Выбери меня

Лайт спал на широкой кровати отельного номера. После пережитого он, не расспрашивая подробностей, готов был безоговорочно следовать за L. Сам L сидел на полу, подтянув колени и погрузившись в собственные ощущения. Одновременно пронзительные и вкрадчивые, они давали богатую пищу для размышлений, но думать L сейчас не хотел. Он закрыл глаза, наслаждаясь тем, что жив и находится неподалеку от Лайта, и едва заметно улыбнулся при мысли, что смог бы узнать запах его тела из тысячи. Вспомнил, как Лайт выгибался навстречу его ласке, и решил повторить опыт при первой же возможности. Воспоминание о сильной, захлестывающей радости от соприкосновения с равным себе заставило L дышать чуть чаще обычного. Он взял себя в руки и выровнял дыхание. Понимая, что теперь будет слишком трудно остановить химические процессы, запущенные в организме, он все еще не решался назвать их одним словом. Интуиция подсказывала ему, что Лайт в конечном итоге победил в их борьбе: L сделал все возможное, чтобы сохранить ему жизнь, обезопасить ее и сделать максимально комфортной, насколько позволяли условия. Борьба рационального и чувственного в сознании представилась L в форме цветных сполохов синего и красного цветов. Они причудливо переплетались и смешивались, рождая в нем приятное, теплое ощущение, которое разливалось по телу. Но вместе с этим L ощущал слабость и боль, утолить которую можно было лишь одним способом. Он открыл глаза, встал с пола и прилег рядом с Лайтом лицом к лицу, не касаясь его. L разглядывал черты спящего, поражаясь, как естественно и легко дышать одним воздухом с объектом своего обожания. На мгновение ему показалось, что он готов на великие жертвы ради Лайта, но L подавил эту мысль. Опыт подсказывал, что немало людей погибло впустую, поддавшись этому чувству. Он призвал на помощь всю волю, чтобы лежать неподвижно, не обнимая Лайта изо всех сил, не целуя его и не пытаясь приподнять край одеяла, скрывающего формы юношеского тела. Еще долго он находился рядом с Лайтом, рисуя в воображении картины, полные удушающей нежности, затем встал и пошел в ванную комнату. Мысли о близости с Лайтом вызвали предсказуемую реакцию. "Устрашающий симптом, - подумал L. - Неужели я стал настолько пристрастным?". Он глубоко вздохнул, снял белую футболку и бросил ее на пол. L уже не помнил, с чего все началось. Он полагал, что это чувство родилось еще тогда, когда Лайта приводили к нему на свидания в тюрьме - униженного, но не сломленного. Оно возникло из уважения к внутренней силе противника, а привлекательность Лайта и его молодость были лишь дополнением к общей картине. Разыгрывая фальшивую казнь, L был уже бесповоротно захвачен этим влечением, но продолжал лгать себе. Он спал с другими партнерами, завязывал новые знакомства, и лишь за несколько дней до секса с Лайтом L, наконец, признал, что Хейфец прав - этот юноша ему дорог. "Это был секс, - сказал себе L. - Без проникновения, но это, очевидно, был именно секс". Сняв джинсы и широкие трусы, он переступил через них и забрался в ванну. Включил воду и, смотря, как она тонкой струей стекает по стенке ванны на дно, погладил ладонью вставший член и прикрыл глаза от приятного ощущения. L представил, как целует Лайта со всем доступным ему мастерством, вкладывая в поцелуй все неразделенное чувство. Нечто очень притягательное было в мысли, что он - одновременно и победитель, и проигравший в этом столкновении. Он заметил, что Лайт с некоторых пор так же тянется к нему, но списывал это на последствия заключения в тюрьме и одиночество в поместье. "Я так давно не мастурбировал, как девственник в ванной, - подумал L. - Когда-то я, подобно Лайту, придумывал хитроумные секреты, чтобы никто не мог зайти в мою комнату. Часто запирался один, и Ватари неодобрительно качал головой, подозревая, что творится за закрытой дверью. Это все осталось в прошлом. Но сейчас я чувствую себя, как подросток в запертой комнате - мне неловко, но я не в силах противостоять желанию. Давно я не испытывал эмоций такой потрясающей силы. Я уж было думал, что потерял способность чувствовать влечение такого рода много лет назад". Он представил, как откидывает одеяло с Лайта, лежащего на кровати. L сомкнул пальцы на отвердевшем члене и начал водить ими вверх-вниз, но спустя некоторое время понял, что разрядка этого рода не поможет ему. Стоит только побыть с Лайтом наедине, и все повторится. Даже для L бегать в ванную каждые полчаса было неприемлемо. Эту проблему следовало решить другим способом. L еще немного полежал в ванной и, успокоившись, выбрался из воды, насухо вытерся полотенцем, обернул его вокруг бедер и вернулся в комнату. Там он достал из дорожной сумки, принесенной Ватари, свежий комплект одежды и визитную карточку, в углу которой был отпечатан знак торговой компании префектуры Аомори. L знал, что каждый год в Аомори выращивают около трехсот сортов яблок. "Как раз то, что нужно", - подумал он. Вынув сотовый телефон двумя пальцами из кармана сумки, L позвонил по указанному номеру. - Да, отгрузите партию на склад. Желательно - сегодня же. Договор с Рюуком обходился L недешево, но в данном случае деньги почти не имели значения. Если бы бог смерти поглощал золотые слитки, L не отступился бы и перед этим. Однажды L довелось видеть, как в японском яблоневом саду каждое яблоко терпеливо заворачивают в отдельный бумажный пакет, чтобы солнце не обжигало его чрезмерно. L ассоциативно подумал, что к Лайту он относится, словно садовник к драгоценнейшему из яблок. Его ожидало множество забот, связанных с Лайтом. Молодому человеку было необходимо системное высшее образование, что накладывало серьезные ограничения на разъезды по планете. Мировоззрение Лайта все еще оставалось по-юношески идеалистическим, и многое ему необходимо было узнать, прежде чем он сможет помогать L в полной мере. L усмехнулся про себя, подумав, что Лайт похож на Сиддхартху, впервые вышедшего за стены золотого дворца и увидевшего обычных людей. "Я понимаю, что Лайт преследует несколько целей: хочет удовлетворить свою потребность в общении на равных, продолжить борьбу с преступностью относительно законными методами и оправдаться перед самим собой за то, что совершил в состоянии помутнения рассудка. Но достаточно ли этого, чтобы удерживать его рядом?". L посмотрел на спящего с непередаваемой нежностью. Ему хотелось, чтобы Лайт ответил ему тем же чувством, но вряд ли это было возможно. Лайт мог испытывать благодарность за спасенную жизнь, но едва ли мог эмоционально привязаться к L и желать его. Мысль об этом вызывала у L страдание, которое раздражало его. Он неожиданно для себя понял, что является человеком в большей мере, чем полагал. Медитация, изучение философских трудов, тренировка физической выносливости, отгороженность от внешнего мира иногда заставляли L думать, что он - не вполне живое существо, но лишь оболочка, литера на экране, жизнь и смерть которой не имеют ровным счетом никакого значения. И простая человеческая привязанность так легко выбила его из привычного образа, что это не могло не вызывать досаду. "Видно, мне тоже еще многому предстоит научиться", - подумал он. L положил телефон и визитку обратно в сумку, наскоро оделся и сел рядом с кроватью на полу, подумав, что пятиминутная медитация не помешает. Повторяя сутру сердца, он отвлекся от мыслей о Лайте и вспомнил свое детство - трудное, но все же наполненное замечательными событиями. Он снова увидел холодный вечер и кованые ворота, ведущие в дом Вамми. Они с Ватари стояли у ограды, шел крупный мокрый снег, и пожилой человек сжимал маленькую руку L в своей большой взрослой руке. "Думаю, я достиг того предела, когда возникает желание заботиться о ком-то кроме себя", - подумал L. И эта мысль принесла ему успокоение. Он встал с пола, подошел к дорожной сумке и вынул из нее ноутбук. Заняв привычную позу в мягком отельном кресле, L просидел до вечера, разбирая дела, которые накопились за время его пребывания в поместье. Несколько раз заходил Ватари, чтобы молча внести поднос со сластями и чаем или забрать опустевшие вазы и чашки. Лайт проспал почти до сумерек. Его разбудил звон ложки, которой L помешивал сахар в кофе. Скинув с себя одеяло, Лайт поежился - кондиционеры работали отлично, и в комнате было прохладно. Сон освежил его, а настроение было ровным и спокойным. Сейчас Лайт был уверен в своей безопасности - поступки L говорили лучше любых слов. Он, без сомнения, был очень странной и даже устрашающей личностью, но не лишенной сострадания и человеколюбия. Кроме того, он помог Лайту преодолеть силу Тетради и сохранил ему жизнь. Лайт понимал, какого рода влечение стоит за этой заботой, но не боялся насилия со стороны L. Если бы только они встретились при иных обстоятельствах! И эта смущающая нежность: L обошелся с Лайтом, будто с неразумным подростком, не знающим предела своим желаниям - не отказал, но и не причинил боли. Лайт поджал губы при мысли об этом. Он был молод, и естественные желания посещали его довольно часто. Напряженная, острая борьба в обличье Киры заставила Лайта на время забыть о физиологических потребностях, но сейчас они давали о себе знать. Лайт снова натянул одеяло, чтобы скрыть непрошенную эрекцию. Это не было возбуждением по отношению к L, лишь обычной утренней неприятностью. Следовало подождать пять-десять минут, чтобы успокоиться. - Доброе утро, точнее, вечер, Лайт, - сказал L, отвлекшийся от работы за ноутбуком. - Добрый, - ответил Лайт, немного смущенный ситуацией. - Можешь не прятаться под одеялом, я все понимаю. Но Лайт исподлобья смотрел на L, надеясь, что тот догадается отвернуться. L продолжал разглядывать Лайта, нарочно не отводя глаз. - Отвернись, - сказал Лайт. - Я уже все видел, ни к чему так смущаться, - ответил L. Эрекция, будто назло, не хотела уходить. Лайт вспомнил, как L во время их странной близости попросил посмотреть на него, и подумал, что не почувствовал отвращения. Несмотря на относительно свободные нравы японцев, однополые отношения не рассматривались, как нечто естественное. И в кругу общения Лайта к ним относились брезгливо-пренебрежительно, хотя до него доходили слухи то про одного, то про другого студента, обнаруженных гуляющими в квартале Симбаси под руку с незнакомыми мужчинами. Лайт корил себя за то, что стал инициатором интимного сближения с L. Но, в противовес этому досадному ощущению, Лайта согревала мысль, что его желает один из изощреннейших умов среди частных детективов. Это было влечением разума к разуму. Так юный ученик с восхищением смотрит на виртуоза своего дела, желая в один прекрасный день уподобиться или даже превзойти его. И творения, выходящие из-под рук мастера, вызывают у него чувство, сродни обожанию любящего. В юном возрасте ему так легко поддаться. - Лайт, не выдавать своих чувств - это тонкое искусство, - сказал L. - Глядя на тебя, не скажешь, что ты им овладел. - Легко говорить, когда сам ничего не чувствуешь, - огрызнулся Лайт. У него не было намерения задеть L. Лайт был совершенно уверен, что его сдержанность - следствие неумения чувствовать. Флегматичный, всегда спокойный L производил впечатление человека, которому чужды любые эмоции. Лайт не знал, что именно выковало этот характер: напряженная работа, полная неприятных подробностей, вынужденное одиночество или врожденная холодность. В одном он не сомневался - через эту броню не пробьется ни одно серьезное переживание. L приложил указательный палец ко рту, обдумывая - не пришло ли время выдать себя. Он мог бы сейчас же отложить ноутбук, забраться на кровать и делом убедить Лайта, что тот неправ: L умеет чувствовать, и это чувство, судя по ощущениям, скоро разорвет его грудную клетку. Но L сдержал порыв, только его пальцы едва заметно вздрогнули, когда он представил себя рядом с Лайтом. - Легко, - ответил он. Лайт опустил глаза. Ему неожиданно некомфортно было осознавать, что он находится в положении домашнего питомца, который призван развлекать хозяина в обмен на кров и пищу. Он полагал, что L испытывает к нему привязанность иного вида. Эта мысль неприятно поразила Лайта, и он завернулся в одеяло с головой, решив отгородиться от назойливого взгляда L хотя бы таким способом. Через несколько секунд он почувствовал, как забравшийся на кровать L отворачивает край одеяла. Уловив смятение Лайта, он предпочел действовать более открыто: так или иначе, вопрос взаимоотношений следовало решить. Откладывать его не имело смысла. Если Лайт согласился сопровождать его, значит, на то у него были веские причины. Одного только чувства вины было недостаточно для принятия решения. - Лайт, не стоит прятаться, - сказал L. Он погладил Лайта широкой ладонью по голове, затем провел ею по шее и по груди. Тепло его руки заставило Лайта расслабиться - в отельном номере было холодно. Отбросив одеяло, L шепнул на ухо Лайту: - Ложись на живот, я хорошо делаю массаж. Лайт, смущаясь, перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Он был отчасти рад, что не придется смотреть на L. А тот стянул с Лайта трусы и начал медленно, со знанием дела, гладить его по спине, пощипывать и растирать, заставляя нежиться под ласковыми руками. Прикосновения рук сменили поцелуи - частые и горячие. Лайт забеспокоился, когда L начал целовать его зад, проводя языком между ягодиц. - Я в душ, - сказал Лайт. - Ты был там до сна, - напомнил L. - Вряд ли ты станешь еще стерильнее. Впрочем, полежи немного так. L спустился с кровати, подошел к сумке и извлек из бокового кармана пачку латексных салфеток. Развернув одну, он вернулся к Лайту. Погладил его рукой по внутренней стороне бедра, заставляя раздвинуть ноги. Пальцами левой руки раздвинул ягодицы, другой рукой наложил салфетку на анус Лайта и принялся ласкать его языком. - Что ты... зачем?! - Лайт немного приподнялся. - Все хорошо, - L чуть надавил на его крестец рукой. - Если тебе это приятно, лежи. Но Лайт уже сел перед ним, подтянув ноги на манер самого L. В его взгляде читались тревога и неприятие. Тогда L подсел ближе, положил руку на полувставший член Лайта и принялся поглаживать его. Лайт рефлекторно раздвинул ноги, предоставляя ему лучший доступ. Первый опыт, исполненный нежности, вселил в него призрачную уверенность, что L не нанесет вреда. - Лайт, раздвинь ноги еще, - сказал L. Затем он наклонился и начал облизывать член Лайта, одновременно подрачивая его рукой. Лайт выпрямил ноги. Томное тягуче-сладкое чувство охватило его. L оторвался от своего занятия, дотянулся до губ Лайта и коснулся их кончиком языка. Не прекращая ласки пальцами, L поцеловал его в плечо и затем свободной рукой стер влажный след. Глядя Лайту в глаза, L произнес: - Я не машина, я чувствую. Лайт подался вперед, словно хотел что-то сказать, и L вовлек его в поцелуй. Прикосновения мягких умелых губ и пальцев заставили Лайта потерять чувство времени. Он забыл, с чего все началось, и хотел только одного - чтобы это приятное чувство не покидало его. Сейчас он готов был согласиться на многие эксперименты из тех, что мог предложить ему L. - Давай попробуем еще раз, - сказал L, подобрав с простыни упавшую латексную салфетку. Лайт лег на спину и раздвинул ноги. L помог ему, подложив под зад подушку. Снова устроился с салфеткой между ног Лайта и начал ласкать его анус языком. Это было необычное, но действительно нежное и доверительное ощущение. Смочив один палец во рту, L убрал салфетку и подушечкой начал разминать плотное кольцо мышц. Это не вызывало боли, но было слишком ново для Лайта. Он почувствовал, как пропадает возбуждение, уступая место волнению. Лайт не был готов к тому, чтобы заняться полноценным сексом. Но вот L прекратил попытки расслабить Лайта пальцем. - Доверься мне, Лайт, - тихо сказал L. - Я не хочу навредить тебе. Глубоко вдохни и расслабь мышцы. Я не собираюсь использовать тебя, как пассива, лишь хочу, чтобы ты приобрел новый опыт. Это действительно приятное ощущение, поверь, я испытывал его не раз. Лайт вдохнул и постарался расслабиться. L занял более удобную позу, добавил еще немного слюны и ввел палец на одну фалангу. Это нельзя было назвать чересчур приятным, но и боли Лайт не ощутил. L начал делать ему минет, одновременно вводя палец глубже. Лайт сжал руками простынь под собой. Он отдался воле L, и вознаграждением ему было новое, приятное чувство. L обладал немалым опытом, имел ловкий язык и был тактичным и ласковым любовником. Лайт вскоре понял, что надолго его не хватит. Он готов был кончить в любую секунду, но L не позволял ему пересечь точку невозвращения. Он снова и снова доводил Лайта почти до финиша и останавливался в самый последний момент. - Я больше не могу, - выдохнул Лайт. - Пожалуйста!.. Тогда L вынул палец, встал с кровати, наклонился над Лайтом, поцеловал его и направился к дорожной сумке, стоящей на столе. В это раз он вынул из нее презерватив. Ловко вскрыв упаковку, L подошел к Лайту и, к удивлению последнего, развернул резинку на его члене. Забравшись на кровать, L обхватил ногами бедра Лайта и медленно сел на его член. Он лег грудью к груди и начал, целуя Лайта, двигаться в удобном для себя темпе. Тот не выдержал, кончая долго и ярко, а L все не прерывал поцелуя. Наконец, L, придерживая презерватив, чтобы тот не соскользнул, вынул член Лайта, сел на его бедра и принялся помогать себе рукой. Его белое лицо было искажено страстью, а дыхание сбилось. Глядя на Лайта, L кончил, и сперма потекла по его члену и сомкнутым пальцам. Он еще некоторое время сидел неподвижно, прикрыв глаза. Затем лег рядом с Лайтом. Они лежали, глядя в потолок и обдумывая произошедшее. L с удивлением отметил, что сожалеет об ударе, нанесенном Лайту в библиотеке поместья. Сейчас он с трудом представлял ситуацию, в которой мог бы причинить боль этому юноше. Значит, привязанность укрепилась чрезмерно, и это сулило немало неприятностей в будущем. L не был уверен - сможет ли он и впредь смотреть на окружающий мир незамутненно и беспристрастно. Или влечение к Лайту сделает его слабым и мягкосердечным, затуманивая разум. Это следовало обдумать в одиночестве и затем обсудить с Ватари. L верил в силу самоконтроля, но он также видел, как люди не замечают за собой недостатков, будучи захваченными какой-либо идеей, влечением или физическим недомоганием. По-настоящему чистым взглядом, на его вкус, обладал лишь тот, кто не имел привязанностей к вещам или людям. L подозревал, что забота о Лайте отнимет у него немало сил, но полагал, что готов к этому. Только бы Лайт не прознал о Тетради и не попытался заполучить ее вновь - эту возможность нельзя исключать. Лайт, оглядываясь назад в прошлое, заметил, что L многое сделал ради его, Лайта, удовольствия и безопасности, почти ничего не получив взамен. Разве так ведут себя с объектом развлечений? Создавалось впечатление, что L испытывает искреннюю и глубокую привязанность, граничащую с самопожертвованием. "Но почему? Ведь я хотел убить его. Я был его злейшим врагом, - подумал Лайт. - Что до меня, то я никогда бы не смог так относиться к тому, кто желает моей смерти". Он уже не был ошеломлен актом любви с L, вторым в жизни Лайта. Было что-то очень естественное в слиянии с этим человеком, и секс лишь дополнил их странные взаимоотношения. Если отбросить в сторону табу на однополую связь, то такое развитие событий было довольно логичным. "Если бы не L, возможно, я сейчас все еще продолжал бы убивать людей или сам был пойман и казнен. Вряд ли то чудовище, в которое превратила меня Тетрадь, добровольно могло отказаться от власти над судьбами и прекратить заполнять страницы новыми именами". Лайт уловил в своем сознании желание подать знак, что он испытывает признательность. Он повернулся на бок и обнял L.