Двойная звезда

* 2 * В конце концов ворчливые протесты Грегора снизились до тихого бурчания. Трудно сказать, поверил ли он окончательно, что Майлз не собирается хватать его за шкирку и тащить к исполнению императорского долга, или просто выдохся после эмоционального выступления. Грегор с самого детства был тихим и замкнутым, и даже проявления злости, какие случаются у любого, у него выходили практически незаметными внешне. «Как выглядит по-настоящему рассерженный император? Да точно так же, как обычно». А показательный монарший гнев он практически всегда разыгрывал с холодной головой и как хороший спектакль, это Майлз знал точно. Но последние четыре дня, вероятно, вымотали его до крайности, истощив все запасы энергии, и он сейчас быстро угомонился. Но когда Грегор, наконец, обессиленно задремал, натянув голубую куртку на голову, на Майлза, напротив, напала жажда деятельности пополам с бессонницей. Горящий в мозгу тревожный сигнал продолжал бесцельно бросать его от стены к стене. Пять шагов туда, пять — обратно; хорошо, что сандалии на резиновом пластике ступают бесшумно, а тот он своим топотом тут всех перебудил бы. Оценивая ситуацию, в которую он влип, Майлз быстро решил: пожалуй, нельзя ее считать самой скверной, в какую он попадал за всю свою жизнь, но она уверенно делит место в первой десятке с палаткой, утонувшей в вечной мерзлоте, прободением язвы за пять минут перед боем и тем самым похищением репликатора, о котором он знал только с маминых слов. Грегор в панике. Грегор не хочет домой. На Барраяре больше нет императора, оп-ля, здравствуй, старая добрая гражданская война плюс голова лично Майлза на пике, поскольку в преддверии драчки самые легальные права на трон — у Форкосиганов, но только мутантишку на барраярском троне никто не потерпит... Нет, не так. Грегор — его Грегор! — не хочет домой, а хочет сбежать втихую куда-нибудь подальше от Барраяра и от самого Майлза и их лихорадочного романа, да еще открытым текстом говорит, что опасается предательства с его стороны, и вдобавок ему совершенно наплевать на ожидающую голову его лучшего друга и любовника печальную судьбу — смотри выше. Более явно послать Майлза к черту он просто не мог бы. Нет, снова не так. Грегор в отчаянно нестабильном состоянии духа, и не просто Грегор-друг, но Грегор-император, средоточие власти. Сразу задумаешься, что за перспективы открываются перед Барраяром, на троне которого восседает паникующий и категорически не желающий этой должности человек? Тут можно и старину Юрия припомнить, который Грегору всего-то двоюродный дед. Или даже так? Грегор в панике, и не зря, потому что он сидит сейчас в инопланетной каталажке без какой-либо охраны и защиты, если не считать одного малорослого и крепко побитого мичмана СБ, и представляет собой лакомый кусочек для любой из инопланетных разведок. Кто откажется заполучить его себе: для дезинформации, для психопрограммирования, для шантажа, для убийства? «Ох, все такое вкусное, прямо не знаю, что и выбрать!» А хуже всего то, что Майлзу не приходит в голову ни одного мало-мальски работающего способа, как им хотя бы спастись из-под ареста. Взломать электронный замок на двери камеры с помощью магнитной рулетки, липкой ленты и пакетика растворимого средства от изжоги? Он как-то читал про подобное в приключенческом романе и изрядно посмеялся. К тому же у него нет с собой рулетки. Уговорить Грегора изобразить страшную болезнь, чтобы застрять здесь в лазарете подольше, и положиться на предприимчивость капитана Унгари? Должен же тот, в конце концов, разыскать своего непутевого подопечного? Опытный СБшник Унгари явно считает Майлза неспособным самостоятельно даже завязать шнурки на ботинках, а уж не то, чтобы поручать ему какое-нибудь полезное в нынешней миссии задание. Значит, бедолага капитан сейчас разрывается на части, представ сразу перед двумя катастрофами: пропажа самого императора там, на Барраяре, и пропажа всего лишь лорда Форкосигана, зато прямо здесь, у него из рук. Как будет он счастлив обнаружить, что две его задачи разрешаются единым махом! ...И пропавший император немедленно станет проблемой СБ, ура. Вот только нынешний нервический Грегор наверняка шарахнется от офицера барраярской Безопасности, как черт от ладана, а Майлза еще и пожизненно запишет в предатели. Проклятье! Вместо капитана СБ ему бы сейчас в помощь гораздо больше пригодился кто-нибудь из лояльных капитанов... да, дендарийцев. Пусть те сейчас зовутся оссеровцами, но даже так среди них немало людей, на которых он рискнул бы положиться. Одна загвоздка: Майлз пока не выяснил, как их отыскать в Ступице, а, между прочим, это и было его домашним заданием от Иллиана. Эх, может, Унгари и вправду не зря считает его лопоухим непутевым новичком? Э, нет, не совсем же он безнадежен. Просто сейчас его первоочередная задача — не отстать от Грегора, а уж дендарийцев он как-нибудь разыщет. Вот, к примеру, возможное решение этой задачи: перекупить контракт чернорабочего у неизвестного тела, храпящего сейчас на верхней койке. Проблема в деталях: во-первых, кто сказал, что их соседа по камере загребли за то же, за что и Грегора, а во-вторых, за какие богатства Майлз собрался что-либо покупать? Кредитка и даже комм Виктора Роты остались в руках полиции, а верить на слово в окрестностях Единения Джексона дураков не было. Покуда Майлз отчаянно перебирал варианты, в коридоре раздались шум шагов и голоса. Он запаниковал было — Грегора уведут! его самого уведут! все пропало! — но до их камеры полицейские не дошли, задержались в перпендикулярном коридоре. Видно было так себе, он напряг слух. Ничего неожиданного: шаги, пощелкивание магнитной карточки, гудение замка, голоса, смех, гулкое: «Тут ваш обалдуй, мэм. А ну просыпайся, служивый, за тобой такая женщина пришла!». Щелкнули набойки на ботинках, женский голос что-то негромко произнес, и сердце у Майлза неверяще воспарило ввысь. Боже, на небесах точно есть кто-то, кто приглядывает за новоиспеченными мичманами и их депрессивными главнокомандующими… — Куинн! Куинни! Охранник повернулся к камере Майлза и вполголоса рявкнул на него: «А ну, молчать!» — выразительно показывая шоковую дубинку. Но дело было уже сделано. Самая желанная сейчас во Вселенной женщина обладала прекрасным слухом и железной собранностью, которую не теряла даже в горячке боя. «Здесь кто-то звал меня по имени?» — поинтересовалась она и, нимало не стесняясь, подошла посмотреть. Это лицо до нынешнего дня Майлз видел только на снимках, которые прислала по его настоятельной просьбе бабушка с Беты (мама, конечно, не упустила случая спросить, что там за симпатичная девушка, на что Майлз ответил чистую правду — «десантник, который получил выплату из моего страхового фонда»), но не узнать не мог. Бетанские хирурги проделали великолепную работу, восстанавливая уничтоженное плазменным ожогом — перед ним была все та же Элли, но словно искупавшаяся в волшебном источнике фей. Тяжелые боевые ботинки и небрежно наброшенная куртка не делали ее менее ослепительной. На ее лице отобразилась крайняя степень изумления, как у человека, который обнаружил слона в собственном платяном шкафу. Не дожидаясь, пока с идеальных губ сорвется «Адмирал Нейсмит?!», Майлз зачастил: — Элли, это я, Виктор Рота! Спасай! Нужно выкупить мой ордер на арест, это срочно — вопрос жизни и смерти, буквально. Заплати из средств флота, я возмещу, ты же знаешь, у меня надежные активы! Судя по выражению на лице Элли, она только что обнаружила, что ее слон вдобавок розовый и говорящий. — Вы намерены общаться с этим человеком? — встрял охранник изолятора. «Да!» — хором произнесли Майлз и Элли. — Запрещено. У вас не оплачено свидание согласно установленным расценкам, — договорил тот. Вот чего не отнимешь у джексонианского правосудия: оно совершенно коммерчески беспристрастно. Адмирал он или торговец, Рота или Нейсмит, здешним полицейским оказалось все равно. Заключенный был финансово несостоятелен и потому бесправен, но коммандер Куинн — другое дело. — Я… я готова, сколько? — спохватилась Элли. — Погоди! — завопил Майлз. — Мне не нужно свидание, мне нужен залог! За меня двадцать плюс штраф… Вон за того парня тоже штраф — сколько там, Грег? Двадцать пять тысяч бетанских долларов вместе, если округлить. Округлились скорее глаза у Элли, и он попытался добавить в эту новость хоть малое утешение: — Если обвинение против меня не будет доказано — а оно не будет, я ведь никого не убивал — то деньги вернутся сразу, за вычетом издержек на ведение дел. Все, иди, я буду ждать! А если и нет, Иллиан точно не будет возражать против любых расходов на императорскую безопасность в прямом смысле слова. Тем временем император дернул его за рукав: — Ты уверен, что этой женщине можно доверять? — поинтересовался он хмуро. — Конечно! — изумился Майлз. — Это же Элли, Элли Куинн, моя дендарийка. Я писал про нее в тех рапортах, что тебе приносил Саймон. Девушка с сожженным лицом, помнишь? — Лицо у нее в полном порядке, то-то ты с него глаз не сводил. Майлз облегчённо вздохнул: объяснение лежало на поверхности. — Да ладно, не ревнуй! У Элли действительно самая прекрасная внешность, какую может подарить бетанская пласт-хирургия. К тому же она, пока выздоравливала после операции, гостила у моей бабушки, ну, и я ей тогда немного помог финансово… в общем, считай, мы почти родня. — Он взял Грегора за плечи и развернул к себе. — Ты же знаешь, я костьми лягу, но не допущу, чтобы тебе чего-нибудь угрожало. Но Элли я готов доверить не только свою жизнь, но и твою. По всем правилам и согласно диспозиции после этой фразы Грегор должен был его поцеловать. То, что он не решился этого сделать и даже отстранился немного, говорило о глубоком и беспокоящем душевном разладе. А впрочем, Грегор всегда был стеснителен, и его могла смутить просто решетка вместо одной из стен и равнодушный ко всему охранник в коридоре. «Ничего, — пообещал он себе мысленно, — когда Элли вытащит нас отсюда и мы рванем с этой станции подальше, теряя тапочки и запутывая следы, во время перелета все равно нечем будет заняться, тогда я запрусь с тобой в каюте и применю самые непристойные практические методы излечения тебя от хандры». Которые, как показал опыт, срабатывали неизменно эффективно. Майлз в принципе не признавал тихой депрессии. На взлете своего настроения он активно стремился нанести миру добро и причинить пользу, а в его нижней точке, наоборот, затевал самоубийственные эскапады, язвил и хватался за всякое колюще-режущее. Окружающие, не знающие его достаточно хорошо, были уверены, что бедняга пребывает в глубокой прострации от своей инвалидности и связанных с нею жизненных неудач, тогда как тихое упорное молчание Майлза означало всего лишь, что он изо всех сил стискивает зубы, чтобы не высказать миру, как его все бесит, и не рвануться прямо с места сносить само бесячее препятствие. Не то Грегор. Вытащить его из упорной меланхолии было невероятно сложно, пока недавно Майлз не отыскал верный способ. Железное правило: если удается раскрутить Грегора на секс в состоянии даже самой жесточайшей унылости, дальше все будет прекрасно. Майлз не очень одобрял привычку своей мамы прикладывать ко всему пошлый бетанский психоанализ, но в одном она была безусловно права: секс-таки способствует выработке эндорфинов. А те в состоянии живо изменить сиюминутные взгляды депрессующего Грегора на жизнь. Конечно, будучи в дурном настроении, тот предпочитал сперва сворачиваться в колючий шар, как дикобраз, и делать вид, что не реагирует даже на поцелуи в шею (а уж это было полное вранье, видно же), но и тут прием был известен: показать, как искренне ты хочешь, и взять инициативу в свои руки. С этим у Майлза трудностей не было ни разу с тех пор, как он почти два года назад, обмирая так, словно падает в глубокую пропасть, решился на признание. «Ты — уникальное чудовище, — заявил он тогда откровенно, — и я тоже. Тебе нравятся девушки, но ты никак не можешь поверить, что им нужно от тебя что-то, кроме титула — мы и тут сходимся. Ты неизбежно, хоть и непонятно когда, женишься и заведешь кучу детей — и я этого же для себя хочу. Нас воспитывали одни и те же родители, наградив бетанской прямотой и барраярской паранойей разом — ага, обоих. Так что, поверь, я тебя понимаю, со всеми твоими возражениями, и комплексами, и одиночеством. Пойми и ты: у меня ближе тебя никого нет, настолько, что ты у меня вот тут, под кожей, и, если это, ну, случится у нас с тобой буквально — мне даже не удастся сильнее тебя любить. Ну разве вот на такую чуточку». Кажется, в маминых бетанских журналах, которые Майлз в эпоху подросткового буйства гормонов скачивал тайком с ее комма, это называлось термином «демисексуальность». Сам Майлз этому длинному слову, отдающему запахом медицинского кабинета, предпочитал слово «романтик». Но каким бы словом ни называть, ясно было одно: чувства, связывающие их с Грегором что до их сближения, что после, были сильны как черт знает что. И первым из них была верность, о чем Грегор должен знать без сомнений, а потом уже пришло все остальное: и желание, и неловкость, и тайные встречи, и отличная дружба, и проблемы, разделенные на двоих, и бесцеремонность, и доверие. И если этого теперь не хватит, чтобы вытащить Грегора из отчаяния, в которое тот замкнулся, и, с благожелательной помощью спасительницы-Элли, вернуть на Барраяр спокойным и довольным, то… то такого просто не может быть. Появившаяся вскоре Элли подхватила его под руку и, оживленно щебеча, как целая стая синиц, поволокла к выходу. Грегор помедлил было, но, подстегнутый намеком от охранника («Желаете оплатить дополнительное пребывание в участке, мистер?»), послушно пошел за ними. Охотно или не очень, но деваться все равно было некуда: у дверей их ждали двое солдат в серо-белой форме: мелкая девица и тощий дылда. Обоих отличало оружие в кобуре, скучающее выражение лица и разукрашенные физиономии: синяк под глазом — у нее, ободранная скула — у него. — Я, — продолжала Элли не останавливаясь, пока Грегор с Майлзом распихивали по карманам скудный запас личных вещей,— сейчас старший помощник на «Сапсане», поэтому на мне все дисциплинарные дела. Кое-кто в увольнении бывает слишком буен, и тогда за ними прихожу я, как родная мамочка. Рядовой Ялен отлично знает — правда, Ялен? — что надо слушаться старпома, чтобы сберечь свою голову в бою и премиальные после него. И капрал Кукс тоже знает, что я всегда готова ей помочь, включая те случаи, когда надо одолжить ей тюбик тоналки, замазать синяки или надрать ей задницу на татами. Они проводят нас до катера, а потом клятвенно подтвердят, что, кроме них, меня и пилота, в катере никого не было, верно, ребята?.. Майлз не доверил бы побитой парочке и ящик с консервами дотащить, однако Элли, вероятно, было виднее. Но все же в их присутствии он постарался не упоминать о важном, и Элли тоже не болтала. Так они и шли в тишине, только набойки ее тяжелых ботинок звонко щелкали по полу, и эхом отдавались шлепки Майлзовых сандалий; Грегор в своих тапочках на резиновой подошве шагал бесшумно, а помятые рядовые топали и шаркали вразнобой. К счастью, до причального отсека оказалось недалеко. Кивком отправив своих проштрафившихся солдат в трубу переходника, Элли наконец повернулась к ним с Грегором. — Так вот, раз я старпом, — продолжила Элли с середины фразы, — еще это означает, что я распоряжаюсь корабельными фондами на случай улаживания дел с полицией. Было гораздо быстрей занять деньги оттуда, чем трясти флотские резервы. Но теперь, когда ты здесь, я могу пойти к коммандеру Ботари, обговорить эти расходы с ней и обрадовать, что ты вернулся и намерен взять командование флотом на себя... — Что?! — Майлз открыл рот в беззвучном «О» и тут же захлопнул. Было бы заманчиво исполнить задание Иллиана единым махом, но только он резонно подозревал, что с бывшим Дендарийским флотом (согласно разведданным, отказавшимся от этого имени) все сейчас не так просто, и провернуть это между делом у него не получится. Сейчас же на его плечах лежала задача много важнее и настолько больше, что Майлз честно удивлялся, как та его до сих пор не раздавила в лепешку. — Нет, Элли, боюсь, это будет несколько преждевременно. Она посмотрела на него удивленно: — Ты не доверяешь Елене Ботари? — Доверяю как самому себе. Но!.. — Майлз набрал воздуху в грудь. — Если ты помнишь, когда я в прошлый раз взял на себя командование дендарийцами, такая возможность выпала мне лишь потому, что образовалась пауза в другой долговременной миссии. Сейчас я занят неким, э-э... проектом высокой степени секретности, и до его завершения могу появляться в месте дислокации флота лишь периодически. Однако, чем быстрее я с ним закончу... — Ну да, ну да, — согласилась Элли. Плечи у нее разочарованно опустились. — Понятно. Намекаешь, я должна держать язык за зубами насчет того, что вообще тебя видела? — Честно, Элли? Я сам не знаю, — ответил Майлз проникновенно. В переводе на человеческий это значило «я в панике, обстоятельства меняются на ходу и слишком круто, я не знаю, куда нас несет, так давай не будем осложнять ситуацию новыми игроками». — Если ты могла бы мне помогать, не ставя всех в известность хотя бы некоторое время... — Попробуем. — Она вздохнула, решительно тряхнула кудряшками и бодро улыбнулась. — Окей. Кстати, если у тебя будет возможность возместить мне потраченное, то имей в виду, что плановая финансовая инспекция у нас уже через месяц с небольшим. — Не волнуйся, этот вопрос мы решим прямо сегодня, — торопливо заверил ее Майлз, борясь с угрызениями совести. Конечно, Элли ради него и жизнью бы рискнула, не задумавшись, но не подводить же девушку под внимание ревизоров! — Только доберемся до ба… до здешнего консульства. — Не надо, — угрюмо вмешался Грегор. Неужели и вправду боится, что его втолкнут туда силой прямо в неласковые руки СБшников? Майлз поднялся на цыпочки и шепнул ему в ухо: — Джентльмены первым делом платят долги чести, помнишь? И с этим мне не обойтись без твоей помощи. Доверься мне. Поговорим по дороге, хорошо? Он вплыл в зону невесомости переходного рукава, таща за собой Грегора, как на буксире. Катер оказался небольшим, как грузовой фургон; проштрафившиеся солдаты разместились в пилотской кабине, а им двоим Элли кивнула на корму, где находился грузовой отсек и стояли закрепленные железные ящики с каким-то оборудованием. Жестко сидеть, но зато можно остаться наедине и откровенно поговорить. Грегор забился в самый угол, скрестил руки на груди с мрачным видом бравого партизана на допросе у цетов. Майлз устроился на ящике и положил ногу на ногу, чтобы не болтать ими унизительно в воздухе, точно ребенок, усаженный во взрослое кресло. — Итак, — спросила Элли в лоб. — Что я могу для тебя сделать? И что намерен делать ты, если не брать в свои руки флот? — Получу деньги, верну тебе долг. Обеспечу безопасность, м-м, одной важной персоне согласно моему нынешнему контракту. — «Истинная правда. В конце концов, я мичман Императорской безопасности, а не кто-нибудь». Он сжал бы успокивающе пальцы Грегора, но тот как назло убрал руки. — Отправлю рапорт и выйду на связь, как и предполагалось. — «Если капитана Унгари к тому времени не хватит удар». — После этого, скорее всего, в пространстве Ступицы вы меня больше не увидите. И я перестану быть смущающей проблемой для Дендарийского флота, — усмехнулся он под конец. — Абсолютно точный и совершенно бесполезный ответ, — с такой же иронией прокомментировала Элли. — Сказал бы «засекречено», и вопросов нет. Ладно, сейчас мы летим на аслундскую скачковую станцию, где стоит наш флот — кстати, мы больше не называемся дендарийцами — и ты вроде не возражаешь. Но только что ты говорил про какое-то консульство, а посольский квартал Ступицы расположен на станции Вервана, ты в курсе? — Э-э, правда? — Он зашарил пальцами по трехмерной схеме в своем комме, хмыкнул. — Действительно, на верванской. Ну что ж, в Ступице вроде не идет никакой войны, и перелеты не заблокированы. Ты сможешь меня подбросить? Элли задумчиво накрутила кудряшку на палец. — Если ты разрешишь мне кое с кем посоветоваться, я думаю, мы все устроим в лучшем виде...