Пустые души

По венам ток пусти мне. Я для схватки с невозможным, Для схватки с жизнью был рожден! Sunburst — Адреналин

      Почему? Этот вопрос уже давно преследовал адьюкаса. Почему он был рожден в этом мире? Почему встретил Несс и она не убила его? Почему позднее так поступила и предала его? К ряду этих вопросов добавился еще один. Более важный. Почему он должен вот так умереть?       Да, его жизнь не была полна радостей и счастья, но он и прожить-то успел недолго. Это его, Ичи, - адьюкасу нравилось так себя называть, ему вообще нравилось, что у него есть имя, пусть и дала его она, - черт возьми, жизнь! И расставаться с ней, даже такой несовершенной, не хотелось совершенно.       Тело совсем не слушалось и сделать хоть что-нибудь казалось невозможным, но Ичи не хотел умирать. Он уже не раз мог стать чьи-нибудь обедом, но каждый раз адьюкас умудрялся выжить. Убежать, спрятаться, дождаться Несс в конце-концов, но он выживал и прекратить свое существование вот так, став кормом для каких-то сраных цветов, даже не пустого, Ичи совершенно хотелось.       Задние лапы, казалось, онемели и шевелить ими не получалось при всем желании, но, если подальше вытянуть передние и, выпустив когти в песок на всю глубину, подтянуться, то получалось сдвинуть тело. Пусть недалеко и очень трудно, но он все еще мог двигаться. Вот только куда двигаться-то?       Откуда-то, из другой жизни, которой не было, он вспомнил фразу «Жизнь — это движение» и раз так, то он будет жить. Ичи просто не может себе позволить умереть столь бездарно и глупо. У него еще слишком много желаний и того, что нужно сделать. Стать сильнейшим, например, чтобы с ним все считались, а не держали за глупого зверька.       Каждое движение казалось, отнимало последние силы и дальше он уже не сможет и когтем шевельнуть, но Ичи упорно продолжал ползти. Стискивал челюсти так, что еще немножко и от напряжения стали бы крошиться зубы, и упорно продолжал ползти в сторону от этой «улицы из цветов». Адьюкас понимал, что если сумеет выбраться из этого места, то со временем восстановит часть сил и сможет пойти на охоту, чтобы унять на время вечный голод и вернуть себе былую форму. Но для этого нужно продолжать ползти.       Силы покинули Ичи когда он почти достиг своей цели — отползти с этой тропы смертельных цветов. Он окончательно выдохся ровно под одним из этих странных растений. «Умереть под цветочным кустом — что может быть лиричнее?» — более странных мыслей, тем более звучащих ее голосом, Ичи от себя ожидать уже не мог. Вот только проблема в том, что умирать он не планировал и все еще искал способ выжить. Даже несмотря на то, что единственное, чем он мог шевелить — голова, лапы уже совсем не слушались. Адьюкас со злостью посмотрел на источник своих проблем и в гудящем от хаоса из мыслей и различных эмоций сознании неожиданно прояснилось: если кто-то пытается съесть тебя, то все, что тебе нужно — сделать это с врагом раньше, чем он с тобой. Это же так просто! Если эти чертовы недоцветы могут высасывать его духовную энергию, то и он, Ичи, может съесть цветы. В конце концов ветку же он жевал, когда Несс дала ее Ичи в саму их первую встречу.       Мысли о последней отдавали неприятной горечью. Обидой. Но это все казалось настолько несущественным на фоне гибели об истощения, что Ичи предпочел сосредоточить внимание на насущном. На цветке и на хвосте. Первая, как, впрочем, и вторая попытка оказались провальными. Достать до бутона имея в распоряжении только хвост, которым шевелить удавалось с трудом, было не так-то просто. Требовалось определенная сноровка, которой у Ичи не было, как и сил на бесконечные попытки. Он замахнулся еще раз и с отчаянным остервенением ударил по кусту. Бутоны, естественно, не осыпались к его лапам, но стали осыпаться лепестки, что на фоне общей безнадежности было просто прекрасным результатом. Лепестки, оказавшись оторванными от основного куста, опускались на песок и медленно истаивали, словно их и не было никогда. Заметив это Ичи стал судорожно подгребать их хвостом к морде и плевать, что заглатывать те лепестки, до которых он мог дотянуться языком, приходилось пополам с песком. Главное, что он получит хоть что-то.       Радость от успеха, однако, была недолгой. Да, адьюкас получил небольшую подпитку, но размер ее был крошечный и Ичи чувствовал, что те крохи сил, что он сумел восстановить начинали истаивать под действием все того же проклятого куста, будто он хотел вернуть себе отобранное. От злости и отчаяния Ичи заскрежетал зубами, да так, что звук, казалось, слышно было на многие километры вокруг.       Злость. Чувство для него не новое, но потрясающе яркое. Порождающее какую-то отчаянную решимость совершать невозможное, как в той темной пещере, когда он не хотел погибать от рук Вастерлорда. Сейчас невозможным было съесть достаточное количество цветков, чтобы убраться от них же подальше и именно злость подталкивала Ичи остервенело хлестать хвостом по кусту и заглатывать как можно больше опавших лепестков. Еще и еще. Ведь если он будет поглощать цветы с большей скоростью, чем они высасывают из него силы, то он сможет, он сумеет отсюда выбраться.       Когда юный адьюкас смог подтянуться передними лапами и рухнуть совсем близко к стволу Ичи стал вгрызаться в ствол с удвоенными усилиями, переламывая хрупкое на вид растение. Ветки нещадно кололись, раня язык и небо, пасть наполнилась не только песком и мягкими, словно целиком состоящими из духовной энергии бутонами, вперемешку с остатками держащих их ветвей, но и собственной кровью, но Ичи почти не замечал этого. Он чувствовал прилив сил и это было опьяняюще прекрасно. Ради того, чтобы ощущать свое тело живым, способным двигаться, он готов был и дальше глотать песок пополам со щепками и собственной кровью.       Ичи полз уже к третьему кусту — задние лапы все еще плохо слушались, но он был уверен, что скоро сможет исправить это и наконец покинуть проклятое место, когда понял, что что-то не так. И это что-то было чувством чудовищного давления от другого пустого. — О, прощу, продолжай, малыш. — Тихий смешок, больше похожий на перекат горного ручья сопровождал речь незнакомого существа. Если Ичи чему и научился во время мучений в пещере, так это тонко ощущать чужую духовную энергию. Даже с закрытыми глазами. И то, что он ощущал от этого существа бросало в дрожь. Адьюкас не мог определить было оно женского или мужского рода, силуэт незнакомца был скрыт бархатистым, словно мох, светло-серым балахоном, однако кисти рук, что оставались на виду были изящными, а болотного цвета волосы почти полностью закрывали лицо. Это существо было везде и нигде. Словно оно само было этой проклятой улицей из цветов, но ведь это невозможно! Столь противоречивые чувства вызывали в Ичи закономерный страх, но все, что он мог в данный момент — продолжать следить за незнакомцем. — Знаешь, мне стало интересно, кто это обижает моих милых крошек, — Оно протянуло руку к ближайшему кусту и тот, словно живой, потянулся своими бутонами в ответ, растворяясь в руке. — И я, было дело, решил, что раз кто-то зашел так далеко, то он стоит того, чтобы им можно было отобедать. — Голос незнакомца, несмотря на жуткие слова звучал успокаивающе. Гипнотически. И Ичи ловил себя на мысли что почти не может ему сопротивляться, хотя быть чьим-то обедом не входило в его жизненные планы. Особенно теперь, когда он почти смог выбраться из этой ловушки. — Но… — Незнакомец подошел ближе и без всякого страха схватил его рукой за морду, словно беззащитного щенка, заглядывая в глаза адьюкаса, — Ты воняешь! Ее отвратительный запах пропитал тебя насквозь. — Ичи видел, как губы говорившего исказились в гримасе отвращения и все, что адьюкас мог сделать в ответ это зло ощериться, зарычав. Когда бежать уже некуда остается только бороться. — С характером, да? — Существо отшвырнуло Ичи в сторону, словно тряпичную куклу, и тот полетел сшибая все препятствия на своем пути, пока не врезался в особо толстый ствол и не упал кулем вниз. — Но иногда эта несносная девчонка подбирает забавные игрушки. А иногда и весьма аппетитные. Так покажи мне, чего ты стоишь. — Голос набатом звучал у Ичи в ушах, в глазах плясали разноцветные мошки, не давая сосредоточиться и рассмотреть хоть что-то, а все тело казалось одним сгустком боли, но кроме этого он ощущал еще кое-что — чувство, будто из тебя тянут духовную энергию пропало вместе с последним смешком говорившего.