Сеул, август, 9 месяцев назад
На улице ветрено и мерзко, что очень сильно отличается от нормального климата Сеула летом. Ночь продолжает своё неблагодарное дело, окутывая город черным покрывалом, и Чонгук морщится; глаза превращаются в тонкие щёлочки. Это его время, даже не смотря на погоду и тучи, грозовыми разводами затягивающими небо. Он спускается по ступенькам, налету ослабевая верхние пуговицы на рубашке и бросая меткий взгляд на парковку — к своей машине. Пиджак не даёт влажному воздуху проникнуть под одежду, и парень рывком распахивает его, выпрямляя загнувшийся ворот и разглаживая складки по бокам. В кармане вибрирует телефон. — Решил свалить, оставив меня в гордом одиночестве? — сдержанно, но все же рычит Намджун по ту сторону трубки. — Ну почему же, — смешок. — Я дал тебе шанс провести этот вечер в прелестной компании. Намджун обреченно выдыхает, отодвигает динамик и тихо выругивается. — Ох, хен, нельзя же такие слова произносить вслух, особенно учитывая то, что ты находишься в приличном обществе, — получается слишком ехидно, и от этого улыбка становится шире. — Ты мудак, Чонгуки, знаешь же? Чонгук усмехается, краем глаза наблюдая за проезжающими машинами. Вся эта ситуация походит на издевки старшего брата над младшим. И никто не сказал бы, что он сейчас говорит с парнем, старше его на три с мелочью года. У них с Джуном вселенская любовь, пропитанная пререканиями и сарказмом до самого гроба. И Чонгук не шутит насчет последнего. Они оба лягут насмерть друг за друга. — Конечно знаю, поэтому именно тебе поручаю разобраться с оставшимися делами на этом блядском торжестве. — И в эти дела, естественно, входит Ким Сокджин. — Ну, вообще-то, именно об этих делах я и говорил. — И что ты хочешь, чтобы я ему сказал? — Намджун язвительно фыркает. — Извини, Джин, Чонгук опять увел у тебя из-под носа очередного парнишу? — Если тебе будет проще, можешь извиниться от моего имени. Немая пауза повисает в воздухе. — Ты это серьезно? — парень на проводе не по-доброму усмехается и отрывисто цокает языком. — Нет, я же не похож на идиота, — очередной смешок. — Ладно, хорошо, но ты все равно мне будешь должен, сукин ты сын. И да, что насчет этого официанта? — Кстати, насчет него, — Чонгук оборачивается на шум приближающихся каблуков. — Мне пора, — и отключается, не дождавшись ответа.***
Тэхен нервничает, перебирает своими длинными пальцами россыпь шоколадных волос, прикусывает щеку изнутри и сдавлено дышит, иногда прокашливаясь. Если бы он верил в бога, как раньше, когда ему было десять, то давно бы молил о пощаде, спрашивая через слово, почему именно он проходит через все эти круги ада, каждый раз не добегая буквально какие-то ничтожные метры до выхода в конце длинного коридора. Он не понимает, почему сейчас рысью бежит вниз по ступенькам за этим парнем, не понимает, почему подсознание решило довериться незнакомому человеку. Да, Тэхен признал сразу, что он по-дьявольски красив и сексуален и, скорее всего, именно животный интерес подталкивает следовать за ним сейчас, или, может быть, какое-то намерение отплатить за помощь двигает его внутренностями. Страх внутри смешивается с любопытством и желанием, обосновываясь золотым кольцом на терракотовой радужке и отливаясь бронзой от света фонаря, когда юноша почти на ватных ногах вываливается из дверей здания. Погода на улице почти полностью отражает внутренний мир парня, бушуя и негодуя. Он прикрывает глаза, распахивает губы и вдыхает влажный воздух полной грудью. Тягуче и бездонно. Становится лучше, гораздо лучше. — Медитируешь? — чужое дыхание опаляет кожу за ухом, но всего лишь на миг, после рассыпаясь мятными прохладными бисеринами по шее. Тэхен дергается, резко открывает глаза и видит перед собой того самого парня. Ему показалось, что он только что был у него за спиной? — Я предпочитаю расслабляться по-другому, — слетает с языка прежде, чем хотелось бы. Осознание сказанного дергается внутри мозга, царапая стенки черепной коробки. Он распахивает глаза еще шире, чем прежде, и натыкается на пронизывающий взгляд. Два смолянисто-черных глаза плавно мажут по его лицу, замораживают губы, сжимают переносицу, скользят по челюсти, перетекают куда-то за его плечо, словно стремясь отыскать там нечто иное. Смотрят сквозь все поверхностное, внешнее, вглубь, в самую суть. Тэхен чувствует, как его пожирает бездна, наполняя глазное яблоко горячими чернилами. Чувствует, как выцветает мир вокруг, искажая яркие краски, пока чернота напротив заливает его зрачки. Отвести взгляд было бы правильным решением, закрыть глаза, сбежать, отвернуться, но Тэхен и не собирался ничего делать. Наоборот, стоит, хлопая своими ресницами-перышками, выхватывает отражение и отблески в этих обсидиановых озёрах, пуская мелкую рябь. Ему страшно, и тревога обвилась своим колючим хвостом в районе висков, безжалостно царапая нежную кожу. — Идёшь? — Чонгук первым обрывает этот бессловестный обмен мнениями. И это сладкое напряжение между ними бежит тонкими трещинками перед глазами, неприятно ударяя по ушам звуком надломанного льда. Отпечатывается рваными красными вьюнами вокруг медовой радужки, втирается уставшими разводами под веками и остаётся серой тенью, удобно устраиваясь. Больше не сказав ни слова, Чонгук удаляется в сторону парковки, медленно планируя между иномарками и людьми. Сейчас есть шанс смыться прочь, сбросить с себя эти одурманивающие атласные шелковые цепи-ленты, вспомнить, зачем он пришел в это здание сегодня, выдохнуть и забыть навсегда черный по-кошачьи чувственный силуэт. Да, было бы здорово, но этот день и так уже превратился с самого утра в полнейший рассинхрон здравого смысла и эмоционального всплеска. Картинки расчлененки и багровых разводов по всей поверхности одежды мелькают перед глазами миллионами маленьких флюорисцентых лампочек, так неприятно жалящих радужку, когда дверь автомобиля плавно открывается под мягким нажатием на ручку, и бедра касаются угольного цвета кожи сиденья. Вдох-выдох. — Я не занимаюсь торговлей красивыми мальчиками, — тянет он небрежно-безразлично, почти невесомо, с нотками вычурного спокойствия. Чонгук неторопливо заводит мотор и выруливает на проезжую часть, профессионально лавируя между потоками автомобилей. — Красивыми? — тэхеновы шоколадные глаза находят вороньи. — А что случается с некрасивыми? — То, что случается с некрасивыми, тебе не грозит. Этот прозрачный комплимент звучит настолько соблазнительно вперемешку с его чувственным голосом, что внизу живота предательски тянет. Тэхен сомневается, в этой ли он вселенной вообще находится и для проверки действительности впивается ногтями в ладони, оставляя на внутренней стороне тоненькие отпечатки — полумесяцы. Да, все вокруг реально, и если он сам не до конца понимает, почему оказался в опасной близости и закрытом пространстве с таким человеком, как Чонгук, то от парня сбоку веет чистым желанием и неперебиваемым запахом секса. — И что же ожидает именно меня? — Тэхен говорит это нарочито чувственно, не разбирая собственного голоса. Этот неестественный, пробирающийся откуда-то изнутри голос, приправленный флиртом, повисшим между ними в воздухе, совсем сносит голову Тэхену, и он почти сдается, принимая тот факт, что сам того не осознавая, стал мышью, зажатой в мышеловке. Выражение чонгукового лица меняется, тень удивления быстро проплывает между бровей, задевая и изящно приподнимая одну вверх, но лишь на секунду. В следующий миг Тэхена пробивает распаляющим вихрем, исходящим от улыбки в зеркале заднего вида. Да, Чонгук определенно уловил эти нотки флирта, так небрежно и неосознанно слетевшие с тэхеновых губ. — Куда мы едем? — голос ломается от страха, предвкушения и нарастающего обжигающе-сладкого чувства в районе груди. — Ко мне. И этих двух слов Тэхену хватает, чтобы забыть, как складывать буквы в слова.***
Тэхен растерянно ерзает на кожаном сиденье, наблюдая через окно за взмывающим вверх небоскребом, который устремляется куда-то далеко вверх и теряется среди мерцающего ночными огнями — звездами небосвода, так же растерянно выдыхает, пока Чонгук въезжает в подземный паркинг, и еще более растерянно хлопает ресницами, когда тот, заглушив мотор, выходит из машины и открывает дверь с тэхеновой стороны, приглашающе подавая руку. В любой другой ситуации и с любым другим человеком Тэхен игриво ответил бы на этот галантный жест, но тут он просто ошпаренно вываливается из машины, слегка отшатываясь в сторону, тем самым стараясь сохранить хоть какой-то мнимый контроль над ситуацией. Чонгук подмечает эти нервные движения, бегающий взгляд и учащенное дыхание Тэхена, но ничего не говорит, в молчании поворачиваясь на каблуках туфель и кивая в сторону раздвижных стеклянных дверей. Его забавляет такое испуганное, но в тоже время такое обворожительное поведение этого парня. Он скалится от удовольствия, ловя на себе затуманенный непониманием и заинтересованностью взгляд Тэхена в отражении дверей. Они проходят через длинный хол, заполненный множеством растений, простирающихся вдоль стен от самого входа до лифта. Тэхен восхищенно охает, мысленно прикидывая сумму, потраченную на одни только светильники, тонкими золотистыми нитями свисающими с потолка. Чонгук вызывает лифт и пропускает Тэхена внутрь, а после вымеренным привычным движением набирает код из трех цифр. Он отходит от дверей, оказываясь в сантиметре от Тэхена, и тот пропускает очередной вдох. Рубашка Тэхена становится слишком тесной и давит на все органы, пульсация в висках отдается по всему телу, пронизывая сантиметр за сантиметром, добираясь до самых костей. Он распахивает губы, вбирая в себя глотками мысли, беснующиеся в голове, и бегло проводит языком по верхней губе, слизывая необузданное желание. Ощущения настолько красочные, что даже если он сейчас просто представит, как окажется под этим по-дьявольски сексуальным парнем, то кончит сиюминутно. Чонгук ощущает давление, яркими искрами мерцающее между ними и переводит взгляд на панель, отсчитывая этажи. И если признаться самому себе, то это впервые в его жизни, когда лифт едет настолько медленно, что хочется уже нажать кнопку «стоп» и трахнуть этого парня прямо здесь. А потом замечает яркий красный язык, медленно просачивающийся между пухлыми губами, и дергается в сторону, резко притягивая Тэхена за руки. — Я хотел сперва предложить тебе выпить, но ты со своим языком не даешь мне другого выбора, — рычит он Тэхену прямо в губы, одновременно припечатывая того к стене. Тэхен не успевает даже опомниться, как в его рот просачивается горячий язык, неистово проходясь по зубам и небу. Он закидывает руки на чужие плечи и подается вперед, нагло прижимаясь вплотную, чувствуя его возбуждение своим бедром. Это всё похоже на медленное, зыбучее, соскальзывающее в похоть, скалящееся ему из отражения в зрачках напротив безумие. Ревущее пламя, стонущие балки, кровавая земля, вспененная снарядами, крошащийся бетон — всё из этого не подходит под описание того, что творится сейчас между ними. Осторожно и одновременно властно Чонгук перемещается с тэхеновых губ на шею, оттягивая зубами воротник и размашисто проходясь языком по пульсирующей артерии. Он чувствует, как Тэхен резко выдыхает ему в волосы, царапая своим дыханием чувствительное место за ухом, и припадает к нежной коже, прокладывая дорожку из укусов и поцелуев от ключицы к уху. Тэхен впитывает чувственность вдохов и буйство красок, проносящихся мимо них, ложащихся диафильмом на стенах. Полупьяно наблюдая, как их тени сплетаются в туманном порыве. Губы Чонгука перемещаются на его ухо, и Тэхен не может держать глаза открытыми, смыкая россыпь пушистых ресниц. Тягуче медленно, жгуче обстоятельно, он перебирает языком все сережки, останавливаясь на самой большой, оттягивая ее сильнее, и от этого почему-то сразу становится горячо вдвойне, но уже не там, где язык и руки. — Ты. Такой. Чувственный. — Он произносит каждое слово отдельно, опаляя дыханием ямку ключицы. Лифт останавливается, двери открываются, и Чонгук в мгновение ока уже скрывается из виду, оставляя разгоряченного, обескураженного Тэхена наедине с бешено содрогающимся сердцем. Мир крутится, мигая всеми спектральными цветами, и Тэхен резко прикладывается затылком об холодный металл, закатывая глаза и прикрывая лицо руками. Господи Боже, во что же он ввязался.