сказал Барнс, наворачивая свое мороженое. — А мне за это будет дополнительная силовая тренировка, — вздохнул Себастьян. — Билл нашел нам остров в Карибском море. Навасса. Там нет портов, только временные причалы. В сентябре там вообще никто не живет. Но есть пара бунгало, правда, с минимумом удобств. — Ты уверен, что хочешь на необитаемый остров? — с сомнением спросил Барнс, не замечавший за Себастьяном любви к дикарскому образу жизни. — Ну, нам завезут туда продуктов с учетом твоего аппетита, у нас будет связь с большой землей, так что почему бы и нет? Проветрю мозги. Мне не помешает. — Я бы предпочел еще и лодку иметь, или гидросамолет, — стал размышлять Барнс совершенно не в ключе, как же там можно здорово отдохнуть. Он сразу стал прикидывать список вещей первой необходимости, если там придется выживать, и нахмурился. — Ага, моторная лодка у нас будет. Будем рыбу ловить? — Себастьян облизал ложку. — Обожаю пингвиновское мороженое. — Захочешь — будем, — пожал он плечами. Рыбалка его совершенно не впечатляла, хотя поймать рыбу руками он мог. С удочкой было сложнее — этого занятия он совершенно не понимал. — Только я не большой фанат рыбалки. — Свежая, только что выловленная рыба… — соблазняюще протянул Себастьян. — Запеченная на костре. С лимонным соком. — Ага. А чистить ее ты будешь, да? — невинно поинтересовался Барнс, отправляя в рот еще ложку мороженого. — Я умею, — гордо сказал Себастьян и посмотрел на свои ногти. — Придется потом Мэгги тройные чаевые оставить. — И что ты еще умеешь, радость моя? — ласково спросил у него Барнс, думая, стоит ли отговаривать Себастьяна от совсем уж необитаемого острова. — Разводить костер, готовить на нем, удить рыбу, строить шалаш, — принялся перечислять Себастьян. — Это все? — вскинул бровь Барнс, он не собирался издеваться над Себастьяном, но немного поприкалываться тянуло. — Знаю съедобные растения и грибы Северной Америки, могу освежевать кролика и енота, знаю «в лицо» ядовитый плющ и сумах, могу ориентироваться в лесу. Я был бойскаутом в школе. — Предположим, — усмехнулся Барнс. — Ладно, хочешь необитаемый остров, пусть будет по-твоему. Только мне понадобится больше информации об этом острове. Почему-то Барнс как-то сразу воспринял эту поездку как миссию, а не как отдых. Просто ему казалось, что Себастьян любит комфорт, которого на острове не будет. Нет, конечно, он постарается создать для него все условия, чтобы им обоим было хорошо. Притянув Себастьяна к себе, Барнс поцеловал его нежно, жарко. — У тебя вкус фисташкового мороженого, — Себастьян прикусил его нижнюю губу. Барнс рассмеялся, прикусывая его в ответ. — Тебе что-то не нравится? — Я не люблю фисташки. Ох… — он поскреб ложкой по дну ведерка. — Уже все? — Хочешь, схожу куплю еще, — предложил Барнс, нежно поглаживая его по бедру. — А потом устрою тебе дополнительную силовую тренировку? — Давай лучше выведем Кайла, а уже потом тренировка, — Себастьян улыбнулся. — Через две недели мне уже тридцать шесть, — задумчиво добавил он. — Озадачу Уилла, пусть он организует все. А мы с тобой отпразднуем дома. — Хорошо, пойдем гулять с Кайлом, — согласился Барнс и ушел переодеваться. Он помнил о дне рождения Себастьяна, но пока так и не придумал, что ему подарить. Родители всегда дарили Барнсу практичные вещи, которые могли бы ему понадобиться в жизни, друзья — всякую ерунду, и он был в растерянности, что же подарить любимому человеку, у которого, в принципе, все есть. Себастьян тоже переоделся. Надел темные очки и кепку, взял Кайла на поводок. — Хочу, чтобы ты был со мной на Рождество, — сказал он Баки, когда они спускались по лестнице. — И на Валентинов день. И в твой день рождения. — Разве на Рождество ты будешь не с мамой? — спросил Барнс. После того, как он выбрался из лап Гидры, он не отмечал никакие праздники, успел даже про них забыть. — Это же семейный праздник. Барнс вдруг отчетливо понял, что не сможет стать Себастьяну семьей, как бы ни хотел, потому что вынужден был быть его секретом. А потом и вообще исчезнет из его жизни. От этого стало больно почти до слез, до сжавшегося сердца, он хотел отогнать от себя эти мысли, но никак не получалось, они закружились в его голове, как та метель, поглотили его всего под собой, тяжелым грузом ложась на плечи. Он постарался улыбнуться Себастьяну, но улыбка получилась какой-то вымученной. Они вошли в парк, но Барнс не спешил брать Себастьяна за руку, пытаясь успокоиться, уложить в голове то, что не хотело укладываться. Он не хотел взваливать на Себастьяна эти проблемы и волнения. Не хотел, чтобы его это касалось, чтобы он тоже задумывался об этом. Себастьян тоже молчал, и только когда они повернули к дому, сказал: — Я хочу встретить Рождество с тобой. А мама… она обычно куда-нибудь едет на Рождество. В этом году хотела поехать в Румынию к родственникам. Я был в Румынии в апреле, и что-то хватит с меня. Пока они молча шли через парк, Барнс успел подумать о разном. О том, что, скрываясь большую часть жизни, он попал в место, где можно было бы жить и никого не бояться, но он все равно вынужден был снова таиться. Скрывать свою личность, руку, отношения с человеком, которого любит. И дело было не в том, что Барнс хотел, чтобы о нем все знали, он хотел, чтобы у Себастьяна не спрашивали, с кем он проводит свое время, а Барнс был уверен, что такие вопросы были. Теперь вот праздники. Барнс бы предпочел не праздновать Рождество вообще. Да вообще ничего не праздновать, но отказывать Себастьяну в том, чего тот хотел, а Барнс вполне мог пережить, он не видел смысла. У них действительно было не так много времени. Еще его волновало, о чем молчит Себастьян, потому что тот никогда не молчал так долго рядом с Баки, особенно, когда они гуляли. — Значит, Рождество вдвоем, — Барнс взял его ладонь, поднес к губам и поцеловал пальцы. — Но сначала Навасса, — улыбнулся Себастьян. — Ты в порядке, Баки? Или просто устал? Молчишь весь вечер и хмуришься. — Я просто задумался, — Барнс решил не врать, что все в порядке, потому что для него в порядке не было. Он просто не хотел все это вываливать на Себастьяна. Ему это было ни к чему. — Мне снилось вчера, как ты был в Гидре, — внезапно признался Себастьян. — А потом что-то про собак, и ты был жутко популярной таксой. — Какая дичь тебе снится, — улыбнулся Барнс. В парке было пусто, и он притянул к себе Себастьяна и поцеловал, гладя ладонями по спине. — Я обычно не помню снов, — сказал Себастьян. — А тут запомнил. И правда дичь. Он обхватил лицо Баки ладонями и долго, нежно целовал его. — Что ты хочешь на день рождения? — прямо спросил Барнс, потому что идей для подарка у него не было, и за две недели они вряд ли бы появились. — Я подумаю, — пообещал Себастьян. — Нож. Хороший армейский нож. — Хорошо, — Баки нежно коснулся его губ. — Подарю тебе нож. Они медленно пошли в обратную сторону, Баки удалось абстрагироваться от тяготящих его мыслей, и он надеялся, что они не вернутся. Хотя о подарке на Рождество тоже стоило подумать заранее.