***
Город пал. В этом можно было убедиться, стоило лишь взглянуть как люди нового короля карабкались по стенам, тараном громили ворота. С высоты своего балкона Дейенерис могла видеть, как начинает разворачиваться хаос битвы. Она могла видеть, как Золотые Плащи бросаются к стенам и городским воротам. Это было тщетное усилие. Армия, которую собрал единокровный брат ее мужа, намного превосходит любые силы, которые Эйгон и его немногие сторонники в столице могли бы собрать в столь короткие сроки. Дейенерис поняла, что город будет взят еще вчера, когда увидела, как его под покровом ночи покинули последние представители семьи Ланнистер. Лорд Тайвин вывел из столицы всю семью в течение недели, не обращая на это особо внимания со стороны кого-либо в замке. Можно ли это считать волшебством? Дени не была глупой или наивной, чтобы быстро догадаться, что к чему. Город остался под защитой Золотых Плащей и горстки солдат, которых не хватало даже на охрану замка, что уж говорить о городских стенах. Ее и Элию отдали на милость победителю, и сейчас Дени молилась лишь о том, чтобы все это быстрее закончилось. Она стоит и смотрит, как разворачивается битва. Вскоре люди Ориса начинают возводить плацдармы вокруг того места, где стояли их лестницы. Они начинают сражаться, легко прорезая менее многочисленную своей гораздо более опытной. Как только армия Ориса сможет войти в замок, начнется резня. Дейенерис в очередной раз проклинает тех, кто уехал из замка. Но быстро напоминает себе, что королевы не бегут от своих людей, а именно этим и запомнится ее соперница. Вот только, чтобы запомниться самой, необходимо выполнить самую малость, а именно выжить. Она непроизвольно кладет руку на свой живот, ребенок беспокойно шевелится, будто понимает, что и его жизнь сейчас зависит от милости нового короля. Дени может только стоять и смотреть, как стены Королевской Гавани рушатся за считанные минуты, и люди Простора и Штормовых Земель входят в город. Стук в дверь отвлекает Дейенерис от битвы, происходящей внизу. Она уходит с балкона к двери своей комнаты и открывает ее. Королева видит Миру, что выглядит куда менее испуганной, чем ожидалось. — Моя королева, королева Элия приказывает вам немедленно отправиться в твердыню Мейгора, — говорит девушка, и ее дыхание становится прерывистым. — Пожалуй, я останусь в своей комнате, но передай Элии, что я тронула ее заботой. — Ваше Величество, позвольте отправить к вам хоть кого-то из городской стражи, — обратилась к ней девушка. — Они городская стража, так пусть охраняют город и его жителей, со мной ничего не случится, — Дейенерис уверенно знала, что сегодня не день, когда ей предстоит умереть, а значит нет смысла впадать в панику наравне с остальными. Жестом она показывает Мире, чтобы та ушла. Громкий рев битвы, эхо криков паники и грохот стучащих о землю сапог — все это крутилось в ушах Дени нескончаемым хором. Вид мужчин и мальчиков, одинаково бегущих по грязи с ужасом в глазах, когда они прорываются к тронному залу.***
Она лежала на кровати с полузакрытыми глазами. Ее руки, тонкие и хрупкие, как соломинки, невольно гладили живот, бледные губы шептали что-то, что давно уже превратилось в бессвязное бормотание. Шторы в спальне королевы были задернуты, и внутри было темно. Так проходили ее дни и ночи, когда она едва могла спать. Ее служанка Мира навещала ее каждый день, приносила еду, убирала, помогала королеве купаться или застилала ей постель. При Рейгаре Таргариене Красный замок был ее тюрьмой, при Орисе — размеры ее тюрьмы сократились до королевских покоев. Каждый день Дени была готова услышать крики толпы под стенами Красного замка, узнать о армии своего мужа, приближающейся к столице, но ничего подобного не происходило. Жизнь шла своим чередом, а Дейенерис продолжала бояться. Оставшись наедине со своими страхами, она потеряла покой, и жизнь ее превратилась в ожидание неминуемой страшной смерти. Днями ее преследовали кошмары о новом короле, ночами — о собственном ребёнке. Она улыбалась только благодаря ребенку под сердцем, хотя иногда ей казалось, что было бы преступлением впустить беззащитного младенца в этот жестокий мир, пропитанный кровью. Боль, которую она пережила, была настолько сильной, что казалось, что тысячи мечей Железного Трона одновременно пронзили ее чрево. Она уже не могла сдерживаться и закричала, ничуть не смутившись очередной вспышки боли. Но тут же заставила себя руками закрыть рот, пытаясь проглотить звук. На ее счастье в тронном зале был пир для приближенных мальчишки-бастарда, и в этой части замка было не так много людей. Дени скорчилась от очередной болевой вспышки, кусая собственную руку, заглушая крик. Она еще не готова была его родить, только не сейчас. Но ребенок в ней рвался наружу, и королеве ничего не оставалось как только молиться. Дейенерис схватилась рукой за живот и попыталась разогнуть спину, резкая боль утихла, уступив место ноющей. — Мира! — крикнула она служанку и пошла на в сторону постели. — Ваше Величество, — девушка вбежала из соседней комнаты в течении нескольких секунд. — Приведи сюда леди Сансу и септу, никто не должен видеть тебя или их на пути в покои, — отдала приказ королева, морщась от боли и хватая подушку. Ей нельзя было кричать или привлекать к себе излишнее внимание. Прошло несколько минут, когда на пороге спальни мелькнули три женских фигуры. Пропустив женщин вперед себя, Мира закрыла двери, подперев их ближайшими стульями. К тому времени перед глазами у Дени уже все плыло, однако разум продолжал оставаться чистым от дымки. Ей нельзя было терять сознание или приходить в беспамятство, жизнь ее ребенка зависела только от того, насколько ей удастся добиться желаемого результата. Королева четко осознавала нависшую над ней угрозу, которая сама навела на себя, уступив страсти и юности. Она каждую ночь молила богов о помощи, нервно поглаживая с каждой луной растущий живот. Вместе с ребенком внутри нее рос липкий страх, который не давал ей спать ночами. В своих кошмарах она видела маленького рыжеволосого мальчика, тянущего руки к ней. В такие ночи она просыпалась с криком в холодном поту. Ребенку Роанны Ланнистер рыжие волосы простил бы каждый, сыну Дейенерис Таргариен — нет. Старая морщинистая септа тянула к ней свои грубые руки, укладывая на постель и задирая подол ее ночной рубашки. Мира взяла королеву за руку, рассматривая прокусанные до крови ладони, немного подумав, она протянула Дени скрученное полотенце и королева крепко схватилась за него. Во всей этой суматохе только один человек стоял с непоминающим лицом — Санса. Она несколько раз порывалась позвать великого мейстера, но женщины в покоях ее постоянно останавливали. Дейенерис не просто так выбрала именно этих трех женщин, старая септа не стала бы болтать о происходящем за пару золотых драконов, а в случае, если кошмары Дени сбудутся наяву, то перерезать ей горло не составляло труда, поэтому на поясе ее служанки блестел небольшой кинжал. Мира была верна ей беспрекословно, она десять лет служила Дени и ни разу не попадалась на лжи. Ну а Санса была не менее заинтересованной в сохранении секрета, чем сама королева. — Санса, нет, — в очередной раз остановила девушку королева. — Никто не должен знать о ребенке, иначе нам всем угрожает смерть. — Орис не убьет его, — слишком уверенно произнесла дочь Брандона Старка. — Боюсь, что в данном случае угроза исходит вовсе не от него. — Потерпите еще немного, — прервала их разговор старуха. Это «немного еще» повторялось снова и снова в течение многих бесконечных часов, а новый принц Семи Королевств все еще не хотел вылезать из чрева своей матери. Им легко было говорить, ведь септа, вероятно, старая дева, иначе зачем ей заниматься такой неблагодарной и неприятной работой, как помощь чужим детям появиться на свет. Наверняка у нее никогда не было собственных детей. И мужчины никогда не могли понять, что чувствуют женщины, рожая ребенка, они стонут и кричат, орут от самой простой схватки. Дени была уверена, что никакая боль от самой страшной раны не сравнится с родовыми муками. Будь сейчас на ее месте какой-нибудь знатный рыцарь, он точно не продержался бы больше часа. В любом случае, она не напрасно терпела ужасные пытки. Тот, кто сейчас разрывал ее тело, пытаясь выбраться в этот мир, рано или поздно сядет на Железный Трон. Если боги будут милосердны к ней и ее ребенку. Одна правда и одна маленькая ложь. Принц, что был обещан. Рейгар считал таковым своего сына Эйгона. Но что если пророчество говорило о ком-то другом? Дени никогда не придавала особого значения пророчеству старой ведьмы, предпочитая верить только в ту его часть, которая ей нравилась. Теперь она задавалась вопросом, а если этот обещанный принц сейчас растет в чреве Роанны. Мог ли это быть ребенок ее мужа, которого она будет вынуждена принять и воспитать как родного? Она, конечно, никогда не потерпит такого пятна на своей гордости. На стороне Роанны был лорд Тайвин Ланнистер, а вместе с ним и вся власть дома Ланнистеров. Даже если бы так случилось, что девчонка родит мальчика, он не будет ровней ее сыну, а Эйгон не посмеет отдать ему трон. — Я буду королевой, — сказала она себе. В эти дни она повторяла эти слова чаще, чем молитву. — Я умру на Железном троне очень старой женщиной. Мне будут поклоняться, завидовать женщины и желать мужчины. Если Эйгон выживет и вернётся во дворец, он не посмеет лишить ее титула. Новый приступ боли пронзил ее тело, словно волна пробивает скалистый утес, и Дени взвыла, как раненое животное, крепко сжимая в зубах полотенце. Дверь в ее спальню тихо скрипнула, и полоса света прорезала наполнивший комнату сумрак, она начала расти, расширяться все больше, пока королева Элия не вошла в покои Дейенерис, держа в руке горящую свечу. Дени почти взвыла от страха и разочарования, к ней пришел ее палач. — Сделай перерыв, — кивнула королева Сансе, которая сжимала руку Дени, сидя в своем кресле. Северянка никогда не знала мужчин, и вид тяжелых родов ужасал ее. Наверняка, после этого она ни за что не захотела бы выйти замуж. Вот только ее отец уже обещал ее мужчине, что вряд ли будет особенно с ней церемониться. Леди Санса взволнованно вскочила и подбежала к двери. Когда она была уже почти у дверей, Дейенерис заговорила с ней: — Пожалуйста не оставляй меня, — почти завыла Дени, умоляя девушку. — Да, ваша светлость, — пропищала тонким голосом Санса и подперла дверь, через которую зашла Элия и о которой так некстати забыла Мира. Королева Элия поставила свечу, схватила одно из плетеных кресел, разбросанных по комнате, и пододвинула его ближе к кровати Дени. Королева почувствовала, как тонкая холодная рука Элии коснулась ее руки и слегка сжала ее. — Наберись терпения, девочка, — тихо сказала Элия, ее свободная рука нежно поглаживала спутанные волосы Дени, влажные от пота. — Это больно, я знаю, но когда твой ребенок родится, он принесет тебе величайшее счастье, которое знает только мать. Единственное, о чем могла думать Дени — это то, что ей надо было как можно скорее избавиться от этой непрошенной помощницы. Дени тихонько всхлипывала, из глаз брызнули непрошеные слезы, и жалость к себе вдруг переполнила ее. Она не знала свою собственную мать, та погибла, давая ей жизнь. Будучи ребенком Дейенерис тайно питала надежду, что королева, которая когда-то была близкой подругой ее матери, заменит ее давно потерянную мать. Однако Элия всегда оставалась с ней холодно вежливой и редко покидала свои покои, проводя время в компании своих детей и мужа. Вот почему Дени так не любила Рейнис, у той было все, о чем только мечтала юная принцесса. У нее были любящие родители и брат, готовый ради нее на все. Дейенерис родилась на руинах своей семьи, когда отец уже был мертв, а мать последовала за ним. Братья были слишком взрослые, чтобы интересоваться ею, ее воспитали септы и фрейлины Элии Мартелл. Теперь королева проявила к ней искреннюю теплоту, и Дени уже не помнила о своей прежней холодности. Теперь она больше, чем когда-либо нуждалась в матери и, забыв обо всем, потянулась к королеве, как будто сама королева Рейла воскресла из мертвых и навестила свою дочь, когда та была на грани пропасти. Когда боль снова пронзила ее тело, Дени с силой сжала руку Элии, но королева не подала виду. — Тише, милая, тише, — прошептала Элия. — Скоро все закончится, и ты будешь держать своего ребенка. Не доверять королеве причин не было, и Дени убедила себя поверить, что ее мучения действительно очень скоро закончатся. В отличие от септы или Миры, Элия слишком хорошо знала о пытках, которым подвергалась женщина на родильном ложе. Королева была матерью двоих детей, и оба из них выжили. Вспоминая об этом, Дени почувствовала, как страх пронзает ее сердце сильнее, чем любая телесная боль. Но что, если ее сын родится мертвым или умрет в младенчестве? Дейенерис почти убедила себя, что тогда появится бастард ее мужа, который захочет лишить ее сына Железного трона. От страха Дени металась по кровати, ее глаза в ужасе открывались. Она не могла допустить того, чтобы ее сын оказался вторым в очереди к трону или вовсе мертвым, если правда о его происхождении откроется. — Успокойтесь, Ваше Величество, — проскрипела старуха-септа. — Лежите и не двигайтесь, иначе можете навредить ребенку. Еще немного, — повторила она, как будто это было какое-то заклинание. Однако Дени уже охватил такой ужас, что она едва помнила себя, и только острая боль, сокрушившая ее изможденное тело, вернула ее к реальности. На глаза ее упал туман, и она увидела только три смутных пятна вместо лиц тех, кто стоял у ее постели. Теплые пальцы Элии, согретые горячей кожей королевы, все еще держали руку Дени. Дейенерис не помнила ничего, кроме боли и криков. Затхлый воздух комнаты, пропитанный запахами пота и сухих трав, наполнился металлическим запахом крови. — Откуда кровь? — подумала Дени, не понимая, что густая красная жидкость — ее собственная. Казалось, что мечи, пронзившие ее утробу, вонзились еще глубже, а затем резко вырвались из нее. Острая боль ушла, осталась только тянущая боль от раны. Что-то жужжало у нее в ушах, словно в комнате жужжали тысячи мух, но Дени сквозь весь этот шум различила явный детский плач. Ее накрыла истерика, боль, смешанная с чувством леденящего ужаса, заставили королеву метаться по постели и выть о помощи. В бреду она схватила руку Сансы. — Помоги мне, пожалуйста, — Дени не видела ничего, кроме слез, застилавших глаза. — Унеси его, прошу. Кажется, своей истерикой она довела бедную девочку до состояния полнейшего шока. Но Дейенерис не могла успокоиться, она не отпускала руку девушки, явно оставляя на ней синяки. Она в секунды переходила от раскаянья до страха за свою жизнь. Она умоляла, просила, выла и приказывала. — Семеро, прошу вас! — закричала королева куда-то вверх, в последнем крике перед пустотой. — Мой мальчик, — прошептала она. — Он жив? Ей никто не ответил, и вдруг Дени снова почувствовала боль, хотя и слабее. Ее тело напряглось, и королева захныкала. Ее пальцы сжимали белье, уже скомканное и сбитое. Что с ней происходит? — Ваш ребенок жив, Ваше Величество, не волнуйтесь, — пробормотала септа. — Вам еще нужно немного поднажать. Это скоро закончится. Неужели эта старая дура думала, что от ее бесчисленных «еще немного» ей станет легче? Почему никто не отдал ей сына? Почему она до сих пор в агонии? Испугавшись самого страшного, она посмотрела на королеву, но лицо Элии было спокойным, она мягко улыбнулась. — Все идет как надо, дорогая, — звучал глухо, словно где-то в другой комнате, тихий голос королевы, — успокойся. Элия погладила принцессу по голове, и вскоре все действительно кончилось. Дени казалось, что она отдала всю свою жизнь ребенку. Она тяжело дышала, но жаркий и душный воздух комнаты не приносил ей облегчения. — Мой сын, — прохрипела Дейенерис. Горло у нее воспалилось от крика, а собственный голос едва слушался ее. — У вас прекрасный мальчик, — радостно провозгласила септа. — Маленький принц. Старуха подошла ближе к кровати, держа на руках только что вымытого и спеленутого младенца. — Сын, — Дени шевельнула губами, но не издала ни звука. Чувствуя беспокойство, она заерзала, вырывая руку из хватки королевы, которая все еще держала ее. У нее должен был родиться мальчик, принц и наследник престола Семи Королевств. Где ее сын? Возможно она еще успеет что-то сделать до того, как все его увидят. — Дай ей вина, — приказала Элия откуда-то сверху неожиданно строгим голосом. Ребенок снова закричал. — Ее сознание затуманено из-за боли. — Нет, — продолжала шептать Дени. — Мой мальчик, мой мальчик… Она вскинула руки в надежде, что ей отдадут малыша. Дейенерис даже попыталась встать, но ее тело было слишком слабым, и она едва могла оторвать голову от промокшей от пота подушки. Тяжелая рука королевы легла ей на плечо, призывая Дени лежать неподвижно. Рот ее открылся в безмолвном крике, но лишь глухие рыдания срывались с пересохших губ. Никто не услышал ее мольбы, никто не хотел ей помочь, а королева Элия продолжала держать ее, не давая встать. Где-то на самом дне ее сознания мелькнула и быстро угасла мысль о Роббе. Если бы он был здесь, он бы никогда не позволил причинить вред ей и их сыну. — Выпейте, Ваше Высочество, — скрипнул голос Миры где-то рядом с ее ухом. Она почувствовала, как край глиняной чаши коснулся ее губ. Дени отвернулась, не желая делать ни одного глотка вина грез, часть напитка пролилась ей на лицо, а кровавая капля скатилась по щеке, а потом на шею, сползая на подушку. Она хотела увидеть своего сына. — Выпей, дитя, — рука королевы нежно, даже по-матерински погладила ее по плечу. — Ты заснешь, а когда проснешься, тебе будет намного легче. Элия взяла голову Дени в руки и очень осторожно повернула ее прямо. Девушка попыталась сопротивляться, но хватка Мартелл оказалась на удивление сильной. Септа прижала чашу к ее рту, и она почувствовала, как сладкая жидкость течет на ее язык. Чтобы не захлебнуться, Дени была вынуждена проглотить все до последней капли. Они отпустили ее, и юной королеве показалось, что она проваливается куда-то глубоко в подушки. Крики ребенка становились все более и более отдаленными и тихими, и они смешивались с разговорами людей, находившихся в ее покоях, а затем все это снова превращалось в надоедливое жужжание мух. Их были сотни и тысячи, они жужжали, летали вокруг Дени, она хотела их отряхнуть, но не могла поднять рук. Ей показалось, что дверь скрипнула, и внутри снова вспыхнул свет. Они ушли, оставив ее одну. Ей нужно было встать, догнать их и потребовать, чтобы ее мальчика вернули ей. Если бы только не эти мухи, которые жужжат прямо у ее ушей! Дейенерис хотела снова встать, но вместо этого почувствовала, что падает, и тут все звуки исчезли. Она открыла глаза и услышала, как кто-то тихо поет. Воздух в комнате стал прохладнее, кровать была застелена чистыми простынями, а на ней была свежая ночная рубашка. Занавески оставались закрытыми, поэтому она не могла определить, который сейчас час. На столике, стоявшем в углу, горела свеча, Санса дремала на кушетке у кровати королевы, а Элия сидела на скрипучем плетеном стуле у очага и нежно укачивала спящую внучку, напевая ей что-то своим низким голосом. В ее счастливых глазах плясали отблески пламени свечи, а на женских губах играла самая красивая улыбка, которую она когда-либо позволял видеть кому-то, кроме своих детей. В глубине души Дейенерис еще надеялась, что все, что здесь произошло, всего лишь сон, и у нее родился мальчик, белокурый принц. Зачем королеве Элии лишать собственного сына его законного наследника? И почему такое глупое предположение могло прийти ей в голову? Дейенерис с трудом сфокусировала взгляд на Элии и младенце. Дорнийская принцесса выглядела абсолютно расслабленной и счастливой, и Дени на мгновение выдохнула в надежде, что ее обман не был вскрыт. Дени отдала бы все на свете, лишь бы этот мальчик имел ее лицо. Девушка еще мгновение наблюдала за Элией и своим сыном, а затем тихо откашлялась. Королева подняла на нее глаза, и новорождённая улыбка угасла на ее губах. Выражение ее лица не изменилось, Элия продолжала ласково улыбаться, но той искренней нежности, которая светилась в ее глазах цвета горького шоколада, уже не было. Маленький мальчик сумел заполучить всю любовь дорнийки благодаря одному лишь факту своего рождения, но Дени и через столетие не заслужила бы такого взгляда, что бы она ни сделала. — Он прекрасен, — с энтузиазмом прошептала Элия. — Я знаю, он не мог быть не прекрасен. У Эйгона Таргариена будет одно настоящее дитя, одно ложное. Осталось только убедиться в том, что ничего страшного не произошло. Нет, она не боялась реакции своего мужа, она была не первой королевой, родившей бастарда — Дейна Таргариен была тому подтверждением. Гнев ее мужа не будет обращён против нее или ее ребенка, но может быть обращен против отца ее сына, того, кто воевал не на его стороне и совершул уже вторую государственную измену. На родильном ложе у Дени было множество смутных мыслей, но ее разум был затуманен болью и страхом за ребенка. Не было бы фальшивых детей, бастардов. Она не позволит взойти на Железный трон никому, кроме собственно сына, даже если ей придётся придушить Элию Мартелл собственными руками. — Нам нужно придумать имя… — начала было Дейенерис. — Дейрон, — улыбнулась Элия. — Думаю, это хорошее имя для будущего короля. Дейенерис недовольно поджала губы и ничего не сказала. Конечно, никто даже не подумал спросить ее мнение. В тайне она хотела назвать своего сына в честь своего отца Эйриса. — Тебе оно не нравится? — спросила королева, звуча немного разочарованно. — Почему же? — холодно сказала Дейенерис. — Король Дейрон был великим человеком. Надеюсь, что мой сын будет его превосходить. Дени почти засмеялась, назвать их сына в честь бастарда на троне — было лучшей идеей. — Он станет лучшим королем, чем был его предшественник, — сказала Элия, вставая со стула. Она осторожно поцеловала мальчика в лоб и передала сверток его матери. — Прости меня, я так увлеклась одним только его видом, что совершенно забыла, что ты тоже хочешь поздороваться со своим сыном. Взяв ребенка из рук королевы, Дени почувствовала, что дрожит. Она уже видела перед собой пушок рыжих волос в кошмарах и сейчас боялась их повторения. Невидящими глазами королева посмотрела на своего ребенка, посылая очередную мольбу Семерым. Спасите ее, боги. Если вы благословляете ее, пусть этот ребенок унаследует ее лицо. Волна неведомых ей доселе ощущений захлестнула королеву, когда она увидела милое личико маленького Дейрона Таргариена. Дени посмотрела в глаза сына, серовато-голубые, как у всех новорождённых, и если у неё когда-либо были какие-то противоречивые чувства к этому ребёнку, то все они сразу испарились, сменившись огромной бурей любви, которой Дени никогда прежде не испытывала. Немного опустив пеленки, она заулыбалась подобно сумасшедшей, чем испугала женщин с комнате. Она смеялась и рыдала, когда на голове младенца увидела серебристый пушок волос. — Принц Дейрон третий своего имени, — мягко сказала Дени, коснувшись губами лба сына. Это был самый нежный поцелуй, который она когда-либо дарила кому-то. Это была абсолютная любовь. Дейенерис надеялась, что ее как можно скорее оставят одну, так и вышло, королева Элия удалилась, оставив ее наедине с ребенком. — Я не позволю никому причинить тебе вред, — прошептала Дени, наклоняясь к сыну. — Если такова воля богов, то ты станешь королем, и никто не посмеет отнять у тебя корону. Малыш, казалось, понял слова матери и открыл беззубый ротик, словно в улыбке. Дейрон издал какой-то странный звук и протянул пухлую ручку к лицу королевы, заставив ее улыбнуться в ответ. В этот день Дейенерис впервые была по-настоящему счастлива. Этот мальчик родился посреди врагов, но она сделает все возможное, что он стал следующим королем Вестероса. В том, что боги на ее стороне, у Дени не оставалось сомнений. Дейенерис провела неделю в постели, восстанавливаясь после родов. Мейстер замка почти все время суетился вокруг нее, следя за ее здоровьем. Каждый день он спрашивал королеву о ее самочувствии, осматривал ее и пичкал какими-то травами и настойками, чтобы покои пахли только ими. Вся эта забота удивляла ее, Ориса она больше не видела, собственно, со слов Элии он был занят присягой и встречей своей жены. Обойдя одну опасность, Дени оказалась во власти другой. Теперь у Эйгона был наследник, которого не было у претендента. Все это обостряло ситуацию. Красный Замок стал похож на могилу. Слуги молчали, а лорды, оставшиеся в замке, вели себя мрачно, одетые в черное, то ли потому, что искренне носили траур из-за захватившего трон мальчишки, то ли хотели умилостивить нового короля и его королеву, Дейенерис не была уверена. Спустя две недели она достаточно оправилась, чтобы встать с постели. Ее сын большую часть времени проводил со своей бабушкой-королевой, но теперь Дени предстояло самой заботиться о мальчике. За это время Орис ни разу не появился в той части замка, где содержались знатные женщины, Дени продолжала занимать покои королевы, хотя хорошо знала, что Маргери Тирелл уже в столице. Видимо у бастарда ее брата были хоть какое-то нормы и приличия в голове. В это утро Дейенерис отправила служанку за своим сыном, она хотела провести с ним время. В дверь, ведущую в ее будуар, постучали, снова нарушив тишину вокруг нее. Увы, спокойствие длилось недолго. Дени не хотела отвечать, думая, что за ней послал кто-то из людей нового короля. Легче было сделать вид, что ее нет, но тогда, если она кому-то действительно понадобится, ее будут искать по всему Красному Замку, и рано или поздно ей все равно придется объявиться. — Войдите, — недовольно крикнула она. — Ваше Величество, — рыжая голова Сансы просунулась в узкое отверстие, девушка прошла в комнату с младенцем на руках. Дени улыбнулась девушке, протягивая руки к мальчику. Дейенерис возилась с маленьким Дейроном, потом кормила его и завороженно смотрела, как он засыпает у нее на груди; вместо колыбели она положила его на свои колени, принц был спокойным ребёнком и Дени, к своему удовольствию, заметила, что с ним нянькам придется легко. Санса просидела в покоях королевы до момента, пока за пределами замка не появились сумерки. Дейенерис встала возле большого окна, наблюдая как на город опускалась ночь и крепче прижимая к себе сына. — Мне сложно описать чувство, наполнившее меня с его рождением, — улыбнулась Дени, обращаясь к Старк. — Я думала, что не способна на такую любовь. — Он прекрасен, — сказала Санса. — Вы позволите? Дени протянула сына на руки девушки, продолжая будто зачарованная наблюдать за этими двумя. Королева не сомневалась, что из Сансы вышла бы хорошая мать и явно заботливая тётя. Она на мгновение бросает беглый взгляд на эту во всех отношениях странную пару, когда холодный пот покрывает ее спину. За две недели глаза ее сына потеряли прежний грязно-голубой оттенок, чтобы стать небесно-голубыми. Раньше это не так бросалось в глаза, но сейчас на Дени смотрели глаза цвета неба Талли. Этими же глазами на нее смотрела Санса, девушка рассматривала младенца, а тот хвастался за рыжие пряди ее причёски. На мгновение нежный голос Сансы затихает, и девушка прекращает колыбельную, пристально заглядывая в глаза принцу. Не обращая внимания на королеву, она подходит к зеркалу, где недолго смотрит на себя. У этого мальчика будет лицо Робба. На Дени смотрели две пары одинаковых глаз. Санса опустила лицо, кажется, пытаясь разобраться в своих догадках. Мелькнувшее озарение, сменилось недоверием. Но та явно пыталась сопоставить что-то, и Дени надеялась, что Робб не говорил ничего о ней. Проходит несколько долгих минут, прежде чем Санса Старк поднимает взгляд на королеву. — Мы обе любим его, — шёпотом произнесла Дейенерис. — И обе хорошо знаем, что с ним будет, если эта правда выйдет наружу. Кажется, она выглядит шокированной в течение кратчайший секунд, когда поднимает уверенный взгляд на свою королеву. — Я нахожу, что носик юный принц унаследовал от нашего короля, — Санса улыбается. — Он вырастет, похожим на короля Эйгона, чтобы занять свой трон.***
Дейенерис Таргариен родилась, чтобы быть королевой. Однако будучи умной девушкой, она прекрасно понимала, что вряд ли кто-то действительно рожден, чтобы править. Если бы кто-то рождался, чтобы править, то народ не страдал бы. Войн бы не было. Танцы драконов не бросали бы тени на землю и огонь на поля. Правителями не рождаются, ими становятся. Каждое решение, принятое человеком благородного происхождения, вело его на путь хорошего лидера, хорошего короля или королевы. Дейенерис не была рождена, чтобы быть королевой, но она приняла правильные решения, чтобы этот титул принадлежал ей. Дейенерис не была предназначена для большой любви, хотя об обратном так много раз говорил ей ее старший брат, когда она была еще совсем ребёнком. Ей было суждено величие, и она была светом семьи Таргариенов. Она была особенной. Она заслужила поклонение и обожание. Она заслуживает того, чтобы ее любили. Беззаботная жена без власти или могущественная королева без любви. К сожалению, для Дейенерис Таргариен выбор всегда был очевиден. Однажды ей суждено было стать королевой. И счастье было единственным, чего никогда не было у королев.